- После тридцати лет у них должны быть уже десятки поколений просветленных людей. Даже если бы четверть из них стала наставниками, к этому моменту, математически говоря, не наводнили бы они уже весь мир, как ты думаешь? Я задаю эти вопросы не как учитель, заметь. Я спрашиваю как потребитель или адвокат потребителя. Не думаешь ли ты, что есть смысл поинтересоваться показателем успешности наставника? Ты же веришь моему опыту, верно? Ты же спрашивал их о плодах их учений, когда пришел к ним учиться?
- Ну, так не...
- Не думаешь ли ты, что есть смысл задаться таким вопросом? Они же специализируются на просветлении, не так ли? Или я неправильно тебя понял? Они занимаются чем-нибудь еще?
- Нееет, но они...
- Если бы журнал "Отчеты для потребителей" публиковал данные о том, какие духовные организации обеспечивают заявленное качество товара, как ты думаешь, какой статистический показатель был бы первым в качестве меры успеха каждой из организаций? Скажем, вот сотня случайно выбранных людей, которые начали в этой организации пять лет назад и вот где они сейчас. Например, тридцать один получил в организации повышение, двадцать семь продвинулись вперед, тридцать девять все еще пытаются, но без глубокой самоотдачи, а трое вошли в неизменное состояние недвойственного сознания. Хорошо, пусть три процента - это можно сравнить. Но эта твоя организация получила бы жирный "ноль", не так ли? И не за сотню человек, а за сотни тысяч, возможно, миллионы. Я неправ?
- Ты говоришь так, будто...
- Я знаю как, Мартин, и я знаю, что они отвечают на это. Они говорят, что все получат просветление вместе, не так ли? Они говорят, что прорыв случится одновременно, когда накопится определенная критическая масса, верно?
- Ну, вроде того, ага, но ты говоришь так, будто...
- Почему, как ты думаешь, эта организация еще не погрязла по самые уши в просветленных после тридцати лет? Я бы задумался, почему там не возникла проблема их хранения. Я бы задумался, почему весь мир еще не валит к ним валом. Сколько им требуется времени?
- Точно не известно...
- Нет, Мартин, это точно известно. В том-то и дело. Точнее не может быть. Как такое может быть, что единственный случай просветления за тридцать лет - это тот, с которого все началось? Я знаю, Мартин, что он большая шишка. Мне знакомы эти учения. Я знаю, насколько этот парень широк и всеохватен. Я согласен, что он возвышенное существо, что бы это ни значило. Будь я в его присутствии - пал бы на колени и коснулся его усыпанных лотосами стоп. Он великий, я знаю, но мы говорит не о ком-то, мы говорим о тебе. Мы говорим о том, что ты делаешь... Что? Как бы ты это назвал? Освобождение от оков? Я не вижу в организации этого парня никого, кто освободился бы от оков, Мартин. А ты?
Я жду. Он не отвечает.
- Можешь предложить вариант, как такое возможно?
Мартин молчит. Он явно погружен во внутреннюю борьбу. Он смотрит на меня, чтобы узнать, что будет дальше.
- Мартин, думаю, я вправе рассматривать возможность, что в той организации есть серьезный изъян. Где-то ближе к самой сердцевине. Думаешь, с моей стороны неразумно говорить такое?
Никакой реакции.
- Как ты думаешь, есть хотя бы смысл задаваться вопросами? По крайней мере, рассмотреть такую возможность?
Он почти незаметно кивает.
- Мое собственное пробуждение заняло меньше двух лет, Мартин. И это без всякого живого наставника, который помогал бы мне. Я никогда не слышал, чтобы это занимало больше времени. Я действительно не понимаю, как процесс может длиться дольше.
Говоря это, я не имею в виду, что процесс занимает два года с момента первого проблеска духовной жажды. Я имею в виду два года с того момента, когда процесс пробуждения действительно начался, - с первого откровения, с первого шага. Напишу это с большой буквы - Первый Шаг. Я знаю, что многие люди по много лет медитируют и занимаются духовными практиками, не достигая полного пробуждения, и мне известно их мнение: они думают, что еще не пересекли финишную черту, но на самом деле причина в том, что они не пересекли даже стартовую - не сделали Первый Шаг.
Я продолжаю:
- Это некий процесс, и для него требуется определенное время. Примерно столько же, сколько для вынашивания слоненка.
Мартин слишком вежлив, чтобы задать очевидный вопрос: сколькими случаями просветления могу похвастать я сам? Ответ такой: в среднем одним или двуми случаями в год с тех пор, как я начал учить, - всего дюжина или около того. На самом деле, разумеется, я не могу ставить их себе в заслугу, но именно ко мне привела их вселенная на критических этапах их путешествия. Двое из них пытаются говорить и писать на эту тему, но большинство просто учатся жить с этим. Сейчас я вижу еще двоих, кто на подходе, кто сделал Первый Шаг. Стоит сделать Первый Шаг, и остальной путь уже неизбежен, если, конечно, человек не умрет или не получит серьезную травму головы.
- Мартин?
- Да.
- Ты бы согласился с тем, что в учении, которое не дает выпускников, возможно, есть какой-то изъян?
Он колеблется, потом кивает.
- Если так, то это, должно быть, довольно серьезный изъян, а?
Он кивает.
Я киваю.
- Что ж, это интересная возможность. Может, ты подумаешь об этом немного и дашь мне знать, к чему пришел. Хорошо?
Он кивает.
- Мартин?
Он кивает.
- Я уже знаю ответ. Это для тебя, хорошо?
Он кивает.
* * *
Приверженность любому учению или учителю - любому внешнему авторитету - самый коварный зверь в этих джунглях. Первое, что нам хочется сделать, когда начинается наше путешествие, - это найти дружеское плечо и надежность, присущие организованной группе, и найдя их, мы по сути дела завершаем наше путешествие, даже не начав его. Мартин - совершенно типичный, идеальный пример. Он отправился в путь двадцать лет назад в поисках чего-то высшего, а теперь вынужден встретиться лицом к лицу с фактом, все его усилия и весь пыл, потраченный на поиск в течение многих лет, не помог ему сделать единственный шаг вперед. Двадцать лет он закапывал себя в нору, а теперь должен выкарабкаться и начать это путешествие.
Чего он почти наверняка не сделает.
Сила нашей преданности учителям и учениям - это отражение не их ценности, а желания эго выжить. Это эго - фальшивое я - превозносит наставников и объявляет учения священными, но нет ничего возвышенного или священного, есть только истинное и неистинное.
Тот, кто знаком с процессом депрограммирования людей с культовым промыванием мозгов, способен будет оценить, сколько усилий требуется на самом деле для освобождения от такого рода привязанности, но в действительности есть только один настоящий культ - Культ Фальшивого Я - и каждый человек - его фанатичный приверженец. Пробуждение - это процесс депрограммирования. Просветление - это состояние незапрограммированности.
Я объясняю все это Мартину в самых мягких выражениях, обращаясь к его разуму, его рассудку и вижу, насколько ему трудно, пока сердце и ум сражаются друг с другом. В моей любимой версии "Махабхараты" Кришна и Арджуна беседуют о сражении, которое вот-вот начнется. Арджуна спрашивает, где произойдет сражение - на поле битвы или в его сердце.
"Я не вижу никакой разницы", - отвечает Кришна.
* * *
Мне бы не хотелось, чтобы Мартин думал, будто я придираюсь к его группе и гуру в частности. Не вижу никакого резона делать различие между первым и вторым. Есть множество причин, по которым духовной организации не удается производить просветленных пачками, и не все из них видны отчетливо. Одна очень уважительная причина, которая неочевидна даже им самим, заключается в том, что члены духовной организации могут быть вполне удовлетворены просто гонкой за просветлением. Посвящение своей жизни возвышенным духовным идеалам придает жизни смысл и цель точно так же, как стремление к власти, деньгам или любви. Если над дверью мигает неоновый знак "Бесплатное просветление! Кратчайший и легчайший путь! Единственный истинный путь!", это еще не значит, что происходящее за дверью на самом деле имеет отношение к просветлению или что люди, которые входят туда, хотят именно этого.
Совсем наоборот.
Почти во всех случаях это продаваемое и покупаемое просветление не имеет никакого отношения к осознанию истины и представляет собой настолько охренительно прекрасное состояние сознания, что нужно быть идиотом, чтобы его не захотеть. В действительности оно настолько прекрасно в своем коварстве, что его сияние затмило для бессчетных миллионов искателей тот факт, что его не существует.
Так что, возможно, бывшая организация Мартина и грешила словоблудием вместо того, чтобы дело делать, но я не думаю, что это был сознательный обман. Полагаю, они искренне убеждены в том же, в чем убеждают других. В таком случае, едва ли есть что-либо дурное в том, что организация ведет себя как организм, который стремится выжить, приспособиться и вырасти. Возможно, организм стремится к освобождению всех существ или миру во всем мире, или к распространению собственного учения, или просто к собственному возвышению и расширению своей власти. Может, этот просветленный на самой вершине иерархии просто хочет потрахаться, а может, непросветленные парни внизу перехватили у него контроль над организацией. А может, просветленный парень наверху никакой не просветленный, а какой-то еще. Возможно, он поистине прекрасен, но не пробужден - не осознал истину.
Или, эй, да кто его знает? Возможно, бывшая группа Мартина достигла критической массы и они вот-вот все вместе прорвутся в постоянное сверхсчастье. (Вот те на, а не выставлю ли я сам себя на посмешище, когда постучусь к ним в дверь с вопросом, не поздно ли еще записаться в их группу?!)
Суть в том, что нет на самом деле никакой сути в попытках разобраться во всевозможных причинах, почему искатели не находят искомого. Это просто еще один отвлекающий маневр, в которых нет недостатка. Суть в пробуждении, а не в том, чтобы заработать научную степень в пробуждении. Говоря проще, первоочередная задача, как верно догадалась Сара, - пробуждение, а потом, если кто-то еще хочет освобождать все существа, выступать за мир во всем мире или спасать китов, - прекрасно - пусть будут счастливы существа, счастлив мир, счастливы киты. Но суть дела не меняется:
Ты либо пробужден, либо нет.
(4) Безмятежные и независимые
Я думаю, я мог бы жить с животными,
они так безмятежны и независимы,
Я стою и смотрю на них долго-долго.
Они не скорбят, не жалуются
на свой злополучный удел,
Они не плачут бессонными ночами
о своих грехах,
Они не изводят меня,
обсуждая свой долг перед богом,
Разочарованных нет между ними,
нет одержимых
бессмысленной страстью к стяжанию,
Никто ни перед кем не преклоняет коленей,
не чтит подобных себе,
тех, что жили за тысячу лет;
И нет между ними почтенных,
и нет на целой земле горемык.
Уолт Уитмен
(5) Готов
Слишком долго тебе снились презренные сны,
Я смываю гной с твоих глаз,
Ты должен приучить свои глаза
к ослепительной яркости света
и каждого мгновенья твоей жизни.
Слишком долго ты копошился у берега,
робко держась за доску,
Теперь я хочу, чтобы ты был бесстрашным пловцом,
Чтобы ты вынырнул в открытом море,
крича и кивая мне,
и со смехом окунулся опять.
Я учитель атлетов.
Если твоя грудь после учения станет шире моей,
ты докажешь, что и моя широка,
И тот докажет, что он усвоил мой стиль борьбы, кто убьет своего учителя насмерть.
Уолт Уитмен
Последним из недавних гостей дома полного пробуждения достиг Пол. За прошедшие две недели мы даже не поговорили ни разу. Я время от времени видел его выходящим на прогулку или сидящим на одной из садовых скамеек посреди метели. Разумеется, это не единственные его занятия, а только те, о которых мне известно. Я нечасто спускаюсь на первый этаж, провожу мало время с гостями и уверен, что в доме происходит намного больше того, что мне известно. Однако я бы предположил, что Пол тоже не слишком общителен на этом этапе.
Стояла зима, когда он сообщил мне. Бодрящий вечерний холодок, но без стужи, на земле свежий снег. Это одна из тех ночей, когда в кристально чистом небе высыпают все звезды и даже ветерок стихает в благоговейном трепете. Ночь настолько ясная и тихая, что кажется постановочной. Такой безупречный зимний вечер, какой достался нам, бывает здесь, может, раз или два в год. Поэтому я и вышел, чтобы прогуляться. Пол присоединился ко мне на перекрестке, в паре миль от дома. Я был рад его видеть. Я всегда радуюсь, видя человека, добравшегося туда, где, как я полагаю, находится Пол. Он присоединился ко мне молча, и мы пошли дальше. Прошло минут десять, прежде чем он заговорил.
- Я готов.
Я улыбнулся от теплого чувства, хлынувшего мне в сердце. Это было тепло воспоминаний о том дне, когда я сам пришел к тому же ошеломляющему и невероятному выводу, и обо всех других днях, когда я слышал это от других. Согревающее сердце знание о том месте, куда приводит предпринятое путешествие, и знание о том, что лежит впереди.
Вот так все и происходит, когда попадаешь туда: никаких колоколов и труб, никакого нимба или хора ангелов. Как сказал Лайман Панг, ты "просто обычный человек, который сделал свое дело".
- У меня больше нет вопросов, - сказал Пол. Он не имел в виду, что у него больше нет вопросов ко мне, у него вообще больше нет вопросов, и точка. Вот как происходит, когда попадаешь туда: ты просто готов. Чего он не сказал, хотя и мог, так это что он теперь знает все, что должен знать, - все. Он достиг границ знания и теперь обладает единственным абсолютным знанием. Он не говорил об этом, потому что это слишком большая штука, чтобы выразить ее в словах, но я знал, что он думает об этом, потому что это истина и она слишком велика, чтобы не думать о ней.
Мы пошли дальше. Почти полная луна изливала свое сияние на свежий снег, и дремлющая земля выглядела так, словно на нее набросили атласное покрывало.
* * *
Пол так и не сказал больше ничего, пока мы возвращались домой. Сдается мне, что он "готов", возможно, уже не первую неделю и все это время привыкал к новому и неожиданному состоянию. Так оно и бывает, когда все заканчивается. Даже если тебе тысячу раз говорили, что у знания - у поиска - есть пределы, ты все равно изумлен и ошеломлен, когда достигаешь его. Ты провел несколько лет в сражениях одно изнурительней другого, и никогда, никогда не ожидал, что ты когда-нибудь действительно окажешься в этой жизни победителем.
А потом, в один прекрасный день, вот оно. Ничто. Больше никаких врагов, никаких битв. Клинок, который, казалось, прирос к твоей руке, выпадает из нее, стоит только разжать пальцы. Больше не с кем соперничать, ничего не осталось несделанного и никогда не будет ничего, что должно быть сделано.
Но даже тогда скорее всего ты не будешь знать, что ты есть или где ты есть. Все просто закончилось, и это никогда не изменится. В романах свежеобращенные вампиры задаются вопросом, что влечет за собой их новое положение. "Я вампир или просто c прибабахом?" "А что там с чесноком, распятиями, солнечным светом и гробами?" "Я бессмертен? Как проверить?" "Что правда, а что миф?" Может быть и так. Я слышал, дзэн-буддисты говорят, что нужно десять лет, чтобы привыкнуть к этому, и для них это означает десять лет в самом благоприятном из возможных окружений - в дзэнском монастыре, где все связано с просветлением - ежечасно, ежедневно и так круглый год. А с другой стороны представь, что этот период адаптации проходит в социуме, где духовность обесценена и даже эксперты в духовности суть невольные мастера дезинформации. Это могут быть чертовски своеобразные десять лет.
А что после? Ну, насколько я понял из разговоров с практикующими джняна-йогу (мои извинения всем и каждому, чьи учения я искажаю в этой книге), прошедший этот десятилетний период освоения становится джняни, - тем, кто знает. Полагаю, это мой случай, но процесс изменений, который превратил меня из аджняни в джняни, еще не закончен. Даже теперь я должен делать сознательные усилия, чтобы поддерживать свое фальшивое эго, мой персонаж сновидения - оживлять его и заставлять действовать. И эта моя траектория приведет меня к несуществованию так близко, насколько возможно для того, кто еще имеет тело. Другими словами, постепенно я буду вкладывать все меньше и меньше энергии в свое существование в царстве сновидения, мое учение сократится до самой очищенной и максимально сжатой формы, мои интересы будут отдаляться от мира, и как личность я стану настолько незначителен, насколько это возможно.
Когда Кришна закончил то, ради чего явился, он пошел в лес и продолжал идти, пока не свалился от усталости. Проходящий мимо охотник принял его за оленя и убил одним выстрелом из лука. Такую прогулку можно рассматривать как постепенное сокращение вкладываемой в существование энергии, и когда придет мой час, я, наверное, просто пойду через высокие заросли кукурузы, пока не свалюсь от усталости, и мои ноги примет за созревшие початки проходящий мимо кукурузоуборочный комбайн.
* * *
Я не считаюсь с учителями и учениями? Ого. Звучит так, будто я действительно нетерпим, так что, наверное, придется кое-что объяснить поподробней.
Вот как обстоят дела: я полностью просветлен - полностью осознал истину. Я здесь, живой, на этой сцене, и я предпочел описывать все так, как вижу. Я не считаюсь ни с кем. Ни на кого не полагаюсь. Если мое описание противоречит десяти тысячам других описаний - неважно, насколько уважаемы эти описания и те, кто их создавал, - значит, для меня эти описания не что иное, как небылицы и фольклор, которые следует списать на свалку истории. Простой факт в том, что я здесь, и это "здесь" не слишком похоже на то, о чем говорит кто-то еще, и я не собираюсь тратить свое или чье-то еще время, притворяясь, что это не так.
Следует заметить, что "здесь" не окутано туманом и не плохо освещено. Оно ни загадочное ни мистическое. Мое знание безупречно, а мое видение беспрепятственно. Это неоднозначная позиция, но она критически важна. Я не интерпретирую. Я не перевожу. Я не передаю ничего, что было передано мне. Я здесь, прямо сейчас, говорю тебе то, что вижу, в самых доходчивых из всех возможных выражений.
Если это звучит грубо, привыкай. Это грубый предмет. Я пишу эту книгу не для того, чтобы заработать, найти последователей или стать знаменитым. Я пишу ее, чтобы вывести это из моей системы. Мое послание не в том, что ты должен поверить мне, каково это, но в том, что ты сам можешь прийти и увидеть.
Ты уже не будешь брать все явления мира
из вторых или третьих рук,
Ты перестанешь смотреть глазами давно умерших
или питаться книжными призраками,
И моими глазами ты не станешь смотреть,
ты не возьмешь у меня ничего,
Ты выслушаешь и тех и других
и профильтруешь все через себя.
Уолт Уитмен
* * *