После этого они стали меня обучать. Какое-то время я сидела в классной комнате совершенно одна, отделенная от всех вообще, а потом туда привели еще нескольких девушек в элегантных костюмах (а я была в красном вельветовом платье) и начали обучение. Они дали каждой из нас большую папку с надписью "Р. X. Мейси", там было множество кармашков с бланками, на которых было мелко напечатано: "Расч. для спр. пок. счт. № или тел/пер. № журн/уч. № к/чек № клерк № отд. № дата М…" После М был оставлен длинный пропуск для "…истера" или "… иссис" и их имени, а дальше шло: "Товар № класс цена итого". В самом низу значилось: "ОРИГИНАЛ", потом снова "расч. для спр." и "место для желтого подарочного купона". Я прочла это все очень внимательно. Вскоре появилась очередная мисс Купер, которая немного поговорила о том, какие преимущества дает нам всем работа в "Мейси", а также о журналах учета, схеме поиска, копирках и всякой всячине. Я немного ее послушала, а когда мисс Купер велела нам заполнить какие-то бумажки, списала все у соседней девушки. Так прошло обучение.
В конце концов кто-то сказал нам спускаться вниз, и мы спустились с шестнадцатого этажа на первый. К тому времени нас разбили на группы по шесть девушек с мисс Купер во главе каждой группы и снабдили ярлычками с надписью: "Справка по книгам". Я так и не поняла, что это значит. Мисс Купер сказала, что меня направляют на льготные продажи, и показала тощую книжицу с картинками под названием "Тюлень-циркач", которую я должна была льготно продавать. Я просмотрела примерно половину картинок до того времени, как она вернулась и сказала, что мне следует стоять за прилавком, а не сидеть за книгой.
Что мне понравилось в конце, так это табельный таймер; и я славно провела полчаса, отбивая в нем разные карточки, стоявшие в ящиках вокруг, пока кто-то не сказал мне строго, что таймер не игрушка для отбивания чего ни попадя. И я вышла из кабинки, уважительно поклонившись табельному таймеру и строгому голосу. Далее мне сообщили номер моего личного шкафчика (1773), мой табельный номер (712), номер моего кассового аппарата (1336), мой личный контрольно-кассовый номер (253), мою ячейку в кассовом ящике (буква К), номер ключа к моему кассовому ящику (872), а также номер моего отдела (13). Все эти номера я записала на бумажке. На этом мой первый рабочий день закончился.
Мой второй рабочий день начался лучше. Теперь я уже была в штате и стояла с краю длинного прилавка, по-хозяйски положив руку на "Тюленя-циркача" и ожидая покупателей. Старшая продавщица с номером 13-2246 была ко мне очень добра и трижды отпускала обедать, потому что спутала меня с номерами 13-6454 и 13-3141. После третьего обеда ко мне пришла первая покупательница. Она повертела в руках одного из тюленей-циркачей и спросила:
- Сколько стоит?
Я открыла рот, но не успела ответить, как она продолжила:
- У меня кредит по открытому счету, и я хочу переслать это моей тете в Огайо. 32 цента зачтутся дивидендом к оплате, а остальное, включая пересылку, понятно, со счета снимется. Книга по фиксированной цене?
Что-то в этом роде, точно я ее слова не запомнила. Но я уверенно улыбнулась и сказала:
- Разумеется. Одну секундочку.
Под прилавком я нашла бланк, на котором было большими буквами написано "ДУБЛИКАТ ТРИПЛИКАТ", и занесла на оборотную сторону имя и адрес покупательницы, а также имя и адрес ее тети; на лицевой стороне дубликата-трипликата я аккуратно вывела "Тюл-цир.". После этого я улыбнулась и сказала безмятежным голосом:
- С вас семьдесят пять центов.
- Но у меня кредит по открытому счету, - сказала она.
На это я ответила, что все кредиты по всем счетам отложены на время рождественских распродаж, и она дала мне семьдесят пять центов, которые я спрятала в карман, когда она ушла. Потом я звякнула "отмену операции" на кассовом аппарате и порвала дубликат-трипликат, потому что все равно не знала, что с ним делать.
Попозже явился еще один покупатель и спросил:
- Где мне найти книгу Энн Резерфорд Гвинн "Гром с ясного неба"?
Я сказала:
- Ищите в медицине, это направо.
Но тут подошла старшая, номер 13-2246, и спросила покупателя:
- Это философия?
- Вроде того, - сказал покупатель.
- Тогда вам в отдел словарей, вон по тому проходу.
Покупатель ушел, и я сказала 13-2246, что ее предположение ничуть не лучше моего, а она уставилась на меня и пояснила, что философию, социологию и Бертрана Рассела всегда можно найти в словарях.
Третьего рабочего дня в "Мейси" у меня не было, потому что в конце второго, выходя из универмага, я упала на лестнице и порвала чулки, а сторож у служебного входа сказал мне, что если я обращусь к начальнику своего отдела, мне бесплатно выдадут новую пару чулок. И я пошла обратно, отыскала свою мисс Купер, и она сказала:
- Иди к оценщику на седьмой этаж и передай ему это.
И дала мне розовый бланк, на котором было напечатано: "Расч. для спр. пок. счт. № или тел/пер. № журн/ уч. № к/чек № клерк № отд. № дата М…", а после М вместо моего имени она написала "13-3138". Я выбросила этот бланк в ближайшую мусорную корзину, пошла на четвертый этаж и купила пару чулок за 69 центов, а потом спустилась по общей лестнице и вышла, как все покупатели, через парадную дверь.
Я написала в "Мейси" длинное письмо и подписалась всеми моими номерами, сложенными вместе и разделенными на 11 700 - столько сотрудников работают в этой конторе. Не уверена, что они вообще заметили мое отсутствие.
ЧАСТЬ II
Непосвященному созерцателю не дано понять, что скрывается за этими переплетениями линий и закорючек, которые кажутся ему всего лишь примитивным рисунком. Человек, несведущий в сокровенной механике, сочтет эти математические формулы и связующие тире бредом сумасшедшего. Ибо мы обречены заблуждаться относительно истинных целей и намерений друг друга; и тысячи наших маленьких тайн не под силу раскрыть даже всесильной инквизиции.
Джозеф Гленвилл.
"Sadducismus Triumphatus"
Ведьма
Пассажиров в вагоне было раз-два и обчелся, так что в распоряжении мальчугана оказалась целая скамья; мама сидела на скамье через проход с его младшей сестренкой, сжимавшей в одной руке корочку хлеба, а в другой - погремушку. Надежно пристегнутая к сиденью, малютка могла смотреть по сторонам, а если начинала сползать набок, ремень натягивался и не давал ей упасть, пока мама снова не усадит ее ровно. Мальчуган глядел в окно, жуя печенье и периодически задавая маме вопросы, на которые та отвечала коротко, не отрываясь от книги.
- Мы на реке, - сказал мальчик. - Там река, а мы едем сверху.
- Вот и славно, - промолвила мама.
- Под нами мост через реку, - сказал мальчик, теперь уже сам себе.
Еще несколько пассажиров разместились в дальнем от них конце вагона, а когда кто-нибудь шел мимо них по проходу, мальчик поворачивал голову и говорил: "Привет". Чужаки обычно тоже говорили: "Привет"; иные вдобавок спрашивали, как ему нравится поездка, и называли его "славным большим парнем". Такие замечания только раздражали мальчика, и он молча отворачивался к окну.
- Там корова пасется, - говорил он спустя минуту. - Скоро мы приедем?
- Уже скоро, - всякий раз отвечала мама.
Малютка тихо возилась с погремушкой и хлебом (мама то и дело совала ей новые корочки), но один раз слишком сильно завалилась набок и ушибла голову. Она расплакалась, и следующие пару минут в этой части вагона было много шума и суеты. Мальчик слез со своей скамьи, пересек проход и помог маме успокоить сестру, щекоча ей ножки и уговаривая не плакать. Наконец малышка засмеялась и снова стала мусолить хлеб, а мальчик получил от матери карамельку и вернулся к своему окну.
- Я видел ведьму, - сказал он маме чуть погодя. - Там была большая-пребольшая, старая-престарая, гадкая-прегадкая ведьма.
- Вот и славно, - промолвила мама, не отрываясь от книги.
- Такая здоровенная уродина. Я сказал ей убираться, и она пропала, - сказал мальчик, теперь уже сам себе. - Она приходит и говорит: "Я тебя съем", - а я ей: "Нет, не съешь", - и прогнал эту старую злющую ведьму.
Он умолк, глядя куда-то вверх; в этот момент дверь из тамбура отворилась, и в вагон вошел пожилой мужчина. У него было приятное лицо и густые седые волосы; его синий костюм был слегка помят, что в поездке дело обычное. В руке он держал сигару, а когда мальчик сказал: "Привет", - взмахнул сигарой со словами: "Привет-привет, сынок", - и остановился, облокотившись на спинку его скамьи. Мальчик меж тем, задрав голову, продолжил смотреть в окно.
- Что такое ты там высматриваешь? - полюбопытствовал старичок.
- Ведьм, - с готовностью сообщил мальчуган. - Старых гадких злющих ведьм.
- Понятно, - сказал старичок. - И много их видел?
- Мой папа тоже курит сигары, - сказал мальчик.
- Все мужчины курят сигары, - сказал старичок. - Придет время, и сам закуришь.
- Я уже мужчина, - сказал мальчик.
- А сколько тебе лет?
Это был извечный, порядком надоевший вопрос. Мальчик с минуту глядел на старичка, подозревая насмешку, и наконец заявил:
- Двадцать шесть. Восемьсот сорок восемьдесят.
Мама оторвалась от книги и, с ласковой улыбкой взглянув на свое чадо, сказала:
- Четыре.
- Неужто и вправду двадцать шесть? - выразил вежливое сомнение старичок, обращаясь исключительно к мальчугану, и качнул головой в сторону соседней скамьи. - А это твоя мама?
Мальчик нагнулся вперед, чтобы выглянуть из-за него, и подтвердил:
- Да, мама.
- А как тебя зовут? - спросил старичок.
У мальчика снова возникли подозрения.
- Мистер Иисус, - буркнул он.
- Его зовут Джонни, - сказала мама и строго нахмурилась в ответ на недовольный взгляд сына.
- А вон там моя сестра, - сообщил мальчик. - Ей двенадцать с половиной.
- Любишь сестру? - спросил старичок.
Мальчик уставился на него, удивленный вопросом, а старичок обогнул край скамьи и сел рядом с ним.
- Хочешь, я расскажу тебе о моей младшей сестре? - спросил он.
Мама было насторожилась, когда чужак сел рядом с ее ребенком, но после этих слов успокоенно уткнулась в свою книгу.
- Давай расскажи, - обрадовался мальчик. - Твоя сестра была ведьмой?
- Возможно, - сказал старичок.
Мальчик рассмеялся, явно заинтригованный, а старичок пыхнул сигарой, откинулся на спинку и начал свой рассказ:
- Давным-давно у меня была маленькая сестра, совсем как у тебя. - Мальчик слушал внимательно, кивая при каждом слове. - И эта моя сестра была такой милой, что я любил ее больше всего на свете. И знаешь, что я сделал?
Мальчик замотал головой, а мама подняла голову от книги и улыбнулась, тоже прислушиваясь.
- Я купил ей коня-качалку, куклу и миллион карамелек, - сказал старичок. - А потом я крепко схватил ее за шею и душил, душил, пока она не умерла.
Мальчик замер от неожиданности, а его мать перестала улыбаться и открыла рот, но потом закрыла его, так ничего и не вымолвив. А старичок продолжил свой рассказ:
- А потом я взял и отрезал ей голову, и еще…
- Ты ее всю разрезал на куски? - пролепетал мальчик, едва дыша.
- Я отрезал ей голову, и руки, и ноги, и волосы, и нос, - сказал старичок. - И еще насмерть забил ее палкой.
- Эй, погодите-ка… - вмешалась было мама, но как раз в этот момент малютка снова завалилась набок, и маме пришлось отвлечься, возвращая ее в исходное положение.
- Я взял ее голову и выдрал все волосы… - продолжил старичок.
- У своей маленькой сестры? - уточнил мальчик.
- У своей маленькой сестры, - подтвердил старичок. - И бросил ее голову в клетку с голодным медведем, и медведь сожрал ее всю без остатка.
- Медведь сожрал ее голову? - снова уточнил мальчик.
Мама отложила в сторону книгу, поднялась и через проход шагнула к старичку.
- Что за чушь вы тут несете? - спросила она.
Старичок посмотрел на нее с самым невинным видом.
- А ну-ка, убирайтесь отсюда, - потребовала мама.
- Я вас напугал? - спросил старичок. Он оглянулся на мальчика и заговорщицки пихнул его локтем. Оба, старичок и мальчуган, засмеялись.
- Этот дядя разрезал на куски свою сестру, - сказал мальчик.
- Я сейчас вызову кондуктора, - пригрозила мама старичку.
- Кондуктор сожрет мою маму, - сказал мальчик. - Возьмет и отрежет ей голову
- А заодно и твоей сестренке, - сказал старичок и поднялся со скамьи. Мама подвинулась, уступая ему проход.
- И больше не суйтесь в этот вагон, - сказала она.
- А не то моя мама сожрет тебя, - сказал мальчуган старичку.
Старичок захохотал, и мальчик захохотал тоже, а потом старичок сказал маме: "Извините", - и вышел в тамбур. Когда дверь за ним захлопнулась, мальчик спросил:
- И долго нам еще трястись в этом старом поезде?
- Уже недолго, - сказала мама.
Она постояла рядом с сыном, собираясь что-нибудь сказать, и наконец произнесла:
- Сиди смирно и будь хорошим мальчиком. Можешь взять еще одну карамельку.
Мальчуган радостно слез со скамьи и последовал за мамой через проход. Мама достала из сумочки конфету и вручила ее со словами:
- Что нужно сказать?
- Спасибо, - сказал мальчуган. - А тот дядя взаправду разрезал свою сестру на кусочки?
- Нет, он просто тебя дразнил, - сказала мама. - Просто дразнил.
- Наверно, - сказал мальчик и с карамелькой в руке вернулся на свое место у окна. - Наверно, он-то и был той самой ведьмой.
Чужая
Двадцать минут девятого. Близнецы ковыряют ложками кашу, а миссис Уолпол в раздражении поглядывает то на часы, то на окно кухни, за которым вот-вот покажется школьный автобус, но попробуй-ка заставь детей шевелиться быстрее.
- А не то пешком пойдете, - в который раз грозится она. - Автобус ждать не станет.
- Спешу изо всех сил, - бубнит Джуди и, взглянув на свой почти полный стакан молока, самодовольно добавляет: - Джека я уже обставила.
Джек тут же придвигает через стол свой стакан, и они тщательно их сравнивают.
- А вот и нет! - говорит Джек. - Я отпил больше твоего.
- Хватит спорить, - сердится миссис Уолпол. - Довольно! Джек, доедай свою кашу!
- Вначале-то было поровну, - не умолкает Джек. Мам, ты ведь налила нам поровну?
…В то утро не сработал будильник, поставленный на семь. Миссис Уолпол поняла это лишь через полчаса, когда услышала плеск воды в душевой наверху. А тут еще кофе, как назло, долго не закипал и яйца не доварились.
Себе успела налить только фруктового соку, да и тот не выпила. Все шло к тому, что кто-нибудь на сей раз опоздает - либо дети, либо мистер Уолпол.
- Джуди! Джек! - подгоняла миссис Уолпол.
Косички Джуди заплетены небрежно; Джек затерял свой носовой платок; мистер Уолпол наверняка уже злится.
Желто-красный борт школьного автобуса заслонил свет перед окном; Джуди и Джек припустили к двери, оставив кашу недоеденной и забыв про учебники. Миссис Уолпол поспешила за ними.
- Джек, возьми деньги на молоко! И после уроков сразу домой!
Убедившись, что дети сели в автобус, она быстро вернулась к столу, чтобы убрать грязную посуду и накрыть завтрак для мистера Уолпола. Самой удастся позавтракать лишь после девяти; тогда можно будет перевести дух, но ненадолго - нынче день стирки, а если поздно развесить белье, оно не успеет высохнуть до дождя, который наверняка зарядит ближе к вечеру. Когда муж появился на кухне, она подавила раздражение и спокойно поздоровалась:
- Доброе утро, дорогой.
Он пробурчал приветствие, не глядя на супругу, в голове у которой вертелись фразы типа: "Тоже мне пуп земли; мог бы хоть немного считаться с другими". Однако она ничего не сказала, подавая ему завтрак (яйца всмятку, тосты и кофе), пока мистер Уолпол просматривал газету. "Тебе, понятно, наплевать, что я сама еще ничего не ела…" - так и подмывало сказать миссис Уолпол, но она молча - и по возможности бесшумно - занималась посудой.
Все шло своим чередом, хоть и с получасовым опозданием, пока не зазвонил телефон. У них был спаренный номер, и миссис Уолпол обычно не спешила снимать трубку, делая это после повторного звонка: если соседи сразу дали отбой, значит, звонят сюда. Но в такую рань, во время завтрака мистера Уолпола, долгий телефонный трезвон был недопустим, и она ответила первой.
- Алло! - произнесла она весьма сердито.
- Миссис Уолпол? - спросил женский голос.
- Да.
- Простите за беспокойство, это… - и голос представился незнакомым ей именем.
- Слушаю, - сказала миссис Уолпол.
За ее спиной брякнул кофейник - это мистер Уолпол снял его с плиты, чтобы налить себе вторую чашку.
- У вас есть собака, черная с рыжими подпалинами?
Прежде чем ответить "да", миссис Уолпол мгновенно прокрутила в голове все, что связано с наличием собаки в сельском доме: шесть долларов за стерилизацию, громкий лай по ночам, но притом внушающий спокойствие страж на коврике у детских кроватей. Собака неотъемлема от дома, как печь, крыльцо или подписка на местную газету; умная, спокойная, терпеливая, она является членом семьи - недаром соседи кличут ее не просто Леди, а Леди Уолпол, под стать Джеку Уолполу и Джуди Уолпол. Однако все это не может служить поводом для ранних звонков незнакомых людей, причем говорящих голосом, не менее сердитым, чем у самой миссис Уолпол.
- Да, у нас есть собака. И что с того?
- Крупная черно-рыжая гончая?
По описанию не иначе как Леди.
- Должно быть, это наша, - сказала миссис Уолпол нетерпеливо. - А в чем дело?
- Она загрызла моих цыплят! - Теперь в голосе, помимо гнева, звучало удовлетворение: виновница (миссис Уолпол) была найдена.
Несколько секунд миссис Уолпол молчала, и голос на том конце провода позвал:
- Алло?
- Этого не может быть, - сказала миссис Уолпол.
- Сегодня утром, - сказал голос, смакуя каждое слово, - ваша собака пролезла к нам во двор. Мы услышали гвалт часов около восьми. Муж вышел глянуть, что там такое, и увидел двух загрызенных цыплят, а за другими гонялась здоровая черно-рыжая псина. Муж схватил палку и прогнал ее, а после нашел еще пару мертвых цыплят. Вам еще повезло, - продолжил голос без всякого выражения, - что он, выходя, не взял дробовик, а не то пристрелил бы ее на месте. Ужас что натворила, повсюду кровь и перья.
- А с чего вы взяли, что собака наша? - пошла в отказ миссис Уолпол.
- Да ваш сосед, Джо Уайт, как раз шел мимо, когда муж гнал собаку со двора, и Джо ее узнал.
Старый Джо Уайт жил через дом от Уолполов. Миссис Уолпол всегда была с ним приветлива, при встрече не забывала справиться о здоровье, терпеливо выслушивала старческую болтовню и любовалась фотографиями его внуков, живших в Олбани.