2
Она вышла, а Георгий спросил:
- Какую еще работу? Женщина, объясните, как я сюда попал?
Татьяна объяснила. Она рассказала все, не упомянув только о деньгах, потому что не знала, как подступиться к этому вопросу, зато на свой страх и риск добавила то, чего не было:
- Ну, и получилось так, Георгий, что по причине, что тебя найти и опознать не смогли, ты тут остался, прижился, работаешь… Ну, как муж мне, получается.
Жили бы они где-нибудь в безлюдной глуши или на необитаемом острове, Татьяна могла бы сочинить Георгию вообще всё: дескать, как родился, так тут и находишься, и я давно твоя жена, и дети - твои. И были бы они счастливы всю оставшуюся жизнь. Но Чихов не безлюдная глушь и не остров, кругом соседи, они все Георгию объяснят и расскажут. Кроме, конечно, одного: кем он был по отношению к Татьяне, это дело личное, семейное, никому не известное, можно смело фантазировать.
Георгий выслушал и начал задавать вопросы:
- То есть я даже не выяснял, кто я?
- Почему? Мы к врачу ходили. Милиция розыск объявила.
- И?
- Результатов нет. Харченко Виталий, он этим занимался, начал сочинять, будто ты чуть ли не преступником был.
- Я?! Что за чушь!
- Думаешь, нет?
- Да быть того не может! Я совсем без вещей пришел?
- Совсем.
- И денег не было?
Опять эта тема…
Предыдущим Гоше и Георгию Татьяна соврала бы, а тут почувствовала - не может. Очень уж прямо и твердо смотрит мужчина. Такому не соврешь, а соврешь - тебе же будет неприятность.
Татьяна принесла из тайника деньги.
Георгий не удивился. Ворошил в руках.
- Было десять тысяч, я взаймы брала, но вернула, тысячу ты израсходовал, остальное цело, можешь посчитать.
Георгий быстро пролистал пачку, умело мелькая пальцами. Татьяна сама имела дело с деньгами, но чтобы так ловко считали, не видела.
- Больше не было? - спросил он.
Татьяна обиделась.
- Если ты думаешь…
- Не думаю, не обижайся. Просто ощущение, что было больше. Значит, куда-то раньше подевал…
- Что-то вспоминаешь?
- Не знаю. Мелькает что-то. Говоришь: я был обгоревший?
- Вроде того.
- Что-то было, да… Пожар какой-то… И почему Георгий?
- Ты на это имя отозвался.
- Может быть. Ну, пока пусть так.
Тут прибежали Костя с Толиком. Они сегодня ушли из дома чуть свет и три часа околачивались около магазина, где продавались велосипеды. Накануне Георгий выдал им зарплату (получил от Ренаты по договору за очередной этап выполненной работы), они присоединили эти деньги к накоплениям и решили, что пора уже что-нибудь купить.
Дождались открытия, стали выбирать.
Конечно, к таким велосипедам, которые рекламировались в журнале "Mountain Bike", они не могли и подступиться, но подобных и не было в чиховском спортивном магазине, стоял только один в витрине как рекламный экземпляр, заманивал и попусту дразнил.
И вот подлая штука: как какой велосипед понравится братьям, он оказывается обязательно дороже, чем они могут купить. И второй вопрос: взять ли на двоих один хороший или похуже, но обоим?
- Уж вещь так вещь! - рассуждал Костя. - Эти тарахтелки, они не лучше наших.
- Как это не лучше? - не соглашался Толик. - Вот - пять скоростей все-таки. А у нас по одной. Ты сравнил!
- Пять скоростей по нашей местности - фигня! - морщился Костя. - Восемнадцать - как минимум!
- Рама, главное, крепкая должна быть. А то будет хоть восемнадцать, хоть пятьдесят - крякнется на первом камне!
- Так, - остановился Костя. - Мы что пришли покупать - велосипед или игрушку?
- Велосипеды, - уточнил Толик. - Два.
- Почему два-то? Лучше один, говорю тебе, но чтобы уж велосипед!
- А кто ездить будет? - ощетинился Толик, почуявший, чем все может обернуться.
- По очереди!
- Ага! Знаю я твою очередь! Тебе весь день, а мне полчаса!
- Гад буду, поровну! - клялся Костя.
Но Толик ему не верил.
Да Костя и сам себе не верил. Знал: стоит только сесть на такую красоту - силой не сгонишь. Придется обидеть брата, а не хочется: он его любит все-таки, несмотря на несомненную вредность его характера.
Помог продавец, молодой человек, который, услышав разговор братьев, сказал:
- Мелкие, не загоняйтесь. Я вам так скажу: вот у меня был велик три на девять, двадцать семь скоростей. И толку? Я заметил: на трех скоростях гоняю, аж звездочки на них съело, а на остальные даже не переключаюсь.
- Три - это как-то совсем мало, - засомневался Костя.
- А вот, смотрите, пять. Девать некуда. Рама отечественная, на тракторном заводе делают, отличный металл, втулки из хорошего сплава, ободья на кочках не восьмерят - если только с разгону о стенку не стукаться.
Братья переглянулись. Цена указанных двух велосипедов была как раз такая, что денег хватало. И даже остаток намечался: взять большую бутыль сладкой шипучки и отметить.
…И вот они ворвались в дом, крича, радуясь, схватили Татьяну за руку, потащили на крыльцо - смотреть.
Татьяна вышла. Они вскочили на велосипеды и начали кружить, петлять, вставать на дыбы - хвастались.
- Спасибо, дядя Гоша! - закричал Костя.
Татьяна оглянулась. Георгий с улыбкой смотрел на пацанов.
- Мне-то за что? - спросил он.
- А они с тобой работали. Помогали. Ты им и заплатил.
- Да? Говоришь - ландшафтный дизайн? Ничего в этом не понимаю. Ладно, хватит лирики, пойдем разбираться.
3
У Татьяны было ощущение, что не она ведет Георгия, а он ее ведет. То есть идут рядом, вместе, Татьяна показывает дорогу, но при этом направляющая сила исходит от него.
Захватив из дома деньги, Георгий разменял пару сотен в первом же обменнике.
- Не люблю без наличности ходить.
После этого купил сигарет - самых дорогих.
Почувствовав жажду, купил бутылку пива - тоже самого дорогого. Впрочем, сделав два глотка, больше не стал:
- Теплое.
И сунул бутылку в урну.
И вот они опять в кабинете Кобеницына. Татьяна взяла на себя рассказ о случившемся.
- Как вы помните, у нас уже все стало налаживаться, жили, работали, все нормально, - начала она. Кобеницын не помнил этих подробностей, но кивнул. - И вот опять - случайно огонь я на него направила, лампу паяльную чинила, ну и…
- Синдром Феникса! - радостно воскликнул Кобеницын. - То есть опять ничего не помните, Георгий?
- Нет.
- Что ж, придется по новому кругу. Задавать вопросы и приближаться к истине. Заодно сравним с вашими предыдущими ответами.
Кобеницын раскрыл историю болезни, которую он держал у себя, не отдавая в регистратуру.
Но Георгий не стал дожидаться вопросов, протянул руку:
- Разрешите?
Взял папку, внимательно читал.
Вернул:
- Ничего определенного. Синдром Феникса какой-то… А лечили как?
- Собственно, лечения как такового в подобных случаях не предусмотрено. Если бы у вас были нарушены, к примеру, вазомоторные реакции или…
- Что значит не предусмотрено? - перебил Георгий. - Есть же какие-то лекарства для стимуляции памяти! Потом - снимок сделать головного мозга, эту… магнитно-резонансную томографию. Обследовать вообще. Вы это делали?
- У нас нет такого оборудования. И потом обычно в таких случаях никаких патологий и нарушений нет, так что…
- Короче, лечения не было, - поднялся Георгий. - До свидания!
Он вышел, а Татьяна, задержавшись, торопливо сказала:
- Вы не обижайтесь, сами понимаете, кому понравится то и дело память терять. Вы как думаете, он когда больше настоящий был? Сейчас или раньше?
- Не знаю, - хмуро сказал уязвленный Кобеницын. - И он не знает. Кроме "эго" у человека есть "суперэго".
- Это как?
- Ну, есть человек как он есть, и есть человек как идеальное представление о самом себе.
- Ясно, - сказала Татьяна, ничего не поняв. Но переспрашивать не захотела - побоялась еще больше запутаться.
4
После этого пошли к Харченко.
- Ты вот что, - советовала по дороге Татьяна. - Ты лучше не говори, что снова память терял. Просто: как, мол, дела, как идет розыск? А если он начнет без доказательств тебе что-то предъявлять, ты с ним строже.
Но Георгий не нуждался в инструкциях насчет строгости, и без того вел себя вполне уверенно.
- Вы куда запросы разослали? - спросил он Виталия.
Харченко удивился:
- Даже так? Я еще и отчитываться должен?
- Не отчитываться, а информировать. Не собака потерялась, а человек. И что у вас за информация о моей якобы преступной деятельности?
Недюжинное чутье Харченко всегда подсказывало ему (практически безошибочно), когда человек, разговаривающий с ним, имеет право требовать, а когда попусту хорохорится. Теперь он видел: Георгий не хорохорится, чувствует за собой правоту и силу (неизвестно, правда, откуда эти правота и сила взялись и чем подтверждены). Однако сдаваться лейтенант не собирался:
- Есть данные вообще-то.
- Какие?
- Проверяем.
- Значит, конкретных данных нет, - сделал вывод Георгий. - А подозревать можно кого угодно в чем угодно. - (Харченко не мог не согласиться с этим.) - Вы сами-то сделали что-нибудь по установлению моей личности? Женщина вот рассказала: я пришел пешком, обгоревший. Вы хотя бы узнали, может, где-то пожар был поблизости?
Татьяна насторожилась: произнесенное Георгием постороннее по отношению к ней слово "женщина" могло вызвать у Харченко ненужные сомнения.
Но тот не обратил внимания: задели его профессиональную честь.
- Вы не из бывших следователей случаем? - спросил он.
- Я не знаю, из кого я, но порядки жизни мне известны! - ответил Георгий. - Если не хотите этим заниматься, я обращусь к вашему начальству, пусть примут меры. Вы, кстати, оформили это как-то? Или в устном порядке все происходит?
- А что оформлять?
- На вашем участке обнаружен человек с потерей памяти. Вы это как-то зафиксировали? Расследование начали? Или только в порядке личной инициативы запросы посылаете? Без отчетности?
Харченко и злился, и недоумевал. Он впервые видел человека, который требовал, чтобы на него завели дело и расследовали его жизнь. Жизнь всякого человека, знал Харченко, не безгрешна, и, если копнуть, непременно до чего-нибудь докопаешься. Следовательно, либо Георгий чист, что невозможно, либо он - значительная личность, хоть и не помнит этого. Шут его знает, может, он какой-нибудь политик, миллионер или еще что-то в этом роде? Придет в память - так отомстит, что на всю жизнь хватит. С другой стороны, почему, если Георгий в самом деле значительная личность, его до сих пор не опознали? А потому, сам себе ответил Харченко, что запросы были по Москве и области, а страна большая. И еще вариант: исчезновение некоторых персон до поры до времени настолько не афишируется, что милиция получает указание от высокого руководства помалкивать. И на запросы не отвечать.
Пока Харченко собирался с мыслями, Георгий вдруг сменил гнев на милость.
- Я понимаю вас, конечно, - сказал он, оглядев скудно обставленный кабинет. - Служба трудная, финансирование плохое. У вас даже компьютера нет. Ты выйди-ка на минутку, - велел он Татьяне, - а мы тут побеседуем.
Беседа длилась около часа.
Наконец Георгий вышел.
- Подняли сводки пожаров по району, - сказал он. - Сейчас подадут машину, поедем смотреть. Может, что вспомню.
- Как ты его уговорил? - поразилась Татьяна.
- А я не уговаривал. Просто напомнил о должностных обязанностях.
И так Георгий это сказал, что Татьяна тоже вспомнила о своих должностных обязанностях: ей вечером на смену выходить, хорошо бы отдохнуть перед этим. Но очень хотелось поехать с Георгием, посмотреть. И на места пожаров, и на его реакцию. Поэтому она все-таки попросилась:
- Может, я с тобой?
- Зачем?
- Ну, как хочешь…
Вышел Харченко.
- Скоро там, Виталя? - спросил Георгий лейтенанта совершенно по-свойски.
- Шоферов нет.
- А сам не водишь машину разве?
- Вожу, конечно. Лишь бы в гараже свободная нашлась…
- Найдется! - уверенно сказал Георгий.
Татьяна пошла домой, дивясь.
Настроение было смутным.
Если перевести ее мысли в слова, то выразилось бы примерно следующее: что ж это такое? Доведешь мужика до ума, до кондиции - а он опять как бы исчезает! Опять все заново начинать! Надоест, пожалуй. А главное - ради чего? Чтобы он себя вспомнил? Ну - вспомнит. И уйдет. Как пить дать уйдет, вон у него какой настрой - сплошная энергия!
5
Весь день Харченко и Георгий ездили по местам пожаров, которые случились перед тем, как Георгий появился в Чихове. Осмотрели остов коровника в селе Жмыри, обугленную котельную в соседнем городе Кобельске, восстановленную уже почту в деревне Лиски, дачу в Коротаеве. Везде опрашивали людей. Безрезультатно. Ни Георгий ничего и никого там не вспомнил, ни его не вспомнили. Уже темнело, утомленный Харченко заскучал, запросился домой.
Георгий согласился, что за день все не осмотришь, договорились выехать завтра спозаранку.
И выехали - когда Татьяна еще не вернулась с ночной смены.
Объезжая сгоревшие объекты, все ближе подбирались к Москве. Выдохся Харченко, выдохся шофер, которого лейтенант взял сегодня, помня вчерашнее тяготы дороги, выдохся "уазик", все тяжелее мучаясь мотором на подъемах, только Георгий был если не свеж, то по-прежнему тверд и смотрел вперед целеустремленным взглядом, словно готов был хоть всю жизнь ездить, отыскивая самого себя.
После одного из подъемов машина забастовала, пар повалил из-под капота, шофер, взяв ведро, пошел в низину, где кустились невысокие деревья и предполагался ручей или болотце. Харченко сел на траву в тени машины, разулся.
По дороге приближался всадник на коне. Нет, всадница, разглядел Харченко. С интересом дожидался приближения. С разочарованием увидел: на коне веснушчатая и не очень симпатичная девчушка лет четырнадцати, плотная, плечистая. Крикнул ей - просто так, лишь бы убить время:
- У вас тут пожара нигде не было?
- Был! - улыбнулась девчушка замечательной белозубой улыбкой.
И Харченко простил ее, подумав, что через пару лет из нее может получиться, пожалуй, девушка ничего себе. Он с этим уже сталкивался: бегает мимо соседка-школьница, платье болтается на ней - прильнуть не к чему, волосы пыльного цвета, опаленные солнцем блеклые ресницы глупо моргают… И вдруг из-за угла - девушка в расцвете прелести, со всем тем, что так дорого сердцу и темпераменту Виталия. "Ты кто?" - изумится он. "Настя". - "Какая Настя?" - "Очень приятно, - девушка в обиде, - на соседней улице живу!". - "Надо же!" - "А что?" - "Да ничего", - отвечает Виталий, мысленно намечая новый объект - и душа дрожит от предвкушения и радости жизни.
- Был пожар? Где? - спросил Харченко, тоже улыбнувшись.
- А на конюшне у нас. Вон там.
Примерно в километре виднелись строения.
Виталий, крикнув шоферу, чтобы ехал за ними, когда приведет в чувство машину, пошел с Георгием к конюшне.
Девушка медленно ехала рядом и рассказывала:
- Меня самой еще не было, я тут только полтора месяца. Хотя мне уже Аргуса дают, - похвасталась она, - а он не всех на себя берет, надо, чтобы характер был, он и понести может. А эта вот тоже новенькая, как и я, - похлопала она по шее лошади, - мы с ней друг другу сразу понравились!
- Ты о пожаре расскажи, - напомнил Харченко.
- Я и говорю - ничего не знаю. Сама конюшня не горела, а сарай, где овес, хомуты, ну, упряжь всякая, он горел.
- Жертв не было?
- Вроде, нет. Подробностей я не знаю.