На работу парень устроился дня на четыре позже, и сразу стал хватать ее за руку, стоило ей разложить бумаги. Он мешал работать: бесцеремонно садился рядом, и рылся в документах, наблюдая за каждым ее движением, всем своим видом демонстрируя подозрения. Он раздражал ее, но начальство смотрело на него благосклонно, и Манька ему не мешала, но в его присутствии чувствовала себя скованной и начинала делать ошибки. Девица сидела этажом ниже. Говорили, что она писала заявление на ее место, и никто не сомневался, что именно она займет эту должность. Манькино появление стало для всех сюрпризом. И конечно, она затаила обиду, заражая коллег: рабочий человек на деревне мог еще найти какую-никакую работу, а безусым менеджерам и секретарям места не было нигде - и каждый выживал, как умел. Выживать умели все, кроме Маньки - выживали ее отовсюду.
Остальных она видела первый раз. Может быть, кто-то мелькал в коридорах, но она редко запоминала случайные лица. Немного позже зашел мужчина.
А вот его она узнала сразу!
Она не собиралась проситься на шахту. Не думала. Не мечтала. Ее прислали с бумагами, которые именно этот мужчина должен был подписать.
В огромном кабинете с окнами во всю стену, он усадил ее в мягкое кожаное кресло и велел принести чашку кофе, а после заговорил. Голос у него был мягкий, слегка обеспокоенный, и голос его показался ей знакомым. Казалось, она могла его слушать и слушать. Язык развязался сам собой, мужчина располагал к себе. Если он и был вампир, то такой вампир, который переплюнул всех своим боголепием. Он удивленно вскинул бровь, когда немногие ее рассуждения достигли его уха. Он спрашивал, она отвечала. Предельно откровенно. Ни разу не сбилась. И когда он усадил ее за стол и сказал: он твой, а с твоим работодателем я договорюсь - она была горда. Первый раз ее оценили по достоинству. Она всегда знала, что необыкновенное ее качество, не свойственное каждому человеку, проникать глубоко в суть вещей, принесет ей удачу. В тот вечер она немного выпила, чуть-чуть, а утром проснулась ни свет, ни заря - и пришла в офис первая.
И сразу же поняла, какую сотворила глупость, когда девушка за соседним столом начала доказывать, что вечером оставила в столе печенье, которого на утро не оказалось. И все обернулись к ней. В обед у кого-то пропали документы. На следующий день кошелек, оставленный на столе, мимо которого она невзначай прошла…
Манька казнила себя, но было поздно. Она уже пожалела, что согласилась на эту работу и потеряла свою. Счет шел на дни, которые ей оставили, чтобы подобрать замену. Этого не скрывали, ждали, и снова дрались за место.
Мужчина остановился у двери, плотно затворив ее за собой, едва взглянул на полубесчувственную Маньку и заговорил. И Манька внезапно поняла, что взгляды мужчины и присутствующих в комнате, были обращены в определенную точку пространства. Взгляды не рассеивались, они фокусировались на отсутствующем в памяти объекте. Человек рядом с мужчиной оставался невидимкой, прошел не только мимо сознания, но и мимо земли.
Манька вздрогнула, вглядываясь в пустое пространство.
Как догадка, мелькнула искаженная тень. И исчезла. Вынырнула в другом месте. И снова исчезла… Она уже не сомневалась, что людей в помещении много больше, чем ей удалось вспомнить. Она вернулась по времени в тот момент, когда та самая девушка с нижнего этажа пригласила ее к себе, напоила чаем, и проводила…
До актового зала!
У самых дверей сознание поплыло, и она провалилась во тьму, будто его связали и сунули в тесную клеть.
Манька внимательно наблюдала.
Вот человек, руки которого висят, будто он положил их на чьи-то плечи… вот еще один - потеснился, кому-то не хватило места… этот повис в воздухе… Она до боли прикусила губу, пытаясь понять, сколько их, ее мучителей, но боль ушла и видение рассеялось.
Она снова стояла посреди каменистой местности.
Черт сидел на земле и улыбался снисходительно, слегка наклонив голову. Это снова была она, но отражал ее он несколько иначе, больше похожей на ту, какой она себя знала. Руки у него все еще дрожали - совсем как у нее до пятнадцати лет, пока не научилась контролировать себя. И после дрожали, но не так, чтобы считаться церебральным паралитиком.
- Эх, ставлю на кон сырую землицу! - предложил черт тепло, душевно.
Будто поставил все, что у него было, и уже облагодетельствовал ее. Колода прыгала в руке. То один, то другой палец нервно скрючивался… Манька закусила губу: в сырую землю разве что гроб положить, на что это он намекает?! Она слегка растерялась: карты были в его руке, значит, они вернулись по времени. Их уже, в принципе, не существовало на белом свете, они переварились в ее желудке.
- А что, есть еще вареная? - холодно спросила она, покосившись по сторонам.
Черт как-то необыкновенно подозрительно уставился на нее, слегка смутившись.
- А если на бессмертную сущность? - слова его прозвучали заискивающе.
"На душу что ли?! Или на меня?" Она окинула черта скептическим взглядом, усмехнувшись про себя: заманчиво выиграть у черта. И страшно любопытно: свои карты в помощь, или и они черту послужат? Если сырую землю предлагал, значит и бессмертие с подвохом.
- А с меня что? - спросила она безразлично.
- Так… один в один! - не задумываясь, ответил он.
Теперь его движения стали настолько ловкими и оточенными, что Манька поняла, у черта не выиграть. Ни своими, ни чужими. И на какого рожна ей сдалось бессмертие черта?! Ей бы вампира отстегнуть. "Фу, совсем запутал!" - с некоторым раздражением подумала она, улавливая в повадках черта легкое дежевю. Не иначе у Дьявола учился загонять человека в сеть словами.
- Я в азартные игры не играю, - ответила она неуверенно.
А вдруг он предлагал проиграть сознание вампира? Или, еще лучше, его самого?
Себя-то уже не проиграешь, заложили всем, слева и справа, и просто заложили - стеночкой!
Она сложила руки за спину и прошлась взад-вперед, раздумывая, в какую сторону ей податься. Грешников в Аду было не видать, и вообще, ничего такого, о чем ей рассказывали Дьявол и Борзеевич. Туда ли она попала? Ад был немноголюден. Опять же, если Ад - твердая основа вселенной, то грешников можно было не искать - проще пешком добраться до другой звезды… Человек во вселенной занимал незаметное место. Черт еще раз переменился и стал похож на самого себя: черненький комок шерсти, с красными углями вместо глаз. Прошелся рядом, тоже заложив руки за спину, копируя ее, но не внешностью, а передразнивая походку. Сплюнул на одном конце маршрута, сплюнул на другом. Манька на такое кощунство не решилась, а хотелось!
Она обернулась, смерив его сердитым взглядом.
И так ли уж был прав Дьявол, когда сказал, что в Аду ее ждет дружеская поддержка? По черту не скажешь, что он ждал ее, не спешил узнавать. Она вдруг представила, как жалуется черту на свое житье-бытье, как тот берет ее за руки, ведет куда-то вдаль по серым каменистым пустошам. Интересно, а ему хватит сорока лет, чтобы поставить перед мучеником и сказать: вот, Маня, это был хороший человек…
Может, попробовать? Но черт опередил ее.
- А давай меняться, - предложил он добродушно.
- На что? - удивилась Манька, не заметив у черта ничего, что могло бы ее заинтересовать.
- Я тебе бельмо на глаз положу, а ты мне хребет сломаешь!
Манька остановилась в полном недоумении. Она бы и так сломала ему хребет - с удовольствием. Даже ради интереса, убудет от него или прибудет. Но на кой черт ей бельмо? Ее озадаченность черт, очевидно, принял как твердое "да". Ответить она не успела, он просиял…
И огромная задница уперлась ей в лицо.
От новой муки Манька сдурела окончательно.
Дьявола трудно было любить на земле, в Аду любить оказалось еще труднее. Она разразилась трехэтажными матами и в адрес Дьявола, и в адрес черта, и в адрес себя самой, когда согласилась на столь сомнительное путешествие. Задница висела в воздухе, закрывая обзор, поворачиваясь вместе с нею. Она махнула рукой, но часть тела осталась на месте. Широкий голый зад по виду был совершенно материальным, не просвечивал, не становился призрачным, но, пощупав пространство в том месте, который зад занимал, она убедилась, что зада на самом деле не существует. Рассмотреть, есть у части тела продолжение, не получалось.
- Бери-бери, "спасибо" нельзя говорить в Аду! - торжественно произнес черт, будто помазал ее на царство.
- Ты чего натворил?! - истошно закричала Манька, уставившись на голую жопу перед собой. От нее сильно воняло говном и газом. И мочой. Задница елозила ее по лицу, поворачиваясь вместе с лицом, и была широкой - такой широкой, что не оставляла просвета.
Скользкая, липкая, опускалась и поднималась, раскрывая очко…
Черт довольно и благосклонно хихикал тоненьким голосочком.
- Фу, какая мерзость! - Манька заткнула нос, но запах проникал сквозь кожу, и она почувствовала его еще явственней.
И вдруг Манька поняла, что эту самую жопу видела перед собой много лет, только не могла понять, что за хрень… Те же самые ощущения, когда задница давила на лицо, на глаза. Тот же запах, когда она думала, что пахнет от нее самой, стоило ей прийти на важную встречу или в тот момент, когда она находилась среди людей, которым ей очень хотелось понравиться. И она, стесняясь, пряталась и отодвигалась, испытывая чувство стыда и неловкость…
"Наверное, записана в матричную память как образ" - догадалась Манька, не зная, то ли благодарить черта, что он вытащил ее на свет божий, то ли убить за осквернение лица. Задница не могла быть сама по себе, явно, кто-то показывал. Из-за этой задницы она так часто оказывалась в заднице, что готова была убить эту тварь, которая прикрутила ее к ее лицу.
Перед глазами мелькнула рука, нога - задница начала истаивать.
Манька почувствовала облегчение, как только освободилась от части тела, и сразу же насторожилась: Ад несколько ожил. Она вдруг заметила, что камни медленно движутся. Беззвучно, безмолвно.
- Теперь твоя очередь! - добродушно напомнил черт и растянулся на земле.
Он как будто не заметил, что земля содрогнулась и скала рядом с ними раскололась надвое. Манька не знала, бежать ей, или упасть на землю, но трусость выказывать не хотелось. Она была благодарна черту - он значительно облегчил ей жизнь, освободив от рукотворной зависимости, ломать ему хребет расхотелось.
Она махнула рукой и повернулась, собираясь уйти.
- Ну, пожа-а-а-луйста! - расстроился черт. - Я только-только вернулся, и мне просто необходимо подняться выше!
- Выше, это куда?
Черт перестроился и снова стал похож на нее. Но как-то странно выглядела она на этот раз: дикий невменяемый блуждающий взгляд, напряженность, одежда заляпана кровью.
- Домой, - жалобно простонал черт.
- А где вы были? - спросила Манька, усомнившись, что таким образом можно попасть в другое место.
- О! Бесплотное чудовище схватило меня и бросило в пещеру, выбраться из которой нет ну никакой возможности! И заставило лизать такую гадость! Тьфу, тьфу, тьфу! - черт высунул язык, соскребая пальцами воображаемую липучую массу. - Она жгла мне внутренность! - признался он. - Но вдруг я почувствовал, что свободен. Ну, пожалуйста!
Манька потопталась в нерешительности.
А вдруг и в самом деле черту без этого никак? В Ад тоже попасть не так просто. Убиться надо.
- Ладно, - с сомнением согласилась она, прицениваясь к размерам черта.
Тот же рост, тот же вес, и силы, наверное, одинаковые. Спину она ему вряд ли сломает, но, возможно, черту не покажется, будто она не откликнулась. Она пристроилась сзади и, ухватив за подбородок, осторожно натянула голову на себя.
И тут обман!
Пальцы чувствовали обыкновенную кожу, а глаза зрели шерстку.
Ничего подобного ей делать не приходилось, но само действие показалось ей странно знакомым. Руки будто сами сцепились вокруг его шеи, колено уперлось в позвоночник. Черт кряхтел, но терпел.
- Если бы чем-то натянуть… - расстроено предложила черт, когда понял, что силенок ей не хватает. Но не растерялся. - А ты веревочку возьми! - посоветовал он, протянув тонкую бечевку.
Бечевка тоже показалась знакомой… Манька сложила ее в два ряда и, накинув на шею черту, изо всех сил потянула на себя. Черт стал задыхаться, лицо у него вздулось, покраснело, глаза закатились, стали пустыми, зрачки расширились. Он смотрел на нее, но не видел. Манька испугалась.
- Тебе не больно?! - участливо поинтересовалась она, испугавшись, что черт задохнется.
- Ха-ха-ха! - мужским, странно знакомым голосом рассмеялся черт. - Я убиваю бомжу! В голове не укладывается! Но если для того, чтобы стать твоим мужем надо убить… пожалуйста!… А, пошла она! Откуда ей знать, как люди живут? Мудаки, нарожают, а государство воспитывай. Зацени! С характером… Долго так держать? Ну понял, понял… Клянусь любить жену свою и в горе и в радости, в болезни и здравии, в богатстве и бедности… Душу положу жене своей, и получу душу разумную… Аминь!
Манька вздрогнула, затрясшись всем телом. Пена шла у нее изо рта, лицо побагровело, она содрогалась, чувствуя на спине тяжесть. Боль вонзилась в сердце и в тело. Сознание стало уплывать, и не то черт лежал под ней, не то она под ним. И сразу почувствовала, как врезается в шею тонкая удавка, как колено упирается в позвонок, как тяжелое тело придавило внутренность чрева, как пуста ее затуманенная тяжелая голова от всяких мыслей.
"Это меня! меня!.."
Она попыталась встать, но тело ее не слушалось. Натиск смешанных чувств из обиды, тоски, безысходности и стыда разорвал ей грудь.
Манька отбросила удавку, откатившись от черта. Испугалась.
Но это ей не помогло, теперь она в единственном числе лежала под чертом, который был тяжелым и отпускать ее не собирался.
- Дьявол! - завопила она, внезапно осознавая, что вот-вот станет калекой. Отчаянно хотелось умереть: от стыда, от бессилия, от безнадежности… - Ой, больно!
Голос прикатил и постоял рядом легким кхе-кхе-кхе. Прикатил издалека и прозвучал, как гром среди ясного неба. Впрочем, в Аду ясным небо назвать можно было лишь условно - небо по-прежнему было каменное.
- С удивлением начинаю понимать: мало тебя таскали за волосы! - голос Дьявола был насмешлив, как обычно.- Здравствуй, Маня, с чем пожаловала? - он раздвоился, как черт. Один голос был один в один ее собственным голосом. - Да вот, меня тут не рассмотрели, оплевали, и я, как человек, глубоко не безразличный к мнению мудрой нечисти, решила обречь себя на большую муку!.. - Дьявол засмеялся. - О, если бы я позволил убивать себя проживающим и проедающим меня, посчитавшим меня неугодным! - теперь голос его стал серьезней и свой. - Это можно. Борзеевич не обрадуется, но представляю, сколькие поймут меня! И похвалят!
Манька покраснела.
- Что делать-то?! - обижено вскрикнула она, скорее, мысленно, чем вслух. Она ползла и тащила на спине тяжесть, пытаясь повернуться и ухватить ее, но нематериальный черт был сильнее. Он молчал, не издавая никаких звуков, кроме тех, которые уже произнес, пока она была частью его на ее спине и под ним.
- Маня, подумай, на тебе едут, а ум где-то в другом месте. С кем разговаривают?
- С вампиром! - уверенно ответила она. - Только мне от этого не легче!
- Радуйся, что подняла. Это Бог на тебе сидит! - попенял Дьявол. - А Боги не разговаривают с теми, кто их недостоин. Благодетельница с вампиром… То, чем он чаще бывает.
Манька перестала дергаться.
Если уж Боги устроил себя, физическое сопротивление бесполезно. То же самое, что истыкать копьем ветряную мельницу. Оставалось ждать, пока сама земля решит, нужны ли ей такие Боги…
Баба в уме продолжала вопить. Душила ее и вопила о разном. И тошно было смотреть на нее.
Глава 6. Там где Рай…
Черт стоял в стороне. Черный и лохматый. Он ухмылялся - довольно дружелюбно.
Каждый раз Манька убеждалась, что стоит услышать Дьявола, как горе становится мудрой наукой, но так и не привыкла присматривать за собой, равняясь на Дьявольские мудрые наставления. Не сказать, что ей уж совсем стало свободно: своим мудрым словом он заколол не мученицу, заколол ее сознание - умирать расхотелось. Манька приструнила себя: она и так умерла.
Как знать, какой Дьявол, когда он голый!
- Извини, я не хотела… Самом собой как-то вышло… - пробубнила она, оправдываясь, высматривая злодейку и ее секрет.
Злодейка не замедлила явить себя.
Тело ее, как жидкая субстанция, не имело формы, но глаза просматривались. Она стояла впереди и исторгала один вопль за другим. Слезы лились из ее глаз крупными градинами. Она их не смахивала. Наоборот, отрывая у луковицы слой за слоем, промазывала ими глаза и себе, и Маньке, отчего глаза жгло, разъедало, и казалось, что слезы льются и из ее глаз. Потом она вдруг оказалась на спине, то угрожая самоубийством, то удивительно проникновенно рассматривая случаи из жизни, когда самоубийца открыл смерть и понял, что жизнь улыбнулась ему, открывая новые возможности.
Манька сразу догадалась, что посидеть она успела и на ее спине, и у повстанца…
Дьявол хохотнул и умчался по своим делам. А ей стало тревожно: она только сейчас заметила, что и тут и там земля пошла трещинами, земля содрогалась, будто рожала. На поверхность вырывались струйки дыма и языки пламени. Ад, похоже, намеревался изрыгнуть огонь. Или Твердь собиралась разверзнуться. "Веселенькое местечко! - озабоченно подумала она, судорожно сглотнув слюну. Может, Дьявол пошутил, что он Бог? И теперь Господь, который настоящий, решил плюнуть? Или она сделал что-то не так?
С чего бы Ад на нее ополчился?!
- А теперь, может, в картишки? - весело предложил черт. - Давай на золотишко!
Он с завистью уставился на крест крестов и Дьявольскую монету. Совсем как Борзеевич.
Бесстыжий, раздевает! - Манька торопливо развернула крест крестов обратной стороной. Спрятать крест крестов было некуда. Одежда осталась там, где она оставила избы и друзей. Оказывается, она была голая, а все, что на ней было надето, приходило и уходило. Крест крестов единственное, что оставил ей Дьявол в Аду. Она и раньше побаивалась воришек, от которых одни неприятности. Мало людей на земле, которым золото не мозолило бы глаза. Встречу с чертями она помнила хорошо - вряд ли такое забудешь! Им ли не знать, что хорошо все, что плохо лежит! В подлунном мире одного черта достаточно, чтобы пойти по миру с протянутой рукой. Становилось жарковато, а черт, как будто не замечает, беззаботно тасует колоду…
- Что ты себе позволяешь? Какие картишки?! Их не должно быть! Я их съела! И перестань моей жизнью интересоваться! - ответила она на ходу.
Самое страшное, что бежать было некуда. Ад разверзался везде.
- Мне идти некуда, - пожаловался черт. - У меня задание, мне покойника надо вынуть…
- Мне, между прочим, сам Дьявол приколол крылья! Видишь? - возмутилась она, чувствуя беспокойство. - Я не умерла еще, я в гостях!
- Тогда на крылья! - сомневаясь, предложил черт, как-то не слишком обрадовавшись. - Лошадки мне не помешают!
- Не могу, они у меня какие-то… придуманные… - с не меньшим сомнением произнесла Манька, разглядывая крылья через плечо. Причем едва и кое-как действовало только одно - серое, красно-бурое, запекшееся кровью, обмякло и висело неподвижно.
Лошадки ей и самой бы пригодились. Пожалуй, пора было отсюда сваливать.