Восход луны был прекрасен. Шагая на восток, говорили о многих вещах. Законные способы делать деньги: небольшая сигаретная фабрика на подобранных бычках; ночные туры с экскурсоводом для американских туристов; ставка Лео на жеребца; продажа на радиоантенны старых матрасных пружин; домашнее изготовление картофельных чипсов; крем для лица из конского сала; обучение Ниггера трюкам; хиромантия; возвращение Лео на сцену; продажа пыли в качестве нюхательного порошка; продажа идей крупным фирмам (холодильник с задней дверцей, двухголовые спички ради экономии дерева, машинка для щекотки, подача горячей воды в унитазы); депортация Ренаты, после чего две ее дочки работают только на Стоунов; суповой шестипенсовый бар без ограничения хлеба; продажа туристам в Вестминстере миниатюрных значков (по полдайма) с изображением "Золотой лани" в конвертах по девять пенсов; уличное пение под видом слепых и хромых соответственно; знакомство на Кингс-Кросс с одинокими девушками и их отправка на промысел; дорогие ароматические пузырьки, наполненные "Суар де Сток-на-Тренте"; Эдвин в роли голодающего в интермедиях; лечение от курения (негорящие сигареты); торговля телом Лео для извращенцев; добрый честный труд. Старый Лондон: ворота Сити от западного Лада до восточного Олда; Финсбери Филдс, Сент-Олав; Темз-стрит и флитский ров; газовые фонари и угорь в желе; Джек Потрошитель; Суини Тодд; принцы в Тауэре; трудно выкрасть королевские регалии. Классические убийства; старый плут джентльмен; путешествия для расширения кругозора. Ниггер, танцуя, все гнал перед собой рыбью голову, счастливый, как луна в небе.
Именно Ниггер, хоть и не по своей вине, накликал беду, едва не угробив весь вечер. К моменту происшествия он вместе с Эдвином и хозяевами находился от цели приблизительно через улицу. Они добрались до района, уже хорошо известного мировой прессе в качестве сцены расовых беспорядков, любопытно лишенного всякой полиции, с бандами, постоянно торчавшими на углах и в дверях.
- Ну-ка, - сказал Гарри Стоун своим компаньонам, - потисе тут. Нисего не говорите, нисего не делайте. Проблем нам не надо, токо не сегодня.
Эдвин с интересом взглянул на слонявшуюся группу юнцов с обезьяньими лбами, с лицами восковых масок ужасов, одетых и причесанных на самый что ни на есть цивилизованный по контрасту манер. Пиджаки длинные, как британское лето, штаны почти эпохи Второй империи, обувь на высоченных многослойных подметках. Драматически взбитые волосы не балансирует поэтический галстук; галстук вместо этого рудиментарный - простая веревочка. Этот коллективный дендизм, думал Эдвин, - безумный синтез бунтарства и конформизма.
- Консяйте на них пялиться, - предупредил Гарри Стоун. - Они с нами с тремя не задумываясь разделаются. - Тут радостно прыгавший Ниггер проплясал с рыбьей головой в зубах слишком близко, и один юнец его пнул. Ниггер, хоть и не задетый, взвизгнул от страха и от неожиданности, бросил рыбью голову и побежал. - Распроклятая, - громко сказал Гарри Стоун, - грязная пакость, поганая, зутко трусливая. Пинать, будь я проклят, нессястного беззасситного пса.
Лео Стоун тем временем, обеспокоенный испугом пса, помчался за ним с криком:
- Ниггер, Ниггер!
К несчастью, в тот самый момент трем настоящим вест-индским неграм довелось выйти из дома, битком набитого изгоями, увидеть белого мужчину, стоявшего посреди мостовой, услышать, как он выкрикивает ничем не заслуженное оскорбление:
- Ниггер! Иди сюда, глупый ублюдок!
Эдвин видел, как три негра - красивые мужчины в дождевиках, в мягких фетровых шляпах - направились к Лео Стоуну. Они уже пресытились белым презрением, усвоили, что невосприимчивость лишь распаляет его. К ним присоединились двое других представителей той же расы из другого дома, чей слух уловил крики Лео. Тем временем семеро неотесанных денди медленней и далеко не так грациозно готовились ликвидировать Гарри Стоуна.
- И, - сказал Гарри Стоун, - на меня наеззать тосьно так зе трусливо. Согласен на любого из вас, однако не на всю, понимаес, проклятую кусю. - Действия это не возымело: отживший кодекс, закон справедливости. Искренне шокированный Лео Стоун виновато объяснял: он просто звал пса, вот и все, названного Ниггером в связи с окрасом. Объяснение было принято совсем благосклонно.
- Слушайте, - сказал Лео Стоун, - я докажу, что правду сказал. Еще раз позову. Вон он, видите? - И в отчаянии снова бешено прокричал ненавистное слово. Но Ниггер не реагировал, смахивая на глупую уличную дворняжку с поджатым хвостом; славный пес, только умом не слишком блистает.
Растерянный Эдвин переводил взгляд с одной компании на другую. Близнецы сходились, соответственные преследователи за ними. Может быть, уроженцы Вест-Индии с белыми лоботрясами находились в шатком перемирии. А теперь очутились лицом к лицу, фактически не готовые к битве, и вдруг с удивлением оглянулись на сдержанный профессорский голос Эдвина:
- Это ведь очевидно бессмысленно, правда? Произошла просто пара недоразумений, и все. Предлагаю всем согласиться забыть о случившемся. - Гарри и Лео Стоуны обменялись кивками, Лео мигом рванул; белые вместе с черными обнаружили, что собрались убить, покалечить и прочее одного и того же субъекта. Неужели уверенность в его существование в двойном экземпляре за одну секунду до начала речи вон того другого мужчины - коллективный бред?
- Тосьно, - громко и устрашающе весело провозгласил Гарри Стоун, - просто проклятая куся распроклятых трусов. Поодиноське не нравится, собрались таки вместе теперь расправиться с бедным проклятым зидом. Давайте, - пригласил он. - Серный с белым ради такого дела. - Белые лоботрясы выхватили велосипедную цепь, быстрый негр - нож. И через полсекунды схватились друг с другом. - Хоросо, - сказал Эдвину Гарри Стоун. - Пускай их. - Они побежали, оставив позади шум битвы, потом Ниггер вдруг вновь осмелел, громко лая. Свою четырехпенсовую рыбью голову он потерял, но, наверно, уже позабыл.
Пробежав квартал, остановились, запыхавшись, и обнаружили поджидавшего Лео, уже почти отдышавшегося.
- Повезло, будь я проклят, - сказал Гарри Стоун. - Стиляги на зидов и сюрки на зидов, а теперь сюрки против стиляг. Нессястные проклятые зиды, - заключил он. - С самого насяла весь мир против них. Египтяне, вавилоняне, филистимляне, теперь ессе распроклятая куся. - Гарри Стоун воздел руки, как голливудский пророк. - Сего плохого, - воззвал он к горе Синай, - мы сделали этим ублюдкам? Когда зидов выпустят из распроклятого дома страданий? Скоко это проклятье будет продолзаться? - Снова встретившись с Лео Стоуном, пес Ниггер начал кокетничать, лаял, упрашивал, чтоб его догоняли. Лео Стоун крикнул:
- Ниггер! Ниггер! Ублюдок дурной! - Легок на помине, явился негр в шапке, шатаясь, рассеивая перед собой, как цветочные лепестки, ромовый дух.
- Мужчина, - сказал он, - вы права не имеете вот так вот говорить.
Эдвин был уверен, что из-за кулис вот-вот выступит негритянский кордебалет. И сказал:
- Он звал свою собаку. Купил пса за фунт, за монету, за никер. Отсюда кличка: Никер. Он ее выговаривает с легкой тенденцией к произношению велярной взрывной согласной, отсюда определенная фонетическая двусмысленность. Он не хотел ничего плохого. Даже не говорил того, что вам показалось.
Ромового негра это не убедило. С близкого расстояния доносились удары и стоны продолжавшегося межрасового столкновения.
- Не люблю я длинные слова, - признался негр Эдвину, как из каминной трубы. - Если я неученый, то кто виноват? На рабовладельческих кораблях образования не получишь, старик. Кто привез нас сюда на рабовладельческих кораблях?
- Ну, хватит, - сказал Гарри Стоун. - Поели, будь я проклят. Все прегресения распроклятого мира встали на пасем пути по дороге на треклятый невинный конкурс лысых голов. - Но видно, мысли пса Ниггера шли в одном направлении с рассуждениями человека, разделявшего его окрас. Собак преследуют, собак унижают, собак держат в питомниках на цепи. Он легко прыгнул на Эдвина, поймал зубами прореху на брюках и дернул. Штанина мигом превратилась в подобие юбки с разрезом.
- Ниггер, ублюдок, - крикнул Эдвин вслед удиравшему псу, который размахивал зажатым в зубах вымпелом.
- Вот, мужчина, вы снова, - сказал пахнувший ромом представитель Вест-Индии. - Прямо напрашиваетесь на неприятности. - И качнулся назад, распевая печальную песню рабов XVI века.
- Вот сто бывает, - изрек Гарри Стоун, - кода сосредотосисся на одной весси в уссерб другой. Ты проклятый, плохой пес, Ниггер, - спокойно заключил он в скобки. - Все прямо обалдеют, кода мы таки доберемся. Низя вам идти с голой ногой. Кроме всего просего, неприлисьно. Ну и распроклятый зе выдался весер.
Еще несколько кварталов, поворот направо, а там в конце улицы сиял кинотеатр под названием "ПАНТЕОН". Они устремились к нему, словно к огню домашнего очага. Над входом в кинотеатр красовался гигантский портрет лысого актера с чувственными губами и сардоническими монгольскими глазами; видимо, прототип всех вечерних соперничавших безволосых.
- Теперь парик сымайте, - приказал Гарри Стоун, - стоб было видно усястиика конкурса. - Эдвин стянул свои кудри, сунул для надежности под рубашку; пара кудряшек, высовываясь, намекала на мужественность. "СЕГОДНЯ, - вопила бегущая световая строка, - ГРАНДИОЗНОЕ СОСТЯЗАНИЕ. ЛЫСЫЙ АДОНИС БОЛЬШОГО ЛОНДОНА. КТО?" - Токо один на это ответ, - уверенно изрек Гарри Стоун. И они зашагали - Эдвин с колотившимся от дурного предчувствия сердцем - к служебному входу.
Глава 26
На второй день своего пребывания в армии Эдвин присутствовал на некоем духовном параде, где старшина роты скомандовал:
- Негодные к военной службе сюда, резервисты туда, мужики, любители трахнуться, в середину.
Толстомясый мужчина в фосфоресцирующем смокинге проводил теперь такого же типа сегрегацию за киноэкраном, и Эдвин оказался членом подозрительно озиравшегося мужского стада. Видно было не особенно много других конкурсантов, ибо экран занимала какая-то битва гигантов в темном подвале с космическим пыхтеньем. И возможность для разговоров отсутствовала из-за бробдингнегского музыкального стереофонического кошмара. Когда колоссальные лошади произвели финальное землетрясение на залитой солнцем равнине, Эдвин смог оценить соперников. Они не впечатляли: казалось, у многих лысина возникла естественным образом, в ходе синдрома распада; был еще лысый мальчик лет десяти, умевший устрашающе шевелить своим скальпом. Во время долгой немой интерлюдии с громадным поцелуем худой мужчина типа мастерового, приблизительно ровесник Эдвина, сказал:
- Просто ведь для потехи все это.
- Да.
- На самом деле, я так понимаю, не очень-то хорошо. Да, по-моему, кто-то ведь должен участвовать.
- Верно.
- Моя миссис взбесится, если узнает. Меня, понимаешь, другая на это толкнула. - Из смутного мерцания внезапно вырвался поток грохочущих лошадей-чудищ, и Эдвин ничего больше не слышал. Мужчина в смокинге, светясь в темноте, как длинная селедка, суетливо расхаживал с номерами на карточках, молча шевеля среди шума губами. Эдвин повесил себе на шею большую черную "8". Потом под гордые тромбоны, звучавшие громче всяческих грез Берлиоза, фильм подошел к концу, вспыхнул свет. Возник Гарри Стоун в подштанниках, тонконогий, впрочем, как ни странно, в носках на подвязках. Протянул Эдвину скомканный тюк и сказал:
- Придется вам таки мои станы взять. Везде безуспесно искал, будь я проклят, не насел ни одной пары, стоб свистнуть. Скорей одевайтесь.
Заиграл старомодный джаз-банд, встреченный бурными аплодисментами. Гарри Стоун с мрачным скорбным взором исполнил короткий мохноногий кекуок. Издалека доносился лай Ниггера, предположительно запертого в какой-то уборной. Эдвин обнаружил, что штаны чересчур коротки: видна была добрая доля носков. Ну, все равно, сойдут. Джаз-банд, задействовав все инструменты в виртуозном хоре, разразился кораблекрушительным апофеозом, где каждый участвовал сам по себе. Аплодисменты окаймились воплями тинейджеров. Гарри Стоун вернулся к своему близнецу, Эдвин из-за кулис следил за продолжением представления. Экстатически приветствовали неряшливого юнца, спевшего, будто одна тинейджерская любовь настоящая вещь, а жизнь в двадцать кончается. С микрофоном он обходился как с тонюсенькой девчушкой, оказывал разнообразные ласки, потом пригнул к полу, припал к длинной стойке, с песней целовал головку, исполняя всем телом недвусмысленные ритмические движения случки. Девичьи вопли переросли в оргиастические, оргазмические. Неприхотливый век, думал Эдвин, экономичный век. Чтобы произвести подобный эффект - хотя только тактильный - на более старшее поколение, некогда требовалось все богатство "Тристана".
Толстомясый фосфоресцирующий мужчина вышел на сцену, чтобы объявить всех сегодняшних исполнителей чистыми любителями, однако - как знать? - кое-кто из этих любителей вполне способен стать профессионалом. Впрочем, следующий выступающий, объявил он, когда-то, много лет назад, был профессионалом, поэтому его следует соответственно поприветствовать. Тинейджеры взвыли в полуоргазме, зависли в воздухе, приветствуя Лео Стоуна, точно желали распять его.
- Токо послусайте эту проклятую кусю, - проговорил в ухо Эдвину голос Гарри Стоуна. Но Лео Стоун - семит, кочующий по буфетному миру, - с ухмылкой сказал, извиняюсь за опоздание, пострадал от непроходимости, а по пути в театр сегодня случилась забавная вещь, - встретился ему старый Абби Гольдштейн, направлявшийся в синагогу с крошкой Изей, говорит, мол, готовится к обрезанию наследника, а в свое время гулял с массой девушек, даже с одной по имени Нина, вот именно, Нина, верите ли, не годилась она ни на то ни на се. Он болтал и болтал, но никто особо не смеялся. Потом спел свою песню под неловкий, по памяти, аккомпанемент пианиста, но в хор мало кто вступил. Наконец, сказал он, ему хочется прочитать небольшой монолог, который называется: "Смейся, И Мир Посмеется С Тобой, Захрапи, И Будешь Спать Один".
- Он его таки сам написал, - сказал Гарри Стоун с близнецовской гордостью.
Жизнь - забавная штука, друзья. В ней и
радость, и горе;
Этот факт я открыл, много лет путешествуя
в житейском море.
Жизнь - апрельский денек, друзья, дождик
и солнце,
Пару раз посмеялся, схохмил, поболел,
погрустил у оконца.
В этот момент на сцену явился Ниггер.
- Ой-ей-ей-ей-ей-ей-ей, - взвыл Гарри Стоун со стиснутыми зубами, напрягая голос. - Проклятье, кто его выпустил? - Ниггер, узнав хозяина, направился к нему, всячески демонстрируя радость.
- Пошел в задницу, - видно было, как, скривив рот, выдавил Лео Стоун. Теперь нелюбезная публика засмеялась, но Лео соображал быстро. Схватив Ниггера, он медленно, громко импровизировал:
Вот так вот идем мы по жизни к концу
ее круга,
Только была бы она пустяковой без друга.
С другом, друзья, с корешком, весела наша
жизнь без причины.
Наилучший друг девушки - мать, а пес -
для мужчины.
И раскланялся под бешеный аккорд оркестра, стиснув Ниггера, который теперь с собачьей непоследовательностью стремился вырваться. Публика иронично гудела и веселилась. Эдвин злился.
- А теперь, - сказал фосфоресцирующий мужчина, - еще один гость, который не прихватил с собой свою собаку: Ленни Блоггс из Бермондси споет вам "Сердце тинейджера".
Раздался свежий восторженный визг. Эдвин разозлился еще больше. Но Лео Стоун сказал:
- На самом деле все в порядке. Меня видели, это главное. Вон телекамеры. Нынче вечером я присутствовал в миллионах домов, вот что вам надо запомнить. Неделя не кончится, как в изобилии посыплются предложения о контрактах, обождите, увидите.
За проводившими Ленни Блоггса воплями последовало объявление о главном событии вечера.
- "Почетная Лысина Большого Лондона", - провозгласил конферансье. - Конкурс организован компанией "Мегалополитен пикчерс инкорпорейтед" в связи с выходом на экраны в будущий понедельник сенсационного фильма "Прибой", в главной роли Феодор Минтов, лысый сердцеед серебряного экрана.
- Это еще что такое? - сказал Эдвин. - Что творится? Откуда тут моя фамилия?
- Вы просто выйдите и таки победите, - заявил Гарри Стоун. - Фамилия ни при сем. Простое падение сов, вот и все. Подобаюссим образом вылозите свои карты, и победите.
- Но, - сказал Эдвин, - я думал, вы говорили, будто все устроено. Я думал, вы говорили, что все согласовано.
- Полный порядок, - заверил Гарри Стоун. - Вы токо поглядите на этих молокососов усястников. Рядом с вами моськи уха не стоят. Вы просто красавес, вот так. Токо поглядите на эту голову. Поверьте в эту голову, и победите. Ну, посел теперь. Все узе марсируют. - И выпихнул Эдвина на сцепу.
- Вруны, - сказал Эдвин, - пара врунов. Не пойду.
- Да ведь ты посел узе, парень, - сказал Гарри Стоун. - Зелаю удаси.
Эдвин очутился в кругу лысоголовых, топтавшихся на сцене, как на тюремной прогулке. Публика веселилась. На них были направлены телевизионные камеры, и в маленьком маршировавшем кружке на маленьком экране монитора Эдвин увидел себя, сердито глядевшего на миллионы телезрителей. Из оркестровой ямы медленно поднимался на гидравлической платформе джаз-банд, исполняя старую песню из мюзик-холла под названием "Ни одного волоска, волоска, волоска на башке". Солировавший трубач подозрительно смахивал на доктора Рейлтона. На сцене на возвышении за столом с оценочными анкетами сидели три дуры красотки, знаменитости с телевидения. Вбежал еще более глупый мужчина в болтавшемся вечернем галстуке, отвечая экстравагантными взмахами на радостный визг публики.