Подойдя к барной стойке, я увидел маленькую рваную бумажку, накрытую сверху стаканом, под которым сдохла муха.
На бумажке был написан номер телефона и имя "Джонни". Рядом стоял древний чёрный телефонный аппарат. Мне почему-то он напомнил те аппараты, что стояли раньше в советских квартирах, – такие пластиковые, с барабаном для набора номера. Оглядевшись вокруг и крикнув пару раз по-испански "есть тут кто-нибудь" и "сеньор!", я решился позвонить по указанному номеру, предположив, что Джонни – это бармен.
– Алло! Что надо? Только отошёл отлить, как кого-то принесло! Что, трубы горят? Терпи! Иду уже, негодяй! Ид… – раздался хриплый ворчливый голос в трубке, прерванный на последнем слове короткими гудками.
Я, надо сказать, немного перепугался от такого общения.
В воображении нарисовался толстый свирепый мексиканец с мачете.
Первой моей мыслью было побыстрее сбежать из этого странного и пустынного места, но потом я сделал несколько глубоких вдохов, успокоился и решил, что силы Вселенной оберегают меня на праведном пути и ни в коем случае не допустят моей смерти.
Если же вдруг случится так, что я тут погибну, то, значит, на то есть воля небес и, значит, я должен пострадать за свою идею и веру, подобно Иисусу и многим другим. Через пару минут скрипнула тяжелая дверь и в бар ввалилось тучное тело мексиканца средних лет.
– Ты звонил? – гаркнул с порога Джонни.
Не дожидаясь ответа, он направился ко мне, почесывая задницу и чуть прихрамывая на правую ногу. Когда он приблизился ко мне почти вплотную, я нашёл в себе силы ответить:
– Добрый день! Вы не знаете, где живёт Санчес? Он часто выходит в интернет из вашего бара.
– Нет тут таких, – перекосив лицо, ответил Джонни, – и интернета тут уже три года нет, – добавил, ухмыльнувшись.
Бармен отвёл от меня взгляд и слоновьей походкой, прихрамывая, направился в помещение за барной стойкой, что-то постоянно бормоча.
– Пить что будешь?
Глядя вслед уходящей фигуре, я осознал, что все мои планы треснули и тут же развалились.
Получилось так, что я находился где-то в забытой богом и людьми деревне посреди чёрной сельвы. Зацепка, за которую планировал ухватиться в поисках шаманов, только что, грубя и хромая, скрылась за барной стойкой. Идей, что делать дальше, пока не возникало, и единственное, что я считал нужным сделать, – это поскорее покинуть бар.
Я вышел на улицу и огляделся.
Вокруг была всё та же деревушка, которая сейчас уже производила не мистическое, а пугающее впечатление. За ней – чёрная сельва, а по сторонам – непроходимые дикие кустарники, посреди которых виднелась узкая полоса дороги, уходящая в бесконечность.
Я шёл по направлению к сельве, вглядываясь в каждую деталь.
Запись тридцать один
– Вот она, мистическая Мексика, полная знаний и легенд. Я так долго сюда собирался и считал, что это место станет финальным в моих учениях. Я так ждал встречи с тобой, так надеялся. О сельва, поговори со мной! О великий союзник, приди ко мне, поделись своей силой, тогда я исполню своё предназначение, стану мудрым и просветлённым и смогу спасти ещё много людей, которые поверят мне. Без твоей силы, о союзник, мне не справиться. Я слишком ещё слаб. Помоги мне обрести силу".
Конец записи.
Берегись автомобиля!
Я шёл по дороге по направлению к сельве и чувствовал, что моё тело мокрое от пота, одежда прилипла и в ботинках хлюпает вонь.
Кругом никого.
Двери домов прочно заперты, окна заколочены, не было слышно ни человеческой речи, ни звериного голоса, ни птичьего крика.
Тишина.
Такая тишина походила на напряжение атмосферы перед дождём, когда воздух не колышется, не звучит, природа замирает, будто намеренно напрягаясь, чтобы изо всех сил удержать влагу в тучах, набухших до предела.
Атмосферу наполняла немая промокшая жара.
Она представляла из себя влажную горячую субстанцию, впитывающую в себя соки всего живого, подобно закипающему бульону.
Это единение и круговорот природного сока устраивала в своём королевстве сельва, будто тем самым напоминая о единстве всего живого и о том, что в конечном итоге всему суждено пролиться под землю небесным дождём, для того чтобы потом вновь испариться вместе с другими соками земли.
"Образы матери – это твоя база, твои корни…это кармически верно для тебя".
В тот день в деревне Мескалитан этот круговорот происходил в полнейшей тишине, так, чтобы можно услышать кипение своих мыслей, а потом и они затихали, подстраиваясь в унисон к окружающему молчанию.
Приблизившись к лесным воротам вплотную, я сел на горячую землю, достал из промокшего кармана маленькую коробочку, сырую не настолько, чтобы замочить содержимое. Достал табак и медленно набил им влажную трубку.
Потом, нащупав в кармане зажигалку, прикурил и набрал полную грудь ароматного дыма, задержав дыхание на довольно продолжительное время. При выдохе я направил дым прямо в небо, тем самым мысленно передавая дар лесным духам, и включил диктофон.
Моё внимание привлекло то, что при общем замирании атмосферы мой дым начал медленно подниматься ввысь, клубясь и переплетаясь белыми струйками.
Запись номер тридцать два
– Дым поднимается в небо. Какая радость. Это духи сжалились надо мной и приняли мой дар.
– Ой, смотри. Маленькая серая птичка вылетела на мгновение из сельвы и тут же скрылась в лесу.
– О радость. Это знак. Это точно знак. Лесные духи зовут меня к себе.
– Надо скорее бежать.
– Не надо бежать. Не хочу никуда спешить. Важно подготовиться к встрече. Смотри, как гармонично раскачивается сельва. Как она прекрасна. Дым расслабляет. Это духи послали мне свою заботу, чтобы дать отдохнуть перед серьёзными испытаниями.
– Ты боишься?
– Уже нет. Небесный дым расслабил моё тело и дух, чувствую лёгкость и расслабление. Теперь я понимаю, что духи нарочно направили меня по ложному пути, чтобы привести сюда. К сельве. Я чувствую приближение. Я чувствую присутствие.
(Слышен рёв мотора.)
– Что это?
– Это дух-ягуар рычит, призывая к бою. Я скоро буду готов с тобой сразиться. Скоро, только окрепну, только наберусь сил. Потом, о ягуар, побеждённый, ты откроешь мне тайну бозона духа. Сейчас ты – царь леса. А потом буду я.
(Шум колёс.)
– Стой, вонючий подлец! Стой, я тебе говорю! Ах ты, сволочь паршивая! Только попадись мне на пути ещё раз! Я из тебя сделаю начес собственными руками, скотина! Таким, как ты, суждено гореть в адском огне вечность! Не видать тебе милости Божией, обезьяна мексиканская!
Третий мужской голос, затихая (Удаляется шум мотора.)
– Сам ты сволочь немытая! Ты себя в зеркало вообще видел? Да на тебя взглянуть, так мерзко становится и хочется бежать в ближайшую уборную, чтобы вылить ощущение от твоего мерзкого тела. Вся машина пропахла твоей потной задницей, проповедник хренов!
– Тьфу. Стой!
Конец записи.
Я долго кричал что-то вслед удаляющейся машине, не пытаясь за ней бежать.
Когда пыль развеялась, машина уже скрылась из вида и снова осталась одна тишина.
Мой импульсивный гнев прошёл, и я, к своему удивлению, не испытывал ни отчаяния, ни разочарования. Напротив, решил, что такова воля небес и что это одно из моих испытаний на пути к встрече с союзником.
"Видимо, союзник хочет испытать силу моих намерений и готовность к встрече. Я не отступлю, не поддамся эмоциям и не буду бранить несчастного угонщика. Видимо, эта машина ему нужнее, чем мне. Возможно, таким образом я спасу его семью от голодной смерти. Пусть забирает во спасение. Благословляю тебя и не держу обиды! Живи мирно и счастливо", – громко сказал я вслух вслед тонкой пелене дорожной пыли, оставшейся после машины.
Теневая сторона
Средь чёрной тишины сельвы раздался крик птицы. Птица кричала нервно, будто что-то предвещало угрозу ей либо её птенцам. Крик разрывал тишину и заполнял тревогой всё пространство.
Запись номер тридцать три
"О великий Кетцалькоатль! . Это ты меня зовёшь. Больше нельзя медлить! Слышу тебя, чувствую тебя, иду к тебе!".
Конец записи.
Вытряхнув остатки табака из трубки, я аккуратно положил его в карман и, глядя в одну точку, направился по направлению к густой сельве.
Я уже не чувствовал ни пота, ни жары, ни белых скользких червей, карабкающихся под брюками.
Погружаясь в дикие джунгли, я видел, что вокруг меня не простой лес, но мистический мир.
Для меня здесь всё было наполнено смыслом.
Свисающие лианы казались проводниками, по которым можно было забраться туда, где обитали неведомые птицы и звери, – они же духи, способные убить или вселить свою силу в человека.
Влажный мох и кора деревьев излучали непривычный запах, который пронизывал до костей и коры головного мозга, питая атмосферой мистического леса.
Огромные деревья поднимались высоко в небо – так, чтобы надёжно укрыть небесные тайны от света и от глаза человека. Поскольку редкие солнечные лучи проникали сквозь их плотную листву, то лес, таким образом, развивал способности видеть в темноте, видеть без глаз.
Мощные и могучие деревья, подобно мудрым старцам, внушали уважение и трепет перед их опытом и знаниями, которые впитались вместе с вечной влагой их обители и давно уже стали их кровью.
Мудрый и старый лес.
Сердце замирало, когда в него погружался. Лес дышал своими тайнами и знаниями, передавая их лишь самым сильным и смелым.
"Он всегда будет с тобой, потому что он часть тебя, но он может давать силу, трансформируясь в новое качество".
Я шел медленно.
Расширенные зрачки смотрели куда-то вглубь, куда-то между, куда-то вне – куда-то.
Шёл так, будто в трансе, не ощущая под ногами земли и не видя ничего вокруг. Чувствовал, что мои глаза выпучены настолько, что вот-вот вывалятся из глазниц. Никогда и нигде более мне не удавалось войти в подобное состояние.
При этой оторванности от действительности я ни разу не споткнулся и ни разу не упал, от чего глаза горели чувством собственной избранности и могущества, а щёки разрезала улыбка. Да, именно разрезала, потому что кровь сочилась из уголков губ, то ли от чрезмерно широкой улыбки, то ли, нервничая, я погрыз губы, сам того не осознавая.
Думаю, что со стороны на меня тогда было смотреть жутко, ибо я походил на страшного клоуна из фильмов ужасов, который пялился в пустоту, слизывая кровь с опухших красных губ.
Будто ведомый мощнейшей силой, я углублялся в пучину лесную. Эта сила тянула меня от центра груди, заставляя сердце гореть огнём, от чего поднималась температура тела. Я чувствовал одержимость этой силой, но мне это нравилось.
Ощущение собственной избранности заводило и толкало вперёд.
Запись номер тридцать четыре
– Где ты, союзник? Явись ко мне! Я готов к нашей встрече! Откройся мне. (Слышны шаги и хруст веток под ногами.)
Вдруг я почувствовал, как что-то упало на плечо. Я вздрогнул от неожиданности и, в надежде избавиться от этого объекта, неуклюже встряхнулся и свалился, не удержавшись на ногах. Оглядев своё тело, никого и ничего не обнаружил.
Однако вздохнуть с облегчением всё же не удалось, так как паук упал на землю и находился в нескольких сантиметрах, недвижимо глядя мне в глаза. Это был огромный паук, величиной с небольшую птичку, чёрный, пушистый, мерзкий. Он неподвижно смотрел на меня, то ли готовясь к атаке, то ли к побегу. Я сначала интуитивно отполз на пару метров назад, поспешно шагая руками и ногами, чуть приподняв таз. Во время своего перемещения я осознал, что сам сейчас напоминал своего неприятеля: походкой, да и внешним видом, скорее всего, тоже.
– Ты, лесная тварь. Наверное, ты мой дух-тень? . Ты маленькая тёмная частичка эго, которая ещё не покорилась моему мудрому сознанию. Какая же ты маленькая, мохнатая и жалостная. Ты же знаешь, что стоит мне захотеть, и я тебя раздавлю одной ногой прямо сейчас без всяких усилий.
– Как же ты мал и ничтожен! Стоит мне раздавить тебя сейчас, и всё! Тогда мой путь будет окончен. Когда раздавлю тебя, то наконец избавлюсь от своего эго и растворюсь во Вселенной, став чистым светом и энергией. Тогда достигну просветления, тогда смогу спасти этот грешный мир. О духи леса! О сельва! Благодарю вас за эту встречу. Вы видите, я не испугался! Я готов к соединению с вами! Я готов к просветлению и вечному блаженству!" ( Голос стал криком на последних фразах. )
– Смотри, по сельве пошла волна, а верхушки уже охвачены штормом. Ощущение, что мы на дне океана. Всё вокруг колыхается и вибрирует. Мне становится тяжело дышать. Кругом влага. Может, мы и правда под водой? Может, мы утонули?
– Не говори глупостей. Это лес – он наш друг. Вот, смотри, я ему сейчас подмигну. Вот и всё. А сейчас надо убить тень. Давай же, задави его! Что ты тут разглагольствуешь?
– Да! Ой, а где же лесная тварь?
– Скрылась. Всё из-за тебя. Зачем ты меня отвлёк своей ерундой. Так я вечно буду гоняться за своей тенью. Тупица! Идиот! И я туда же! Зачем тебя слушаю?
– Вон он, под тем листом! Я его вижу! Дави быстрее!
– Ай-й! Оооо! Уфффф!
Помню адскую боль.
Я, видимо, как-то неуклюже поднял ногу, чтобы убить паука, и упал прямо на больное колено. Боль разрезала ногу, в глазах помутнело, и появилась резкая боль в области затылка. Потом всё замолкло, потемнело и исчезли все ощущения.
Искать ли перо зелёной птицы?
Когда я пришёл в себя, то почувствовал отсутствие собственных конечностей. Кинув взгляд на своё тело, к радости, обнаружил, что они были, и были совершенно обнажены. Однако пошевелить ими я не мог, так как меня удерживала тугая толстая верёвка.
Оказалось, что я, связанный, лежал на спине на каком-то камне посреди непроходимого леса, который уже успокоился и не штормил.
Пошевелить конечностями и даже пальцами не получалось не только потому, что они были скованы верёвкой, но и по какой-то другой причине. Было ощущение, что в них напрочь отсутствовала кровь или что она заморожена.
Я попытался приподнять голову и оглядеть себя. Голова почти не поднималась, мне удалось её оторвать лишь на пару сантиметров.
На теле я увидел несколько надрезов: один – посередине груди, второй – в правом боку, третий – в самом низу корпуса. Тело было грязным, в кровяных подтёках.
Поворачивая голову в разные стороны, я заметил пять индейцев, расположившихся неподалёку прямо на земле. Индейцы спокойно сидели и точили что-то острое, напевая непонятную песню.
На голове одного из них красовались перья очень большой зелёной птицы. Другой носил рога оленя, и его тело украшала, очевидно, его шкура. Остальные были тоже практически обнажены, за исключением кожаных повязок, которые небрежно свисали вокруг бёдер.
Оценив ситуацию, я заёрзал на камне. Поскольку был немного осведомлен о культуре и традициях индейцев майя, то с лёгкостью понял, что данное положение говорило о том, что меня собирались отправить к богам. Индейцы хотели либо спалить меня на костре, либо попросту вытащить сердце голыми руками, тем самым утоляя жажду богов и приобретая их снисхождение.
К жертвоприношению индейцы готовились неторопливо, будто растягивая время, давая мне возможность помолиться, обратиться к богам, – в общем, подготовиться.
Внутри всё похолодело и замерло.
Ужас!
Я попробовал закричать, но не смог издать ни единого звука. Голос был скован, так же как и тело. Я решил, что мне в рот влили какое-то зелье, обладающее анестезирующим свойством.
Предприняв несколько попыток по реанимации тела, мне стало ясно, что ни одна из его частей мне не подвластна. Только голова, подобно безжизненной боксерской мини-груше, шаталась из стороны в сторону.
Я бешено вертел головой. Глаза рвались выпасть наружу. Чувствовал, что сердце сейчас само выпрыгнет из тела, не дожидаясь момента, когда его вытащат смуглые руки.
Я пытался открыть рот, чтобы поговорить с индейцами и убедить их в том, что не созрел ещё духовно для того, чтобы отправиться к богам, что я ещё не окреп в своей вере и что мне ещё много чему надо научиться, у них в том числе. Но у меня никак не получалось даже открыть рот, не говоря уже про издание звуков. Губы были прочно склеены, язык не ворочался.
Отчаявшись, я посмотрел на небо. Сквозь пушистые ветки деревьев были видны проблески бесконечного голубого неба. Прекрасный, светлый и ясный день висел над вечной сельвой.
"Как же прекрасен этот день. Как же великолепно это кружевное небо. Как же чудесны эти вековые деревья. Сколько они всего видели в своей жизни, и сколько им ещё предстоит увидеть. Быть может, завтра их срубит бездушный испанец, чтобы сделать мебель для салона в Барселоне. А может быть, их погубят лесные пожары и весь лес вместе с жизнью внутри него превратится в пепел и уйдёт вместе с дождём под землю".
Я закрыл глаза и почувствовал, как щеке стало тепло и мокро. Открыв вновь глаза, увидел, что лес и небо расплываются перед взором и стекают по щекам горячими ручьями. Я зажмурился ещё раз так, чтобы выжать все слёзы из глаз, и посмотрел вновь на высокое небо.