Она попыталась засмеяться снова, но Антон Ильич смотрел на нее так прямо и говорил так уверенно, как будто все уже решил, и она опять смутилась и отвела глаза.
– Ты так говоришь…
– Как?
Она глянула на него и озорно улыбнулась:
– Звучит как приглашение.
– Это и есть приглашение.
– Антон, – она вытащила ладонь из его рук.
– Что?
– Ты меня пугаешь.
– Тебе так страшно со мной?
Она захохотала, но только чтобы перевести все в шутку и не продолжать этот разговор, напугавший ее своей серьезностью, и попросила:
– Давай еще кофе закажем?
Антон Ильич и не собирался настаивать. Когда принесли напитки, он выпил свой и поднялся с места.
– Ты пей, я сейчас приду.
Он вышел на улицу и быстрым шагом спустился вниз, туда, откуда они пришли сегодня с Юлей. Ему хотелось сделать для нее что-нибудь приятное, и он подумал сначала купить ей цветы, но вспомнил, что в номере у них и так стояли розы. Тогда в голову ему пришла идея получше.
– Что это? – спросила Юля, когда он вернулся.
Антон Ильич раскрыл сверток. Там были два коврика с корабликами, соединенные друг с другом.
– Ты что? – сказала Юля с удивлением и каким-то беспокойством.
– А что?
– Ты все-таки купил?
– Да.
– Зачем?!
– Тебе же они понравились. Вот, смотри. Разрежем тут, будет у каждого из нас по такому коврику. Или, знаешь что? Лучше не будем разрезать. Зачем? Наоборот, пусть будут два. Вместе. Повесим их на стену. Они будут напоминать нам о том, как мы с тобой тут были.
– Но я не хотела их покупать! – сказала она срывающимся голосом.
– Почему?
– Потому! Не хотела, и все тут. Зачем ты их купил?
Антон Ильич смотрел непонимающе. Юля не шутила.
Она вся изменилась в лице, и ему снова показалось, что она вот-вот заплачет.
– Я думал, они тебе понравились, – растеряно повторил он.
– Мало ли что мне понравилось! Не надо было покупать. Давай пойдем сейчас и вернем их.
– Вернем?
– Да!
– Нет. Зачем? Да и не получится.
– Получится! Пойдем!
Она уже встала.
– Да нет же, подожди. Здесь так не принято. Это же не магазин, это сувенирная лавка.
– Ну и что!
– Не надо, – он остановил ее за руку. – Если тебе не нравится, я оставлю их себе.
– Да зачем они тебе?
– Они мне нравятся.
Он сложил коврики и убрал их подальше. Юля села обратно, но лицо ее было по-прежнему несчастно.
– Пойдем, может, погуляем? – предложил Антон Ильич, чтобы поскорее уйти от опасной темы.
Она замотала головой.
– Посидим еще здесь?
Она кивнула.
– Взять тебе чего-нибудь? Давай чаю попьем, хочешь?
– Нет, я напилась кофе. Больше уже не могу, спасибо.
– А у нас впереди еще ужин, ты не забыла?
Ему не терпелось отвести Юлю в помпезный ресторан, где он ужинал вчера.
Она слабо улыбнулась.
– Может, ресторан перенесем на завтра?
– Ладно. Хочешь, сходим куда-нибудь? На концерт, или вот, – он достал из кармана открытку, – меня тут на спектакль один пригласили.
– Нет, не хочу, – сказала она, не глядя. – Давай просто посидим здесь.
– Конечно, давай.
Антон Ильич был не прочь сидеть здесь хоть до самого утра. Не об этом ли он мечтал еще вчера? И вот Юля здесь, с ним, он держит ее за руку и чувствует себя совершенно счастливым. Антон Ильич улыбнулся. За столиками сидели такие же парочки. Как и они с Юлей, они о чем-то говорили, то шумно спорили, то целовались. Какое счастье, что он привез сюда Юлю! Как хорошо сидеть с ней, смотреть на нее, слушать ее голос, видеть, как она смеется. А впереди у них еще целый вечер, и весь завтрашний день, и… Париж! А потом, потом… Дух захватывало, стоило ему подумать об этом. Он не знал, как определить то, что ждало его в будущем. Совместная жизнь? Семья? Женитьба? Он не произносил про себя этих слов, но смысл их понятен был ему и так. И снова, как утром, сладко щемило на сердце и горячей волной отзывалось где-то внутри.
– Чему ты улыбаешься? – спросила Юля.
Антон Ильич и впрямь не в силах был скрывать своего счастья.
– Радуюсь, что ты здесь.
Она внимательно посмотрела на него, как будто сомневаясь, говорит ли он правду. Но лицо Антона Ильича сияло как солнце на закате, и невозможно было не поверить ему.
– Я хотела спросить у тебя кое-что.
– Спрашивай, – раскинул он руки, – я весь в твоем распоряжении.
Она задумалась, размышляя, как начать, а потом вдруг махнула рукой:
– Нет, завтра. Лучше завтра поговорим.
Они сидели дотемна. Из окна они видели, как на улице зажглись фонари, и город задвигался, зашевелился. Местные жители высыпали на улицу, встречались друг с другом, обнимались, разговаривали, смеялись. Бегали дети, шумела молодежь. Антон Ильич не обманывал, когда говорил, что будет весело: субботний вечер обещал быть праздничным и людным.
Раздались звуки музыки. На площади появилась процессия. Впереди шел капельмейстер, задавая ритм, за ним барабанщик с барабаном на животе, таким большим, что самого его почти не было видно, за ними оркестр с трубами, флейтами, саксофоном и маленькими барабанами, последним шел трубач с огромной духовой трубой, медной и блестящей как начищенный самовар. Их сопровождала толпа прохожих.
Оркестр остановился на площади перед палаццо, чтобы сыграть несколько мелодий. Зрители выстроились около них полукругом. В конце каждой композиции музыканты зычно и в один голос выкрикивали:
– Оле!
– Оле!! – тут же подхватывала толпа, и раздавались аплодисменты.
Антон Ильич с упоением слушал их бравые мелодии. Положив локти на подоконник и подперев рукой лицо, он блаженно улыбался и покачивал головой в такт музыки. Ему нравились эти музыканты, игравшие задорно, с непритворным энтузиазмом, хулиганисто смешивая классические произведения и джаз. После очередного "Оле!" он тоже закричал со всеми и захлопал в ладоши. Хоть они с Юлей никуда и не пошли, на концерт они все-таки попали – действо разворачивалось прямо перед ними.
Вечер они провели, гуляя по центру. Юля так и не захотела пойти на ужин. Ни кофе, ни мороженого ей тоже не хотелось, и они просто ходили, держась за руки, слушали музыкантов, смотрели на циркачей, заглядывали в витрины магазинов – заходить внутрь Юля тоже не соглашалась, – глядели на людей, на дома вокруг и дышали окружавшим их весельем этого теплого шумного города.
Когда ноги у Антона Ильича уже гудели от усталости, он взмолился и уговорил Юлю зайти куда-нибудь и присесть. Они стали выбирать кафе, отошли чуть в сторону от главных улочек и вдруг вышли к храму. Аккуратное квадратное здание светилось в темноте изнутри. Они присмотрелись – свет лился наружу сквозь голубые витражи. На крыше стоял плоский византийский купол, на нем православный крест. Они подошли поближе. У дверей на ступенях стоял мужчина в черной рясе. Когда он обернулся, они увидели, что это настоящий греческий поп. На груди у него лежала пышная черная борода, под ней тяжелый металлический крест на цепи, на голове высокая шапка с крестом. Вокруг стояли прихожане. Он что-то им говорил.
Напротив на улице стояли столики, и Антон Ильич предложил сесть там. Юля ничего заказывать не стала, а Антон Ильич взял чаю и апельсиновый десерт, рекомендованный официантом, и с наслаждением вытянул ноги.
Здесь было тихо. Прихожане у церкви разошлись, кланяясь и крестясь, поп зашел внутрь, никого больше не было видно. На площадь падали голубые огоньки из витражей, в небе сияли маленькие звездочки.
Антон Ильич пил чай и блаженствовал. Все складывалась как нельзя лучше. И этот неожиданно тихий вечер на этой маленькой площади, у храма, под открытым небом, со звездами над головой, казался ему особенным и символичным, будто нарочно устроенным кем-то для них двоих. Он и сам не придумал бы ничего лучшего. Не иначе, это судьба привела их сюда, подумал Антон Ильич.
– Хорошо, что мы пришли сюда, – сказал он.
Юля улыбнулась. Она сидела, накинув на плечи широкий треугольный платок, который достала из сумочки, и тоже о чем-то думала.
Антон Ильич размышлял о завтрашнем дне. Утром, еще до завтрака, он хотел повести Юлю в порт, показать ей форт и яхты. Она наверняка захочет встать рано, подумал он. Так что они не нарушат ее привычного расписания и отправятся на прогулку с самого утра. Потом завтрак. Обедать он собирался в том помпезном ресторане, куда они не добрались сегодня. А ужинать, пожалуй, лучше всего будет в отеле, в панорамном ресторане наверху.
Юля выслушала его вдохновенные планы со слабой улыбкой на губах и только кивала, когда он обращался к ней с вопросом – казалось, она была на все согласна и все одобряла. Ее задумчивое лицо не меняло своего нездешнего, блуждающего выражения, как будто она слушала его вполуха, а мыслями была далеко. Она поднимала глаза к небу, глядела на звездочки, на свет голубых витражей, на крест на крыше полукруглого храма, и видно было, что и для нее все это что-то означало, но что именно, Антон Ильич не понимал.
– У нас осталось еще одно небольшое дело, – сказал он.
– Какое?
– Надо забронировать отель в Париже. Я уже нашел несколько хороших вариантов. Завтра я покажу тебе, и ты скажешь, какой тебе больше нравится.
Она ничего не ответила и закуталась в платок посильнее.
Что с ней такое, думал Антон Ильич? Может, не хочет ехать в Париж? Да нет, просто устала, наверное. И что я надоедаю ей своими планами? Он потянулся, обнял ее за плечи и увидел, что она вся дрожит.
– Тебе холодно?
Он и не заметил, что становилось прохладно. Они поднялись и зашагали обратно, туда, откуда доносились звуки музыки.
– Давай поднимемся в ресторан, ты выпьешь горячего чаю, – все повторял Антон Ильич по дороге домой, но Юля отказывалась.
Когда они пришли, она отправилась принимать ванну.
Это должно поднять ей настроение, думал Антон Ильич, доставая из глубины шкафа картонную коробочку, перевязанную лентой. Он положил ее на стол. Потом, подумав, что Юля может ее не заметить, переложил на прикроватную тумбочку. Но и там она была не слишком видна. Он быстро засунул ее под подушку. Нет, тоже не то. Это же не день рождения, чтобы прятать подарок под подушку, подумал он. Он достал подарок, поправил постель и положил коробочку прямо на подушку, так что не заметить ее было невозможно.
– Что это? – спросила Юля.
Она остановилась на полпути к кровати, прижав к груди полотенце, обернутое вокруг тела, и, не отрываясь, смотрела на подушку. Потом медленно обернулась:
– Опять что-то придумал?
Антон Ильич просиял.
– Опять что-то купил?
Она подошла к кровати, взяла коробочку, сняла ленту и открыла.
Антон Ильич весь дрожал от нетерпения.
– Ну как?
Юля молчала.
– Нравится?
Она закрыла коробочку и отложила ее в сторону.
– Да. Спасибо.
Ночью Антон Ильич проснулся от какого-то звука. Юли в кровати не было. Горел ночник, в ванной шумела вода. Он глянул на часы, стрелки показывали два ночи. Что она делает в ванной? Почему не спит?
Он снова улегся и только стал засыпать, как пришла Юля.
– Ты почему не спишь? – спросил он.
– Я в душ ходила. Ты спи, спи.
Через некоторое время что-то снова его разбудило. Кажется, Юли снова нет рядом. Он повернулся, пошарил рукой по холодной постели, потом приподнялся, огляделся вокруг сонными глазами и увидел ее в гостиной. Она стояла у балкона спиной к нему и смотрела в окно. Свет нигде не горел. Ее одинокая неподвижная фигурка освещалась в темноте бликами портовых фонарей.
Что она там делает посреди ночи, взволнованно подумал Антон Ильич? Уж не плачет ли, не дай бог?
– Юленька… – он откинул одеяло, нащупал лампу, зажег свет, надел очки, поднялся с постели и поспешил к ней, шатаясь спросонья и цепляясь за мебель. – Юленька, что случилось?
Она обернулась. Лицо ее было ровно, только глаза горели.
– Не спится что-то.
– Но почему ты стоишь здесь, одна? Пойдем в кровать, – он хотел обнять ее, но Юля отвернулась и снова стала смотреть в окно.
Антон Ильич опустился в кресло, зевнул, потер глаза.
– Может, тебе подушку поменять?
– Нет, не надо.
– Тебе жарко? Давай окно откроем.
– Да ты что? Мы замерзнем.
Он снова зевнул.
– Ложись с моей стороны, хочешь?
– Да нет же. Дело не в этом.
Она отошла от балкона и присела в кресло рядом.
– Понимаешь, я все думаю…
Она обхватила голову руками и стала раскачиваться вперед и назад. Что это с ней, испугался Антон Ильич? Юля отпустила голову, подняла на него глаза и вскинула руки:
– Что я делаю? Куда собралась? Ах, я не знаю, не знаю! Я ничего не знаю…
И снова закрылась руками.
– Понимаешь, я никогда так не делала. Это все так быстро, так странно! Разве так бывает? Разве так делают? Я думаю, зря мы это затеяли. Зря! Я совсем тебя не знаю. И ты меня тоже. Ты думаешь, ты знаешь меня? Нет, совсем не знаешь! А мы уже собрались с тобой куда-то ехать. Да мы уже уехали! Вот же, мы здесь!
Она раскинула руки и обвела взглядом комнату. Потом повернулась к Антону Ильичу:
– Антон, все это не то. Понимаешь? Не то.
И, не дождавшись от него ответа, снова заговорила, глядя перед собой:
– Сейчас мы здесь, послезавтра мы поедем в Париж. В Париж! А потом? Что будет потом?
Антон Ильич ничего не понимал. Сонный, он все никак не мог взять в толк, о чем говорила Юля. Что на нее нашло, недоумевал он? Может, ей сон плохой приснился? Да нет же, не похоже, чтобы она вообще ложилась.
– Ну что ты молчишь? – мучительно произнесла Юля, заламывая руки. – Что ты молчишь? Это кошмар какой-то! Я не засну сегодня… Я вообще не знаю, что со мной будет…
Она вскочила, подошла к балкону, встала, сжавшись всем телом, и посмотрела вдаль, как будто темнота за окном могла ее успокоить. Потом порывисто повернулась, сцепила руки перед собой и сказала:
– Все это не то. Не то! Чем это кончится? Ах…
Она опустила голову, тряхнула волосами и с вызовом подняла глаза на Антона Ильича.
– Ну почему, почему ты тогда уехал? Ты был здесь, в этом номере? Все эти дни, пока я искала тебя там? С кем? С кем ты был? Можешь ты мне сказать правду?
Она застонала и схватилась за голову.
– Господи, что я говорю… Что я говорю…
Она подошла к креслу и упала в него как подкошенная. Лицо она закрывала руками, словно не могла смотреть на Антона Ильича, и говорить более тоже не могла. Между ними повисло молчание. Он, не вполне понимая смысла слов, слетевших с ее губ, сидел, не издавая ни звука, боясь, как бы ни стало еще хуже. Между тем, ясно было, что Юля ждала от него чего-то, и он должен был что-то предпринять.
– Давай… давай чаю закажем. Что-то во рту пересохло.
Он позвонил.
В таком же молчании дождались они чая, который прикатили на сервированном столике. К нему подали бисквиты и круглые горячие пирожки с красным перцем и белым сыром – из ночного бара. Антон Ильич разлил по чашкам чай и принялся за еду. Пирожки оказались кстати.
Юля молча пила чай. Лицо ее горело. Она то бросала короткие пытливые взгляды на Антона Ильича, то опускала голову и вздыхала.
Он вытер рот салфеткой, потянулся и встал.
– Пойдем спать.
Она вскинула на него удивленные глаза.
– Пойдем, – повторил он и приобнял ее за плечи. – Юленька, дорогая, все будет хорошо, вот увидишь.
– Но ты не ответил мне.
– Давай завтра. Завтра обо всем поговорим.
Он, зевая, направился в спальню.
– Я еще посижу, – тихо сказала Юля.
Перед самым рассветом Антон Ильич проснулся. Небо за окном осветилось ранней розовой дымкой. Юли в кровати не было. Он потянулся к двери и увидел ее. Она сидела на диване в гостиной и, кажется, что-то читала. Так и не ложилась, понял он. Перевернулся на другой бок и заснул.
В половине седьмого прозвенел будильник. Антон Ильич поднялся.
На диване, свернувшись калачиком, спала Юля. Рот ее по-детски приоткрылся, прядки светлых волос падали на лицо, коленки торчали из-под диванных подушек, которыми она пыталась укрыться. Антон Ильич захотел скорее перенести ее на кровать и уже потянулся, чтобы взять ее на руки, но вдруг подумал, что разбудит ее или, не дай бог, уронит спросонья. И потом, испугался он, вдруг она не сможет спать в кровати? Он вернулся в спальню, взял покрывало и осторожно накрыл ее. Потом вернулся в кровать и лег. Но сон не шел.
В семь часов он тихо вышел из номера и пошел в порт. Погода поменялась. Небо затянуло облаками, солнца не было видно. Море лежало пронзительно голубое и холодное. Ветер накренял яхты, раскачивал лодки, и вместо звонких переливов сегодня от них шел тревожный свист. У берега скрипело и стучало.
Антон Ильич застегнул куртку и поднял капюшон. Быстрым шагом дошел он до форта, повернул обратно и также быстро вернулся назад. В отель возвращаться было рано – не хотелось мешать Юле, не спавшей всю ночь, и он направился в город, надеясь спрятаться от ветра среди домов.
Он поднялся вверх по улице, но и здесь было неприветливо и пусто. Сегодня воскресенье, вспомнил он. Город еще спал. На улице ни души. Кругом все закрыто, металлические жалюзи опущены, на дверях железные замки. Он дошел до итальянского кафе, тоже закрытого, постоял на площади перед палаццо. Спустился обратно, пошел к храму, присел на скамейку перед ним. Хотел полюбоваться куполом да подумать о чем-нибудь высоком, но мысли не шли, и на месте не сиделось. По ногам сквозило, брючины вздымались на ветру, руки замерзли, под курткой до самых костей пробирал холод. Деваться ему было некуда. Он пошел вниз.
Поднявшись в номер, он увидел, что Юля лежала на диване в той же позе, что он ее оставил, и крепко спала. Бедняжка, всю ночь не ложилась, подумал Антон Ильич, тихо затворяя за собой дверь. Он принял душ, оделся к завтраку и оставался в спальне, пока Юля по-прежнему спала. Лишь раз она зашевелилась, повернулась на диване, уткнулась лицом в покрывало и снова заснула. Около десяти Антон Ильич присел на краешек дивана и мягко позвал ее. На этот раз она проснулась и открыла глаза.
– Сколько сейчас?
– Десять.
– Ого! – простонала она.
– Ты будешь вставать или поспишь еще?
– Нет, нет, я встаю. Ты уже завтракал?
– Нет. Тебя жду.
– Ты иди, не жди. Иди, ладно? Я пока соберусь.
Антон Ильич позавтракал один.
Вернувшись через час, он застал Юлю одетой и готовой к выходу. Постель в спальне была заправлена, диван убран. И когда она все успела, удивился про себя Антон Ильич?
Когда он вошел, она, присев на корточки, возилась с розеткой.
– Телефон почему-то не заряжается, – объяснила она. – Вчера еще разрядился. Я его в розетку включила, думала, он заряжается, а он просто так лежал. А я-то думаю, почему мне никто не звонит? Теперь вообще не включается. Придется мне пока без телефона походить.
Антон Ильич присел рядом и помог ей подключить телефон в другую розетку. Когда они поднялись с колен, Юля положила обе руки ему на плечи, посмотрела на него нежным и озорным взглядом:
– Доброе утро!