- Ты утром сможешь? Я знаю, после такой долгой отлучки это слишком быстро.
- Вообще-то, Джош, я подумывал остаться. Твоей матери нужно, чтобы за нею кто-то присматривал, к тому же она до сих пор женщина относительно привлекательная. Это я в том смысле, что на ее месте парень бы сохранился гораздо хуже.
Иуда поперхнулся оливковой косточкой и неистово кашлял, пока Джошуа не постучал ему по спине и косточка не выскочила и не пролетела через всю комнату. Иуда лишь хватал воздух ртом и покрасневшими слезящимися глазами таращился на меня.
Я возложил руки на плечи Иуды и Джоша.
- Мне кажется, я смогу научиться любить вас как собственных сыновей. - Затем я перевел взгляд на хорошенькую, но какую-то очень застенчивую Руфь, вдруг засуетившуюся с двумя своими малышками. - А ты, Руфь, - я надеюсь, ты тоже научишься любить меня как близкого дядюшку - слегка постарше, но все равно неимоверно симпатичного. Что же касается тебя, Мария…
- Ты пойдешь с Джошуа в Иудею, Шмяк? - перебила меня та.
- Конечно. Прямо с утра и двинем.
Джошуа с Иудой по-прежнему пялились на меня так, словно их только что отхлестали по мордасам крупной рыбиной.
- Что? - поинтересовался я. - Вы, парни, сколько лет меня знаете? Хос-споди ты боже мой. Отрастите же себе наконец чувство юмора.
- У нас отец умер, - ответил Джошуа.
- Да, но не сегодня же. Встречаемся утром.
Утром на площади мы нашли Варфоломея - деревенского дурачка, который, несмотря на минувшие годы, выглядел ничуть не хуже и не грязнее. Правда, он все-таки достиг, видимо, какого-то взаимопонимания со своими четвероногими друзьями. Те уже не скакали по Варфу, как это с ними обычно бывало, а тихо сидели перед ним, будто слушая проповедь.
- Вы где это были? - окликнул нас Варф.
- На Востоке.
- И чего вас туда понесло?
- Мы ездили искать Божественную Искру, - ответил Джошуа. - Только, уезжая, мы еще этого не знали.
- Ну и теперь куда?
- В Иудею, искать Иоанна Крестителя.
- Этого-то полегче найти, чем вашу искру. Мне с вами можно?
- Конечно, - ответил я. - Собирай манатки.
- У меня нет манаток.
- Тогда вонь прихвати.
- А эта своим ходом доберется, - ответил Bapфоломей.
Так нас стало трое.
Глава 24
Наконец я дочитал все эти россказни Матфея, Марка, Иоанна и Луки. По ним, так выходит, что все это - чистая случайность: просто пять тысяч человек взяли и явились однажды утром на горку. Уже одно это можно было бы счесть чудом. Не говоря о кормежке. Мы себе задницы рвали, чтобы такие проповеди организовать. Иногда приходилось даже сажать Джоша в лодку и отправлять по водам - иначе его бы просто линчевали. Не парень, а сущее наказание для службы безопасности.
Но и это еще не все. У Джошуа ведь было две стороны - проповедник и частное лицо. Тот парень, что стоял и орал на фарисеев, - совершенно не тот, что сидел и тыкал пальцем в неприкасаемых, потому что это его прикалывало. Проповеди свои он тщательно планировал, притчи скрупулезно просчитывал, хотя во всей нашей группе реально понимал их, наверное, он один.
Я вот что хочу сказать: эти ребята - Матфей, Марк, Иоанн и Лука - кое-что, конечно, пересказали правильно, ну то есть - самое главное, но много чего упустили. Лет эдак тридцать. Вот я и стараюсь компенсировать. Ангел меня, видимо, ради этого и воскресил.
Кстати, про ангела. Я уже почти убедился, что он - психопат. (Нет, в мое время такого слова не было, но посмотрите с мое телевизор, и у вас тоже новый словарный запас образуется. Причем полезный. Например, я полагаю, что "психопат" - лучшее определение Иоанна Крестителя. Но о нем - ниже.) Сегодня Разиил отвел меня в такое место, где моют одежду. Называется "Прачечная самообслуживания". Провели мы там весь день. Ему хотелось удостовериться, что я умею стирать. Может, конечно, я и не самая острая стрела в колчане, но господи иисусе, - это ж всего лишь стирка. Целый час Разиил терзал меня каверзными вопросами, как правильно сортировать цветное и белое. Если ангел примется учить меня жизни, я эту историю никогда не дорасскажу. Завтра у нас мини-гольфа По-моему, Разиил готовит меня в шпионы.
Варфоломей со своей вонью ехали на одном верблюде, а мы с Джошем умостились на другом. Двинулись мы на юг, к Иерусалиму, затем свернули на восток, через Масличную гору в Вифанию, где под смоковницей увидели желтоволосого человека. Я раньше в Израиле никогда не видел блондинов - не считая ангела, конечно. Я показал на него Джошу, и мы довольно долго наблюдали, пока не убедились, что это не переодетый член воинства небесного. В действительности же мы только делали вид, что за ним наблюдаем. Мы наблюдали друг за другом.
- Чего-то не так? - спросил Варфоломей. - Вы что-то нервные.
- Да это все тот белобрысый, - ответил я, пытаясь разглядеть что-нибудь во дворах самых больших домов, мимо которых мы проезжали.
- Здесь живет Мэгги с мужем, - сказал Джошуа и посмотрел на меня так, будто это могло снять напряжение.
- Я знаю, - отозвался Варф. - Он член Синедриона. Говорят, важная шишка.
Синедрион - такой совет жрецов и фарисеев, принимавших решения за всю еврейскую общину. Насколько им дозволяли римляне, то есть. После Иродов и римского наместника Понтия Пилата эти члены были самыми могущественными людьми в Израиле.
- А я-то надеялся, что Иаакан умрет молодым.
- У них нет детей, - сказал Джошуа. Подразумевая, что это странно: Иаакан должен был развестись с Мэгги по причине бесплодия.
- Мне брат говорил, - сказал я.
- Мы не сможем ее навестить.
- Я знаю, - согласился я, хотя не очень понимал, почему, собственно.
Наконец в пустыне к северу от Иерихона мы наткнулись на Иоанна. Он проповедовал с обрыва над рекой Иордан. Шевелюра его была, как обычно, дикой, и к ней он еще отпустил бороду, такую же неуправляемую. На нем была грубая туника, перепоясанная кушаком из сыромятной верблюжьей шкуры. Перед Иоанном стояла толпа человек в пятьсот - на самом солнцепеке, в такой жаре, что поневоле к дорожным знакам присмотришься: уж не свернул ли ты ненароком в преисподнюю.
С такого расстояния было невозможно расслышать, о чем вещал Иоанн, но, подойдя ближе, мы разобрали:
- Нет, я - не он. Я просто тут для него все готовлю. После меня другой придет, а у меня квалификация не та, чтобы его гульфик носить.
- Что такое гульфик? - спросил Джошуа.
- Такая ессейская штуковина, - ответил Варфоломей, - они ее надевают на свое мужское достоинство. Очень тугая, чтобы держать в узде греховные порывы.
Тут Иоанн заметил нас в толпе (что неудивительно, поскольку мы сидели на верблюдах).
- Ага! - сказал он и показал пальцем. - Я же говорил, что он придет! Ну так вот, он и пришел, во-он стоит. Я не шучу. На верблюде - это он и есть. Тот, что слева. Узрите Агнца Божия!
Толпа как один обернулась к нам с Джошем и вежливо захмыкала, имея в виду: А, ну да, только ты про него упомянул, как он сразу и появился. Мы, наверное, глупые и подсадную утку не узнаем, да?
Джошуа нервно глянул на меня, потом на Варфа, затем снова на меня и, наконец, улыбнулся толпе - как последний баран (чего еще от агнца ждать?). А сквозь зубы спросил:
- Так мне теперь что - гульфик Иоанну отдать, или как?
- Просто помаши им и скажи: "Ступайте с Богом", - посоветовал Варф.
- Машу сюда - машу туда, - забормотал Джош, не прекращая улыбаться. - Ступайте с Богом. Большое спасибо. Ступайте с Богом. Какая приятная встреча. Машу - машу.
- Громче, Джош. Только мы тебя и слышим. Джош повернулся к нам, чтобы толпа не увидела его лица.
- Я и не знал, что мне понадобится гульфик. Мне никто не сказал. Ну вы, парни, даете.
Так началось пастырство Джошуа бар Иосифа из Назарета, Агнца Божия.
- И кто этот бугай? - спросил Иоанн, когда мы в тот вечер расселись у костра.
По небесам пустыни черной кошкой с фосфорической перхотью ползла ночь. Варфоломей кувыркался со своими собаками на берегу реки.
- Это Варфоломей, - ответил Джошуа. - Киник.
- Больше тридцати лет - деревенский дурачок Назарета, - прибавил я. - Теперь оставил должность, чтобы последовать за Джошем.
- Блядь и неряха, - резюмировал Иоанн. - Креститься будет наутро первым делом. От него смердит. Еще акрид, Шмяк?
- Спасибо, я уже наелся.
Я заглянул в свою миску с жареной саранчой и медом. Вкусно и питательно: макать акриды в мед. Иоанн только этим и жил.
- Так вы за все время только эту Божественную Искру и нашли?
- Это ключ к Царству Небесному, Иоанн, - объяснил Джош. - Вот что я понял на Востоке, и вот что я должен принести народу нашему: Бог - в каждом из нас. Мы все - братья по Божественной Искре. Я только одного не знаю: как весть об этом разнести.
- Ну, во-первых, не стоит называть ее Божественной Искрой. Люди не поймут. Эта твоя штуковина - она во всех, она постоянна, и она - часть Бога, так?
- Только не Бога-создателя, моего отца, а того Бога, который дух.
- Значит, Дух Святой, - пожал плечами Иоанн. - Назови свою искру Святым Духом. Народу как раз по уму: в тебе сидит дух, ты помрешь, а дух останется. Нужно только убедить их, что этот дух и есть Бог.
- То, что надо, - улыбнулся Джошуа.
- Так этот Дух Святой, - уточнил Иоанн, хрустя акридой, - он, значит, сидит в каждом еврее, а у гоев его, значит, нет, правильно? То есть когда Царство Небесное настанет - в чем фишка?
- К этому я только подхожу, - сказал Джош.
Почти до рассвета Иоанн Креститель не мог смириться с тем, что Джошуа собирается пускать гоев в Царство Небесное, но в конечном итоге мысль эту принял, хоть и норовил отыскать какие-нибудь; исключения.
- И даже блядей?
- Даже блядей, - подтверждал Джошуа.
- Блядей в особенности, - вторил я.
- Ты же сам их от скверны очищаешь, чтобы прощены они стали, - напомнил Джошуа.
- Да, но гойские бляди - и в Царстве…
Иоанн покачал головой: Мессия самолично подтвердил, что мир катится к чертям на тачке. Что, в общем-то, не должно было сильно удивлять Иоанна - он больше десяти лет сам твердил своей пастве о том же. Об этом и о том, как распознавать блядей. - Пошли, я покажу, где вы будете жить.
Вскоре после того, как мы подростками встретили Иоанна на Иерусалимской дороге, он прибился к ессе-ям. Ессеем невозможно родиться - все они принимают обет безбрачия, даже если женаты. Кроме того, ессеи воздерживаются от хмельных напитков, строго блюдут еврейскую диету, а по части очищения от грехов - то есть плотского - просто маньяки. На это Иоанн и упирал в своей рекламе. У ессеев имелась оживленная община в пустыне, рядом с Иерихоном, - городишко под названием Кумран, состоявший из каменных и кирпичных домов. Там был скрипторий для переписывания свитков, а из соседней горы выходили акведуки, наполнявшие ес-сейские ритуальные купальни. Некоторые ессеи жили в пещерах над Мертвым морем и там же складировали кувшины, в которых хранили священные свитки. Однако самые рьяные ессеи, к числу которых относился Иоанн, не позволяли себе даже такой роскоши, как пещера.
Иоанн показал нам жилье рядом со своим.
- Но это же яма! - завопил я.
Если точнее, три ямы. Наверное, грех жаловаться, если яма у тебя отдельная. Варфоломей уже устраивался в одной с целой кучей родни из семейства псовых.
- Кстати, Иоанн, - сказал Джошуа. - Напомни, чтобы я рассказал тебе о карме.
В общем, больше года - пока Джошуа учился у Иоанна говорить слова, что увлекут толпы, - я жил в яме.
Если вдуматься, все логично. Семнадцать лет Джош либо учился, либо тихо сидел. Что он понимал в общении? Последняя весточка от папы состояла из пяти примерно слов, поэтому рассчитывать, что ораторское мастерство он унаследует по отцовской линии, не приходилось. С другой стороны, Иоанн те же семнадцать лет только и делал, что занимался говорильней. Да уж - проповедовать этот пройдоха умел. Стоя по пояс в водах Иордана, он размахивал руками, вращал глазами и сотрясал воздух такими проповедями, что хочешь не хочешь, а поверишь: вот сейчас тучи на небе расступятся, высунется длань самого Господа нашего Бога, схватит тебя за яйца да и тряхнет так, что все зло из тебя выскочит, как молочные зубы из погремушки. Час такой проповеди - и ты не только бежал становиться в очередь на крещение, а сам нырял в реку глотать ил донный, лишь бы тебя от убожества твоего освободили.
Джошуа смотрел, слушал и учился. Иоанн истово верил в Джоша и его предназначение - то есть насколько вообще способен был его понять. Но все равно Креститель меня тревожил: слишком пристальное внимание Ирода Антипы он привлекал. Ирод женился на жене брата своего Филиппа Иродиаде, причем на развод эта баба положила с прибором, а еврейский Закон такого не одобрял. Более суровые уложения ессеев считали подобное непотребство и вовсе неприемлемым, поэтому Иоанн находил в Иродовой семейной жизни бездну материала для своей любимой темы "блядства". Я уже замечал, как на проповедях по периметру толпы тусуются солдаты личной гвардии Ирода.
Однажды вечером я полез на рожон. Креститель вернулся из пустыни в приступе евангельской ярости и кинулся на меня, Джоша, Варфоломея и еще одного, новенького парня - мы сидели вокруг костра и жевали акриды.
- Блядь! - заорал Иоанн своим фирменным голосом "гром Илии", потрясая пальцем под носом у Варфа.
- Ага, Иоанн, Варфоломей только и делает, что кувыркается, - сказал я, проповедуя свое евангелие сарказма.
- Почти, - подтвердил Варф.
- Я имел в виду людей, Варф.
- Ой, извини. Ладно, проехали.
Иоанн резко развернулся к новенькому парню, но тот задрал лапки:
- Я новенький.
Получив такую отповедь, Иоанн оборотился к Джошу.
- Целибат, - быстро ответил тот. - Всегда был, всегда будет. Хотя мне это и не очень по нутру.
И наконец Иоанн повернулся ко мне:
- Блядь!
- Иоанн, я очистился - ты меня сегодня крестил уже шесть раз. - Джошуа ткнул меня локтем под ребра. - Чего? Жарко ж было. Суть не в этом. Сегодня в толпе я насчитал полсотни солдат, поэтому давайте-ка не будем пока о блядях. За тобой народ идет, в конце концов. Ты б лучше перетолковал эту свою аскезу про "нет браку, нет сексу и нет оттягу".
- А также про питание акридами с медом и проживание в яме, - прибавил новенький.
- Тут он ничем не отличается от Мельхиора и Гас-пара, - сказал Джошуа. - Они тоже аскеты.
- Мельхиор с Гаспаром не бегают и не обзывают губернатора провинции блядью перед огромными толпами. Есть разница, и она Иоанна доконает.
- Я очистился от скверны и не боюсь, - сказал Иоанн, усаживаясь к костру. Запал его немного поугас.
- Да? А от вины ты очистился? Потому что когда за тобой придут римляне, на твоих руках окажется кровь тысяч людей. На тот случай, если ты не заметил: убивают не только вожаков. Вдоль дороги в Иерусалим - тысячи крестов, на которых умерли зилоты, и далеко не все они были вождями.
- Я не боюсь. - Иоанн опустил голову. Власы его упали в миску с медом. - Ирод с Иродиадой - бляди. Ирод - чуть ли не царь еврейский, и он - блядь.
Джошуа отвел волосы троюродного брата со лба и сжал плечо этого неистового человека.
- Раз так, значит, так тому и быть. Как предсказывал ангел, ты рожден проповедовать истину.
Я встал и швырнул свою саранчу в огонь. Джоша с Иоанном обдало искрами.
- Я встречал в жизни всего двух людей, о чьем рождении вострубили ангелы, и три четверти этих двоих - полоумные.
И я зашагал к своей яме.
- Аминь, - сказал мне в спину новенький.
Той ночью, когда я уже засыпал, в соседней яме заворочался Джошуа. Точно его разбудил клоп в скатке или какая-то мысль.
- Эй, - сказал он.
- Чего? - ответил я.
- Я тут посчитал. Три четверти от двух - это…
- Полтора, - донесся голос новенького: он поселился в яме по другую сторону от Джоша. - Либо Иоанн совсем полоумный, а ты наполовину, либо вы оба с ним полоумные на три четверти каждый, либо… ну, в общем, пропорция постоянная, могу график начертить.
- Так ты это к чему?
- Да ни к чему, - ответил новенький. - Я новенький.
На следующее утро Джошуа выпрыгнул из своей ямы, стряхнул скорпионов и после долгой утренней струи пнул мне в квартиру пару комочков грязи, чтобы я тоже восстал ото сна.
- Ну все, - сказал он. - Спускайся к реке, я заставлю Иоанна сегодня меня покрестить.
- И что изменится по сравнению со вчера и каким образом?
- Увидишь. У меня предчувствие. И мы пошли к реке.
Новенький выкарабкался из ямы, как степная собачка, и осмотрелся. Он был высок, этот новенький, и утреннее солнце переливалось на его лысом черепе. Парень заметил цветы, распустившиеся там, куда Джошуа только что облегчился. Полдюжины пышных ярких чашечек торчали посреди мертвеишего на всей планете пейзажа.
- Эй, а вчера они тут были?
- Так всегда происходит, - ответил я. - Мы об этом даже не говорим.
- Ух ты, - произнес новенький. - А мне с вами можно?
- Валяй, - ответил я. Так нас стало четверо.
А у реки Иоанн проповедовал небольшой пастве. Он макнул Джоша в воду, и как только голова моего друга скрылась, небо над пустыней, еще розовое от зари, раскололось и оттуда выпорхнула птица. Похоже, она была соткана из чистого света. И все собравшиеся на берегу заухали и заахали, а с небес прогромыхал голос:
- Сей есть Сын Мой, и Я им очень доволен.
И так же молниеносно дух испарился. Но у собравшихся на берегу отпали челюсти, и долго еще люди не сводили с небес изумленных взоров.
Тогда Иоанн быстро опамятовался, вспомнил, чем занимается, и вытащил Джоша из-под воды. Джошуа проморгался, отплевался, посмотрел на отвесившую челюсти толпу и рек им:
- Чего?
- Не, Джош, голос так и сказал: "Сей есть Сын Мой, и Я им очень доволен".
Джошуа потряс головой и куснул утреннюю акриду.
- Ну что он - не мог подождать, пока я вынырну? Ты уверен, что это был отец?
- Голос похож.
Новенький взглянул на меня, и я пожал плечами. На самом деле голос был, как у Джеймса Эрла Джоунза, но в то время я еще этого не знал.
- Ну все, - сказал Джошуа. - Ухожу в пустыню, как Моисей, - на сорок дней и сорок ночей. - И Джош встал и зашагал в пустыню. - Отсюда и впредь буду поститься, пока не услышу чего-нибудь от отца. Это была моя последняя акрида.
- Вот мне бы так, - произнес новенький.