Синдром Феникса - Слаповский Алексей Иванович 15 стр.


22

Как-то утром работники пришли и ахнули: все было испорчено и поломано. Камни раскиданы, плитка разбита, саженцы повалены, ямы засыпаны, а в пруд не поленились натащить груду бытового мусора. Ледозарова второй день была в Москве по делам, не ночевала, поэтому никто ничего не видел.

Георгий позвонил ей, она приехала через два часа.

Ходила, смотрела, хмурилась.

- Или кто-то что-то имеет против меня, - сказала она, - или против тебя, Георгий. Против меня вряд ли - да и не так стали бы действовать. А против тебя - кто?

- Не знаю.

- А я, похоже, знаю!

И Ледозарова уехала.

Она направилась в городской отдел милиции, зашла в кабинет начальника Мартынова и через минуту вышла с ним, что-то ему на ходу объясняя. Повезла его в контору Бориса Удочеренко, владельца всего чиховского бизнеса по ремонту квартир и благоустройству придомовых территорий.

- Это ты на конкурента наехал? - спросил его Мартынов.

- Очень надо! - натурально обиделся Удочеренко. - Мелочь по моим масштабам!

- А кто?

- Понятия не имею!

Отвечая, Удочеренко переводил удивленный взгляд с Ренаты на Мартынова. Он явно чего-то не понимал в ситуации.

И Мартынов, человек опытный, это увидел.

- Мне кажется, ты что-то темнишь.

Удочеренко кашлянул:

- Нам бы отдельно поговорить, Виктор Павлович.

- Говори при ней!

- Не стесняетесь? Тогда, значит, ошибка вышла.

- Какая еще ошибка?

- Лейтенант тут меня навещал. Харченко. Сказал, что деятельность этого самого Георгия незаконная, вредная, но формально он прицепиться не может. И что будто бы вы тоже заинтересованы, чтобы эту деятельность прекратить.

- Я?

- Да. Ну, не прямо сказал, а… Вы это умеете…

- Кто - мы?

- Он. Умеет. Сказал, что надеется на содействие правоохранительным органам со стороны гражданских структур. Я подумал, что понял его правильно.

- Ты его понял неправильно! - отрезал Мартынов. - Я об этом первый раз слышу вообще!

- Тогда… Тогда извините, - сказал Удочеренко Ренате.

- А что мне ваши извинения? Там порушено все.

Мартынов приговорил:

- Посылаешь туда людей и восстанавливаешь, как было! В течение срока двух дней! Понял?

- Два дня - это…

- Что? Много?

- Да нет, хватит…

После этого вернулись в отдел. Мартынов попросил Ренату подождать во дворе (соблюдал все-таки приватность внутренней милицейской жизни, думал о чести мундира), а через две-три минуты во дворе появился красный Харченко и сказал:

- Не могла прямо ко мне прийти? Свои же люди!

- Да? А ты своих людей обгаживаешь - это как?

- Может, я тебя к нему ревную? - попытался отшутиться Харченко.

Тут на крыльцо вышел Мартынов.

Харченко вытянулся и четко произнес:

- Гражданка Ледозарова, приношу вам свои извинения за необдуманные действия!

Мартынов удовлетворенно кивнул.

Рената уехала, а Мартынов, желая объяснить, что вынудил подчиненного унизиться для его же пользы, произнес небольшую задушевную речь:

- В жизни, Виталя, как в природе, естественный отбор. И если с зайцами или, допустим, с косулями все ясно - кто больной, слабый, того и съедят, то как, допустим, с волками, если их есть некому? С ними, Виталя, так: погибает тот, кто полез на добычу не по зубам. К лошади, допустим, подскочил, а она его копытом, или к быку, а он его рогом. Рассчитывать силы надо, Виталя, дружески тебе говорю! С этой Ренатой сам Тудыткин на Дне города под ручку прохаживался, ты соображай!

23

В обещанный срок работники, присланные Удочеренко, под руководством Георгия все исправили и восстановили.

- Ты могущественная женщина, я смотрю, - сказал Георгий Ренате.

- А то! Коктейль вечером выпьем - за здоровье могущественной женщины?

- Работы много.

Рената обиделась, но не подала вида. И вдруг предложила:

- А давай к моей маме заглянем? Она тоже хочет возле дома порядок навести. Посмотришь.

Мать ее, Ирина Сергеевна, действительно намеревалась последовать примеру дочери и что-то такое устроить возле своего небольшого дома, примыкающего к зданию ветлечебницы (само здание было городское, арендованное). Но Ренате еще хотелось просто их познакомить. Показать матери первого мужчину, вызвавшего ее интерес, и узнать ее мнение.

Мнение было самое положительное: Ирина Сергеевна, белокурая полная дама, показывая Георгию подворье и слушая его рассуждения, начала как-то по-особенному тоненько произносить шипящие звуки (это называют обычно неприятным и несправедливым словом "сюсюканье"), что бывало с ней крайне редко - она отличалась взыскательностью и придирчивостью, не меньшей, чем дочь, поэтому и прожила в браке всего три года и больше в эти эксперименты не пускалась.

- Как он тебе? - потихоньку спросила Рената.

- Годится, - сказала Ирина Сергеевна. И это было высшей похвалой в ее устах.

А Георгий, осматривая территорию и рассуждая, все к чему-то принюхивался.

- Это от клиники наносит, - объяснила Ирина Сергеевна, заметив его реакцию. - И зверинец тут небольшой у меня.

- Где? - заинтересовался Георгий.

Ирина Сергеевна рада была показать свой зверинец - деревянное строение в глубине двора. Вела туда и рассказывала:

- По случаю все образовалось. Сперва один чудак крокодила завел. Пока тот был маленький - играл с ним, а когда ему чуть руку не оттяпал, выбросил на улицу в феврале. Хорошо, что мне позвонили. Еле выходила. Потом лису ребята принесли, напуганную, раненую. Тоже оставила. Енот живет, удавчик, две мартышки. Сброд всякий. Но я их люблю.

- Это что, - сказала Рената, - я знаю в Москве одного: купил четыре этажа в обычном доме, то есть квартиры друг над другом, и устроил дельфинарий. Жильцы жалуются, боятся - дом рухнет. А ему пофигу. Говорит: нет такого закона, что я из своей личной жилплощади не могу дельфинарий сделать. Не протекает - и будьте довольны, а протечет - отвечу!

Георгий осматривал зоопарк со странной какой-то жадностью. Вдыхал запах, не очень приятный для постороннего человека, подолгу, как на давних друзей, с которыми давно не виделся, смотрел на удава, мартышек, лису. Особенно долго стоял у клетки с крокодилом. Крокодил, ставший уже матерой гадиной, неподвижно лежал в лохани с водой, закрыв глаза и сомкнув убийственные челюсти.

Он словно почувствовал взгляд Георгия: приоткрыл мертвые глаза, шевельнул слегка хвостом и начал приоткрывать пасть. Рената вскрикнула:

- Жуть какая! А чем ты кормишь его, мам?

- Куры, кролики.

- Никогда этого не понимала: держать одно животное, чтобы ему других скармливать.

- Природа так устроена, - улыбнулась Ирина Сергеевна.

Георгий тоже улыбался и бормотал:

- Красавец ты мой… Умница ты моя…

И даже начал тянуть руку сквозь прутья решетки, чтобы погладить крокодила. Тот замер и приготовился.

Рената испугалась и оттолкнула Георгия от клетки:

- Ты что? С ума сошел.

- Любите животных? - спросила Ирина Сергеевна.

- Не знаю… Похоже, да…

После этого они пошли пить чай. Георгий заинтересовано расспрашивал Ирину Сергеевну о животных, чем окончательно растопил ее сердце.

Уходили поздно.

Ирина Сергеевна, улучив момент, шепнула дочери:

- Не будь дурой, не упусти! Таких мужиков - один на миллион!

- Да сама знаю!

В машине Рената сказала Георгию:

- Ты, наверно, ветеринарный врач был. Или в цирке укротителем работал.

- Очень может быть…

Георгий был разнежен, почти умилен. Поэтому, когда Рената подвезла его к своему дому и предложила выпить по коктейлю, он не отказался.

И остался у Ренаты до утра.

И не то чтобы она ему очень нравилась. Сказать по правде, Татьяна ему нравилась больше. Он вообще к ней испытывал сложные чувства - близкие, возможно, прямо скажем, к любви. Но в том-то и дело, что людям такого необычного склада, как он, гораздо легче и проще переночевать с нелюбимой (или не вполне любимой) женщиной, чем с любимой. Потому что в первом случае это приключение, а во втором - поступок. К приключению Георгий чувствовал себя готовым, а поступков пока остерегался. Ответственности больше.

24

С утра он взялся за работу. Потом вознамерился идти к Татьяне.

- Это еще зачем? - спросила Рената, которая в этот день махнула рукой на все свои дела и либо отдыхала в доме, постоянно находясь у окон, чтобы не выпускать Георгия из вида, либо слонялась по двору, как бы контролируя ход работ (близившихся к завершению).

- Вещи взять, - сказал Георгий.

- Какие вещи? Документов у тебя нет, а барахло твое ничего не стоит! Другое купим!

- Купить я сам в состоянии, - твердо сказал Георгий. - И надо же поговорить с женщиной. Нехорошо - жил у нее…

- Обойдется, говорить еще с ней! Или - только со мной. То есть в моем присутствии!

- Я пойду один! Ясно? - сказал Георгий, прямо посмотрев в глаза Ренате - так, как никогда и никто не смел на нее смотреть.

Она зарделась. И ответила:

- Ясно. Не сердись.

Георгий ушел, а она повалилась на диван и зарыдала в три ручья - впервые с того дня, когда получила четверку по сочинению на выпускных экзаменах и это лишило ее надежд на золотую медаль, которую она уверенно собиралась получить, но помешали интриганы, гады, завистники, и в первую очередь директриса школы, которой надо было в том году дать две медали - родной дочери и племяннице районного прокурора. А третью медаль гороно не выделило, имея свои квоты. И все это знали, и все смолчали… Обидно…

- Не вернется… - шептала Рената. - Не вернется!

И, не выдержав, она умылась, подкрасилась, подпудрилась, села в машину и помчалась к дому Татьяны.

Татьяне в тот день надо было на работу, но она не смогла пойти, позвонила хозяину и попросила заменить ее ввиду болезни.

Ждала Георгия.

Чувствовала, что придет.

Знала, что изменил. То есть не изменил, она же ему не жена и не любовница, а… обманул? Оскорбил? Нет, все-таки изменил!

Откуда она это знала - мне не понять, хоть я и автор.

Татьяна готовилась выгнать его - навсегда.

Потому что нельзя так мучиться.

Она жила без него прекрасно, спокойно - и без него будет жить так же.

Детей услала в кино. Они удивились, но не дураки же, выпросили денег еще на воздушную кукурузу и сладкую воду.

Главное - без крика. Спокойно.

Уходи, мол, и никогда не возвращайся.

Чтобы занять себя, стала чинить старую паяльную, или, как дети ее называли, палильную лампу - на днях собиралась позвать специалиста забить откормленного борова, потом надо разделать тушу, пропалить шкуру, вот лампа и нужна.

Сходила, кстати, в хлев, где дала борову Тишке особенно много корма, сказав:

- Извини, брат, но завтра или послезавтра тебе каюк. Жалко тебя? Конечно. Но люди так устроены - им жрать надо. И жрут, и жрут… Не одну же капусту. Есть вегетарианцы, но я не знаю… Как без мяса? В нем протеин, жиры и еще что-то. Понимаешь? Так что не сердись. Эх, Тиша, Тихон, - почесала она бок борова, отчего тот хрюкнул, получив добавочное к пище удовольствие. - Ты вот в хлеву живешь, не разговариваешь, безмозглый вообще, хотя и не дурак, это правда. Ну и что? Другой в доме - а хуже, чем в хлеву. Разговаривает - а лучше бы хрюкал. И, главное, пользы никакой, наоборот, даже вред… До тебя тут Жиган жил, черный был, большой, одного сала бочку насолили огромную… А я с мужем жила бывшим, с Валеркой, собачились каждый вечер. Пособачимся - я к Жигану, плачу, как дура, все ему рассказываю. А он смотрит, как ты тоже иногда, и будто все понимает. Это до чего доехать, Тиша, ты подумай! От живого человека, от мужа - к свинье общаться уходила! То есть человек хуже свиньи оказался. Его бы, Валерку, прирезать, все бы только вздохнули с облегчением. Нет, нельзя - тюрьма будет. А тебя, такого хорошего, зарежем вот - и никакой тюрьмы. Как ты это оцениваешь, Тиша?

Тиша был увлечен едой и никак не оценил. Вернее, казалось, что оценил положительно. Не боится смерти тот, кто не знает о ней.

25

Татьяна, сидя за столом, возилась с лампой. Налила туда для пробы керосина. Подкачала, попыталась поджечь. Никак. Встряхнула, осмотрела со всех сторон. Иголкой прочистила дырочку форсунки. Еще раз подкачала. Поднесла спичку.

Пламя полыхнуло чуть не на метр именно в тот момент, когда Георгий открыл дверь.

Он отшатнулся от огня, поднял руку.

И осел у косяка.

Татьяна закричала:

- Георгий! Гоша! Я не нарочно!

Когда Георгий открыл глаза, он увидел, что сидит у порога на полу в каком-то доме. Перед ним склонились две женщины. Обе красивые, одна полная, ярко одетая, с сильным запахом духов, вторая попроще, потоньше, а глаза у обеих похожи - расширенные, испуганные, ждущие.

- Вы кто? - спросил Георгий.

Часть четвертая

1

Рената перепугалась:

- Что с тобой, Гошенька? Тебе в больницу надо! Пойдем, я отвезу!

- Не трогай человека! - довольно резко сказала Татьяна. - У него уже все в порядке. Да, Георгий?

- Какой Георгий? Что происходит?

Георгий тряхнул головой, потер ладонями глаза, встал, осмотрелся.

Рената, увидев, что с ним действительно все в порядке - по крайней мере, внешне, обрадовалась:

- Это оттого, что ты работаешь много. Да ночь почти не спал, - напомнила она ему, приятно улыбнувшись. И метнула, конечно, быстрый взгляд на Татьяну.

- Садись и поешь, - посоветовала Георгию Татьяна, проигнорировав этот взгляд. - А потом поспать хорошо бы.

- Здесь, что ли? - брезгливо огляделась Рената. - Он ко мне переехать собрался, между прочим. Какой ты встрепанный у меня! - Рената протянула руку к голове Георгия, но тот уклонился и сказал:

- Извините, я вас не знаю!

- Что?! Это у нас шутки такие?

- Какие шутки, не знаю я вас, сказал же!

- Вот мы как себя ведем! - закричала Рената. - Способ известный: сначала голову заморочил, залез в постель, вел себя безобразно, попользовался, а потом - ничего не знаю, ничего не помню! Дружок, со мной такие номера не пляшут! - Рената забыла о своей интеллигентности, которую так старательно в себе воспитывала, и перешла на привычный торговый лексикон. - Не хочешь по-хорошему, будет так, как я захочу, понял? Сейчас пойду на экспертизу к гинекологу, а потом со справкой - в милицию! И сядешь у меня за изнасилование!

- Очень красиво! - закричала и Татьяна. - Мужчину обманом затащила к себе, а теперь тюрьмой грозит! Ясно, он с такой шалашовкой только по решению суда будет жить! - она тоже перешла на знакомые и ей не хуже Ренаты торговые интонации. - Он со мной живет - нормально, как муж, поняла? А тебя просто пожалел один раз!

Татьяна брякнула это, то есть насчет того, что Георгий с нею живет, как муж, не подумав. Мысленно охнула, но тут же решила: сказано - так сказано. Надо держаться теперь этой линии.

- Ах ты… - Рената набрала воздуха, чтобы выпалить все, что думает о Татьяне, но тут Георгий громко и внятно сказал:

- Помолчите обе!

Женщины умолкли. Смотрели на него. Вернее, всматривались.

В глазах Ренаты он остался прежним: сильным, разумным, уверенным.

Татьяна же видела больше. Если раньше Гоша был сперва сущим ребенком, потом превратился в порывистого подростка с малоосмысленными поступками, потом - в задумчивого мужчину, решающего про себя серьезные вопросы, то теперь, она сразу поняла, стал уже человеком не размышлений, а дела. И Георгий это тут же подтвердил своим поведением.

- Так, - сказал он. - Без крика, без эмоций. Что случилось?

- Случилось то, что ты пошел за вещами, а она тут что-то с тобой сделала! - поторопилась объяснить Рената.

- Что сделала? - спросил Георгий.

- Ничего я не сделала! - отрицала Татьяна.

Она понимала, что Георгия в теперешнем состоянии интересуют не детали, а общее положение вещей. И поспешила это положение обозначить:

- Суть такая: ты сейчас опять потерял память. А до этого тут жил. У меня. Фактически моим мужем.

- Почему?

- Потому что тебя это устраивало.

- Да не устраивало его это! - возразила Рената. - Он ко мне собрался уйти!

- Он тебя не знает, ты разве не слышала? - напомнила ей Татьяна.

- А тебя?

- Конечно! - уверенно ответила Татьяна. - Ведь знаешь, Георгий? Да?

Георгий переводил взгляд с одной женщины на другую.

- Вас - точно не знаю, - сказал он Ренате. - А вас… Припоминаю…

- Ну, а я что говорила! - обрадовалась Татьяна. - Давай садись, поешь - и окончательно все вспомнишь! Моего борща никто забыть не может!

Георгий, недоумевая, машинально сел за стол - не ради борща, а ради более устойчивого положения, потому что голова у него слегка кружилась.

Это прибавило Татьяне уверенности.

- Извините, до свидания! - сказала она Ренате. - Как-то странно вообще: в чужой дом ворвались, чужому мужчине претензии предъявляете! А если что было, то не придавайте значения, у Георгия случается: что-то сделает, а потом не помнит. Болезнь такая. А вы этой болезнью воспользовались!

Рената растерялась.

- Совсем ничего не помнишь? - спросила она Георгия.

- Нет.

- Нет, но как же… Так с тобой… Всю ночь… Ну, ладно. Я никогда не напрашивалась! - вспомнила Рената наконец о своей гордости.

И, опустив руки, пошла к двери.

Там остановилась и, не оборачиваясь, жестко сказала:

- Работу чтобы закончил мне! В три дня!

Назад Дальше