- В сновидении вы можете прожить долго, - сказал он, - но тело будет негодовать. Мое тело действительно чувствует это... После сновидения появляется такое ощущение, что вас переехал грузовик.
Несколько раз, касаясь темы сновидения, Кастанеда говорил, что их действия в сновидении приносят практическую пользу. В книге "Второе кольцо силы" вы можете прочесть, что опыт, приобретаемый во время сновидения, и "часы бодрствования имеют одинаковую практическую ценность" и что для магов "критерий отличия сновидения от реальности перестает работать".
Выход за пределы собственного тела и путешествие в таком состоянии чрезвычайно заинтересовали нас, и мы захотели побольше узнать об этих явлениях.
Он ответил, что разные люди воспринимают их по-разному.
- Например, Ла Горда и я идем вместе. Она берет меня за предплечье и... мы идем.
Он объяснил нам, что существуют путешествия, в которые они отправляются всей группой. Все они постоянно тренируются, "чтобы стать очевидцами".
- Стать очевидцем означает, - сказал Кастанеда, - что вы перестаете выносить суждения. То есть этот термин относится к внутреннему зрению, не имеющему никаких предубеждений.
- Хосефина, похоже, обладает выдающимися способностями путешествия в сновидении. Она горит желанием взять вас с собой и пытается описать встречаемые чудеса. Ла Горда всегда спасает ее, когда в путешествии она заходит чересчур далеко.
- У Хосефины есть замечательная способность не поддаваться сомнениям. Она сумасшедшая, сумасшедшая! - воскликнул он. - Хосефина пускается в очень далекие путешествия, но она не хочет идти одна и поэтому всегда возвращается. Возвращается и ищет меня... Ее рассказы удивительны.
Кастанеда считает, что Хосефина не от мира сего.
- В этом мире, - сказал он, - ее жизнь закончилась бы в каком-нибудь заведении.
Хосефину нельзя "заставить сосредоточиться на чем-то конкретном", она существо эфирное.
- В любой момент она может уйти без оглядки.
Ла Горда и Кастанеда, с другой стороны, намного более осторожны в своих полетах, особенно Ла Горда, привносящая стабильность и равновесие, которого Карлосу в какой-то степени не хватает.
После небольшой паузы я напомнила ему о видении огромного купола, который представлен во "Втором кольце силы" как место встречи, в котором дон Хуан и дон Хенаро будут ждать своих учеников.
- У Ла Горды было такое же видение, - задумчиво сказал он. - То, что мы видели, не было земным горизонтом. Это была очень ровная иссушенная местность. На горизонте вставала накрывающая все огромная дуга, которая все росла и росла, пока не достигла зенита. В точке зенита видна очень яркая область. Можно сказать, что это чем-то напоминает купол, излучающий янтарный свет.
Мы пытались получить от него больше информации об этом месте, буквально забрасывая его вопросами.
- Что это такое? Где оно находится? - спрашивали мы.
Кастанеда ответил, что, судя по масштабам того, что они видели, это могла бы быть планета.
- В зените, - добавил он, - было нечто напоминающее сильный ветер.
По краткости ответа мы поняли, что Кастанеда не хотел бы дальше развивать эту тему. Возможно, ему трудно было подобрать слова, чтобы описать то, что они видели. Но и без того было понятно, что эти видения, эти полеты в сновидении являются постоянной подготовкой ко вполне определенному путешествию - тому прохождению по левую сторону от Орла, тому завершающему очищение финальному прыжку, который зовется смертью, - путешествию, во время которого мы можем сказать "мы готовы", в котором с нами все то и только то, чем мы являемся.
- По мнению женщины-Толтека, - сказал Кастанеда, - эти видения - просто мои заблуждения. Она думает, что это мой бессознательный метод парализовать мои действия. Так сказать, метод сообщить, что я не хочу покидать мир. Женщина-Толтек считает, что своим отношением к ним я удерживаю Ла Горду от более продуктивных полетов.
Дон Хуан и дон Хенаро были великими сновидящими. В этом искусстве они достигли совершенства.
- Я удивлен, - воскликнул Кастанеда, поднося руку ко лбу, - что никто не замечает того факта, что дон Хуан - выдающийся сновидящий. То же самое можно сказать и о доне Хенаро. Дон Хенаро, например, может ввести свое тело сновидения в повседневную жизнь.
Большая степень контроля, которой обладали дон Хуан и дон Хенаро, видна из их умения быть "невидимыми". (Во всех своих книгах Кастанеда упоминал об этом умении. Во "Втором кольце силы" он описывает, как дон Хуан приказывал ему сосредоточиться на том, чтобы "не быть заметным". Нестор также говорит о том, что "дон Хуан и дон Хенаро научились быть незаметными, находясь в самой гуще событий".) Они - мастера искусства сталкинга. О доне Хенаро Ла Горда говорила, что "он находился в теле сновидения почти все время".
- Все, что они делали, - с энтузиазмом продолжил он, - достойно похвалы. Я восхищен степенью контроля, самообладанием и безмятежностью дона Хуана.
- О доне Хуане нельзя было сказать, что он стар. Он не похож на других людей. В этом кампусе, например, живет некий профессор, который в дни моей молодости был уже очень известен. В то время он был на вершине своей физической силы и способности к интеллектуальному творчеству. Сейчас он едва может говорить! Сейчас я могу видеть его таким, как он есть, - глубоким стариком. О доне Хуане, напротив, вы никогда не сможете сказать что-либо подобное. Его превосходство по сравнению со мной всегда было колоссальным.
В интервью Сэму Кину Кастанеда рассказывал о том, что однажды дон Хуан спросил его, равны ли они. Снисходительным тоном Кастанеда ответил, что равны, хотя на самом деле он не считал так. Дон Хуан выслушал его, но не согласился с такой точкой зрения.
- Я не думаю, что мы равны, - сказал он, - поскольку я охотник и воин, а ты больше похож на сводника. Я готов в любой момент отчитаться за свою жизнь. Твой мирок, полный печали и нерешительности, никогда не сравнится с моим.
Во всем, о чем поведал нам Кастанеда, можно найти параллели с другими мистическими направлениями и школами. В его собственных книгах есть цитаты из старинных и современных авторов и работ. Я напомнила ему ссылки, например, на "Египетскую книгу мертвых", "Трактат" Витгенштейна, испанских поэтов Сан Хуана де ла Круса и Хуана Рамона Хименеса и латиноамериканских писателей, например, Цезаря Валлехо из Перу.
- Да, - ответил он, - в моей машине всегда есть книги, много книг. Мне их присылают мои знакомые. Порою я читал некоторые главы этих книг дону Хуану. Он любит поэзию, но ему нравятся только первые четверостишия! По его мнению, все, что идет за ними, - идиотизм. Он говорит, что после первого стиха теряется сила, что идет простое повторение.
Один из нас спросил Кастанеду, занимался ли он йогой и читал ли описание различных слоев реальности в священных индийских книгах.
- Все это чудесно, - сказал он. - Более того, у меня были довольно тесные отношения с людьми, которые практиковали хатха-йогу.
- В 1976 году мой друг, профессор Клаудио Нараньо (Claudio Naranjo), познакомил меня с учителем йоги. Мы посетили его ашрам, который находился здесь, в Калифорнии. Профессор был переводчиком в нашей беседе. Я пытался найти параллели с моим собственным опытом внетелесных путешествий. Однако учитель не сказал ничего существенного. Да, было много зрелищ и церемоний, но он ничего не сказал. Под конец нашей беседы этот тип взял металлическую лейку и стал поливать меня жидкостью, цвет которой мне совсем не понравился. Перед уходом я спросил его, чем это он меня облил. Кто-то подошел к нам и объяснил, что я должен быть счастлив, поскольку этим учитель благословил меня. Я настаивал на том, что хочу знать, что было в лейке. В конце концов мне сказали, что все выделения учителя сохраняются: "Все, что исходит от него, священно". Можете себе вообразить, - закончил он полушутливо, - чем завершилась беседа с мастером йоги.
Годом позднее Кастанеда встретился с одним из последователей Гурджиева. Это произошло в Лос-Анджелесе по настоянию одного из его друзей. Похоже, последователь подражал Гурджиеву во всем.
- У него была бритая голова и огромные усы, - сказал он, руками показывая размер усов. - Как только мы вошли, он энергично схватил меня за горло и нанес несколько сильных ударов. Тут же он сказал, что мне надо покинуть моего учителя, поскольку это было пустой тратой времени. Он собирался за восемь или девять занятий научить меня всему, что мне нужно знать. Можете себе представить? Всего за несколько занятий он мог научить кого-нибудь всему.
Кастанеда также сказал, что этот последователь Гурджиева упомянул об использовании наркотиков для ускорения процесса обучения.
Беседа была недолгой. Похоже, приятель Кастанеды сразу понял смехотворность происходящего и глубину своей ошибки. Он настаивал на этой встрече потому, что был убежден, что Карлосу нужен более серьезный учитель, чем дон Хуан. После беседы с последователем Гурджиева он ушел, сгорая от стыда.
Мы прошли шесть или семь кварталов. Некоторое время мы говорили о подобных вещах. Я вспомнила, что читала в "La Gaceta" статью Хуана Товара, в которой он упоминал о возможности снять фильм по книгам Кастанеды.
- Да, - сказал он, - в свое время говорили о такой возможности. Позднее он рассказал нам о своей встрече с продюсером Джозефом Ливайном. Наибольшее впечатление на Кастанеду произвели размеры стола, за которым возвышался продюсер, и его слова, которые были едва различимы из-за кусочка сахара, который он держал в губах.
- Он держался так, как будто стол был возвышением для трона, - объяснил он, - а я находился у его подножия. Очень могущественный человек! На его пальцах было множество колец с крупными камнями.
Кастанеда к тому времени уже сказал Хуану Товару, что последняя вещь, которую он хотел бы видеть, - это Энтони Куинн в роли дона Хуана. Похоже, кто-то уже предложил Миа Фарроу на одну из ролей...
- Снимать такой фильм очень трудно, - сказал Кастанеда. - Это не этнографическая история и не фантастика. В конце концов проект провалился. Маг Хуан Матус сказал мне, что его невозможно было бы снять вообще.
Примерно в то же время его пригласили участвовать в шоу типа Джонни Карсона и Дика Каветта.
- В конце концов, я не мог принять приглашения подобного типа. Что бы я ответил Джонни Карсону, если бы он спросил меня, разговаривал ли я с койотом или нет? Что я сказал бы? Я бы сказал да... и что тогда?
Несомненно, ситуация могла бы стать чрезвычайно смехотворной.
- Дон Хуан обязал меня засвидетельствовать существование традиции, - сказал Кастанеда. - Он настаивал, чтобы я давал интервью и устраивал конференции. Это помогало распространению книг. Позднее он заставил меня бросить все это, поскольку работа такого сорта отнимает много энергии. Участвуя в таких мероприятиях, вы должны вкладывать в них свою энергию.
Кастанеда объяснил нам, что, печатая книги, он покрывал расходы всей группы.
- Дон Хуан, - сказал он, - поставил передо мной задачу записать все, что говорят маги. Моя задача - не что иное, как писать книги, пока однажды они не скажут мне "достаточно, на этом остановись". Какое влияние оказывают мои книги, мне неизвестно, поскольку я нахожусь в стороне от всего, что происходит здесь. Весь материал книг принадлежит дону Хуану и женщине-Толтеку. Они ответственны за все, что там написано.
Тон его голоса и его жесты произвели на нас большое впечатление. Было понятно, что в написании книг задачей Кастанеды было повиновение. Его целью было не что иное, как быть безупречным получателем и передатчиком традиции и учения.
- Я веду своего рода журнал, - продолжил он после небольшой паузы, - что-то типа учебника. За эту работу отвечаю я. Я бы хотел найти серьезного издателя, чтобы опубликовать его и распространять между заинтересованными лицами и центрами для изучения.
Он сказал нам, что подготовил 18 частей, в которых, он надеется, ему удалось подытожить все учение Толтеков. В работе он опирался на феноменологию Гуссерля в качестве теоретической парадигмы, чтобы быть понятным читателю.
- На прошлой неделе я был в Нью-Йорке. Я привез проект редакторам агенства "Саймон энд Шустер", но у меня ничего не вышло. Похоже, они испугались. Видимо, я в принципе не мог достичь успеха.
- За эти 18 частей ответствен только я, - задумчиво продолжил он, - и, как видите, не добился успеха. Эти 18 частей напоминают мне чем-то 18 падений, во время которых я сильно стукнулся головой. Я согласен с редакторами, что это требует напряженного вдумчивого чтения, но все-таки... Дон Хуан, дон Хенаро и все остальные - они другие. Они изменчивы!
- Почему я называю их частями? - спросил он. - Я называю их так потому, что каждая из них должна показать один из способов сломать привычное восприятие мира. Эти уникальные видения, создаваемые нашим восприятием, могут быть сломаны различными путями.
Кастанеда, пытаясь разъяснить нам то, что он хотел сказать, привел в пример карту. Каждый раз, когда мы хотим попасть в какое-либо место, нам нужна карта с ясными и точными ориентирами, чтобы не заблудиться.
- Без карты мы не сможем ничего найти, - воскликнул он. - Но позже оказывается, что карта - это единственное, что мы видим. Вместо того чтобы видеть то, что мы должны видеть, мы видим только карту, которую несем в себе. Напротив, согласно учению дона Хуана, необходимо обрывать связи, которые ведут нас к знакомым ориентирам.
На протяжении этого вечера Кастанеда несколько раз подчеркивал, что он является "только контактом с миром". Все знания, которые изложены в его книгах, принадлежат Толтекам. Я не могла не сказать ему, что работа по организации материала из записей в связную и хорошо организованную книгу должна быть огромной и трудной.
- Нет, - ответил Кастанеда, - у меня не было никакой работы. Моя задача состояла лишь в копировании страниц, которые давались мне в сновидениях.
По его мнению, вы не можете из ничего создать что-то. Это абсурд. Чтобы объяснить нам свою точку зрения, Кастанеда поведал нам эпизод из жизни своего отца.
- Мой отец, - сказал он, - решил стать великим писателем. Поэтому он решил привести в порядок свой офис. Ему было необходимо иметь совершенный офис. Он продумал все до малейших деталей, от украшения стен до настольных ламп. Когда комната была готова, он потратил много времени, чтобы найти подходящий стол для работы. Стол должен был быть определенного размера, дерева, цвета и т. д. Затем последовал выбор стула. Позднее ему понадобилось покрытие на стол, чтобы не повредить его поверхность. Покрытие могло бы быть пластиковым, стеклянным, кожаным, картонным. На этом покрытии отец собирался разместить бумагу, на которой он написал бы свой шедевр. И затем, усевшись за стол и глядя на чистый лист бумаги, он не знал, о чем писать. Таков мой отец. Он хотел начать с совершенной фразы. Конечно, вы не можете начать писать таким образом! Каждая фраза - лишь инструмент, нечто промежуточное. Я вижу в сновидениях каждую страницу, и успех каждой из них зависит от точности, с которой я способен скопировать их. Именно так, та страница производит наибольшее впечатление или воздействие, копируя которую мне удалось достичь наибольшей точности.
Эти комментарии Кастанеды открывают особую теорию знания и интеллектуального или артистического творчества. Я немедленно вспомнила Платона и св. Августина и их образ "внутреннего учителя". Знать означает открывать, и творить означает копировать. "Природа личности" не может претендовать ни на знание, ни на творение.
За ужином я упомянула, что читала несколько его интервью. Я сказала ему, что мне очень понравилось интервью, которое брал Сэм Кин и которое было впервые опубликовано в журнале "Психолоджи Тудей" (Psychology Today). Кастанеда тоже был очень доволен этим интервью. Он высоко оценил Сэма Кина.
- В те годы, - сказал он, - я знал многих людей, с которыми я хотел бы поддерживать дружеские отношения... с теологом Сэмом Кином, например. Но дон Хуан сказал: "Довольно".
Что касается интервью, опубликованного в "Тайм", Кастанеда рассказал нам, что вначале к нему в Лос-Анджелес приехал репортер-мужчина. Похоже, что дело у них не пошло (он использовал аргентинский слэнг), и репортер уехал. Затем они прислали "одну из тех девушек, которым вы не можете отказать", сказал он, заставив нас улыбнуться. Все шло хорошо, они понимали друг друга "великолепно". У Кастанеды было впечатление, что она понимала, о чем он ей говорил. Однако в конце концов статью писала не она. Ее записи передали репортеру, который "сейчас, я думаю, в Австралии". Похоже, что он поступил с записями, которые ему передали, как ему заблагорассудилось.
Каждый раз, когда по той или иной причине упоминалось интервью в "Тайм", недовольство Кастанеды было очевидным. Он замечал дону Хуану, что "Тайм" - чересчур влиятельный и важный журнал. Дон Хуан, напротив, настаивал на том, чтобы он дал интервью.
- Интервью было дано "на всякий случай", - сказал Кастанеда, снова неформально используя типично аргентинское выражение.
Мы также поговорили о критиках и о том, что было написано о его книгах. Я упомянула Р. де Милля и других критиков, которые высказывали сомнения в правдивости его работ и их антропологической ценности.
- Работа, которую я должен сделать, - сказал Кастанеда, - не зависит от всего того, что могут сказать критики. Моя задача состоит в представлении знания наилучшим возможным способом. Ничего существенного сказать они мне не могут, поскольку я больше не писатель Карлос Кастанеда. Я не писатель, не мыслитель, не философ... следовательно, их атаки не достигают меня. Теперь я знаю, что я ничто. Никто не может ничего отнять у меня, поскольку Джо Кордоба - ничто. В этом нет никакого чувства собственной важности.
- Мы живем, - продолжал он, - на уровень ниже мексиканских крестьян, и это уже говорит о многом. Мы коснулись дна, и мы не можем опуститься ниже. Разница между нами и крестьянином заключается в том, что он надеется, хочет иметь различные вещи и работает, чтобы в будущем иметь больше, чем он имеет сегодня. Напротив, мы ничего не имеем и хотим иметь еще меньше. Можете себе такое представить? Критика не может попасть в цель.
- Самой полной жизнью живу я тогда, когда я Джо Кордоба, - воскликнул он неистово, вставая и разводя руки в жесте изобилия. - Джо Кордоба, целый день жарящий гамбургеры, чьи глаза полны дыма... Вы меня понимаете?