И я объяснил Марфе с Мэгги, как действует яд, а потом мы принялись за ожидание. В воображении своем мы отсчитывали время, перед мысленным взором рисовали, как апостолы пробираются по Иерусалиму, проходят Ессейские ворота, спускаются в узкую долину Еннома, где в скале вытесаны тысячи гробниц, а некогда текла река, но нынче лишь полынь, кипарисы да чертополох льнут к расселинам в известняке. Через несколько часов мы вышли ждать на улицу - стало невозможно сидеть внутри, - и когда луна тронулась к горизонту, а ночь подалась перед ранней утренней зарей, мы увидели на западе одинокую фигуру. Не на юге, как мы рассчитывали. Когда фигура приблизилась, по тяжелым плечам и лунным бликам на лысине я ее опознал. Иоанн.
- Его забрали, - сказал он. - В Гефсимании. Анна и Каиафа самолично явились вместе с храмовой стражей и забрали его.
Мэгги бросилась ко мне и уткнулась лицом в грудь. Я протянул руку и привлек к себе заодно и Марфу.
- На кой черт он потащился в Гефсиманию? - спросил я. - Вы же должны были через Енном идти.
- Это он тебе так сказал.
- Наврал, скотина! Так арестовали всех?
- Нет, остальные тут неподалеку прячутся. Петр кинулся на стражу с кулаками, но Джошуа его остановил. И договорился со жрецами, чтобы всех нас отпустили. Иосиф тоже пошел, он и помог в переговорах.
- Иосиф? Иосиф его предал?
- Не знаю, - ответил Иоанн. - В Гефсиманию их привел Иуда. И показал Джошуа стражникам. Иосиф подошел позже, когда вязали всех.
- Куда его забрали?
- Во дворец первосвященника. Больше я ничего не знаю, Шмяк. Честное слово.
И он шлепнулся в пыль прямо посреди дороги и зарыдал. Марфа подошла и прижала его голову к груди.
Мэгги подняла лицо и посмотрела на меня:
- Он же знал, что ты без боя не сдашься. Потому тебя и отослал.
- План от этого не меняется, - ответил я. - Просто Джоша надо вернуть, а затем отравить.
Иоанн вырвался из Марфиных объятий:
- Пока меня не было, ты переметнулся?
Среда
С первыми лучами солнца мы с Мэгги уже барабанили в дверь Иосифа. Впустил нас слуга. Когда Иосиф показался из спальни, Мэгги пришлось удерживать, чтоб она не выцарапала ему глаза.
- Ты его предал!
- Я его не предавал, - ответил Иосиф.
- Иоанн сказал, ты пришел со жрецами, - сказал я.
- Правильно. Я специально за ними пошел, чтоб они прямо там, в Гефсимании, не убили Джошуа при попытке к бегству или в целях самообороны.
- Что ты мелешь, какая еще самооборона?
- Они хотят его смерти, Мэгги, - объяснил Иосиф. - Он им нужен только мертвый, но у них нет полномочий его казнить, неужели не понимаешь? Не будь там меня, они бы его убили и сказали потом, что он первый начал. Только у римлян есть власть убивать.
- Но Ирод сам приказал убить Иоанна Крестителя, - сказал я. - И никаких римлян ему не понадобилось.
- Иаакан и его прихлебатели постоянно забивают кого-то камнями, - добавила Мэгги. - И у римлян позволения не спрашивают.
- Да пораскиньте ж вы мозгами. Сейчас Песах. Весь город кишмя кишит римлянами - ходят и вынюхивают, не затевают ли евреи какой бунт. Здесь весь Шестой легион плюс вся личная гвардия Пилата из Кесарии. А обычно - всего горстка. Первосвященники, Синедрион, Совет фарисеев и даже сам Ирод дважды подумают, прежде чем хоть на йоту отступить от буквы римского закона. Не паникуйте. Синедрион еще и суда не назначил.
- А когда назначит?
- Вероятно, сегодня днем. Они должны всех привлечь. Обвинение сейчас собирает свидетелей против Джошуа.
- Как насчет свидетелей за него? - спросил я.
- У них так не полагается, - ответил Иосиф. - За него буду говорить я и мой друг Никодим. А в остальном Джошу придется самому себя защищать.
- Великолепно, - сказала Мэгги.
- Кто обвиняет?
- Я думал, ты догадаешься. - Иосиф поморщился. - Тот же, кто затевал все сговоры Синедриона против Джоша. Иаакан бар Иебан.
Мэгги молнией развернулась ко мне и яростно сверкнула глазами:
- Зря ты его не прикончил.
- Я? У тебя было семнадцать лет, чтобы столкнуть его с лестницы.
- У нас еще есть время, - сказала она.
- Джошу это не поможет, - вмешался Иосиф. - Будем надеяться, что его дело не передадут римлянам.
- Ты говоришь так, будто приговор уже вынесли, - сказал я.
- Я сделаю все, что смогу. - Но в голосе Иосифа большой убежденности не слышалось.
- Проведи нас к нему, мы должны его увидеть.
- Чтобы вас тоже арестовали? Нет уж, увольте. Останетесь здесь. Располагайтесь в верхних комнатах как дома. Я вернусь или пришлю посыльного, когда что-то прояснится.
Иосиф обнял Мэгги и поцеловал ее в макушку, затем вышел из комнаты - одеваться.
- Ты ему доверяешь? - спросила Мэгги.
- Он ведь предупреждал, когда Джоша хотели убить.
- А я не доверяю.
Мы с Мэгги прождали в верхней комнате весь день, вскакивая на ноги всякий раз, когда с улицы доносились шаги. В конце концов сил у нас не осталось. Нас колотило от беспокойства. Я попросил служанку Иосифа сгонять ко дворцу и разузнать, что происходит. Вернувшись, она сообщила, что суд еще не кончился.
В широкой арке окна мы с Мэгги устроили из подушек гнездо - нам хотелось слышать все, что творится на улице. Однако спускалась ночь, шаги раздавались все реже, дальнее пение из Храма стихало, и мы наконец замерли в объятиях друг друга - единый ком приглушенной муки и скорби. Когда стемнело, мы любили друг друга - впервые с той ночи, после которой мы с Джошуа ушли на Восток. Прошло столько лет, но все оказалось до боли знакомым. В тот первый раз, много лет назад, мы отчаянно пытались разделить на двоих горечь разлуки с теми, кого любили. Теперь мы теряли одного человека. И мы опять уснули в объятиях друг друга.
В ту ночь Иосиф Аримафейский домой не вернулся.
Четверг
Утром в четверг нас разбудили Симон и Андрей - прогрохотав по лестнице, буквально ворвались наверх. Я накинул свою тунику на Мэгги и вскочил в одной набедренной повязке. При виде Симона кровь бросилась мне в голову.
- Ублюдский предатель! - Я так рассвирепел, что не в силах был даже двинуть ему по роже. Только стоял и орал. - Трус!
- Это не он! - завопил мне в самое ухо Андрей.
- Это не я, - сказал Симон. - Я дрался со стражей, когда они пришли за Джошуа. Мы с Петром вместе дрались.
- Иуда твой друг был. Со своим зилотским говном!
- Он и твой друг был.
Андрей оттолкнул меня подальше:
- Хватит! Это не Симон. Я видел, как он лез на двух стражников с копьями. Оставь его в покое. У нас нет времени для твоих истерик, Шмяк. Джошуа бичуют во дворце первосвященника.
- Где Иосиф? - спросила Мэгги. Пока я орал на Симона, она оделась.
- Ушел в преторию - Пилат устроил ее в крепости Антония, возле самого Храма.
- Какого черта он туда поперся, если Джоша избивают на другом конце города?
- Его потом туда переведут. Шмяк, ему предъявили обвинение в богохульстве. Они хотят смертного приговора. А в Иудее верховная власть - у Понтия Пилата. Иосиф его знает, он будет просить за Джошуа.
- А нам что делать? Что нам делать, а? - У меня и впрямь началась истерика. Сколько я себя помнил, дружба с Джошуа была моим якорем, смыслом моего существования, всей моей жизни; а теперь она, то есть он мчался к своей гибели, словно корабль, который буря гонит на скалы. И я не мог придумать ничего - только паниковать. - Что нам делать? Что же нам делать? - Я хватал ртом воздух, а он упрямо не лез в легкие.
Мэгги схватила меня за плечи и хорошенько встряхнула.
- У тебя же был план, забыл? - И она подергала за амулет у меня на шее.
- А, ну да. Правильно. - Я вздохнул поглубже. - Точно. План.
Я влез в тунику, и Мэгги помогла мне затянуть пояс.
- Прости меня, Симон, - сказал я. Он простил, от меня отмахнувшись.
- Что нам делать?
- Если Джоша переведут в преторию, то и нам туда. Если Пилат его отпустит, нужно будет его вывести по-быстрому. Бог знает, что Джош учудит, лишь бы его прикончили.
У дворца Антония мы смешались с огромной толпой, дожидавшейся, когда храмовая стража приведет Джошуа. Наконец они появились: процессию возглавлял первосвященник Каиафа - в синем одеянии, с нагрудником, усыпанным драгоценными камнями. Следом шел его отец Анна, предыдущий первосвященник. В середине шествия стражники обступили Джошуа так плотно, что мы его едва разглядели. Кто-то надел на него чистую тунику, однако на спине все равно проступали кровавые полосы. Джошуа двигался, будто в трансе.
Вдруг стражники загоношились, выставили копья и друг на друга заорали. Откуда-то из рядов процессии вынырнул Иаакан и принялся о чем-то с ними спорить. Ясно, что римляне и не думали пропускать храмовую стражу в преторию: либо передавайте узника у ворот, либо катитесь к черту. Я уже примеривался скользнуть сквозь толпу, свернуть Иаакану шею и незаметно вернуться, чтобы не сорвать наш план, но тут на плечо мне опустилась чья-то рука. Я обернулся и увидел Иосифа Аримафейского.
- Хорошо, хоть не римским бичом. Он принял тридцать девять ударов, но бич кожаный, без свинцовых наконечников, как у римлян. Иначе он бы сразу богу душу отдал.
- А ты где был? И почему так долго тебя не было?
- Процесс тянулся целую вечность. Иаакан гундел полночи - снимал показания со свидетелей, которые, совершенно очевидно, о Джошуа слыхом не слыхивали, не говоря уже о каких-то там преступлениях.
- А что защита?
- Ну, я строил ее на добрых деяниях, но обвинений было столько, что адвоката за шумом и ором даже не услышали. А Джошуа в свою защиту не сказал ни слова. Его спросили, Божий ли он Сын, и он ответил "да". Это упрочило обвинение в богохульстве. На самом деле им только того и надо было.
- А теперь что? Ты разговаривал с Пилатом?
- Да.
- И?
Иосиф потер переносицу, будто выдавливая из головы боль.
- Он сказал - посмотрит, что можно сделать.
Мы увидели, как римские солдаты втолкнули Джошуа внутрь, за ним просочились жрецы. Фарисеи - простой люд, с римской точки зрения, - остались снаружи. Один легионер створкой ворот чуть не прищемил Иаакану харю.
Краем глаза я заметил движение и поднял голову. Высоко над дворцовыми стенами тянулся широкий балкон - его, судя по всему, архитекторы Ирода Великого сконструировали, чтобы царь мог выступать перед массами во Храме, не подвергая свою жизнь опасности. На балконе стоял высокий римлянин в вызывающе кровавой тоге и смотрел на толпу сверху вниз. Похоже, зрелище его совсем не радовало.
- Это Пилат? - спросил я. Иосиф кивнул:
- Сейчас спустится вершить суд над Джошуа.
Но меня уже не интересовало, куда собирается Пилат. А интересовал меня центурион, стоявший за спиной у наместника, - человек в шлеме с пышным гребнем и в нагруднике командира легиона.
Не прошло и получаса, как ворота снова распахнулись. Взвод римских солдат вывел из дворца связанного Джошуа. Какой-то младший центурион тянул его на веревке, скрученной на запястьях. Толпившиеся снаружи фарисеи кинулись с вопросами к вышедшим следом жрецам.
- Сходи узнай, что происходит, - сказал я Иосифу.
Мы вклинились в процессию. Народ главным образом орал на Джошуа и норовил до него доплюнуть. В толпе я заметил знакомых - раньше они называли себя последователями Джоша, но теперь брели молча, украдкой поглядывая по сторонам, будто опасаясь, что станут следующими.
Андрей, Симон и я шли в некотором отдалении, а Мэгги сквозь людское скопление рвалась поближе к Джошуа. Я видел, как она ринулась на бывшего мужа, трюхавшего за жрецами, но Иосиф Аримафейский остановил ее буквально в прыжке - поймал за волосы и отдернул. Кто-то помог Иосифу ее удержать - на голове у человека был талес, и я не узнал, кто это. Вероятно, Петр.
Иосиф подволок Мэгги и толкнул ее к нам с Симоном.
- Ее тут просто-напросто убьют.
Мэгги глянула на меня, и в глазах ее сверкнула такая дикость, что я даже не понял, это ярость или безумие. Я обхватил ее и прижал к себе, чтобы руками не размахивала. Мы двинулись дальше. Человек с покрытой головой пошел с нами, держа руку на плече Мэгги и тоже ее удерживая. Он обернулся, и я его узнал - действительно Петр. Жилистый рыбак со вторника постарел, казалось, лет на двадцать.
- Его ведут к Антипе, - сказал он. - Едва Пилат услыхал, что Джошуа из Галилеи, сразу заявил, что это не его юрисдикция, и отправил Джоша к Ироду.
- Мэгги, - сказал я ей в самое ухо. - Перестань, пожалуйста, изображать бесноватую. Мой план только что провалился в тартарары, и мне бы не помешало аналитически поразмыслить.
И вновь мы ждали у одного из дворцов Ирода Великого. Правда, на этот раз, поскольку хозяин - еврейский царь, фарисеев пустили внутрь, а с ними прошел Иосиф Аримафейский. Но через несколько минут вернулся.
- Он убеждает Джошуа показать чудо, - сообщил он. - Говорит, что отпустит его, если Джошуа ему чудо сотворит.
- А если Джош не захочет?
- Он не захочет, - сказала Мэгги.
- А если не сотворит, - пояснил Иосиф, - мы вернемся к тому, с чего начали. Только Пилат может утвердить смертный приговор Синедриона - или отпустить Джошуа.
- Мэгги, пойдем. - Я дернул ее за платье назад.
- Куда? Зачем?
- План не отменяется. - И я рванул к претории, волоча Мэгги за собой. У столба напротив дворца Антония мы притормозили. - Мэгги, Петр действительно умеет исцелять? По серьезу?
- Да, я же рассказывала.
- Раны? Переломы?
- Раны точно. Про переломы не знаю.
- Надеюсь, умеет.
Я оставил ее у столба, а сам подошел к воротам, наметив себе в охране центуриона рангом повыше.
- Мне нужно встретиться с вашим командиром.
- Ступай прочь, еврей.
- Я его друг. Передай, что к нему пришел Левий из Назарета.
- Никому я ничего передавать не буду.
Я шагнул ближе, выхватил меч из его ножен, на долю секунды приставил кончик к горлу центуриона и снова вложил оружие в ножны. Только он сообразил потянуться к рукоятке, как меч вновь оказался у меня в руке, а кончик меча - у центуриона под носом. Солдат и вякнуть не успел - оружие снова было в ножнах.
- Видишь? - сказал я. - Ты уже дважды обязан мне жизнью. Когда позовешь подмогу, не только твоя сабелька останется у меня, а сам ты будешь опозорен, но и голове твоей будет очень шатко сидеть на шее. Потому что я перережу тебе глотку. Или ты можешь взять и проводить меня к моему другу Гаю Юстусу Галльскому, командиру Шестого легиона.
Я поглубже вдохнул и стал ждать. Глаза центуриона метались от солдат ко мне.
- Думай, центурион, - подбодрил я. - Выбирай. Если меня арестуют, как ты думаешь, где я в итоге окажусь?
Такая логика, судя по всему, его потрясла, несмотря на все его раздражение.
- Следуй за мной, - сказал он.
Я дал Мэгги знак, чтоб никуда не уходила, и вслед за римским солдатом шагнул в крепость Пилата.
Похоже, в роскошных дворцовых апартаментах Юстусу было не очень уютно. По стенам комнаты он развесил щиты и мечи - будто гостям требовалось напоминание: тут квартирует солдат. Я стоял в дверях, а Юстус расхаживал по комнате, время от времени поглядывая на меня так, словно хотел убить. Он то и дело смахивал ладонью пот с седого ежика волос, затем отряхивал руку, и по каменному полу пролегала влажная полоса.
- Я не могу остановить исполнение приговора. Как бы мне этого ни хотелось.
- Я не хочу, чтобы ему было больно, - сказал я.
- Если Пилат его распнет, ему будет больно, Шмяк. В этом весь смысл наказания.
- Я про увечья. Чтобы не ломали кости, жилы не резали. Заставь их привязать его к кресту.
- Они обязаны использовать гвозди. - Рот Юстуса сложился в жестокую и мрачную щель. - Гвозди - из железа. А это материал подотчетный. Они за каждый гвоздик расписываются.
- Вы, римляне, - большие мастера снабжения.
- Так чего ты от меня хочешь?
- Хорошо, тогда пусть его привяжут, но гвозди вгоняют между пальцами. И прибьют снизу дощечку, чтобы он стоять мог.
- Добротой это и не пахнет. Так он продержится неделю.
- Не продержится, - сказал я. - Я дам ему яд. Но как только он умрет, мне нужно забрать его тело.
При слове "яд" Юстус перестал метаться по комнате и посмотрел на меня с явным презрением.
- У меня нет полномочий выдавать тело, но если хочешь, чтоб оно осталось целым, мне придется держать там солдат до самого конца. Иногда твои соотечественники любят помогать распятым и швыряют камни, чтобы они умерли быстрее. Лично я не понимаю, к чему эти хлопоты.
- Знаешь, Юстус. Из всех людей один ты и знаешь. Хоть на мочу изойди своим римским презрением к милосердию, но ты все понимаешь. Ты сам послал за Джошем, когда страдал твой друг. Ты унизился и попросил о милосердии. Я сейчас делаю то же самое.
Его презрение сменилось изумлением.
- Так ты что - хочешь его воскресить?
- Я просто хочу похоронить тело моего друга в целости и сохранности.
- Ты его оживишь. Как того солдата в Сефорисе, которого сикарии убили. Для того и тело тебе нужно неповрежденным.
- Ну, что-то вроде, - признался я, не отрывая глаз от пола, чтобы не встречаться взглядом со старым солдатом.
Юстус кивнул. Догадка его, кажется, потрясла.
- Распоряжение о снятии тела дает Пилат. Ведь распятие - наглядный урок остальным.
- У меня есть влиятельный друг, он вытребует тело.
- Но Джошуа еще могут отпустить, ты это понимаешь?
- Его не отпустят, - ответил я. - Он сам не захочет. И тогда Юстус от меня отвернулся.
- Я распоряжусь. Побыстрее прикончите его, а потом забирайте труп и катитесь из-под моей юрисдикции чем быстрее, тем лучше.
- Спасибо тебе, Юстус.
- И не позорь больше моих офицеров. Не то твоему другу придется забирать два тела.
Едва я вышел из крепости, Мэгги кинулась мне в объятия.
- Это кошмар. Ему на голову нацепили терновый венец, и толпа теперь в него плюет. А солдаты его избили.
Толпа вокруг нас бурлила.
- Где он сейчас?
Толпа взревела, народ тыкал пальцами в балкон. Там рядом с Джошуа стоял Пилат. Джоша придерживали двое легионеров. Он смотрел прямо перед собой - похоже, в трансе, как и раньше. Кровь затекала ему в глаза.
Пилат воздел руки, и толпа притихла.
- Я не нахожу никакой вины в этом человеке, однако жрецы ваши утверждают, что он богохульствует. По римским законам это не преступление, - сказал Пилат. - И что мне с ним, по-вашему, теперь делать?
- Распни его! - заорал кто-то рядом со мной. Я повернулся: Иаакан потрясал в воздухе кулаком. Остальные фарисеи подхватили:
- Распни, распни его!
Вступила вся толпа. Тут и там я замечал сторонников Джошуа - их осталось немного, они расползались в стороны, пока гнев толпы не обратился на них. Пилат изобразил, как умывает руки, и ушел с балкона.