Боже мой, я не умею молиться… я не знаю, как это делается… я просто прошу тебя… подари мне еще хоть капельку жизни… позволь мне еще раз увидеть Солнце… я больше не буду расстраиваться по поводу того, что Солнце осыпает меня веснушками… я буду обожать свои веснушки, боготворить их… клянусь… только дай мне еще раз увидеть Солнце…
А мои родители… что с ними будет? Они не вынесут этого второй раз… не поступай так с ними, прошу Тебя. Это не честно. Тебе решать, но это чертовски не честно… Моя мама… сколько всего ей пришлось пережить… как она держится… как легко она согласилась отдать за меня свою жизнь… она ведь сначала даже не поняла, что это частичная трансплантация… и сразу подписала эти бумажки… Моя мама… моя любимая мама…
Как я понимаю Юрку… ему тоже было столько же лет… и он тоже все понимал… интересно, какой был его самый счастливый день в жизни?
Ну почему опять текут слезы? Хотя… пусть текут… они такие вкусные… соленые… не такие как морская вода… почему я никогда раньше не задумывалась о том, как сильно отличается вкус слез от вкуса морской воды?.. В любом случае, и то и другое – соленое и прекрасное…
Я видела океан… я потеряла браслет в Атлантик-Сити, когда мы с папой гуляли по берегу… Это значит, что я должна туда вернуться… Ведь так говорят люди: "Если ты что-то забыл, то обязательно вернешься в это место"… Черт… вот оно… ключевое слово… если ты что-то "забыл"… а я ведь не забыла… я потеряла… Значит могу и не вернуться… Безграничный океан… свободный… сильный… Интересно… что бы я выбрала: увидеть океан, или увидеть солнце… или увидеть небо? Я бы выбрала обнять папу… и Гену… хотя нет… я бы не смогла их отпустить… и я бы точно плакала… а это бы их огорчило… Я не хочу выбирать… я хочу все: хочу видеть, как идет снег… хочу получить права… к черту права… можно и без прав ездить… хочу еще раз прыгнуть с парашютом… или без… не важно… сейчас это точно не важно… хочу любить… смеяться… плакать… Я ХОЧУ ЖИТЬ! Я буду жить. Я должна выжить. Ради родителей, ради Геночки. Он перевернул весь мир, он борется за меня… он обещал мне, что я вернусь. И я вернусь. А пока важно дожить до утра. Не спать.
P.S. На памятнике моего брата выбиты его собственные слова, которые случайно на бережно сложенном листочке… нашла моя мама… Это было четверостишие, написанное его красивым почерком:
"Мне было шестнадцать,
Случилась беда… Откуда она прилетела, не знаю…
Я знаю одно только: это судьба,
И ей покорюсь я едва ли…"
P.P.S. В ту самую ночь, в ночь перед операцией, мне хотелось на чем-то записать:
"Она плачет от боли… Ей так страшно одной,
Она знает, что может не вернуться домой…"
Почему "Ей"? Я предпочитала наблюдать за собой со стороны и думать, что все это происходит с другой девочкой… у нее тоже были рыжие волосы и веснушки… она тоже хорошо играла в теннис… ей тоже хотелось жить… но пусть это буду не я… так было бы проще. А может… меня уже просто не было… точнее, я пока была жива, но та самая ночь постепенно превращала меня в другого человека…
9 июля 2003 года, день…
Обдумай, верно ли и возможно ли то, что ты обещаешь, ибо обещание есть долг.
Конфуций
В реанимацию зашла красивая девочка с голубыми глазами. Мое сердце остановилось. Юлька… мы с ней были подругами по жизни и соперницами на теннисном корте. Ее специально перевели ко мне в класс… мы вместе ездили на теннисные турниры, тренировались, гуляли, списывали на экзаменах – мы все делали вместе. Мы поссорились и не общались целый год из-за какого-то кретина-отличника из старших классов, который поспорил со своими друзьями, что сможет разбить нашу крепкую дружбу. Пари он выиграл, но мы помирились… опять-таки из-за мужчины. После выпускного Юлька с родителями уезжала на ПМЖ в Германию… мы ревели в аэропорту, обнимали друг друга, называли нехорошими словами отличника, из-за которого потеряли целый год драгоценного общения… Я подарила ей на память браслетик и пообещала, что мы обязательно встретимся через год… Не знаю, почему именно через год… Но мы встретились… через год и несколько дней… Мы очень ждали этой встречи, но не такой и при других обстоятельствах. Я не знаю, что ей сказали перед тем, как впустить ко мне, но держалась она молодцом. У нее всегда был сильный характер… Мы обсуждали наших бывших одноклассников, общих знакомых… которые теперь казались мне такими же чужими и далекими, как и ей. Она поздравила меня с вчерашним совершеннолетием… и подарила мне диснеевского слоника. Юлька пыталась как-то меня подбодрить перед завтрашним днем и сказала:
– Ты неплохо выглядишь. А ты давно покрасилась?
– В смысле? – спросила я.
– Я имею в виду волосы. Очень красивый цвет. – Она легонько коснулась моих волос.
– Но он вроде бы не изменился со времени твоего отъезда. Я никогда не крашусь, – меня очень удивили ее слова. – Может, выгорели на солнце… на корте, не знаю.
– Волосы рыжие… но оттенок фиолетовый. – Юлька все так же рассматривала мою шевелюру.
– Ты шутишь? Как фиолетовые? Может это просто контраст… у меня же лицо очень желтое. А у тебя есть зеркальце?
– Нет. Мне, наверное, просто кажется. Твоя мама сказала, что ты вчера съела полторта? – Она явно пыталась сменить тему.
– Да… мне разрешили… в честь дня рождения. Ты же тоже любила эти торты… – Я улыбалась, но почему-то все еще думала о своих волосах.
– Да… очень. Тебе их все время Гена привозил. – Моя подружка тоже заулыбалась. – Впрочем, как и все остальное: последние теннисные ракетки, модную форму… все самое лучшее…
– Да… знаешь… даже не хочу думать, что бы со мной было, если бы не Он. Ты Его помнишь? – Мне очень хотелось с кем-то поговорить о Нем.
– Да… помню, как мы у вас отмечали Новый год… А Он приехал с семьей… маленькой Танечкой… и подарил тебе медведя, о котором мы с тобой мечтали. И родители тебе подарили на Новый год точно такого же. Ты мне отдала мишку, которого подарили родители, а себе оставила Гениного. – Юлька смеялась.
– Да… и Sega… с крохотными картриджами… которая не оставляла нам шанса учить уроки. Знаешь… я безумно Его люблю. И Его семью.
– Знаю… – ответила Юлька, – всегда знала.
– А ты знаешь, что это Он все для меня делает? – спросила я у своей подружки детства.
– Да… мама сказала нам. – Юлька опустила глаза.
Мы поболтали о чем-то еще… было непросто. Она подбирала каждое слово, и я понимала, что ей больно на меня смотреть. В то же время мне не хотелось, чтобы она уходила.
– Юлька… мы с Жекой завтра в Турцию летим. Вернемся через неделю. И сразу к тебе приедем, – у нее дрогнул голос.
– Да… здорово. Увидимся через неделю. – Мои мысли быстро повернулись лицом к предстоящему завтрашнему дню, от которого и зависело, сможем ли мы увидеться снова.
– Я хочу тебе кое-что подарить. – Юлька сняла с себя колечко.
– Юль… прекрати, – я отвернулась.
– Помнишь, ты подарила мне браслет в аэропорту, перед тем как я навсегда улетала из Украины? Ты пообещала мне, что мы встретимся через год. И мы встретились. Я тебе дарю колечко и обещаю тебе, что мы встретимся через неделю. Я обещаю. – Она не могла сдерживать слез и одевала мне кольцо на палец.
Мы разрыдались… обе. Как маленькие беззащитные дети, которых с головой окунули во взрослую жестокую жизнь.
Юлька ушла и вернулась уже в сопровождении моей мамы, своих родителей и симпатичного парня по имени Женя, с которым она познакомилась в Германии. Женя отлично говорил по-немецки и штурмовал моих врачей и профессоров вопросами. Самое интересное, что он уже знал о моей болезни гораздо больше, чем мы с мамой. Перед тем как преодолеть расстояние в триста километров, они с Юлькой перерыли весь Интернет.
P.S. Когда я снова увижу себя в зеркало… я застыну. Мои волосы были ярко-фиолетовые. Не рыжие с фиолетовым оттенком, а ярко-фиолетовые. Это была реакция организма на чрезмерное количество меди.
P.P.S. Юлька сдержит свое обещание.
8 июля 2003 года
Прилетит вдруг волшебник
в голубом вертолете
И бесплатно покажет кино…
С днем рождения поздравит
и, наверно, оставит…
мне в подарок…
пятьсот эскимо.
Я открыла глаза. Сразу же захотелось их закрыть. Сегодня мне исполнилось восемнадцать лет. Я при смерти в реанимации. "Поздравляю", – подумала я, и почему-то вырвался нервный смех. Я не знала, как отметить день рождения… Вот проблема и разрешилась сама по себе. За меня решили, как и где мне его отметить. Хорошо, что хоть решили, что все-таки нужно отметить. Мысли крутились и путались в моей голове, как злые снежинки. Все казалось мне каким-то нелепым… несправедливым что ли… А что справедливо? Или что не справедливо? То, что кто-то нарушил мои планы на этот день? Это было не самое страшное…
Страшно было, когда моя мама спустилась из палаты, чтобы меня поздравить. Я не знала, который час, но, видимо, мои врачи передали ей, что я уже проснулась. Некоторые из них меня поздравили… все дарили маленькие смешные игрушки, открытки и желали мне здоровья… Мне было приятно до слез. Мне было необходимо чье-то внимание в этот день. С одной стороны. С другой стороны, мне хотелось, чтобы ко мне никто не заходил, потому что я с трудом сдерживала слезы, когда видела, как посторонние люди пытаются сделать мне маленький праздник. Они все меня жалели. Их глаза меня жалели. А что может быть хуже ощущения, когда тебя жалеют в твой собственный день рождения? Хуже может быть только одно: когда твоя мама дарит тебе рыжую кожаную сумку "под цвет волос", которую она предварительно захватила из Днепропетровска… наверное, понимала, что домой мы не вернемся… ко дню моего рождения. Что может быть хуже, когда ты смотришь в глаза любимому человеку, который завтра или послезавтра положит свою собственную жизнь на операционный стол ради того, чтобы продлить или спасти твою?.. Я вроде бы понимала, что была ни при чем, но начинала себя ненавидеть… Единственным моим желанием было закрыть глаза и открыть их уже тогда, когда все кончится. Или не открыть. Лишь бы не видеть глаза мамы, которая безмерно меня любила. Другими словами, у меня было не самое оптимистическое настроение… В этот день мама все время приходила ко мне в реанимацию и зачитывала мне поздравительные sms-ки от моих друзей… говорила мне, кто звонил, чего желал… Как бы ужасно это ни звучало, но мне было все равно. Меня волновало только одно: звонил ли Геночка… что говорил Геночка… я без конца твердила Его имя… и думала о Нем каждую секунду.
Игрушек на тумбочке возле моей кровати становилось все больше. Я улыбалась. Меня поздравили абсолютно все… даже профессор Брольш. Только его глаза меня не жалели. Он разговаривал со мной, как со взрослым человеком, открыто говорил правду в глаза, описывал реальную картину и ситуацию и за пару дней научил меня разбираться в показателях собственного здоровья не хуже любого врача. Он считал, что я должна знать все, что со мной происходит… и правильно делал… это заставило меня о многом подумать и кое-что переоценить. Он зашел ко мне в реанимацию… высокий… седой… в белоснежном халате… пожал мне руку… нежно поцеловал… и извинился, что "не успел купить мне подарок". Удивительно… этот человек каждый день проводил сложнейшие в мире операции и при этом считал, что я могу обидеться на него из-за отсутствия подарка в его руках. Я улыбнулась и сказала:
– Профессор Брольш… я предоставляю вам шанс сделать мне лучший подарок в жизни… после дня рождения. И спасибо, что пошли навстречу и не стали резать меня именно сегодня. Это было важно для меня.
– Не за что. Я не подведу тебя. – Впервые я увидела, как он улыбается.
Этот человек действовал на меня магически. Он вселял в меня надежду и уверенность, но при этом жестко говорил правду в глаза. Несколько дней назад у меня резко улучшились анализы печени и повысились тромбоциты… и он сообщил, что возможно, операции не будет. Шансы были пятьдесят на пятьдесят. На следующее утро на меня снова надели кислородную маску, но мне не хотелось верить, что процентное соотношение изменилось. Профессор Брольш зашел ко мне и сказал: "Только операция". Я спросила его о шансах. Он ответил: "100 % операция". Я разревелась. А он просто посмотрел на меня и сказал: "Это твой единственный шанс, и не плачь, а радуйся, что он есть". Вообще, у нас с ним были странные диалоги… но честные по отношению друг к другу.
Днем ко мне в очередной раз пришла мама… на этот раз не одна. С ней была Мара. До этого я видела Мару пару раз, но уже безумно любила эту потрясающую женщину. Три дня назад она приехала вместе со своим мужем Мареком… Он дважды прошел через то, что предстояло мне… Он был для меня примером жизни "после", если до "после" дойдет.
Мара подарила мне красивую коробочку: в ней находилась серебряная ладошка и баночка меда. Но самым лучшим подарком для меня стал огромный йогуртовый торт… Его занесли со свечами ко мне в реанимацию… Я потеряла дар речи. Свечи, правда, зажечь не разрешили из-за аппаратуры… но это был мой любимый торт. Не потому, что для меня он был самым вкусным на планете… а потому, что такие торты привозил мне Он… Гена задаривал меня сладостями, и с детства в моем лексиконе было четко сформировавшееся выражение: "любимый Геночкин торт". Мне разрешили съесть огромный кусок, потому что уже было неважно, что есть, а что пить. Это было СЧАСТЬЕ. И я загадала желание.
Вечер был менее праздничным… Я осталась одна наедине с метелью, которая кружила в моей голове… Это было похоже на мазохизм. Мое уставшее больное воображение вырисовывало всевозможные варианты моей "перспективы"… и мне хотелось отвлечься и с кем-то поговорить. Но когда я начинала с кем-то говорить, мне хотелось снова остаться в обществе "больной девочки". Ко мне в реанимацию зашел последний посетитель… Этот человек постоянно дежурил в ночную смену и всеми силами меня развлекал: менял капельницы, трубки, катетеры… Он подарил мне маленького резинового байкера, потому что обожал мотоциклы и знал, что я испытывала к ним определенную привязанность… Он просто сидел возле моей кровати и не хотел меня оставлять. Видимо, догадывался, о чем я думаю, когда остаюсь одна. Я снова думала о Гене… и вспомнила песню, которая с Ним ассоциировалась. В голову пришла одна мысль:
– Я могу вас о чем-то попросить? – спросила я у своего "развлекателя".
– Конечно.
– Несколько дней назад я слышала песню… она играла по радио… она мне безумно понравилась… но я не знаю, как она называется и кто ее поет… какая-то новая песня… я не слышала ее в Украине…
– Ты можешь напеть? – с улыбкой поинтересовался он.
– С этим у меня тоже проблема… я обычно пою за рулем… точнее, я раньше пела за рулем… но мой папа всегда говорил, что у меня нет ни слуха, ни голоса. Зато у меня хорошая память… и я помню слова. В этой песне точно есть слова: "Wake me up inside, wake me up inside, call my name and save me from the dark…" и еще "Bring me to life"…
– Да… хорошая песня… и я понимаю, почему она тебе понравилась… ее поет Evanesсence, и она так и называется "Bring me to life"…
– Мне бы очень хотелось ее послушать…
– Но в реанимации нельзя слушать музыку…
– Я… поймите… сегодня… сейчас… в свой день рождения… мне больше всего на свете хочется услышать эту песню – мой голос предательски дрожал…
Мой врач смотрел на меня, не отрываясь… Я его понимала. Он был настоящим, коренным немцем, и в его голове колебалась чаша весов: нарушить правила и пойти мне навстречу или все-таки следовать установке.
– У меня в машине есть диск… Я сейчас вернусь… Только мы послушаем ее негромко, ладно?
– Спасибо… огромное… спасибо…
Мы прослушали эту песню раз тридцать… причем достаточно громко… я знала почти все слова… и эта песня ассоциировалась у меня только с одним человеком. Мне бы очень хотелось когда– нибудь отметить с ним свой день рождения. Я, Генка… ну можно было бы еще пригласить Париж.
P.S. Это был лучший день рождения в моей жизни. И лучший подарок: мне исполнилось 18 лет, и я все еще была жива. Благодаря Ему.
P.P.S. Моя мама подарила мне на день рождения не только рыжую кожаную сумку "под цвет волос". Моя мама сделала мне лучший подарок в жизни – подарила мне саму Жизнь… второй раз. Она стала моим донором и, не задумываясь, отдала мне 65 % своей печени. Мама чудом подошла мне в качестве донора, которого, учитывая мои "сжатые сроки", не смогла бы найти ни одна страна мира.
6 июля 2003 года
Wake me up inside, wake me up inside,
Call my name and save me from the dark,
Bid my blood to run before I come undone,
Save me from the nothing I’ve become…
Я лежала и смотрела в одну точку… Не было сил ни о чем думать… Слишком много всего… частный самолет… перелеты… уколы… переговоры… трубки… капельницы… переговоры… полная беспомощность… Ужасно хотелось спать…больше всего на свете мне хотелось спать… Интересно, который час?.. Восемь, девять, десять вечера? Я уже давно потеряла счет времени… нигде не было часов… не было мобильного телефона… Я могла приблизительно определить время только по беготне и количеству людей в белых халатах в реанимационном отделении… Как же хотелось спать… но какой-то немец, который находился от меня за стенкой все время орал: "Йа! Йаволь". В реанимации никого не было… Гробовая тишина… только мое собственное тяжелое дыхание… и звук капельницы… и снова "Йа… Йаволь".
Да… так я точно не усну… Я решила пересчитать все трубки, которые в последнее время стали частью меня. На одиннадцатой я поняла, что засыпаю… Но вдруг тихонечко заиграла музыка. Наверное, в соседнем отделении. Значит, было еще не так поздно… Потрясающая песня… Интересно, кто ее исполняет?.. По коже бежали мурашки… Я внимательно вслушивалась в каждое слово, и мне казалось, что я начинаю сходить с ума…"Wake me up inside, wake me up inside, Call my name and save me from the dark, Bid my blood to run before I come undone… Save me from the nothing I’ve become… Bring me to life… Bring me to life… Bring me to life… Геночка, ну ты же меня спасешь, не оставишь меня?.. Я начинала засыпать…
Через какое-то время я почувствовала легкое прикосновение. Возле меня стоял человек в белом халате, маленький и лысый. Он серьезно смотрел на меня сквозь стекла своих очков и держал в руках чистый лист бумаги… Я не могла рассмотреть его имя.