– Ну, неунывающие киевляне, какие же у вас еще ходят анекдоты про Чернобыль?
– Да все больше профессиональные. Синоптики, например, шутят так: "Передаем прогноз погоды на 26 апреля. В Киеве небольшая переменная облачность, без осадков, температура днем 24–26 градусов, ночью 16–18. Винница – ясно, температура 22–24 градуса. Чернобыль – температура две тысячи градусов, облачно". А те, кто бывают в зоне, привезли оттуда два лозунга. Первый: "На милитаристский взрыв в Неваде ответим взрывом мирного атома в Чернобыле!" и второй: "Мирный атом – в каждый дом!"
– А вот послушайте, какой анекдот рассказали ребятишки в школе одной моей приятельнице, – вступила в разговор Татьяна. – Анекдот-сказочка: "Катится по лесу Колобок, а навстречу ему Лиса. "Колобок, Колобок, а я тебя съем!" – "Не советую. Я же не Колобок, а Ежик из Чернобыля"". А ребята постарше нарисовали новый герб города Киева – двуглавый петух. Украинцев-то хохлами, петухами дразнят.
Они невесело посмеялись, а потом невесело замолчали.
– Да, эти вот анекдоты, – проговорил задумчиво Алексей, – это уже свидетельство крайнего отчаяния, невозможности помочь собственной беде своими силами, прямо какая-то древняя зависимость от рока, где роль этого самого рока играет власть.
– Нет, не согласна, – Татьяна стукнула кулаком по ручке кресла. – Нет! Пока народ еще способен смеяться даже над самой черной своей бедой, значит, есть у него самосознание. Только загнано оно в подсознание и прорывается оттуда в виде вот этих анекдотов, народных частушек, современного "черного юмора".
– Народное, национальное подсознание? – усмехнулся Алексей. – Это что-то новенькое.
– Да-да, и не спорь со мной, ты, старый пессимист!
– Пессимист, матушка, это хорошо информированный оптимист. Не забывай, где я теперь работаю.
– Да, уж угораздило тебя перейти на санэпидемстанцию в этакое времечко. А ты, Настенька, что думаешь на этот счет? Существует или нет народное подсознание? Ведь если народ это не просто скопление отдельных личностей, некая сумма единиц, а целый организм, то как может он быть проще отдельного человеческого организма? Значит, и механизм его жизни намного сложнее, чем это представляется нашим руководителям.
– Пожалуй, ты права, И если представить себе, что народ и власть это не одно целое, что "народ и партия" вовсе не "едины", как гласят лозунги на всех перекрестках, то получается, что это два совершенно разных и антагонистичных друг другу организма. И тогда уже становится понятнее такой же подсознательный ужас властей перед любым непроизвольным, неподконтрольным движением народного организма. Вот как сейчас, например.
– Два разных организма, говоришь… – Алексей задумался. – Ну, у меня, у медика, на языке другое сравнение. Не два разных организма, а один больной организм – общество, разъедаемое переродившимися клетками. Злокачественная опухоль. И как там ее ни перестраивай, ни видоизменяй, рак остается раком.
– А как же тогда лечить это больное общество? Операцией?
– Ну нет, я хоть и кардиолог, а не онколог, но даже и мне ясно, что в этом состоянии хирургическое вмешательство уже противопоказано. Метастазы. Тут может быть два пути. Первый – это осторожная, продуманная терапия.
– А второй? – живо спросила Анастасия.
– Второй – это чудо.
– Чудо? – удивилась Татьяна. – Это ты говоришь, атеист?
– Какой же я атеист, Танечка. Я вовсе Бога не отрицаю. Я Его просто не знаю. Но я вполне допускаю мысль, что есть Нечто, скрытое от моего восприятия и понимания. Допускаю же я мысль, что и в медицине есть много неизвестного и пока непонятного, а уж в медицине-то я немножко разбираюсь. А отрицание Бога требует убежденности, что Его именно нет. У меня нет информации о несуществовании Бога. А верить слепо в Его отсутствие – это уже тоже значило бы быть религиозным человеком, только навыворот. Нет, мне подавай либо четкие доказательства, желательно строго научные, либо я должен почувствовать внутреннюю бездоказательную убежденность. Ну, вот как мне не надо доказывать, что я люблю Танечку и что она лучшая женщина на свете. Доказывать не берусь, а уж верую – любой монах-отшельник позавидует такой вере! – и он быстро поцеловал жену.
– Да ну тебя, – отмахнулась польщенная Татьяна. – Вечно любой серьезный разговор сведешь к шутке.
– Но что же это за второй путь исцеления – чудо? – с улыбкой глядя на них, спросила Анастасия.
– Чудо? А вот какой случай был с одним знаменитым онкологом. Собственно, таких случаев у него, говорят, было немало, но я знаю один. Привезли к нему в клинику старуху с раком желудка и кишечника. Он ее начал успокаивать, готовить к облучению, а старуха ему и говорит: "Да ты, милый, меня не успокаивай, я ведь знаю, что рак у меня, и неизлечимый". Профессор не растерялся, а осмотрел ее и говорит: "Ну, мать, я ведь и вправду хотел тебе в историю болезни рак вписать. Чего ж это ты мне голову морочишь? Ты мне лучше скажи, ты кислой капусты много ела?" Ну, вопрос-то был проще простого: кто в деревне не пробавляется всю зиму картошкой да кислой капустой? Бабка и отвечает: "Конечно, ела, батюшка. Много за жизнь капустки съедено". А тот моет руки и строго ей говорит: "Вот она, твоя капуста, теперь тебя и отравляет. Не рак у тебя, матушка, а дурак. Придется мне с тобой повозиться, хотя по дурости твоей и не стоило бы. Но, что б уж, как вылечу, больше этой капусты ты в рот не брала! А то и лечить не стану!" И так он бабку уговорил этой кислой капустой, что та поверила и по вере своей взяла да и выздоровела. И таких чудес история медицины знает множество. Ну, а вот ты, филолог и историк, – он вопросительно поглядел на Анастасию, – ты в чудеса веришь?
– Я верю в силу человеческого духа. Духа, а не фактора.
– Бр-р… Это же надо выдумать словечко – "человеческий фактор". Мне представляется какая-то жуткая сказка: "Вышел из пещеры Человеческий фактор о шести ногах и двенадцати языках и заговорил человеческим голосом".
Все трое засмеялись, и тут как раз зазвонил телефон.
– Стокгольм заказывали? Ответьте абоненту, – раздался хамоватый голос телефонистки.
– Алло! Алло! Аннушка? – проговорила Анастасия, прижимая трубку к уху, – слышимость была отвратительная, в трубке что-то щелкало, вплетались чужие отдаленные голоса.
Ответила ей дама, которая и в прошлый раз подходила к телефону. В этот раз она сама заговорила с Анастасией.
– Здравствуйте! Что вы так долго не звонили! А наша Аннушка уже уехала к себе в Германию.
– Вот как… Как же я теперь ее найду?
– Очень просто. Запишите ее телефон. – Она продиктовала номер. – Это городок где-то в Альпах. Аннушка там сейчас вместе со Свеном отдыхает после поездки к нам.
– Со Свеном? А кто такой этот Свен, можно узнать?
– Да это же, – в трубке помолчали, – жених нашей Аннушки!
– Да? Это для меня новость, что у нее есть жених. Ну хорошо, спасибо вам.
– Погодите, не вешайте трубку! Скажите мне сначала, что же с Аленушкой, нашли вы ее? Мы тут все ужасно переживаем за вас.
– Нет, пока я никого не нашла. Спасибо вам за телефон… И за новость.
– Пожалуйста, пожалуйста! В случае чего вы можете звонить мне без всякого стеснения, я все передам Анне. Я и сейчас сразу же ей позвоню, скажу, что вы звонили.
– Тогда, знаете что? Если вас не затруднит, то передайте ей мой телефон в Киеве. Я уж сама тогда не буду ей дозваниваться, от нас это сложно. А вас, кстати, как зовут?
– Ирина Борисовна Карлссон. Ну, давайте телефон. А то у вас, поди, деньги так и летят, я ведь знаю.
Анастасия продиктовала киевский номер и, попрощавшись и поблагодарив бойкую собеседницу, повесила трубку.
Повесив трубку, она покачала головой и пожала плечами.
– Ну, Анна! Вы знаете, чем она занимается, пока я тут разыскиваю ее сестру? Она замуж выходит! Жених у нее там объявился, какой-то Свен.
Татьяна улыбнулась и погладила Анастасию по руке.
– Настенька, правильный ты наш и строгий человечек! Ну нельзя же так! Ведь тебе не о свадьбе сообщили, а о том, что у Аннушки есть жених.
– А если бы даже и свадьба? – возразил Алексей. – Что ж, теперь и жизнь прекратится? Вот меня завтра приглашают на свадьбу в поселок, куда вывезли эвакуированных из Чернобыля и Припяти. Помнишь, Танечка, Сергея Кузьмича, нашего бывшего рентгенолога? Он, как вышел на пенсию, переехал к дочери в Чернобыль. Дом они там купили с хорошим садом, Кузьмич катер приобрел и думал закончить жизнь за рыбалкой да сажая клубнику. А получилось вон как… И сегодня вдруг звонит он мне из Иванкова и приглашает на свадьбу в дом к своим теперешним хозяевам, каким-то Евдокимовым. А голос у него такой, что сразу понятно, что невеселая это будет свадьба. И все же…
– И ты поедешь? – спросила Татьяна.
– Обязательно. Он очень просил. А мне как раз надо завтра пробы брать поблизости от их района, вот и заверну по дороге.
– Алексей! – встрепенулась Анастасия. – Возьми меня с собой! Вдруг среди эвакуированных я найду Аленку?
– Ну, это сомнительно, там ведь их десятки тысяч, в Иванковском районе. А справки навести я мог бы и без тебя.
Но Анастасия, сжав руки, смотрела на него такими умоляющими глазами, с такой надеждой, что он не устоял.
– Ладно, Настенька. Поедем со мной. Возьму тебя в качестве лаборанта, будешь помогать пробы брать. Представим себе, что и ты решила сменить профессию, как я сменил свою.
– Да если это поможет мне поближе к Аленке пробраться, так я и всерьез пойду к тебе работать хоть лаборанткой, хоть уборщицей. Если бы еще в самую зону попасть да там ее следы поискать!
– Глупости говоришь. В зону тебя никто не пустит, да там и нет никаких следов – всех ведь вывезли. Нечего там делать. А уборщицами там работают солдаты да роботы-бульдозеры. Ну, а если ты хочешь и вправду завтра со мной ехать, то сейчас иди как следует вымойся под душем и ложись пораньше спать.
– Спасибо тебе огромное. Мне почему-то кажется, что завтра я что-то узнаю об Аленке. И тебе спасибо, Танечка.
И она послушно отправилась в душ, послушно вымыла голову и затем улеглась в приготовленную Татьяной постель. Уснула она сразу же.
* * *
Такой электростанции в наших краях еще не было! Немало технических приемов тут будут применены впервые, вот почему мы – экспериментаторы. Темпы необычные, судите сами – уже в конце пятилетки будут установлены первые турбины. Трудовой атом Полесья вдохнет новые силы в жизнь зеленого края!
Журнал "Наука і суспільство" № 11, 1971 г.
В первые, самые тревожные и напряженные дни, мне пришлось работать в Полесье. Здесь, на базе районной больницы, был организован центр по оказанию специализированной помощи. Удивительное понимание обстановки, высочайший такт и благородство проявили ее пациенты, находившиеся там на излечении. Те из них, у кого недуги были не слишком тяжелы, попросили, чтобы их выписали из больницы. Они уступили свои места особенно сильно пострадавшим от аварии на АЭС.
В. Козлюк, работник Министерства здравоохранения Украины.
"Известия", 7 мая 1986 г.
Присутствовавших на встрече глав дипломатических представительств с председателем Совета министров Украины А. Ляшко интересовало: чем вызвано расхождение в цифрах – 92 тысячи эвакуированных и более чем 220 тысяч человек, прошедших специальное медицинское обследование? Объясняется это тем, что сейчас особое внимание оказывается каждому человеку, который обратился к врачу с жалобой на плохое самочувствие.
"Известия", 23 мая 1986 г.
Всего из района Чернобыльской АЭС эвакуировано 135000 человек.
Московское радио о пресс-конференции в МИДе. СССР 21 августа 1986 г., 19.00
Здесь резко выявились трусы и родились новые герои. Авария на АЭС будет для нас не только жестоким техническим уроком, но и уроком нравственным.
"Правда Украины", 9 мая 1986 г.
До сих пор не уведомили о своем местонахождении несколько комсомольцев с припятского завода "Юпитер". Сидят, видно, где-то, как мыши, выжидают, когда здесь все успокоится.
"Правда", 23 мая 1986 г.
Всего в Припятской городской партийной организации состоит на учете 2 611 коммунистов. До сих пор установлено местонахождение 2434 человек.
"Правда", 3 июля 1986 г.
Прежние руководители станции освобождены от должностей. Бывшие директор АЭС В. Брюханов и главный инженер Н. Фомин в сложной обстановке аварии не сумели обеспечить правильное, твердое руководство, должную дисциплину, проявили безответственность и нераспорядительность. В самый сложный момент заместитель директора АЭС Р. Соловьев покинул свой пост. Заместители директора АЭС И. Царенко и В. Гундар без должной ответственности отнеслись к своим служебным обязанностям. До сих пор часть работников АЭС находится "в бегах".
"Правда", 15 июня 1986 г.
Киев и Украина ответили на события в Чернобыле мощной вспышкой юмора. Острое, соленое словцо особенно ценится среди тех, кому приходится работать в опасной зоне.
"Литературная газета", 4 июня 1986 г.
Глава тринадцатая
Анастасия беседует с шофером Колей об эвакуации и вообще о жизни
Анастасия проснулась задолго до рассвета. Как только в комнате стало светлеть, она тотчас поднялась со своей раскладушки и босиком прошла на кухню. Достала из холодильника бутылку минеральной воды, чтобы сварить кофе, яйца и стала готовить завтрак, с нетерпением прислушиваясь, не звонит ли будильник в комнате, где спали хозяева.
В половине седьмого они с Алексеем, наконец, вышли из дома.
– Придем на санэпидемстанцию пораньше, пока из коллег никого еще нет, – сказал ей Алексей еще за завтраком. – Не хочу лишних расспросов. Оставлю записку начальству, что выехал за пробами в сельские районы, вот и все. Главное, выписать для тебя бумажку. Да не забыть прихватить халат – для пущей убедительности. Контроль везде очень строгий, повсюду расставлены посты. Ну, да ничего, проберемся куда надо.
– Мы что, в случае чего, сможем и в Чернобыль поехать?
– Ну, нет, в Чернобыль и вообще в зону въезд по особым пропускам Туда даже московские киношники пока не смогли пробиться. Хотели хронику снимать, но наше начальство не пропустило – куда там! Да нам в зону и не надо, там же никого нет, кроме тех, кто на ликвидации последствий работает. Аленку твою надо в районах искать, куда эвакуированных свозили. Туда вот мы и направимся.
На санэпидемстанции они пробыли около часа. Алексей выписал себе и Анастасии путевки и выхлопотал машину с шофером Взял нужные карты.
– Шофер у нас надежный и осведомленный, – шепнул он Анастасии, когда они шли к зеленому "газику". – Он сам участвовал в эвакуации, людей вывозил. К властям настроен скептически и язык за зубами держать умеет. Зовут Колей.
Коля оказался здоровенным дядькой за сорок с лицом добродушного выпивохи.
– Куда сперва двинем, начальник? На море?
– На море, Коля. Возьмем пробы, а там поедем дальше по районам.
"Морем" киевляне звали Киевское водохранилище, догадалась Анастасия. Они довольно скоро к нему подъехали. Алексей взял бутылки для проб и пошел к зеленой зловонной воде, а Коля с Анастасией остались ждать его на прибрежной дороге.
– Алеша говорил, что вы участвовали в эвакуации жителей из района аварии, – сказала Анастасия, которой не терпелось узнать у Коли, как это все происходило.
– Угу, вывозил людей. В автобусных парках шоферов не хватало, так нас туда вызвали.
– А правду пишут газеты, что эвакуацию начали уже через два часа после аварии?
– Брехня, – спокойно ответил Коля и закурил папиросу. – А вы чего интересуетесь, по делу или так? Я, по правде говоря, не люблю любопытных не по делу.
– По делу, Коля. Я с первых дней аварии разыскиваю свою сестру. Муж ее работал на станции. У нее два мальчика и третьего ребенка ждет. А муж погиб, умер уже в Москве от лучевой болезни.
– Тяжелый случай. Тут была такая неразбериха, что полно людей порастерялось. До сих пор многие найти друг друга не могут. Да оно и понятно, если вспомнить, как они, власти то есть, всю эту эвакуацию провернули.
– Может, мы присядем, Коля, и вы мне расскажете, как она проходила?
Коля снисходительно улыбнулся.
– Куда ж ты, мать моя, присядешь? На травку, что ли? Так ведь сначала надо Алексея Иваныча с дозиметром звать, чтоб он травку эту проверил, а то ведь и задницу обжечь недолго, не говоря о чем поважнее. Айда в машину.
Они сели в машину. Коля положил обе руки на руль и оперся на них подбородком.
– Про эвакуацию спрашиваешь… Ну, я расскажу, что сам видел, где сам был. Вызвали меня в воскресенье утром 27 апреля и говорят: "Поедешь в Припять с колонной. Готовься". Выехали мы с утра, порастянулись на несколько километров. Едем, кругом посты понаставлены, но пропускают нас без запинки. Подошли мы к Припяти, но в поселок не вошли, а расставили нас так, чтобы из поселка не очень-то заметно было. Велели ждать, мол, людей к эвакуации готовят, мы вышли из машин ноги поразмять и обалдели прямо: люди-то, похоже, знать не знают, что им готовят какую-то эвакуацию! Там пацанье в футбол гоняет, там баба белье на просушку вешает, там рыбак с ведерком с реки идет. Рыбки радиоактивной наловил и радуется, а подсказать некому…
– А что же, взрыва никто не слышал? Не глухие же они все были…
– Взрыв-то в самом блоке произошел. Слышно-то было чуть-чуть. Про взрыв только те знали, кто был на станции. Ну, потом нас развели по городу и поставили возле домов, к подъездам Милиции кругом понагнали, дома все враз оцепили. Прямо будто военный десант город захватил. Люди бегут к своему дому, а их менты в охапку и в автобус, кто в чем был. Потом начали людей из домов выводить. Кто сам идет, а кто кричит: "Не поеду!" Бабы в рев, без детей не поедут. Все одно запихивают в автобус без разговоров. Иные сообразительные мамаши детишек одели, как в дорогу полагается, а других в коротких штанишках так и вывели. День-то жаркий был. Иные, что порасторопнее, хотели вещи с собой взять, с сумками и чемоданами вышли. Ну, им велели все бросить, ничего с собой не брать: "Эвакуация всего на день-два. На местах для вас все приготовлено". Я уж старался не глядеть, у меня и без того руки дрожать стали: ну, будто со скотом бессловесным обращались! Это они все паники боялись, вот и постарались врасплох захватить, чтоб никто не успел ни подумать, ни спросить.
Да… Ну и повезли мы их, куда велено. Колонна ползет медленно, детишки за спиной ревут, бабы рыдают, мужики ругаются. Я много в жизни поездил, на севере в лагерях за баранкой сидел, в аварии попадал, но такой поездки у меня еще не было. Ну, развезли мы их по местам…
– А по каким местам?