– Прямо сейчас?.. – просипел откуда-то слева, отплевываясь грязью, старейшина Рудного.
– Прямо сейчас… – упрямо мотнула головой королева. – Купание в болоте… еще не повод… чтобы сидеть на голой холодной земле… мокрыми.
Оказывается, если речь шла не о продолжении пути, а том, чтобы с комфортом расположиться вокруг жаркого огня, сил по сусекам и амбарам можно было наскрести еще немало.
Опираясь на палки, пошатываясь и истекая болотной водицей, мужчины наломали веток, и через десять минут несколько огромных костров разгорелись на самом краю недовольно пофыркивающей сероводородом трясины.
Женщины тем временем извлекли из мешков съестные припасы, мехи с родниковой водой, и пир в честь первого дня, прожитого после бегства из Тенистого, был открыт.
Наспех проглотив несколько кусков и запив их чистой водой из фляг, с суровым видом великомучеников, всходящих на костер, шестеро патрульных с трудом подняли своих единорогов и не столько повели, сколько потащили их за собой.
– Пешком быстрее было бы, – усмехнулся Амергин, обернувшись на оставшихся у огня.
– Отдохните еще, – указала рукой королева на ревущий и задорно щелкающий маслянистыми поленьями сального дерева костер. – Мы их оставили почти в десяти часах позади.
– Если они вообще выберутся оттуда, куда их завел дух леса, – покривил губы в самодовольной ухмылке Огрин.
– Вот проверим, что оставили, и вернемся отдохнуть, – строго ответил Кримтан, прочитав по глазам подчиненных тоскливые мысли об отдыхе и огне.
Короткими взмахами руки он распределил, кто в какую сторону идет. И разъезды устало направились каждый в свой конец дороги, за которой, оградившись от суеты и повседневности диким переплетением ветвей деревьев, подлеска, кустов и буйных трав ворчливо шумел лес, беседуя с налетевшим ветерком.
Сил на то, чтобы говорить, не было, и вымотанные до полусмерти сиххё сидели молча, блаженно щурясь на пламя, подкармливая его запасенными ветками, подставляя жаркому дыханию холодные конечности и мокрую одежду и обувь.
У людей же на разговоры сил хватало всегда.
– Айвен, ты думаешь, что мы и вправду убежим от гайнов? – тихо, чтобы не разбудить задремавшего друида, разморенного теплом и едой, прошептала Эссельте. С недоумением и жалостью разглядывала она свои покрытые пленкой грязи исцарапанные руки с траурной каймой под обломанными ногтями и забитые, залепленные высохшим торфом ажурные кольца. – Это так ужасно…
– Не такие они и ужасные, – убежденно ответил Иван. – Надо просто знать, как за них взяться.
– Хоть как… Белыми, мне кажется, они не будут уже никогда.
– А… по-моему… они всегда были такими? – озадаченно сдвинул брови царевич. – Черными и волосатыми?
– Волосатыми?! Как обезьяна?!
– Вот-вот, точно! Хорошее сравнение!
– Да ты что, издеваешься?! – оскорбленно вскинулась гвентянка. – Я ухаживала за ними каждый день!
Рот Иванушки раскрылся.
– За гайнами?..
– За руками! Ты вообще хоть когда-нибудь видишь что-то, кроме того, что интересно тебе?!
– Д-да, конечно… – не очень уверенно предположил Иван. – А что я должен видеть?
– Что мне холодно, например!
– Но… извини… я свою куртку отдал Боанн… Я отдал бы ее тебе, но Друстан меня чуть-чуть опередил…
– Не чуть-чуть, а на тридцать минут! И отдал он ее мне, потому что ты не торопился это сделать!
– Но тридцать минут назад мы только выбрались из болота, – уязвленно заметил лукоморец.
– Вот и я о том же, – принцесса насупленно отвернулась.
– Не спорьте, не горячитесь, люди, – Арнегунд оторвала взгляд от меланхоличного созерцания языков костра и с ласковой усмешкой посмотрела на надувшуюся от взаимных обид и непонимания парочку. – Всё будет хорошо.
– Мы дойдем туда, где нет гайнов? – радостно встрепенулся Друстан, доселе меланхолично помалкивающий.
– Надеюсь, что да, – немного помолчав, ответила королева. – И там мы будем в безопасности. Поэтому не печальтесь и не унывайте, друзья наши. Потерявшись в незнакомом лесу, отстав от нас на полдня, если не больше, ушастые всё равно что безвредны теперь для нас. Мы победили. И если бы моя айола была сейчас не в корзине, а здесь, я бы даже спела нам что-нибудь… жизнеутверждающее… как любит говорить мой муж Габран.
– Я могу почитать вам стихи. Без музыки, – неожиданно предложил знахарь, метнув украдкой быстрый, полный надежды взгляд на принцессу, но уже через долю секунды худощавое лицо его снова приняло нейтральное выражение, как ни в чем не бывало.
– Вчера вечером я остался должен, – спокойно договорил он.
– Должен?.. – припоминая, сдвинула брови королева. – Ах, да. Помню, конечно! Словно целый месяц прошел с тех пор… Но всё хорошо, что хорошо кончается. Прочти нам что-нибудь, целитель. Пожалуйста.
– О чем ваше величество желает услышать? – с учтивой готовностью склонил голову тот. – О любви, о море, о красоте Гвента, о его закатах и восходах, холмах и горах, о журавлиных клиньях, приносящих в наши края весну…
– О том, как жил без нас Аэриу, – легкое облачко печали закрыло лицо Арнегунд. – Как… жили вы… без нас. Если, конечно, у вас, людей, есть такие стихи.
– Да, есть, – тоже посерьезнев, медленно, будто признаваясь в чем-то неловком, выговорил лекарь. – Есть. Пожалуйста, ваше величество.
И тихо, вполголоса, проникновенно заговорил, словно рассказывая другу старую историю:
Кто полюбит солнце душным летом?
Кто полюбит волю без оков?
Разве это нужно – быть поэтом
Посреди колосьев и цветов?
Буйство красок, и ночные звезды,
И восхода пламенная прядь -
Всё это так близко и так просто.
Всё это так просто потерять.
Мы ж на всё смотрели равнодушно,
Нам хотелось радости иной,
Нам, наверно, просто стало скучно,
Жить и наслаждаться тишиной.
И того, что всем нам хватит хлеба,
Стало скучно знать наверняка.
Нам не надо милостей от Неба!
Всё построим сами! На века!
Хочется скорее ногу в стремя!
Надоел беспечной жизни пир!
Хочется отбросить, словно бремя,
Красоту, спокойствие и мир!
Хочется, чтобы запели стрелы,
Чтобы, словно буря, грянул бой!
Биться с кем?! Да разве в этом дело!!!
Хоть друг с другом! Сами же с собой!
И лишь только в беспросветной бездне
Мы, всё потеряв, узнали вдруг:
Как же был прекрасен свод небесный,
Как же было чудно всё вокруг…
– Друстан… – в глазах Эссельте стояли слезы.
Она сжала щеки чумазыми ладонями и словно завороженная глядела бездонным синим взглядом на бледного и серьезного юношу.
– Друстан… Это же про нас… Про нас, людей… и про нас… тебя, меня, Айвена, мастера Огрина… Это чудесные стихи!.. Но я, кажется, никогда раньше их не слышала.
– Я сочинил их вчера вечером, ваше высочество, – склонил голову знахарь. – Когда ее величество спросила, что поют люди, когда им грустно и страшно и хочется домой, мне пришли в голову первые четыре строки… а за ночь они немного подросли.
– Ты пишешь стихи? – очи принцессы расширились. – Сам? Ты… еще и поэт?
– Я тоже знал одного человека, который писал хорошие стихи! И песни! – чувствуя, что обоз уходит куда-то без него, встрепенулся Иванушка, и, видя, что новость его не произвела должного впечатления, торопливо добавил: – И от этого он стал сиреневого цвета!
– Стихи? – проснулся при провокационном слове Огрин, не дав едкому ответу насчет окраски поэтов и ее возможных причин сорваться с уже приоткрывшихся губ Друстана. – Кто сказал "стихи"?
– Гайны!!!
Справа, из-за кустов, разметывая в стороны комья грязи и дерна, галопом вылетел белый единорог, и всадник его – с лицом таким же белым, как шкура его скакуна под слоем болотной грязи – не в силах сдержаться, словно заведенный, словно проклятый, выкрикивал ненавистное слово еще, и еще, и еще:
– Гайны, уходим, скорее, гайны, гайны в получасе хода, гайны, гайны, гайны!!!..
Сперва Иванушка подумал, что разразиться полной и безоговорочной панике во всей красе – с подпрыгиваниями, метаниями вокруг костров и сбиванием друг друга с ног не позволила только выматывающая, обездвиживающая и притупляющая любые мысли и чувства усталость злосчастных беглецов. Но несколькими секундами позже вся глубина готовой обрушиться на их головы катастрофы раскрылась пред ним, и он внезапно и испугом осознал, что сиххё просто не видели смысла бежать.
– Амергин, ты с ума сошел?! – вместо этого в призрачной надежде оказаться правой, королева на грани истерики возвысила со своего места голос, и несколько десятков пар глаз с мучительным вопросом уставились на рудненца вместе с ней.
– Нет, Арнегунд! Мы видели их! Они там! Идут нам навстречу! По дороге по нашей идут! – судорожно хватая воздух ртом, будто расстояние в несколько километров пробежал впереди своего единорога, прохрипел разведчик. – Надо срочно уходить! Бежать! Скорей! Вставайте же, вставайте!!!..
Словно выведенные исступленным криком патрульного из ступора, сиххё зашевелились, кидая беспомощные растерянные взгляды то на болото, то в ту сторону, откуда прискакал Амергин и куда они намеревались спокойно двинуться после двух часов отдыха в поисках спасения, то на дорогу назад, к деревне…
О том, чтобы возвращаться через трясину, речи не шло: одним из тех, кто остался в ней – самый последний, почти у берега – был Дагда, не поделивший топь с юркой радужной змейкой.
Обойти гайнов на пути к спасению было невозможно. Оставался один путь – назад по дороге, к покинутой утром деревне. По крайней мере, до тех пор, пока орда ушастых не догонит их и не заставит принять бой. Несомненно, последний для многих гайнов. Несомненно, последний для всех сиххё.
Не говоря ни слова, беженцы угрюмо поднялись с видом приговоренных ко всем смертным казням разом и стали торопливо собирать оставшиеся пожитки. Друстан, Боанн, Эссельте, Огрин и несколько их помощников из Тенистого принялись лихорадочно навьючивать раненых на единорогов. Иван схватился за рукоять меча и кинулся к дороге, словно ожидая, что гайны вот-вот выскочат прямо на него. Арнегунд, подавленная и обескураженная, бросала отчаянные взоры то в одну сторону, то в другую, не в состоянии поверить, что избавление и безопасность, бывшие еще полчаса назад всего в паре дней от ее народа, вдруг оказались всё равно что на другом конце Белого Света.
– Но как это могло произойти?.. Как?.. Как?.. Как?.. Я не понимаю… – беспрестанно повторяла она, натягивая мокрые насквозь сапоги, накидывая сырой как парус в ураган плащ на зябко дрожащие плечи, засовывая посуду в заплечный мешок – но, главным образом, мимо – ошеломленная, потерянная, жалкая.
– Раненые готовы! – срывающимся голосом сообщил Друстан.
– Выступаем! – звучно выкрикнул Аед. – Бодрым шагом, ребята! Воины – в тыл! Мы еще покажем зубы этим тварям, клянусь Аэриу!
Королева упрямо стиснула зубы, яростно отправила пинком в болото выпавшую снова кружку, и широкими решительными шагами устремилась вместе со всеми к дороге, завязывая предательски трясущимися руками тесемки мешка с продуктами.
Некоторые следовали ее примеру. Другие натягивали тетивы на луки. Многие пытались на ходу наточить медные ножи и мечи. И почти все оставили полусобранные вещи там, где сидели.
В Светлых Землях тарелки и одеяла не нужны.
Втянувшие головы в плечи, опирающиеся на поспешно вырубленные палки и посохи – верхом ехали только дети – беглецы заполнили узкую лесную дорогу подобно чрезвычайно угрюмой и крайне целеустремленной реке.
Лес огораживал узкую просеку слева плотной стеной кустов и подлеска, надежно переплетенного лианами, нависая крышеподобными кронами деревьев-великанов над головами, хватая за одежду и цепляя за волосы ветвями, подставляя подножки упавшими сучьями, словно недовольный, что его покой был нарушен незваными-непрошенными чужаками.
Справа, на сколько хватало глаз, бугристым буро-зеленым ковром с редкими островками цвета хаки тянулась топь, преодоленная с таким потерями и так напрасно.
Иногда Иванушке казалось, что дорога посреди этого сурового негостеприимного леса существует исключительно оттого, что зарастить ее хозяину то ли лень, то ли недосуг – имеются дела и поважнее. Но если в один прекрасный день лес решит, что этот грязный кривой шрам на роскошном зеленом теле его раздражает и портит, то единственный путь сообщения между двумя деревнями сиххё не протянет и недели.
Если, конечно, к тому времени останется хоть одна деревня…
Вылетевший из-за поворота всадник едва не затоптал королеву и старейшину Рудного, выступавших во главе колонны.
– Фиртай?.. – почти спокойно обратилась Арнегунд к рудненц, поднявшему разгоряченного скачкой единорога на дыбы. – Что с тобой?
В конце концов, теперь, когда самое плохое уже случилось, всё остальное могло со спокойной совестью считаться лишь мелкими неприятностями.
– Где пожар? Куда спешишь? – едва увернувшись от молотящих воздух копыт, недовольно вопросил Аед.
– Арнегунд, туда ходу нет! – словно не слыша обращенных к нему слов, прокричал разведчик, для наглядности неистово размахивая перед собой рукой. – Разворачивайтесь! Там щупальцерот окопался! У самой дороги!
– Что?..
– Ерунда!
– Прорвемся!
– Нет… Он огромен… Сколько ему лет – гайны плешивые знают, но одно его щупальце толщиной с это дерево! – и парень ткнул пальцем в весьма кстати подвернувшегося колонноподобного родственника дуба в пять обхватов. – Мевенна и Домнала перешиб вместе с рогатыми одним ударом! Обоих!!! Даже душить не пришлось!.. Гайново седалище… Если бы я ехал первым или вторым… Хорошо, что нам не в ту сторону!
И тут до него впервые дошло увиденное.
– Э-э-э-эй… погодите… вы куда? – недоуменно уставился он на массовый исход соплеменников и гостей Сумрачного мира. – Плес в другой стороне! Вы чего, заблудились?
Несколько слов Аеда согнали с его физиономии остаток краски, и теперь оно стало одного цвета с растерянными и испуганными лицами остальных беглецов.
– И куда мы теперь?..
Королева не задала этот же самый вопрос только потому, что Фиртай ее опередил.
– Назад?..
– В болото?..
– Сразимся с ушастыми?.. – зазвучало неуверенно из толпы, но вряд ли они были действительно предложениями курса действий – скорее, перечислением самых неподходящих вариантов.
– А почему бы нам не сойти с дороги в лес? – выкрикнул вдруг Друстан. – В таких зарослях гайны не смогут бежать, у них же копыта!
– У единорогов тоже, – сварливо отозвался надтреснутый голос Корка из середины сбившихся в потерянную кучу беженцев.
– Но у единорогов их четыре, а у гайнов только два, – резонно заметил Аед в поддержку лекаря.
– Может, лучше попытаться пройти мимо щупальцерота?.. – нерешительно предположил кто-то.
– Тогда ты иди первым, – любезно разрешил Аед.
Благодарности за предоставляемую возможность отчего-то не последовало, и других желающих повстречаться с голодным чудищем не нашлось тоже, после чего идея завяла сама собой.
Тогда по команде Арнегунд мужчины вытащили из ножен мечи, больше похожие на короткие массивные мачете и, не теряя ни секунды, во главе с лукоморцем бросились на штурм неприступных зарослей – прорубать проход в ощетинившейся шипами, колючками и сучьями живой стене.
Ломко хрустя сухими сучками и грузно отдуваясь, с той стороны помчалось наутек какое-то животное. С нижней ветки ближайшего дерева вспорхнула птица, цветом и анатомией больше похожая на параплан. Зашуршало панически лесной подстилкой и юркнуло в нору нечто длинное и гладкое, с сотнями кривых красных ножек. Затрещала, падая под ноги победителям словно знамена поверженного противника, зеленая, серая, бурая, синяя и лиловая растительность. В брешь один за другим устремились хмуро, но упорно первые беглецы.
Приступ начался.
– Я попробую поговорить с духом леса, чтобы он скрыл наши следы! – важный и гордый предыдущим успехом там, где его никто не ждал, выкрикнул Огрин, выбираясь на дорогу, и, казалось, немало удивился, что толпа сиххё не развернулась и не бросилась к нему незамедлительно с изъявлениями благодарности.
Но такая мелочная эмоция как чувство оскорбленного достоинства не могла владеть им долго, и он величественно распорядился, картинно откинув с лица длинные седые волосы с цветом и запахом торфяного болота:
– Идите все, я догоню!
То ли по его команде, то ли потому, что проход шириной в метр был готов, запруженная река сиххё и единорогов стала утекать в него всё быстрее тонким, но шустрым ручейком. Рядом с друидом остались только Амергин, Эссельте и Друстан.
– А поможет это… твоё… чего ты там задумал? – с сомнением склонил голову сиххё.
– Мастер Огрин – самый лучший архидруид Гвента за последние десять веков! – гордо выпятила нижнюю губу принцесса.
Глаза разведчика уважительно расширились.
– Он сам так всем говорит, – несомненно, для пущей убедительности, елейным голоском произнес знахарь.
Одарив опального медика жгучим, словно сноп крапивы, взглядом, старик подошел к дереву и с видом фокусника на бенефисе приложил ладони к гладкой как лед синеватой коре.
– О дух леса, что пьет корнями землю…
– Не трудись, – внезапно, но от этого не менее раздраженно прошелестело дерево белыми глянцевыми листьями у него над головой. – Я тебе ничего не должен.
– Но я прошу…
– Одну твою просьбу я уже выполнил, – брюзгливо напомнили листья миллионноголосым шуршащим хором. – Заставил черных мохнатых бежать по фальшивой дороге белых голокожих. Глупейшее занятие. Но я выполнил всё, о чем ты меня просил – я гнал их, пока моя дорога не уперлась в другую дорогу! А там уж они побежали, куда хотели, это не мое дело.
– О великий дух леса, но мы ведь не просим тебя о новой дороге – нам нужно всего лишь, чтобы ты помог скрыть наши сле… – воздела руки к узкому дуплу на высоте пяти метров принцесса, словно неуловимый и вездесущий дух сидел именно там.
– Вы нарушили наш уговор, – сурово проскрипело дерево, прервав обращение на полуслове, и в скрипе этом зазвенел металл, услужливым эхом разносимый по окрестностям. – Вы стали рубить меня! И это после того, как я вам помог…
– Помог?! – возопил возмущенно сиххё, исступленно жалея, что дух имеет эхо, но не имеет уха, куда бы можно было от всего сердца и всей души заехать кулаком. – Да ты своей дурацкой дорогой только навел на нас врагов!..