Буря внезапно прекратилась, и ребенок тут же выбежал на поляну и принялся играть. Я отставил задачу в сторону и начал на негнущихся ногах бродить по лесу. Меня не беспокоили никакие чувства и настроения. Мир был упорядочен, структурирован и поразительно ограничен. Джунгли виделись в оттенках серого. Красота была для меня только понятием, абстрактной категорией. Я ничего не знал о Высшем Я - вере и доверии. Я искал только то; что могло бы стать полезным и конструктивным. Тело представлялось мне неизбежной ношей, носителем, позволяющим двигаться и воспроизводиться, - орудием разума.
Мой компьютерный ум был неподвластен капризам чувств. И все-таки без игривой души, эмоциональной энергии и жизненных сил ребенка я не мог жить полной жизнью - я всего лишь существовал, пребывая в стерильном мире математических задач и их решений.
Моя осознанность вновь пробудилась, словно ото сна, и когда во мне возникло внезапное и непреодолимое желание вновь ощутить красоту джунглей, испытать прилив жизненной энергии, я высвободился из корпуса Сознательного Я.
Со своей новой позиции я мог видеть и Сознательное Я, и Базовое Я, которые повернулись спиной друг к другу - каждое пребывало в своем собственном мире. Если бы только они могли стать одним целым, насколько обогатилась бы жизнь каждого из них!
Я восторгался невинностью детства и инстинктивной мудростью тела, присущими Базовому Я. Я ценил рассудительность, логичность и способности к изучению нового, свойственные роботу, Сознательному Я. Но без воодушевления Высшего Я жизнь оставалась скучной, опустошенной и незавершенной.
Как только я осознал это, я услышал голос Высшего Я, зовущего меня из глубины леса, и ощутил страстное стремление Слиться с ним. Я узнал в этом стремлении то чувство беспокойства, которое постоянно возникало во мне все эти годы, а возможно, и всю мою жизнь. Впервые я понял, чего же на самом деле искал.
Через мгновение я вновь оказался в оковах Сознательного Я, зажатый в тисках этого железного разума, я слышал его монотонный голос, сначала медленно, затем все быстрей и быстрей повторявший одни и те же слова:
- Я - все - что - есть. - Высшее - Я - лишь - иллюзия.
Моя осознанность переметнулась в Базовое Я. Теперь мне
хотелось только играть и чувствовать себя в безопасности, радоваться и быть сильным.
Я снова выскочил, оказался в объятиях Сознательного Я и увидел одну реальность; опять переместился в Базовое Я - и увидел совсем другой мир. Перемещения учащались, я метался между этими двумя Я, между разумом и телом, роботом и ребенком, мышлением и чувствами, логикой и импульсами. В ускоряющемся темпе, безостановочно, быстрей и быстрей!
Я резко сел, глядя прямо перед собой, испуганный и мокрый от пота, - и услышал эхо собственного вскрика. Очень медленно, я возвращался к окружающему меня миру: тихий берег океана, теплый песок, небо, розовеющее прямо надо мной и фиолетовое над самым горизонтом, где оно соединялось с морем. Рядом неподвижно сидела Мама Чиа и молча наблюдала за мной.
Стряхнув последние остатки своего видения, я попытался замедлить дыхание и расслабиться. Мне удалось только выдавить из себя:
- Я видел… У меня был плохой сон… Она заговорила медленно и размеренно:
- Это был просто плохой сон или зеркало твоей жизни?
- Я не понимаю, о чем вы говорите, - пробормотал я. Это была неправда, и я осознал это еще до того, как эти слова сорвались у меня с языка. Я обрел осознание трех Я, и теперь уже просто не мог продолжать притворяться, что являюсь "целостным". Я был внутренне разобщен и метался между эгоцентричными ребячливыми потребностями Базового Я и холодной отстраненностью Сознательного Я - и у меня не было никакой связи со своим Высшим Я.
Все эти годы мой разум непрерывно подавлял чувства, он игнорировал и недооценивал их. Вместо того чтобы признать существование во мне страданий и страстей, Сознательное Я изо всех сил удерживало контроль над ними и прятало все мои чувства и внутренние проблемы под ковер, соблюдая иллюзию внешнего порядка и благополучия.
Теперь я понимал, что физические симптомы, которые я испытывал дома, - инфекционные заражения, боли и страдания - были проявлениями моего Базового Я, криками ребенка, требующего внимания. Оно хотело выплеснуть все те чувства, которые я пытался сдержать в себе. Я осознал смысл афоризма: "Когда плакать отказываются глаза, рыдает все тело". Еще я вспомнил одну фразу, которую когда-то произнес Вильгельм Райх: "Непроявленные чувства сохраняются в мышцах как напряжение тела". Эти неприятные откровения вызвали у меня подавленность и уныние. Я вдруг понял, как много мне еще предстоит пройти.
- Все в порядке? - участливо спросила Мама Чиа.
- Да, конечно… - начал говорить я, но остановился. - Нет, не все в порядке. Я чувствую себя ужасно - опустошенным и подавленным.
- Это хорошо! - засияв, заявила она. - Это значит, что ты кое-чему научился, что ты на верном пути. Неохотно кивнув, я спросил:
- В своем сне я ощутил только два Я. Мое Высшее Я скрылось, исчезло. Почему оно меня покинуло?
- Оно не покинуло тебя, Дэн, - оно с тобой всегда. Просто ты был слишком занят своими Базовым и Сознательным Я и поэтому не мог видеть Высшее, не смог почувствовать его любовь и поддержку.
- Как же я могу его почувствовать? Что мне делать прямо сейчас?
- Хороший вопрос, очень хороший! - она рассмеялась своим собственным мыслям, поднялась на ноги, перебросила сумку через плечо и начала медленно подниматься по горной тропе. Я последовал за ней, переполненный вопросами, на которые у меня не было ответов.
Когда мы начали взбираться по узкой тропе вдоль гряды скал, песок сменился камнями и землей. Я обернулся и еще раз взглянул на площадку среди скал, которая сейчас была далеко внизу. Начался прилив. В двадцати метрах под нами волны приближались к рисунку, который начертила на песке Мама Чиа. Я заморгал и посмотрел на него внимательнее. Мне показалось, что там, где раньше было изображение человека в круге, сейчас видны три фигурки: одна крошечная, как дитя; другая большая и квадратная; третья - крупный овал. В это мгновение песок лизнула новая волна, и он стал совершенно чистым.
Подниматься было тяжелее, чем спускаться. Мама Чиа явно была в хорошем настроении, но я был мрачен. Мы оба молчали. Смеркалось, я шел за ней по темнеющей тропке, а передо мной проносились образы моего видения.
Когда мы достигли полянки, в черном небе уже сиял полумесяц. Мама Чиа пожелала мне доброй ночи и, не останавливаясь, отправилась дальше.
Я какое-то время постоял рядом с хижиной, слушая пение цикад. Теплый ночной ветерок, казалось, пронизывал меня насквозь. Только войдя в дом, я вдруг ощутил, что смертельно устал. Я смутно помню, как побрел в ванную, а потом рухнул на кровать. Еще секунду назад я все еще слышал цикад, но тут надо мной опустилась тишина. Во сне я искал свое Высшее Я, но меня окружала лишь пустота
Глава 8
Глаза шамана
Великий учитель никогда не пытается объяснить свои видения.
Он просто приглашает ученика подойти поближе
и увидеть все своими глазами.
Р. Инман
Еще не совсем проснувшись, я открыл глаза и увидел Маму Чиа, стоящую рядом с моей кроватью. Сперва я подумал, что все еще сплю, но быстро пришел в себя, когда она крикнула:
- А ну вставай!
Я вскочил с постели так резко, что чуть не упал.
- Сейчас… одну минутку… - лепетал я, покачиваясь и обещая себе, что в следующий раз проснусь до ее прихода. Я поплелся в ванную, надел шорты и вышел наружу, под брызги утреннего дождя.
Хорошенько промокнув, я вернулся в хижину и взял в руки полотенце.
- Уже, наверное, полдень?
- Всего начало одиннадцатого, - ответила она,
- Боже! Я…
- В четверг, - оборвала она меня, - ты пролежал на холоде тридцать шесть часов.
Я выронил полотенце и опустился на кровать.
- Почти два дня?
- Что тебя так расстроило? Пропустил какое-то свидание? - спросила она.
- Да нет, не думаю. - Я пристально смотрел на нее. - Неужели это правда?
- Ну, по крайней мере, свидание было не со мной. Кстати, на Гавайях свидания вообще не приняты. Люди с континента пытались принести с собой обязательность, но внедрить здесь эту привычку оказалось настолько же невозможным, как продать говядину вегетарианцам. Как себя чувствуешь?
- Неплохо, - сказал я, вытирая волосы. - За исключением того, что все еще не понимаю, чем буду здесь заниматься и как вы будете мне помогать. Вы собираетесь помочь мне увидеть мое Высшее Я?
- Оно всегда остается видимым, - улыбнулась она и протянула мне рубашку.
- Мама Чиа, - сказал я, натягивая рубашку, - все это, что я видел тогда, на пляже, - вы меня что, загипнотизировали?
- Не совсем. То, что ты видел, пришло из Внутреннего Архива.
- А что это такое?
- Трудно описать. Можешь называть это "всеобщим бессознательным" или "дневником Духа". В нем хранятся записи обо всем.
- Обо всем?
- Да, - подтвердила она, - обо всем.
- А вы умеете… читать эти записи?
- Иногда, но это зависит от многих вещей.
- Ну а как мне удалось прочитать их?
- Скажем, я переворачивала тебе страницы.
- Как мать, читающая вслух ребенку?
- Вроде того.
Дождь закончился, и мы вышли наружу. Я последовал за ней, и мы разместились на бревне возле сарайчика.
- Мама Чиа, - продолжил я, - мне бы хотелось поговорить о том, что начинает меня серьезно беспокоить. Мне кажется, что чем больше я учусь, тем мне тяжелее и хуже. Понимаете…
Она прервала меня:
- Заботься о том, что перед тобой прямо сейчас, а будущее само о себе позаботится. Иначе ты проведешь большую часть жизни, размышляя о том, какой ногой ступишь на перекресток, хотя до него еще сотня метров.
- А что же насчет планирования и подготовки к будущему?
- Планировать полезно, но не стоит слишком привязываться к этим планам. Жизнь любит устраивать сюрпризы. С другой стороны, приготовления важны всегда, даже если то, что планируется, никогда не случится.
- Как это? Она помолчала.
- Здесь, на острове, живет мой старый друг, Сей Фуджи-мото - ты с ним еще не встречался. Большую часть жизни он проработал садовником. Но его первой любовью была фотография. Я никогда не видела человека, настолько увлеченного картинками на бумаге! Несколько лет назад он готов был целыми днями разыскивать возможности для прекрасного снимка. Особенно ему нравились пейзажи: деревья редкой формы, разбивающиеся волны, через которые просвечивает солнце, облака в призрачном свете луны, восходящее солнце. Когда он не прогуливался с фотоаппаратом, он сидел в своей затемненной комнатке и проявлял фотоснимки.
- Фуджи занимался фотографией почти тридцать лет, и к тому времени накопил драгоценный опыт и чутье уникального кадра. Все негативы хранились в запирающемся сейфе в его кабинете. Большинство фотографий он продавал на Оаху или просто раздаривал друзьям.
Шесть лет назад пожар уничтожил все негативы, которые он собирал все эти тридцать лет, все отпечатанные снимки и почти все его оборудование. Страховки у него не было, но главное - все плоды его многолетнего творчества мгновенно превратились в пепел, в невосполнимую потерю.
Фуджи оплакивал их не меньше, чем потерю ребенка. За три года до этого он на самом деле потерял первого ребенка, и поэтому понимал, что эти трагедии похожи и что если ему удалось пережить первую, то теперь он сможет пройти сквозь любые испытания.
Но кроме этого, он смог увидеть большую картину происшедшего. В нем выросло осознание того, что в нем осталось нечто бесценное, то, что никогда не сможет сгореть в огне: Фуд-жи научился видеть жизнь с разных точек зрения. Каждый день, просыпаясь, он наблюдал мир света и теней, форм и содержания - мир красоты, гармонии и равновесия.
Когда он поделился со мной своим прозрением… Дэн, он был так счастлив! Это было просветление, подобное тому, какое приходит к мастерам Дзэн. Они рассказывают своим ученикам, что все пути, любая деятельность - работа, спорт, искусство, ремесло - служит для человека средством внутреннего развития. Все это - разные лодки, которые помогают пересечь одну и ту же реку. Но когда ты перебрался через нее, тебе уже не нужна лодка, - г- Мама Чиа глубоко вздохнула и безмятежно улыбнулась мне.
- Мне бы хотелось познакомиться с Фуджимото.
- Познакомишься, - заверила она.
- Я только что вспомнил одну вещь, которую когда-то сказал мне Сократус: "Это не путь к тому, чтобы стать мирным воином. Это путь мирного воина. Воином человека делает само путешествие".
- Сократус всегда умел найти нужные слова, - откликнулась она и вновь вздохнула, на этот раз уже грустно. - Знаешь, когда-то я была влюблена в него.
- Вы? Когда? И что?
- Ничего, - сказала она. - Он был занят своей подготовкой и обучением. Я тоже была занята. Хотя он уважал меня и я ему тоже нравилась, мне кажется, он не испытывал ко мне тех же чувств. За исключением моего последнего мужа, Брэдфорда, немногие мужчины маня любили.
Эти слова показались мне слишком печальными и несправедливыми.
- Мама Чиа, - галантно сказал я, - если бы я был чуток постарше, я бы непременно начал за вами ухаживать.
- Очень мило с твоей стороны, - усмехнулась она.
- Да, я такой, - рассмеялся я. - Вы не могли бы еще рассказать о том, как встречались с Сократусом, и вообще о своей жизни?
Она немного подумала, потом ответила:
- Может быть, в другой раз. Сейчас мне нужно отправляться по делам. А тебе, думаю, стоит больше поразмыслить о том, чему ты научился, прежде чем… - Она замолчала, но тут же продолжила: - Прежде чем мы перейдем к следующему уроку.
- Я готов.
Мама Чиа несколько секунд рассматривала меня, но ничего не сказала. Она открыла сумку и протянула мне горсть орехов макадамия.
- Увидимся завтра.
И она ушла.
Я действительно чувствовал себя окрепшим, однако Мама Чиа была права - я еще не достиг формы, необходимой, чтобы выдержать сколько-нибудь суровые испытания. Остаток утра я провел в мечтаниях и грезах - просто сидел на бревне и смотрел на деревья, окружающие мой новый дом на Молокаи. Во мне росло какое-то тревожное чувство, но у меня не было слов, которые могли бы его выразить и объяснить. Я был настолько занят раздумьями о нем, что не заметил вкуса хлеба, орехов и фруктов, которыми пообедал.
Когда солнце коснулось верхушек деревьев с противоположной стороны поляны, я осознал, что это чувство одиночества. Это было странно. Я всегда считал, что привык к одиночеству. Оно не покидало меня большую часть учебы в колледже. Но сейчас, после прогулки по океану на доске, во время которой я понял, что могу уже никогда не увидеть человеческого лица, что-то во мне изменилось. И вот теперь…
Мои думы были прерваны звонким "Привет!", прозвучавшим откуда-то слева. Я поднял голову - подпрыгивая и пританцовывая, ко мне направлялась Сачи. Ее гладкие черные волосы, коротко подстриженные, как и у Мамы Чиа, взлетали вверх и переливались при каждом легком движении. Перепрыгивая через камни и бревна, она подбежала ко мне и вынула небольшой пакет.
- Принесла еще хлеба. Сама испекла.
- Спасибо, Сачи. Ты очень предусмотрительна.
- Вот уж нет! - возразила она. - Никогда не стараюсь что-то заранее продумать. Я вообще мало думаю. Как вы себя чувствуете?
- Намного лучше, особенно теперь, когда появилась ты. Мне было так одиноко, что я даже сам с собой начал разговаривать.
- У меня тоже такое бывает, - сказала она.
- Ну, теперь, когда ты здесь, мы оба можем посидеть и поговорить сами с собой. Постой! - рассмеялся я. - Есть идея получше: посидеть и поговорить друг с другом.
Она улыбнулась моей неуклюжей шутке.
- Давайте. Хотите посмотреть на лягушачий пруд?
- Конечно.
- Это недалеко. Пойдем. - Она уже вскочила и побежала к лесу.
Изо всех сил стараясь не отставать от нее, я помчался следом. Сачи была метров на десять впереди и то появлялась, то исчезала среди деревьев. Когда я догнал ее, она уже сидела на большом камне и указывала рукой на пару лягушек, одна из которых удостоила нас громким кваканьем.
- А ты не шутила, Сачи. Лягушки действительно потрясающие.
- Вон та - здешняя королева, - сказала Сачи. - А этого большого жаба зовут Ворчун, потому что он все время убегает, когда я его хочу погладить, а потом сердито квакает. - Сачи медленно подкралась и схватила одну из лягушек. - Мой братик любит их кормить, но я терпеть не могу жуков. Раньше они мне нравились, а сейчас нет.
Быстрая, как лесная фея, она снова вскочила и побежала назад, к хижине. Я молча попрощался с Ворчуном и пошел к поляне. Вслед раздалось громкое "Ква!". Я развернулся и успел увидеть круги на воде, скрывшей под своей поверхностью лягушку.
На поляне Сачи упражнялась в каких-то танцевальных движениях.
- Это мне Мама Чиа показала. Она меня куче разных вещей учит.
- Не сомневаюсь, - улыбнулся я. Мне в голову пришла идея. - Может быть, я тоже могу тебя чему-нибудь научить? Умеешь делать "колесо"?
- Ну, немножко, - сказала она, вскинула руки вверх и шлепнулась на землю, задрав ноги. - Ой, я просто как те лягушки! - Она захихикала. - Вы мне покажете?
- Попробую. Когда-то у меня это неплохо получалось, - сказал я и сделал "колесо" на одной руке, перекатившись через бревно.
- Ух ты! - завопила потрясенная Сачи. - Вот это здорово! - Воодушевленная, она снова попробовала, но улучшения оказались незначительными.
- Ладно, показываю еще раз, - рассмеялся я.
Остаток дня промелькнул быстро, как щелчок пальцами. Я полностью погрузился в свое любимое занятие. И мне было очень приятно, когда Сачи довольно быстро продемонстрировала очень грациозное "колесо".
Я сорвал яркий красный цветок, который нашел неподалеку, и в порыве радости прикрепил к волосам Сачи.
- Знаешь, у меня есть дочка, она младше тебя, и я очень по ней скучаю. Я так рад, что ты пришла навестить меня сегодня.
- Я тоже, - сказала она. Потрогав цветок в своих волосах, она одарила меня очаровательнейшей улыбкой. - Пора идти. Спасибо за "колесо", Дэн! - Она поскакала вверх по тропе, развернулась и крикнула: - Не забудьте про хлеб!
Эта чудесная улыбка сделала мой день счастливым.
Утром, когда появилась Мама Чиа, я уже был готов и нетерпеливо кидал камешки в ствол дерева.
- Хотите свежего хлеба? - спросил я. - Я уже позавтракал, но если вы голодны…
- Нет, спасибо, - ответила она. - Нам нужно поторопиться и успеть пройти несколько километров, пока не стемнело.
- Куда мы идем? - поинтересовался я, когда мы вышли из хижины и двинулись по тропе.
- Туда, - она показала в сторону горной гряды черной лавы в центре острова, возвышающейся на несколько сот метров над морем. Она сунула мне свою сумку, заметив: - Ты уже достаточно силен, чтобы с этим справиться.
Мы размеренно поднимались по извивающейся влажной тропе, от которой отходило множество мелких тропинок. Мама Чиа решительно двигалась вперед и вверх. В джунглях стояла тишина, нарушаемая только редким криком птицы, звуком моих шагов и постукиванием посоха Мамы Чиа.