- Ладно! - радостно ответил Манюэль.
- Ты давно видел Жана?
- Он ушел на Знойные Холмы. Вчера вечером его еще не было.
Пьер ничего не сказал и пошел своей дорогой, один в своем одиночестве, с маленьким чемоданчиком в руке.
Изумленный Манюэль побежал к дяде и его корзинам.
Набонид (так - без упоминания имени - называли только Мэра Родимого Города) сидел в цветном узорчатом халате. Он тщательно проверял механизм автомата, поскольку обычай Родимого Города предписывал верховному эдилу его обязательно иметь. Итак, Набонид его обязательно имел и тщательно чистил. Занятый делом, которое не доверил бы никому, он, казалось, был полностью погружен. Причем это не мешало ему внимательно прислушиваться к звукам, доносящимся извне, и быть настороже. Наконец он услышал то, что ожидал: некие шаги в коридоре. Он дважды крикнул: "Поль"; носящий это имя индивидуум приоткрыл дверь, несомненно, для того, чтобы спросить о причине вызова. Набонид пресек возможный вопрос.
Не глядя, спросил:
- Куда ты идешь?
- Пойду посмотрю, все ли правильно расставили.
- Не стоит. Я доверил это Штобсделу. Можешь остаться здесь.
- Может, лучше, если я схожу и гляну в последний раз?
- Ты хочешь выйти, да? Хочешь пойти на вокзал и встретить Пьера? Ты этого хочешь? Пойти на вокзал и встретить Пьера? Так вот, я запрещаю тебе идти на вокзал встречать Пьера. Ясно?
- Но…
- Быть может, ты хочешь сказать, что не собирался идти на вокзал и встречать Пьера?
- Нет…
- Я хочу, чтобы до меня он ни с кем не встречался! Ты понял?
- Да, отец.
Дверь начала закрываться.
- Жан еще не вернулся?
- Нет, отец.
- Хорошо.
Дверь закрылась. Отверзши ухи, Набонид прислушался к шагам, удаляющимся в правильном направлении, и понял, что сын повиновался. Внимая, как и прежде, исходящим и приходящим звукам, он снова принялся за чистку. Когда в дверь позвонили, он даже не вздрогнул. Он услышал, как старая служанка открыла и сказала "здравствуйте, господин Пьер", а тот спросил: "отец дома". Затем тот прошел по коридору и постучал в дверь.
- Войдите, - сказал Набонид, застыв в позе "в-чистку-автомата-погружен".
Тот вошел.
- Здравствуй, отец.
- Мгум, - промычал Набонид, не меняя позы.
Возникла пауза.
- Я приехал утренним поездом, было много народу.
Потом:
- Ты не очень рассердился? Понимаешь, я решил вернуться. От моего пребывания там нет никакой пользы. Я зря терял время.
Потом:
- Видишь ли, я создан не для того, чтобы быть переводчиком. Мое призвание - в другом. Я понимаю, вся эта история со Стипендией, конечно, неприятна, но…
Наконец Набонид встал. Он был жирный и квадратный. Его руки покачивались, а пальцы подрагивали. Он сурово посмотрел на Пьера, но пылающий взор сына не испепелил.
- Отец, ты читал письма, которые я тебе посылал?
- Ну?
- Я знаю, ты не веришь в это головокружение. Но я докажу тебе, что становлюсь все более головокружительным. Жизнь - вот что я открыл: два аспекта жизни! Жизнь светлая и жизнь мракостная. И именно разглядывая пещерных рыб…
- А-ка-кой-прок-сэ-тих-пе-щер-ных-рыб? - отчеканил Набонид монотонным свинцовым голосом, надвигаясь медленно, тяжело и последовательно.
Пьер печально взирал на вырастающую перед ним огромную массу. С отвращением отметил, что отцовские пальцы перепачканы маслом. Попятился. В конце своего отступательного маневра стукнулся затылком о стену. На ощупь отыскал дверную ручку и вышел спиной вперед. Дверь закрылась. Набонид выскочил в коридор.
Пьер успел подняться на три ступеньки.
- Куда ты направился? - крикнул Набонид.
Жесткий взгляд дал ему понять, что ответа он не получит.
- Тебя никто не держит, дитя мое, - мягко произнес Набонид. - В этом доме не место головокрушительным людям.
Пьер спустился на три ступеньки, прошел мимо отца, не повернув головы, нахлобучил шляпу (по привычке) на макушку, наклонился в сторону, подхватил чемодан и вышел.
Набонид вернулся к проверке работоспособности автомата; в его жестах не было ни малейшей нервозности.
Зострил, Сенперт и Капюстёр сели и принялись, выпивая, болтать.
Зострил, заместитель мэра и заодно производитель фосфатината, поставил свой бокал на стол и сказал:
- Удивительно, что в праздничные дни всегда хочется выпить пораньше.
Жестянщик Сенперт поставил свой бокал на стол и сказал:
- В такой день даже привкус у напитка совсем другой. Намного фкуснее.
Он выдохнул, мочевой пузырь сдулся.
Зострил закурил трубку.
- Будет хорошая погода, - уверенно заметил он, глядя на горящую спичку.
Разумеется, это замечание было излишним, так как с момента установки тучегона плохая погода отсутствовала напрочь. Но подобные фразы все еще произносили по привычке, которая беспричинно увековечивала воспоминание о старых добрых временах, когда в метеорологии еще был какой-то смысл.
Поставщик Капюстёр поставил свой бокал на стол и сказал:
- Ваша посуда уже готова?
Два собеседника кивнули.
- В этом году я решил расколоться на пятнадцать тысяч тюрпинов, - сказал Зострил. - Один лишь красивый фарфор.
- Вы держите свою планку, - сказал Сенперт, горько и завистливо.
В жестяном деле он только и делал, что "изводил серебро".
- Я выставил две тысячи семьсот пятьдесят кофейных чашек, - настойчиво продолжал производитель фосфатината.
Капюстёр присвистнул от восхищения.
- Я отделаюсь одной тысячей. Для меня и этого достаточно. Я не собираюсь становиться мэром.
- В этом году, - сказал Зострил, - у него колоссальная выставка. Он потратил на нее половину своего состояния.
- Еще бы, - сказал Сенперт, распуская пузо, - должен же он как-то смывать позор, которым его обмазал сын.
- Не будем употреблять столь громких слов, - прошептал Зострил.
- Вы слышали? - спросил Капюстёр. - Говорят, он сегодня возвращается.
- Нет, - сказал Сенперт.
- Да слышали, слышали.
Зострил поспешил высказаться. Он считал, что все и всегда знает лучше других.
- Я не просто об этом слышал, я в этом уверен. Он приехал сегодня утром.
- И что он будет делать дальше? - спросил Капюстёр.
- Довольно печальная история, - сказал Зострил. - Парень имел такое прекрасное будущее. Впереди, разумеется, а не сзади.
- Разумеется, - подхватил Сенперт. - Впереди.
- А чем же он занимался в этом Чужеземном Городе? - спросил Капюстёр у Капюстёра.
- Пф, - легкомысленно фыркнул Зострил. - Девицами.
- Это у него от отца, - заявил Сенперт. - Мне кажется, тот уже припускает чуть ли не за своей будущей невесткой.
- Может, ему вскружила голову какая-нибудь молодая особа? - предположил поставщик. - Хотя он и без этого выглядит не очень сообразительным.
Задержав фразу на весу, он нарушил тишину глубоким вдохом окружающего воздуха, после чего выдохнул:
- Этот недоросль.
- Вот-вот, это наверняка из-за какой-нибудь юбчонки, - согласился заместитель, нервозно почесывая грудь.
Он побаивался.
- Тогда непонятно, почему он вернулся, - возразил Капюстёр, проявляя недюжинный логический напор.
Зострил замолчал. Капюстёр продолжал:
- Я слышал другое, и это имеет отношение не к девочкам.
- К мальчикам? - спросил Сенперт.
- Нет, нет! Там, в Чужеземном Городе, Пьер Набонид якобы сделал какое-то открытие.
- Открытие? - удивились собеседники.
- Да. Открытие по поводу рыб.
- Ну и ну! Это довольно странно, - сказал Сенперт.
- А откуда вы знаете? - завистливо спросил Зострил.
- От его брата Поля. Но по секрету. Пусть это останется между нами.
- Ах, так вам об этом рассказал Поль, - задумчиво произнес Сенперт. - Если вам рассказал Поль, тогда…
- А что вы думаете о младшем брате? - спросил Зострил. - Вы считаете, нормально уходить в горы и сидеть там дни и ночи непонятно зачем напролет?
- Набонид прощает ему любые причуды, - сказал Капюстёр.
- Вот-вот официально объявят о помолвке Поля и малышки Эвелины Лё Бестолкуй, - сказал Зострил.
- Пф! Похоже, она хватается больше за отца, - заметил Сенперт. - За отца, который ее прихватывает, - добавил он.
- И вы это сами видели? - серьезно спросил Зострил.
- А вот и он, - сказал Капюстёр.
Набонид с автоматом под мышкой вошел в кафе.
- Я еще успею выпить стаканчик?
- Можно отправляться минут через десять, времени вполне достаточно, - ответили остальные.
- Чертовская жажда. В день святого Жди-не-Жди меня высушивает с раннего утра.
- Сейчас полдвенадцатого, - заметил Зострил.
- Вы уже были на Площади?
- Я проходил в восемь часов, - ответил заместитель. - Все шло как по маслу. А ваша выставка - это что-то потрясающее.
- Около четырехсот тысяч предметов.
- Ого! Такого еще никогда не было.
- Даже выставка дедушки Бонжана, пятьдесят лет тому назад, не смогла бы сравниться с вашей, - сказал Капюстёр, считавший себя знатоком истории Родимого Города. - В той было не больше двухсот тысяч предметов.
- Теперь Спиракулям и прочим Квостоганам останется только заткнуться. Знаете, что они принесли на праздник?
- Одну дребедень, - сказал Зострил. - Я видел сегодня утром.
- Вот видите! Говнюки надеялись мне нагадить этим недоразумением с Почетной Стипендией! Я их размажу своей посудой!
- Браво! - вскричал Зострил, судьба которого была тесно связана с судьбой мэра. - Браво! Приятно слышать, что вы размажете всю эту гнусь.
- Благодарю вас, Зострил, - сказал Набонид.
- За это мы могли бы выпить, - предложил Сенперт, не желая уступать в раболепстве.
Четыре официальных лица заказали бутылку шипучей фифрыловки, чокнулись, выпили и рыгнули.
- Теперь уже пора, - сказал Капюстёр.
- Пошли.
Набонид взял свой автомат и вышел в сопровождении Капюстёра и Сенперта. Зострил с элегантной клюшкой для гольфа завершал процессию.
Мачут, Мазьё и Мандас сгруппировались вокруг уже липкого стола и, опорожняя кувшинчики фифрыловки, принялись комментировать события.
Мачут, виртуозный практик колбасного дела, - поставил свой пластмассовый стаканчик на стол и сказал:
- Забавная штука: как праздник, так у меня пересыхает в горле с первыми петухами.
Мазьё, торговец целлофаном (Родимый Город потреблял его в очень незначительном количестве), поставил свой стаканчик на стол и сказал:
- То, что пьешь обычно, кажется намного вкуснее в такой день, как сегодня. Больше вкуса.
Он щелкнул языком. Мачут закурил трубку.
- Погода будет хорошая, - уверенно заявил он, гася спичку в лужице фифрыловки.
Это заявление было совершенно бесполезным, поскольку с тех пор, как на конце шеста заколыхался тучегон, в Родимом Городе погода была хорошей всегда. Но само выражение по-прежнему иногда употребляли; это было чем-то вроде просторечной поговорки, которая не выходила из обихода. Импортер Мандас (хотя родимогородцы не особо жаловали товары чужеземного производства) поставил свой стаканчик на стол и сказал:
- Ваша посуда уже на месте?
Два собеседника утвердительно прожестикулировали.
- Я там лишь для проформы, - продолжал он. - Если бы я захотел, то мог бы вообще не участвовать.
- Вы совершенно правы, что держите свою планку, - сказал Мачут.
- Я считаю, что для моего положения одной сотни ганелонов вполне достаточно, - сказал Мазьё.
- Вам лучше знать, - сказал Мандас.
- Не все могут тратить целое состояние, как это делает мэр, - добавил Мазьё в свое оправдание.
- Посуда, которую он выставил на этот раз, - что-то потрясающее, - сказал Мачут.
- Еще бы, - отозвался Мазьё, дергая себя за ус, - ему же надо как-то подкрасить свою репутацию после истории с Почетной Стипендией!
- Он вроде бы приезжает сегодня, - сказал Мачут.
- Кто приезжает?
- Сын Набонида, тот, у которого была Стипендия.
Мандас, претендующий на исключительную осведомленность, сразу же выдал:
- Он приехал сегодня утром. Сын Бонжана видел, как он сходил с поезда.
- Он с ним говорил?
- Да. Тот якобы собирается произнести речь.
- Как это, речь? - забеспокоился Мазьё. - Что это значит: он собирается произнести речь?
- Он расскажет о своих открытиях, - пояснил Мандас.
- Ничего не понимаю, - сказал Мазьё, дергая себя за ус. - Этот парень что - изобретальщик?
- Да, изобретальщик. И он собирается произнести речь, - подтвердил Мандас в замешательстве.
- Тут что-то не так, - сказал Мачут.
- Это уж точно, - поддержал Мазьё.
Мандас обиженно замолчал.
- Все-таки я удивляюсь, - удивился Мазьё. - И как он мог стать изобретальщиком? Помню, когда мой сынишка был с ним в одном классе, то иначе как обалдуем его не называл.
- Это правда, - подтвердил колбасник.
- Ведь чтобы стать изобретальщиком, в голове надо что-то иметь, - вполголоса продолжал торговец целлофаном.
- Признаться, по части странностей семья Набонидов переплюнет кого угодно, - сказал Мандас.
- Вы по-прежнему не знаете, почему младший снюхался с сельским почтальоном? - спросил Мазьё.
Увы, никто ничего не знал. Мандас с удовольствием бы выдумал, но это было ему не по силам.
- Совершенно непонятно, - пожаловался Мачут. - И никак не выяснить.
- Сахул об этом не говорит, даже когда напивается, - сказал Мандас.
- Во всяком случае, дело темное, - сказал Мазьё.
Собеседники согласно затрясли головами.
- И чего он все время разгуливает по Знойным Холмам? - спросил Мачут. - Ну, скажите, какой в этом смысл?
- Все это плохо кончится, - мрачно предрек Мандас. - У меня по этому поводу есть кое-какие соображения.
- Да? - заинтересовался Мачут.
Мандас даже не вздрогнул, поскольку лгал.
Возникла пауза.
- По-вашему, кто выиграет Весенник в этом году? - спросил Мазьё, дабы выйти из области неведения и вступить в область предположения.
- Есть шанс у Роскийи, - сказал Мачут.
- И у Бонжана тоже, - сказал Мандас, - он - настоящий знаток и наверняка будет среди лидеров.
- Бонжан вчера так нажрался! - сказал Мазьё. - Пришлось нести его до дому.
- А вот и он сам, - сказал Мачут.
И действительно, в кафе вошел Бонжан в сопровождении двух сыновей и брата-сельчанина. Мандас, надеясь выудить дополнительные сведения от Манюэля, зацепил квадригу:
- Бонжан! Идите сюда! Здесь свободно!
Все очень шумно расселись.
- Ну и ну, - сказал Бонжан, - я бы чего-нибудь пригубил. В день святого Жди-не-Жди едва встанешь, а во рту уже засуха.
- Уж здесь-то мы не завянем, - сказал дядя, заказывая фифрыловки на всех.