б) Знай, что и Люцифер, первый из Ангелов, будучи прежде выше всякого неразумного воображения и вне всякого вида, цвета и чувства, как ум мысленный, невещественный, безвидный и бестелесный, когда потом возмечтал и наполнил ум свой образами равенства Богу, ниспал от этого безвидного, безобразного, бесстрастного и простого безвеществия ума в это многовидное, многосоставное и дебелое воображение, как полагают многие богословы, и таким образом из Ангела безвидного, безвещественного и бесстрастного стал диаволом, как бы вещественным, многовидным и страстным. Но каким стал он, такими же стали и слуги его, все демоны, о чем у Григория Синаита читаем следующее суждение: "Были некогда и они умами, но, ниспав от этого безвеществия и тонкости, возымели вещественную некую дебелость, отелесняясь каждый соответственно своему чину, степени и действиям, окачествовавшим его. Вследствие этого и они, подобно людям, потеряв ангельскую сладость, лишились божественного наслаждения и осуждены в земном находить услаждение, как и мы, сделавшись вещественными через навыкновение вещественным страстям" ("Добротолюбие", гл. 123). По этой причине диавол у св. отцов называется живописцем, многовидным змием, питающимся землей страстей, фантазером и другими подобными именами. Слово же Божие изображает его отелесившимся драконом, с хвостом, ребрами, шеей, носом, глазами, челюстями, губами, кожей, плотию и другими подобными членами. Смотри об этом в 40 и 41 главах праведного Иова. Из этого уразумей, возлюбленный, что так как многовидная фантазия – это изобретение и порождение диавола, то она для него премного вожделенна и пригодна к погублению нас. Св. отцы справедливо называют ее мостом, через который душеубийственные демоны проходят в душу, смешиваются с ней и делают ее ульем трутней, жилищем страшных, злых и богопротивных помыслов и всяких нечистых страстей, душевных и телесных.
в) Знай, что, по св. Максиму, великому богослову, и первозданный Адам создан от Бога не воображательным. Ум его, чистый и безвидный, будучи и в своей деятельности умом, не принимал сам вида или образа от воздействия чувств или от образов вещей чувственных; но, не употребляя этой низшей силы воображения и не воображая ни очертания, ни вида, ни размера, ни цвета этих вещей, высшей силой души, т. е. мыслью чисто, невещественно и духовно созерцал одни чистые идеи вещей, или их мысленные значения. Но человекоубийца диавол, как сам пал от мечтания о богоравенстве, так довел и Адама до того, что он стал мечтать своим умом о равенстве Богу и пал от такого своего мечтания; и за то из той мысленной, равноангельской, чистой, разумной и безобразной жизни низринут был в эту чувственную, многосоставную, многовидную, в образы и мечтания погруженную жизнь, в состояние неразумных животных. Так как быть погруженным в образы или жить в них и под их влиянием – свойство неразумных животных, а не существ разумных. После же того, как ниспал человек в такое состояние, кто может сказать, в какие страсти, в какое злонравие и в какие заблуждения введен он был своим воображательным мечтанием? Нравоучение наполнил разными обольщениями, физику – многими лжеучениями, богословие – непотребными и нелепыми догматами и баснями. И не только древние, но и новейшие мыслители, желая любомудрствовать и говорить о Боге и о божественных, простых и недоступных воображению и фантазии таинствах (так как в этом труде должна работать высшая сила души – ум) и приступить к этому делу прежде очищения своего ума от страстных видов и воображательных образов чувственных вещей, вместо истины нашли ложь. И, что особенно многобедственно, они эту ложь свою заключили в объятия души и сердца и держат крепко, как истину, выражающую действительность. И таким образом вместо богословов явились баснословами, предавшись, по апостолу, превратному уму (см. Рим. 1, 28). (См. об этом у Исаака Сирина в конце послания св. Симеону, сл. 55-е).
Итак, брат мой, если ты желаешь легко и удобно освободиться от таких заблуждений и страстей, если стремишься избежать разных сетей и козней диавола, если вожделеваешь соединиться с Богом и улучить божественный свет и истину, мужественно вступи в брань со своим воображением и борись с ним всеми твоими силами, чтобы обнажить ум свой от всяких видов, цветов и очертаний и вообще от всякого воображения и памяти чувственных вещей, как хороших, так и худых. Потому что все такое – запятнание и затемнение чистоты и светлости ума, одебеление его безвеществия и проводник к острастению ума, так как ни одна почти страсть душевная и телесная не может подступить к уму иначе, как через воображение соответственных им чувственных вещей.
Подвизайся же хранить ум свой бесцветным, безобразным, безвидным и чистым, как создал его Бог. Но достигнуть этого ты не можешь иначе, как возвратив ум свой в себя, заключив его в тесном месте своего сердца и всего внутреннего человека и научив его неотходно пребывать там внутри, то в сокровенной молитве, внутренним словом возглашая: "Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя", – то внимая себе и себя рассуждая, наиболее же созерцая Бога и в Нем упокоеваясь. Потому что как змий, когда ему нужно бывает сбросить свою старую кожу, идет и с усилием протискивается сквозь какой-либо тесный проход, как говорят естествословы, так и ум, через теснины сердца и умной в сердце молитвы протискиваясь, совлекается одежды воображения чувственных вещей и недобрых чувственных впечатлений и становится чистым, светлым и годным к единению с Богом ради подобия Ему, какое воспринимает через это. Опять, как вода чем больше утесняется в тесных проходах, тем сильнее напирает и быстрее устремляется вверх, так и ум, чем более стесняется сокровенным в сердце поучением и вниманием себе, тем становится утонченнее и сильнее и, устремляясь горе, тем недоступнее бывает для всякой страсти и всякого прилога помыслов и для всякого образа вещей, не только чувственных, но и мысленных, так как они в таком случае остаются вне и не могут войти внутрь. Предложу и иное сравнение, еще более подходящее. Как лучи солнца, будучи рассеяны в воздухе и разъединены друг с другом, бывают не так светлы и теплородны, будучи же сосредоточены в одну точку посредством известных стекол, дают ослепительный свет и теплоту зажигательную, так и ум, будучи собран в центре сердца вниманием к себе и сокровенным поучением, становится светоносным и попалительным, разгоняющим тьму вещественную и страстную и подпаляющим и уничтожающим всякие такого же рода образы и движения.
Это первый и главный способ, как управляться с воображением и памятью, который ты, возлюбленный, должен держать непрерывно. Им ты не только исправишь эти душевные силы, но изгладишь в них все следы и остатки прежде воспринятых впечатлений и образов вещей чувственных, возбуждающих и питающих страсти. Но чем действеннее и плодоноснее этот способ, тем он труднее. И чем труднее, тем менее ныне желающих употреблять его, чтобы не сказать – тем менее верующих в силу его, особенно в среде мудрецов и учителей, не только светских, но и духовных, которые, не хотя поверить научению Святого Духа и стольких св. отцов, указывающих на этот способ в драгоценнейшей всякого драгоценного камня книге "Добротолюбие", праведно лишаются плодов Духа, какие сподобляются получить многие неученые и даже неграмотные. Так как, по слову Спасителя, Бог утаил сие от премудрых и разумных и открыл младенцам (Лк. 10, 21), потому что те, кто не верит в силу этого умного делания и не принимаются за него, никак не могут понять насколько оно благотворно, по слову пророка: если вы не верите, то потому, что вы не удостоверены (Ис. 7, 9).
Когда же увидишь, что ум твой утомляется и не может более держаться внутри сердца в умно-сердечной молитве, тогда употребляй и второй к тому способ, именно позволь ему выйти вне и поиметь простор в божественных и духовных размышлениях и созерцаниях, как тех, которые преподает Священное Писание, так и тех, к которым подает повод и которые внушает творение Божие. Такие духовные размышления, будучи сродны уму, по своей тонкости и безвеществию не причиняют ему одебеления и не заковывают его во внешнем, а напротив, удовлетворив в меру его жажду свободного движения в своей области, содержанием своим располагают его снова скорее возвратиться внутрь сердца, к единению с Богом через погружение себя в мысленную память о Нем едином. Потому божественный Максим и говорит, что "одно деяние не может сделать ум бесстрастным, если притом не будет он вдаваться в разные духовные созерцания". Берегись, однако ж, пока ты еще страстен, в творениях Божиих, в предметах вещественных и в животных останавливаться на одной физической их стороне. Потому что в таком случае ум, не будучи еще свободным от страстного смотрения на чувственные вещи, вместо того, чтобы переноситься от них к духовным и невещественным помышлениям, кроющимся в них, будет увлекаться одной внешней их красотой и показностью, и, усладясь ею, может принять ложные учения о них и страстные расположения к ним, по словам св. Максима, как это пострадали столькие и столькие философы естественники. Или употреби третий способ для доставления отдохновения и упокоения твоему уму. А именно: берись размышлять о таинствах жизни и страданий Господа, т. е. о рождении Его в вертепе, обрезании, сретении, крещении в Иордане, сорокадневном пощении в пустыне, о проповедании Им Евангелия, о многообразных чудесах, сотворенных Им, о преображении на Фаворе, об омовении ног ученикам и преподании им Таинств на вечере, о предании Его, о Его страдании, кресте, погребении, воскресении и вознесении на небо, о многообразных истязаниях мучеников, и долголетних строгих подвигах преподобных отцов. Равным образом можешь ты для сокрушения сердца и возбуждения покаянных чувств помышлять еще о таинстве страшного часа смертного, о потрясающем дне Суда, о разных видах вечных мук, как-то: об океанах огня неугасимого, о мрачных затворах в преисподней, о тартарах мрачных, о червях неусыпающих, о сожительстве с демонами; помышляй также и об упокоении и неизреченных радостях праведников, о царстве небесном, вечной славе и непрестающем блаженстве, о гласе празднующих, о совершеннейшем единении там с Богом, о всегдашнем сопребывании и сожительстве с Ангелами и всеми святыми.
Если ты, брат, нарисуешь на хартии своего воображения такие помышления и представления, то не только избавишься от непотребных воспоминаний и злых помыслов, но приобретешь и великую похвалу в день Суда за такой подвиг, как предвещает тебе св. Василий Великий в слове о девстве, говоря, что "каждый человек, в этом теле живущий, походит на живописца, рисующего какой-нибудь образ в сокровенном месте. Как этот живописец, когда, кончив картину, вынесет ее из сокровенности на выставку, хвалим бывает зрителями, если хороший избрал для нее предмет и нарисовал его хорошо, и напротив, бывает порицаем, если и предмет избрал дурной, и нарисовал его плохо; так и каждый человек, когда по смерти предстанет на суд Божий, будет похвален и ублажен Богом, Ангелами и святыми, если украсил свой ум и свое воображение светлыми, божественными и духовными образами и представлениями, и напротив, будет посрамлен и осужден, если наполнил свое воображение картинами страстными, срамными и низкими. И св. Григорий Солунский выражает удивление тому, как от воздействия чувственных вещей в душе через воображение водворяется или умный свет, доставитель вечно блаженной жизни, или мысленный мрак, ведущий в адскую тьму (греч. "Добротолюбие", с. 969).
Знай, однако ж, что я не то хочу тебе сказать, чтобы ты всегда занимался этими одними помышлениями, нет, но употребляй их только иногда, пока ум твой, утомившийся держать себя в теснотах сердца, отдохнет. Когда же отдохнет, возвращай его опять в сердце и заставляй держать себя без мечтаний и образов в сердечной памяти о Боге. Потому что как все раковинные и черепокожие животные не находят себе покой нигде, как только в своих раковинах, в которых укрываются как в доме, так и ум естественно нигде так не упокаивается, как в храмине сердца и во внутреннем человеке, где, укрываясь как в крепости, благоуспешно ведет он брань с помыслами, врагами и страстями, там же, внутри, кроющимися, хотя большая часть людей этого не знает.
Что страсти и помыслы кроются внутри нас, в сердце, и оттуда исходят и борют нас, это не моя мысль. Слушай, что говорит Господь: из сердца исходят злые помыслы, убийства, прелюбодеяния, любодеяния, кражи, лжесвидетельства, хуления – это оскверняет человека (Мф. 15,19–20). И то, что враги наши, демоны, укрываются около сердца, не мной придумано. Так учат св. отцы. Из них с большей определенностью изъясняет это св. Диадох, говоря, что прежде св. крещения Божественная благодать подвигает человека на добро вовне, и сатана кроется в глубинах души и сердца; после же того, как примет человек св. крещение, демон витает вне сердца, а благодать вселяется внутрь ("Добротолюбие", ч. 4, гл. 76). Впрочем, и после крещения, говорит он далее (там же, гл. 82), попускается врагам нашим бывать в глубине тела нашего, как бы на поверхности сердца, для испытания произволения нашего; и отсюда коптят они на ум мокротностью плотских сластей. С этим согласно учит и св. Григорий Богослов, толкуя, что сказанное Господом о том, как нечистый дух исходит из человека и опять возвращается в него на наибольшее ему зло (см. Мф. 12, 43–45), бывает с крещеными, когда они вознерадят о пребывании в сердце. "Изгнанный крещением нечистый дух, говорит, не любя быть бездомным, ищет покоя, скитаясь там и сям; и не находя его, возвращается к дому, из которого вышел, потому что бесстыден. Если найдет, что Христос, держимый вниманием и любовию крещеного, водворился и пребывает на месте, из которого он изгнан, т. е. в сердце, то снова отраженный уходит без успеха. Если же найдет в ком свое прежнее место пустым, никем не занятым по отсутствию внимания к Господу и памяти о Нем, то поспешно входит, с большей против прежнего злобой. И бывает тому человеку последнее хуже первого (Сл. 40-е). Я намеренно распространился об этом, чтобы сильнее расположить тебя неотходно пребывать внутри сердца с памятью о Господе Спасителе и молитвой к Нему, если желаешь всегда являться победителем в смущениях помыслами и страстными движениями, навеваемыми на сердце. Когда ты там с Господом, враг не посмеет подойти.
Кроме всего этого, говорю тебе, бодрствуй над собой и не давай своему воображению и памяти вспоминать прежде виденное, слышанное, обонянное, вкушенное и осязанное, особенно, что было в этом срамного и непотребного. В этом и состоит преимущественно наша брань, и она труднее и неотвязчивее брани с чувствами или употреблением их. Всякий из борющихся знает это по опыту. Чтобы не воспринять что-либо соблазнительное каким-нибудь чувством, с этим управиться легко; но по восприятии управляться с воображением и памятью о том очень трудно. Чтобы, например, видеть или не видеть какое лицо, или посмотреть на него страстно или бесстрастно, это не так трудно и не представляет большой брани; после же того, как увидишь и взглянешь на него страстно, уже не легко, а требуется большая брань и немалый подвиг, чтобы изгнать из своей памяти воображение этого лица. И враг может играть твоей душой как мячиком, перебрасывая внимание от одного воспоминания на другое и под ними шевеля пожелания и страсти и держа тебя таким образом в страстном настроении. Поэтому и говорю тебе: бодрствуй и более всего смотри за воображением и памятью.
Глава двадцать седьмая
Воину Христову надлежит всевозможно избегать сердечных тревог и смятений, если желает побеждать своих врагов
Как всякий христианин имеет неотложный долг, когда потеряет сердечный мир, делать все от него зависящее, что может способствовать к восстановлению его, так не меньше того обязательно лежит на нем не допускать, чтобы какие-либо случайности текущей жизни возмущали этот мир: разумею болезни, раны, смерть сродников, войны, пожары, внезапные радости, страхи и скорби, воспоминания о прежних проступках и ошибках, словом – все, чем обычно волнуется и тревожится сердце. Потому обязательно не допускать тревог и волнений в таких случаях, что поддавшись им, человек теряет самообладание и лишается возможности ясно понимать события и верно видеть подобающий образ действования, а то и другое дает врагу доступ взволновать его еще более и направить на какой-либо шаг, трудно поправимый или совсем непоправимый.
Я не то хочу сказать: не допускай скорби, потому что это не в нашей власти, а то: не допускай скорби возобладать твоим сердцем и взволновать его, держи ее вне, за пределами сердца и спеши так ее умягчить и укротить, чтобы она не мешала тебе и здраво рассуждать, и право действовать. Это, при помощи Божией, в нашей власти, если у нас в силе нравственно-религиозные чувства и расположения.