Шурочкины байки всегда встречались "на ура". Но на этот раз в рухнувшей ниоткуда тишине было что-то неестественное. Шура обернулась. Возле входной двери, прислонясь к косяку, стояла Очковая и внимательно слушала. Она не сорвалась по своему обыкновению в крик. Тихо и спокойно сказала:
– Ослиная, я не допускаю тебя до уроков, пока не явишься с матерью на педсовет.
Но в тот раз всё же обошлось, поскольку по остальным предметам у Шурочки были очень твёрдые пятёрки. А сейчас…
Мать её преподавала в МГУ диамат, поэтому детство девочки перетекало из количества в качество, перечёркнутое единством борьбы противоположностей под дружное улюлюканье отрицания отрицаний. И призрак Ивана-дурака шлялся по Европе, разыскивая светлое коммунистическое Завтра, или Послезавтра, которое весьма проворно ускакало куда-то на коньке-горбуньке.
Перечитывая детские, не совсем и даже совсем не детские книги, Шура выуживала из них информацию, не вязавшуюся, мягко говоря, с красной коммунистической моралью. Возможно, в этом заключался конфликт отцов и детей на данном отрезке времени. Но раннее повзросление превратило девочку в "белую ворону с чёрной отметиной", которой совсем несладко приходилось на выбранном ею пути.
За что бы она ни бралась, к чему бы ни прикасалась, всё получалось кому-то наперекор. Этот кто-то тут же принимался высоконравственно поучать, научать и увещевать нашкодившую школьницу, но натыкался на свернувшегося в клубок ёжика. Шурочке очень даже нравилось быть ёжиком: все её поучители и научатели, уколовшись об иголки, вопили, визжали, возмущались на разные голоса, но ничего не могли поделать с колючим клубочком.
Вот и сейчас: очередной раз, вызвав огонь на себя, Шура практически сорвала урок, потому как Очковая ещё не скоро успокоится. А одноклассники вместо коллективного "спасиба" будут выказывать коллективное "фэ". Ну и что, много ли с них возьмёшь? Особенно с Райки-воровайки. Тоже мне, подруга называется: отбила Олега у неё с одной единственной целью – досадить. Но ничего не вышло. Если Олег бросил Шурочку ради Райниных пушистых ресниц и полутомного взгляда, то жалеть нечего – дрянцо, а не мужик. Может быть, не было бы так обидно, только Райке всё равно с кем целоваться. И Олежек, поплясав вокруг Раечки, так и останется ни с чем. Эта коллекционерка очень скоро его на другого мальчика сменяет. Ну и что? – каждому своё!
"Люби его, люби, как я…", – напевала Шурочка, вприпрыжку сбегая по лестнице, но где-то в глубине то ли сознания, то ли совести ворочался ленивый вопрос: что ей будет за срыв урока? А что может быть за правду? Расстреляют? Выгонят? Не допустят к выпускным экзаменам? Нет, не посмеют. Мамашка на сегодняшний день является очень крупным и уважаемым преподавателем диалектического материализма в МГУ, и нижестоящие материалисты могут только щёлкать зубами от зависти. Калерия, между прочим, знает, что руки у неё коротки. Вот только мамашка опять запилит до смерти. Ну, ничего, потерпим.
Решив таким образом, что ничего не случается просто так, и что ни одна стерва в коммунистическом подлунном не заставит её силком любить недалёкого философа, к тому же конченого сифилитика, Шура беспечно отправилась "куда глаза глядят". Не успела девочка сделать и нескольких шагов, как сзади, площадкой выше, раздался дробный стук башмаков какого-то бегущего вслед за ней мальчишки. Что это какой-то мальчик, а не девочка – Шура ничуть не сомневалась, ибо таким лошадиным аллюром бегать могут только пацаны. И тут же удостоверилась в своей правоте, поскольку услышала очень знакомый голос:
– Шурочка! Шурочка! Постой! – вопил гнавшийся за ней мальчишка. – Да постой же ты! У меня есть что сказать!
Голос этот принадлежал красавчику Вовочке, неизвестно как умудрившемуся выскочить из класса вслед за изгнанной одноклассницей. Шура, конечно, узнала голос Вовочки, но останавливаться не собиралась. Мало ли что взбредёт этому непутёвому в голову. У Шурочки с этим одноклассником, похоже, были совсем разные дороги, поэтому девочка не реагировала на окрики. Наконец, Вовочка всё-таки догнал девочку, только что разыгравшую перед классом дуэль с самой Очковой! За это, наверное, Шурочка заслужила такое необыкновенное внимание.
– Постой, Саша! – Вовочка схватил девочку за руку, и смело посмотрел ей в глаза. – Я ведь за тобой не просто так гонюсь. И выбраться сейчас из класса для меня было не просто! Однако я специально удрал, чтобы поговорить с тобой. Поговорить, чтоб никто не слышал.
– Весь вопрос в том, захочу ли я с тобой разговаривать? – пожала плечами девочка, но высвобождать свой захваченный в плен рукав не стала. – И почему я вдруг тебе понадобилась? За тобой все наши девочки бегают, как верные цепные собачонки, только помани пальчиком – не откажут. Зачем же я тебе нужна? К тому же, у меня есть свой друг, разве ты не знаешь?
– Олег?! – заулыбался Вовочка. – Этот козлёнок давно уже с твоей подружкой в зажимбол играет. Разве не знаешь?
– Знаю. Поэтому я подружек стараюсь не разводить, – нахмурилась Шурочка. – Зависть – самый паскудный человеческий грех. Именно отсюда возникают тысячи производных.
– Как ты сказала?! – Воскликнул Вовочка и даже остановился. – Грех?
– Конечно, – удивилась девочка. – Разве что-нибудь не так?
– Так! Всё так! – обрадовался одноклассник. – Я никогда не ожидал, что мне так повезёт!
– Вот как? И чем же я тебе радость доставила?
– Пойдём со мной, я недалеко от школы живу и дам тебе одну вещь, – проговорил Вовочка. – Ты должна сегодня же это увидеть, только тогда поймёшь, как люди могут ошибаться.
Слова одноклассника прозвучали так убедительно, что Шуре захотелось поверить мальчику. Впрочем, почему она должна пугаться одноклассника? Мало ли, что за ним бегали все девчонки. Но он на поклонниц, похоже, не очень-то обращал внимание. Такой характер заслуживает уважения. К тому же, Вовочка проговорился, что должен показать что-то интересное, находящееся у него дома. Идти к нему домой? Хотя сейчас день, но…
– Послушай, – неуверенно начала Шура. – Я тебе почему-то верю, но не лучше ли будет, если я возле подъезда подожду? Ты можешь спокойно вынести и показать мне то, что хотел.
– В подъезде? – скуксился Вовочка. – Не веришь, значит?
– Ну, хватит тебе! – Шура раздражённо толкнула мальчика рукой в плечо. – Я не мегера вовсе, но ходить в гости так вот запросто…
– …к незнакомым пацанам, – ехидно подхватил Вовочка, копируя голос Шуры, – мне мама не велит, да и Очковая сразу причислит в сексуальные соблазнительницы мужского народонаселения.
– Ладно, хватит клоуна из себя корчить, – нахмурилась девочка. – Я пойду с тобой. Но только…
– Без всяких только, – перебил её мальчик. – Я тоже кое-чем рискую. Придём – увидишь.
Дальнейший путь они проделали молча. Вовочка не соврал, он действительно жил недалеко от школы. Всё же, поднявшись за своим спутником на второй этаж, и видя как мальчик открывает собственным ключом дверь в квартиру, Шурочка почему-то вдруг засомневалась – вдруг ошиблась?! Но она калёным железом вырвала из пустой головы непутёвые мысли, дескать, что с возу упало, то не вырубишь топором.
Квартира, где жил её одноклассник, называлась в обиходе обыкновенной "хрущобой", хотя и трёхкомнатной. У Вовочки имелась даже своя личная комнатёнка, где большую часть занимали стеллажи с книгами. На них в первую очередь и обратила внимание Шура. У неё дома тоже была великолепная библиотека, но родители с юных лет интересовались больше философией и коммунистической политикой. Поэтому девочка непроизвольно интересовалась тем, чем занимались родители. Кстати, это помогало не раз в школе и не только Шурочке.
Но у Володи книги были совершенно иного направления. Сразу в глаза бросились четыре внушительных фолианта, где на корешках золотыми буквами было написано – Иоанн Златоуст. Рядом с четырёхтомником стояли книги Блаженного Августина "Исповедь", Ивана Шмелёва "Лето Господне" и полное собрание сочинений полузапрещённого русского философа Ивана Ильина. Много было исторических книг, и даже ветхие фолианты про Древнюю Русь, которая существовала всё-таки ещё до Рождества Христова.
Наконец, девочка поняла, какие темы и науки интересовали её одноклассника, и она совсем уже по-другому взглянула на него. Володя стоял за спиной, приветливо улыбался и молчал. Шурочка сначала хотела было пристать с расспросами, но потом решила, что все расспросы станут выглядеть глупо. Мальчик, увидев растерянность подружки, сам пришёл к ней на помощь:
– Теперь ты понимаешь, что "юбочником" и "агрессором-соблазнителем" меня окрестили только наши девчонки. Надо же им молиться на какого-то идола!
Шура понимающе кивнула, и ей тут же стало стыдно за себя, ведь Шурочка совсем недавно сама подозревала Вовочку во всех тяжких. А сама она шла сюда разве не для того, чтобы испытать насильственно изгоняемые из души страхи? Уверяла себя, что ничего не может быть, потому что не может. И подспудно надеялась, что самый красивый мальчик в классе будет её собственностью! Хоть на краткое время, но собственностью. Вот тогда-то локти стали бы кусать и Райка, и бросивший её Олег!
Мальчик вторично пришёл на помощь неожиданно растерявшейся подружке. Она сейчас выглядела далеко не одинокой волчицей или Орлеанской девственницей Жанной д’Арк, поразившей своей воинственностью мужиков всех времён и народов, а одинокой беззащитной девочкой, которая защищалась от нападок внешнего мира как могла.
Володя подошёл к ней, взял голову Шурочки в обе руки, открыто заглянул ей в глаза и улыбнулся:
– Может быть, я не то что-то делаю, но должен сказать, что ты мне давно нравишься. В школе я никогда бы тебе этого не сказал, потому что там я веду себя, как Штирлиц среди чужих. И "наехал" на тебя из-за Владимира Ильича специально. Там, в нашем классе, меня никогда не поймут, лучше закидают камнями – вот это будет понятно каждому. А здесь… здесь можно сказать всё, потому что ты поймёшь…
Губы их слились в том, днями, неделями, месяцами ожидаемом, но всегда неожиданном первом поцелуе. Может быть, Вовочка и целовался уже, но у Шурочки это был настоящий первый поцелуй. Голова у девочки закружилась, ноги не держали, и она опустилась на стоящий у стены диван.
Если Вовочка действительно был бы сексуальным пиратом, каким обрисовывали его одноклассницы, то никогда не упустил бы благоприятный момент девичьей слабости. Но, похоже, голова у него тоже пошла кругом. Мальчик смог только добраться до стола, где стояла бутылка минералки. Отпившись и отдышавшись, он протянул бутылку Шурочке. Та не отказалась.
Пока девочка приводила себя в порядок, Володя полез на книжную полку и вытащил оттуда один из старинных фолиантов, которыми была богата его библиотека.
– Вот та книга, – протянул Володя фолиант Шурочке. – Вот та самая книга, ради которой ты согласилась прийти сюда.
– Что это?
Девочка взяла книгу, открыла и не поверила своим глазам. На титульном листе большими буквами славянской вязи значилось: "БИБЛИЯ".
– Вот те раз! – Шурочка вскинула восхищённые глаза на своего – уже своего – поклонника. – Ведь это же настоящая Библия! Она же запрещена!
– Считай, что не ты нашла книгу, а она тебя! – усмехнулся Володя. – Я хочу сделать тебе такой вот маленький подарок. Можно?
– Ой! – зарделась Шура. – У меня как раз завтра день рождения!
– Я знаю, – кивнул Володя. – Поэтому и отважился пригласить тебя в гости.
– Спасибо, – Шура даже чуть не заплакала, но вовремя сдержалась. – Спасибо, Володя. Но как ты узнал, что я давно искала эту книгу?
– О тебе – вопрос особый, могла бы и не спрашивать, – ответил мальчик. – В нашем Советском Союзе многие книги запрещены захватившими власть большевиками. Несмотря на то, что большинство из делающих революцию, оказались жидами, я считаю, что жидом является каждый, желающий смерти ближнему, называющий убийство честью и обязательным исполнением долга. Какого долга? Долга перед законом, написанным полуграмотным ещё одним жидом? Никогда ни один из этих долбаных революционеров не задавал себе вопроса: если я убиваю, то смогу ли оживить человека? – ведь не умея оживлять, не имеешь права лишать того, что сам дать не в силах!
К тому же, я думаю, что всё население земли делится на четыре нации: жиды – поклоняющиеся деньгам; нелюди – отморозки с такой же родословной; белые вороны – вся творческая интеллигенция; и остальная, требующая хлеба и зрелищ толпа. К какой национальности ты принадлежишь – решает каждый сам за себя и никак иначе.
Шурочка с ранних лет была знакома с политиканской философией стоящих у "кормила" власти, но слова Володи поразили её. Это не какой-нибудь дешёвый анекдот, пусть даже рассказанный публично. Это убеждение уже вполне взрослого состоявшегося мужчины, который в силу своих возможностей будет мешать процветанию философского мусора на свалке России.
– Человек, в результате технократии, утратил контроль над окружающим жизненным пространством, – продолжил Володя. – Нарушился масштаб личности и общества: мегаполис вместо хутора, монополия вместо артели, толпа на Манеже, слушающая "правозащитницу" Новодворскую, вместо поля с ромашками! Представляешь?
– Но ведь мы живём в конце двадцатого века, то есть на изломе времён, – возразила Шура. – Как ты не понимаешь. Нас с детства уверяли в самодостаточности и поощряли всякую дерзновенность. Вместо того, чтобы как наши пращуры учиться прислушиваться к природе, опираться на интуицию, то есть, на чутьё. Просто нам планомерно прививают какую-то нечеловеческую массокультуру.
– Вот-вот! – обрадовался Володя. – И я про это же. Давно ясно, что через массокультуру отдельные члены общества, захватившие власть, навязывают каждой личности стандарт жизненного успеха. А во главу угла – поклонение деньгам, то есть Золотому Тельцу! Ты об этом в Библии прочтёшь. Причём, давно известно, что погоня не за жизненной энергией, а за мёртвыми деньгами всегда приводит к саморазрушению. По сути, многие страны на нашей планете, особенно Россия, обречены к трагедии самоуничтожения. Любая личность граничит с вычёркиванием себя не только из общества, но из обычного существования.
А человек… я уже сказал, что всю планету ожидает самоуничтожение, потому что люди пошли не по тому пути развития. Общение меж людьми сводится в основном к виртуальному, а что такое семья уже забывают даже в нашей России. Стали модными однополые браки, появились фонды, отстаивающие права сексуальных меньшинств. И вся мировая информация зиждется только на оправданных законом убийствах, общениях на уровне гениталий и обсуждениях покупок того или иного олигарха.
Шурочка шла домой, когда на город уже свалился вечер, и родители у Володи вот-вот должны были возвратиться с работы. Девочка прижимала к груди дарёную Библию и радовалась, что наконец-то жизнь подкинула ей единомышленника! Более того, самого красивого мальчика в классе. Это действительно был подарок судьбы – теперь Шурочка точно знала, что такие подарки бывают. Значит, не так уж эта жизнь плоха, не так всё безысходно и противно, хотя грязи в этом мире разлито много. Даже слишком много.
Недаром на планете стали повсюду возникать катаклизмы и землетрясения. Будто Земля, как собака, которой давно опротивели блохи, встряхивается и стряхивает с себя агрессивных кусачих, хотя и живых тварей. Но вместе с Володей можно будет хоть что-то изменить в этом безумном, безумном, безумном мире. Можно будет отыскать стадо таких же "белых ворон", и заняться восстановлением энергии существования на планете, а не гоняться за призрачным богатством, убивая всех, подвернувшихся на пути. Тем более, теперь у Шурочки есть Библия! Недаром же она когда-то писана!
"Вся ты прекрасна, возлюбленная моя, и пятна нет на тебе! Со мною с Ливана, невеста! со мною иди с Ливана! спеши с вершины Аманы, с вершины Сенира и Ермона, от логовищ львиных, от гор барсовых! Пленила ты сердце моё, сестра моя, невеста! пленила ты сердце моё одним взглядом очей твоих, одним ожерельем на шее твоей. О, как любезны ласки твои, сестра моя, невеста! о, как много ласки твои лучше вина! и благовоние мастей твоих лучше всех ароматов! Сотовый мёд каплет из уст твоих, невеста; мёд и молоко под языком твоим, и благоухание одежды твоей подобно благоуханию Ливана! Запертый сад – сестра моя, невеста, заключённый колодезь, запечатанный источник: рассадники твои – сад с гранатовыми яблоками, с превосходными плодами, киперы с нардами, нард и шафран, аир и корица со всякими лучшими ароматами; садовый источник – колодезь живых вод и потоки с Ливана. Поднимись ветер с севера, принесись с юга, повей на сад мой, – и прольются ароматы его!..".
– …закрой книгу, когда я с тобой разговариваю, – донёсся откуда-то из-за спины голос матери. – Уважать, представь, полезно не только себя. Закрой книгу, тебе говорят!
Мать даже шлёпнула ладошкой по столу, значит, Калерия ей такого наговорила, что жди скандала.
– Это не книга, – Шура попыталась оттянуть разборку, – вернее, книга, но книга мудрости всех времён и народов.
Мать вырвала из её рук толстый фолиант.
– Библия? Ты с ума сошла! Где ты взяла эту гадость? – ярости матери не было предела. – Мало того, что в школе чёрт-те что натворила, так ещё в дом мусор тащит!
Она с размаху выбросила Библию в окно. Шура только пожала плечами и уделила пристальное внимание потолку. На глаза навернулись слёзы, но девочка, как всегда, пыталась сдержать себя. На потолке, вернее, в углу над балконной дверью, было на что полюбоваться. Там, за гардиной, неприметный на первый взгляд, поселился паучок. Он выткал небольшую паутинку, ждал себе спокойненько какую-нибудь залётную муху, чтобы прочитать ей лекцию об этике полётов в жилых помещениях, но залётная муха всё как-то не показывалась.
– Ты что думаешь? – мама села на любимого конька. – Почему ты не такая, как все? Что ты стараешься неизвестно кому доказать?! Ведь не маленькая уже, пора бы о будущем подумать!
– Разве? – перевела девочка невинный взор с паутины на маму. – Подумать о будущем в светлом коммунистическом завтра, которое должно было наступить ещё вчера?
– Прекрати немедленно! – стукнула мать по столу на этот раз уже кулаком. – Я тебе запрещаю твои дурацкие диссидентские выходки!
Дело плохо. Ещё пять минут и у мамы начнётся истерика. С волной истерики на маму сваливался китайский синдром психоза, и её остановить было очень нелегко. Это уже выглядело, как домашняя примета. Положение спас звонок в дверь. Мать мотнула головой, закашлялась, но пошла всё-таки открывать. Вскоре из прихожей зазвучали взволнованные голоса.
– Кого там ещё принесло? – отрешённо подумала Шура. – Спасибо, что хоть избавили непослушную девочку от родительского скандала, а маму от очередного вызова "неотложки", или того хуже – "Скорой помощи".
Голоса в прихожей успокаивались понемногу – девочка опять переключилась на охотника-паучка. А ведь это очень похоже на модель человеческой души! Сначала человек ждёт, надеется, верит. Плетёт какие-то сети, старается поймать за хвост синюю птицу, то есть синюю муху. Потом сам попадается в свои же тенёта, выпивает из себя кровушку до последней капельки, не переставая обвинять в этом окружающих.