33. Девушки уж больно хороши
В кабинете доктора Поликарпова все мыслящие люди рано или поздно попадают за ширмочку. Шеин здесь уже второй раз. Ему за ширмочкой в целом совсем даже недурственно.
Сергей Иванович, крякнув, ставит опустошенную рюмочку, спрашивает:
– Лимон?
Поликарпов выдыхает и тоже ставит рюмочку.
– Бросьте, зачем русскому человеку лимон?
Вскоре они довольно стройно поют. Сначала басом:
– Я хожу в хороший час заката…
Потом с женской нежностью, тонюсенько, октавой выше:
– У тесовых новеньких ворот…
Поликарпов говорит:
– Мы с Вами умные люди, Сергей Иванович, так? И между прочим, русские люди, так?
Заглядывает плачущая Рита.
– У евыка есть дуфа, есть!
Поликарпов грозно надвигается на нее, вся троица перемещается из-за ширмы в кабинет, Рита поспешно захлопывает дверь.
– А если мы русские люди, – продолжает Поликарпов, – то должны понимать, что русская хандра и депрессия ничем не лечится. Разве что очищающим порывом революции.
– Революция невозможна. Как вы знаете, за что боролись…
– Когда-нибудь я увижу Бога… – задумчиво говорит Поликарпов. – Вы видели Бога, Сергей Иванович?
Заглядывает Рита.
– Есть дуфа! Я ее твогала!
Поликарпов рычит и надвигается, вскрикивая:
– Эволюция!
Рита поспешно захлопывает дверь.
– Остается эволюция. Ну а если эволюция, то от ее изнуряющего медленного хода русский человек всегда спасался одним известным способом.
Он задумчиво добавляет:
– Когда-нибудь я увижу Бога… Я готов, кажется… Обязательно расскажу, что это такое… Итак, пройдемте за ширмочку.
Поворот ключика в шкафчике, звон коньячка как поэзия.
– У нас тут беда в другом беда, Сергей Иванович.
– В чем же?
– Не с кем порой русскому человеку выпить… Будем здоровы.
– Лимон? – спрашивает Шеин. – Ах, да, зачем русскому человеку лимон?
– Так что я могу Вам посоветовать? Антидепрессанты? Чушь. Никакая мотивация не появится. Вы что серьезно хотите, чтобы у Вас появилась какая-то мотивация?
– На хрена? – улыбается Шеин.
– Вот именно.
Заглядывает Рита.
– А Вы как считаете, Севгей Иванович – нет у евыка дуфы?
Поликарпов с грозным рыком: "Дауншифтинг!" надвигается на нее. Рита испуганно захлопывает дверь.
– Дауншифтинг, вот лекарство! И какая свобода депрессивной мрачной мысли! Какие глубины падения в сарказм, не так ли? Какая чаадаевщина!
– Достоевщина!
– Правильно, толстоевщина! Поэтому – ничего, кроме правильного питания, прогулок на природе, бесед с приятными людьми, занятий спортом и тому подобное. А там как Бог даст. Вы сами врач, должны понимать. Вы уже сколько времени в дауншифтинге?
– Года два. И работать, представляете, совсем не тянет.
– Лучше поработать над собой – вот в чем смысл дауншифтинга!
Шеин выходит, тихонько прикрыв дверь. Его сопровождает тоненький голос Поликарпова:
– Девушки уж больно хороши…
34. Вместо этого порно, просто порно
Как вовремя иногда случаются праздники! Горю Риты не было бы конца, если бы не день рождения. Вот и забыто все, а сама она, – счастливая, с охапкой цветов, – выходит из дверей ресторана.
Рита идет к такси, шумное застолье продолжится без нее, усталая Рита едет домой, байки-байки.
За ней несут подарки. Среди прочих заметен оживленный старичок Мармышкин, прибившийся к компании.
– Эх, затусовался… – вздыхает он иногда.
– Боюсь, Юля, боюсь… – говорит Рита скорее светло, чем печально. – Фто дальфе-то в жизни? Форок три года – ни кола, ни двова, ни мува, ни детей…
Тополь молчит, думая о своем. Вера, которая тоже рядом, как всегда, поверх одних толстых очков надевает вторые – еще страшнее: совсем уже древние.
– Ну-ка, дорогая, дайте загляну в зеркало души, так сказать… Завтра у Вас намечается прекрасная и здоровая моча. И продержится она два-три дня. Потом – помутнение…
– Помутнение?
– Ну, а как вы хотите, друзья – все больные насквозь.
– Спасибо, Вера.
– Не буду скромничать, уж мне-то можно доверять. 52 года на моче вместе с мамой… Огромный опыт. А вместе с тетей – так, вообще, 91 год. Сколько всего перевидали…
В круг обольстительных дам протискивается Мармышкин.
– А меня Вы не забыли, Маргарита Ивановна? Я в хозяйстве – нужная и полезная вещь…
Рита отпихивает:
– Уйди, черт фтарый! Надоел хуве редьки!
Зайцев громогласно восклицает:
– Так ли пьян этот старик, как кажется?
Рита уехала. Потоптанная роза валяется рядом с дымящимся окурком. Оставшиеся возвращаются к столу. Как водится в застольях, уже началась бредовая стадия, кто в лес, кто по дрова…
– Я хочу любви, таинственных отношений… – оглядывает Тополь мужчин. – Хочу чего-то яркого, неординарного… А вместо этого… Что вместо этого?
Шеин недовольно бубнит:
– Тополь, хватит выделываться. Все хотят любви… Вы просто пьяная. И, вообще, больная.
– Любви… А где ее взять, дорогая? – соглашается Зайцев. – Тополь, а снимитесь у меня в кино?
– Ну возьмите же… И еще – я хочу жуткого зверского траха. Порнографического траха. У меня шесть лет не было никого!
Поликарпова это известие шокирует:
– Она видела Бога! Отвальсируем? Ну, давайте отвальсируем, божественная Вы наша!
Делает попытку встать, но опускается.
– Тополь, хватит выделываться, на нас смотрят люди.
– А Вы ханжа, Сергей Иванович. Пусть смотрят. Они хотят того же, но скрывают.
35. Бесплатный дружественный гинекологический осмотр
И вдруг ее подхватывает волна какого-то странного неведомого куража, ее понесло – то ли к бузине, что в Киеве, то ли к дядьке, что в огороде.
– Ну, кто здесь не хочет жуткого скотского траха?
Ресторан вдруг погружается в напряженное молчание. Мармышкин встрепенулся; пытается встать. Он необычайно разговорчив:
– Я хочу… Жуткого… Зверского…
Он растерянно оглядывает всех:
– Если кто-то не хочет, то я хочу… Железно… По-зверски…
И он дремлет, уронив голову на грудь.
Тополь бесовато оглядывает гинеколога и психиатра:
– Вы – ничтожества! Серые мыши!
Зайцев за свое:
– Тополь, ну идите ко мне в сериал… Ну… В одном нашем сериале… Да вся страна увидит!
Нет, ей надо доколупать их!
– А давайте покажем всей стране мою грудь… И вообще, я хочу сняться в порно! В порно – и баста!
Мармышкин встает, пошатываясь.
– Сильный ход!
Оседает.
Зайцев громогласно удивлен:
– Так ли пьян этот мерзкий старик, как кажется?
Он воображаемо сует ему в рожу.
– На! На, ворюга! Так ли пьян этот мерзкий старикан, как кажется?
Мармышкин встает.
– Да… Как кажется…
Опускается.
Зайцев снова бьет в воздух:
– На! На! Все пропил, гнида! Все украл! Все прожрал!
Поликарпов потрясен:
– И Зайцев видит Бога! Да! Валерий Романович, отвальсируем по этому случаю?
Он возвышенно поет:
– Тра-та-та… Та-та-та…
Откликается Мармышкин, вставая:
– Готов к вальсации!
Зайцева задело порно.
– Нельзя порно. Зачем нам такая дешевая слава? Мы за порно никаких денег не получим…
Он получает от Тополь пощечину.
– У меня что – дешевая грудь? Психиатр, вы забываете, сколько у вас извилин. Это у вас дешевая задница, милейший! А моя грудь дорогого стоит!
Зайцев довольно истерично хихикнул:
– Я трогал ее семь лет назад…
– Она не изменилась… Но Ваша задница стала явно толще, представляю, сколько на ней целлюлита.
– Ну зачем мы перешли на личности? Ну Вы же не хотите сняться в порно!
Мармышкин встает и, не открывая глаз, поднимает палец:
– Это можно, но нельзя.
Смиренно опускается.
Тополь заметно успокоилась.
– Ничего я не хочу.
Закурила.
– Просто бесконечная овуляция перед нескончаемым климаксом…
Восторгу Поликарпова нет конца. Интересно, сколько нынче выпил психиатр?
– Она божественна! Она видит Бога! Он что сказал Вам, Юлия Петровна? Есть у нас тут жизнь на земле или нету, золотая моя?
Зайцев бубнит:
– Шеин, не спите! Как специалист, что вы скажите о бесконечной овуляции?
– Подтверждаю.
Тополь встает и, разгневанная, идет к выходу. Все торопятся за ней. Уже давно брезжит утро, уже Рита приехала домой и возможно спит в своей постельке без мува.
За Тополь ковыляют Зайцев, Шеин, Поликарпов и Мармышкин.
– Возьмите меня… – клянет старик. – Я в хозяйстве вещь нужная и полезная…
Поликарпов вальсирует в одиночестве:
– Тра-та-та… Па-па-па… Тополь, вы нынче достойны вальсации, учтите! Это божественная ночь, учтите!
Зайцев просит:
– Ну побудьте еще с нами! Мне больно и одиноко! У меня долгов – шестнадцать миллионов.
– Значит, Вас убьют! Зачем Вам жизнь?
Шеин хихикает:
– Вот именно! Чтобы было мучительно больно за прожитые годы?
– А Вы, господин гинеколог, очень плоско шутите, ниже пояса!
Глаза Тополь сверкают:
– Жизнь нужна красавцам! Гениям! Интересным женщинам! Детям! А вы – мешок с говном!
Зайцев умоляет:
– Шестнадцать миллионов… У меня и так ничего нет! У меня только Вы! И Вы – моя мечта!
Тополь перед такси раздраженно роняет:
– У вас есть анальная тряпочка… Это уже кое-что, если вдуматься!
Зайцев ложится на землю.
– Посмотрите, я умер! Вы хотели моей смерти – она настала! Наслаждайтесь, звери!
Он просит Шеина:
– Упросите ее! Вы видите, я погиб! Вы друг мне, Сергей Иванович или кто?
– Тополь, вернитесь уж. Побудьте еще немного с нами.
– Вернуться к Вам?
– К нам…
– К нему?
– Умоляю, скажите ей: ко мне, то есть, к Вам… – шепчет Зайцев. – К гинекологу…
– Я не знаю, что с ней делать, – шепчет Шеин.
– Вы же гинеколог, в конце концов! Инженер так сказать… всяких там дел… И не знаете, что делать?
– Не знаю, ей-Богу, не знаю…
– А я знаю.
Он плачет, сидя на асфальте:
– Тополь, не уходите… Вы видите, какой я смешной ничтожный человек… Вы удовлетворены? Но поймите – я тоже хочу жить… я хочу немножко дышать… Я хочу быть немножко стройным… Немножко умным… У меня долгов – 16 миллионов. Меня убьют! Хотите, завизжу как поросенок от страха?
Он визжит.
– Вы что не знаете, как убивают в нашей стране? Не знаете?
Он приставляет палец к виску, стреляет, падает.
– Вот так убивают.
Таксист, расхаживающий у машины, с любопытством приглядывается к зачудившим мужичкам.
Потом вежливо спрашивает:
– Женщина, едем или остаемся?
– Тополь, ну, ей-Богу… – просит Шеин. – Ну что Вы как девочка… А вдруг человек не шутит? Зачем Вам грех на душу?
– Хорошо, только ради Вас.
Шеин подходит вплотную к Тополь, негромким голосом интересуется:
– Зачем вы все время устраиваете фурор?
– Что Вы можете мне предложить?
– Бонус.
– А точнее?
– Бесплатный дружеский гинекологический осмотр…
– Немедленный?
– Незамедлительный.
– Это все, что Вы умеете делать с женщиной?
– Да.
– Хочу.
– Пойдемте.
Тополь вдруг понимает, что наговорила много лишнего.
– Я не знаю… Я так давно не была… Как Вы думаете, там есть на что смотреть?
– Посмотрим – и найдем на что смотреть, – жестко отвечает Шеин.
36. Трусы гинеколога: маленькие и узкие, как у юноши
Через час вся эта компашка на двух машинах въезжает в Безбожный переулок, довольно шумно располагается на коммунальной кухне.
Зайцев полон ревности.
– Это игра такая – осмотр? "Больничка", да? Как в детстве?
– Больничка, детство вернулось, – отвечает Тополь. – Мы все серьезно больны черт знает чем…
Зайцев уныло ковыляет за парой.
– Шеин, запомните, Тополь любит геев или метросексуалов! Вы такой?
– Геев, – отвечает Тополь.
Шеин на ходу вытирает руки полотенцем.
– Какой ужас, Тополь! Какой ужас!
– Я осталась, чтобы пройти медосмотр!
– И он будет смотреть? Он? – Зайцев хватается за голову. – А я?
– Но Вы же не гинеколог, – отвечает Шеин.
– Как психиатр я могу осмотреть голову Тополь… Постучать по коленке… Могу молоточком – глазки в кучку…
– Это Вы себе сделайте в кучку! – улыбка Тополь дерзка, цинична и невыносимо обольстительна.
Захлопывается дверь в комнату, звук защелки, закрылись. Зайцев нервно расхаживает в коридоре.
Шеин отбрасывает полотенце, достает откуда-то перчатки.
С улыбочкой произносит:
– Сейчас я спрошу, как часто живете половой жизнью. Кстати, за много лет практики я так и не понял, нравится женщинам этот вопрос или нет.
– Нет. А впрочем…
– Могу и посоветовать: ваши партнеры, дорогая, должны иметь очень солидные размеры, чтобы хорошо промассажировать…
– Замолчите! Ну, замолчите же!
– Ну, это всего лишь процедура. Итак, приступим. Вы готовы?
– Конечно, нет.
– Зря. Я между прочим, совсем неплохой специалист.
В дверь постукивает Зайцев.
– Тополь, ну как Вам не стыдно. Вы вся наэлектризованы!
– Я наэлектризована, Шеин?
– Не знаю. Я всего лишь гинеколог, а не электрик.
Тополь всхлипывает.
– Господин гинеколог, а давайте я Вас отвезу к жене?
– Зачем?
– Я ей все объясню. Какой Вы хороший, мирный, тихий, загадочный…
– Она сама знает. И я не хочу к ней.
– Ну Вы же не мальчик – что значит, не хочу? Я отвезу Вас – и забуду квартирку эту, переулок этот… Вас забуду, а Вы меня забудете, чтобы больше не тянуло душу. Я же знаю, что ничего у нас не будет – как всегда. Ну что, едем?
– Я не хочу к жене. Я никуда не хочу.
– Она хорошая, можете мне поверить.
– Тополь, это невозможно терпеть! – клянется Зайцев за дверью и возвращается на кухню.
Поликарпов задумчив.
Зайцев достает из своих запасов на полочке коньяк, разливает. Кивает на трусы, которые он принес из ванной.
– Вот трусы господина гинеколога. Маленькие и узкие. Они в самом деле несколько педерастичны?
Поликарпов довольно внимательно оглядывает:
– Гм… Безусловно педерастичны.
Зайцев приносит свои – типа безразмерные, слоник да мышка.
– А эти?
– Пожалуй, тоже…
– Между тем, это мои трусы, коллега.
– Я безмерно рад.
– Так Вы находите их несколько педерастичными?
Вдруг его голос срывается
– Она – стерва! Так могут бередить сердце только стервы! Она – ведьма!
– Да, конечно. – Поликарпов поднимает рюмочку. – Ваше здоровье.
Зайцев тоже выпивает.
– Вы действительно так думаете, друг?
– Нет, конечно, – отвечает Поликарпов. – Я похож на думающего человека?
Он негромко поет:
– Я помню вальса звук прелестный… А что – может вальсанем, Валерий Романович? Вот это точно несколько педерастично…
– Что ж, вполне, вполне…
Они вальсируют. На кухню выходят Тополь и Шеин. Зайцев злорадно кивает:
– Это трусики Сергея Ивановича! А мы в танце, круженьем балуемся… МузЫкой…
– Да уж, – оглядывает трусы Тополь. – А это ваши? Узнают коней ретивых по их выжженным таврам! Я их семь лет назад тоже видела.
Поликарпов ласково произносит:
– Тополь, идите ко мне!
Тополь танцует с Поликарповым, Шеин присаживается.
– Ну дык Вам налить, господин гинеколог?
– Пожалуй, господин психиатр.
– Осмотрели-с?
– Нет.
– Еще бы! Непроста эта дама, совсем не проста! Тополь! Дорогой мой Тополь! Ну снимитесь у меня!
– Кем, золотой мой?
– Тополем. Четвертым тополем на Плющихе! Будет большой гонорар, мы деревья не обижаем…
– Вот именно! – поддакивает Поликарпов. – Господа, что вы, вообще, знаете о Зайцеве? Да вы ничего не знаете о Зайцеве!
Зайцев падает перед Тополь на колени:
– Сделаем потрясающий сиквел! Вы хорошая… Вы лучше всех, кого я видел!
Шеин прячет в кулак улыбочку:
– Тополь, соглашайтесь… Это будет реальное порно.
– А Ваши остроты, господин гинеколог, мерзкие, замечу мимоходом.
Тут Ромик вводит Мармышкина и Марью Николаевну – на голове наушники.
Ромик тычет в старика:
– Это Ваш кадр? – Погладив старушку. – А это наш кадр… Пожалуйста, налейте молодежи!
Мармышкин зябко ежится, хнычет:
– А про меня вы забыли, господа хорошие? Я спал-спал на скамейке… И думаю: а сколько можно спать? Тем более, продрог.
Тополь ласкова необычайно:
– Сергей Иванович, ну давайте я Вас отвезу к жене?
Шеин отмахивается:
– Да вот, Льва Александровича можно…
– Меня? Да вы что?! Нет, меня не надо.
Зайцев тычет пальцем в старика:
– Вот его надо!
Мармышкин тоже пугается.
– Не надо… Ну, пожалуйста, не надо меня к жене.
– А Вы, вообще, кто? – допытывается Зайцев. – Откуда и что, любезный?
– Врач я. Врач на пенсии.
– Психиатр, наверно… – свирепо догадывается Зайцев.
– Точно! Как Вы угадали, коллега!
– Да что тут угадывать, что? Было бы что!
Мармышкин соглашается:
– Ну да, психиатры не пьянеют. Так уж повелось.
– А что, господин Мармышкин, как бы нам повальсировать? – говорит тепло Поликарпов. – За психиатрию, а? Вальс психиатров, а?
– Всегда готов! – вскидывается старик.
Они вальсируют, а Ромик, пользуясь моментом, успевает привязать к запястью Зайцева веревку со старушкой.
Зайцев, тем не менее, бдителен – психиатры, точно, не пьянеют. Он вопросительно смотрит на Ромика.
– Вы обещали еще с вечера на полчаса… – Перешел на шепот. – Я ее ща быстренько чих-пых, на посошок… На посошок – дело святое…
– Только в память о Булате Шалвовиче…
Марья Николаевна показывает Зайцеву провокативные жесты:
– И теперь, приятель, ты увидищь фак, фак!
– Ах, бросьте, любезная, бросьте…