С каким бы наслаждением вмазал ему сейчас. Вместо этого, я опускаю на пол свой потертый кожаный портфель. Его подарила мне Джулия миллион лет назад, когда я получил диплом.
- Итак, доктор Карлайл, вы обвиняетесь в нападении. В нанесении тяжких телесных повреждений и жестокости. Можете сами подобрать определение. Вплоть до убийства, если девочка умрет. - Я вспоминаю последнюю газетную статью, в которой говорилось, что Грейс находится в коме. - Неприятный коктейль. А потому, если вы хотите, чтобы вас выпустили до завтрака, нам нужно кое-что обсудить.
Карлайл делает такой мощный вдох, что стены как будто становятся к нему ближе.
- Нам нечего обсуждать.
- А мне кажется, что есть.
Я сажусь за столик у двери и достаю блокнот с ручкой. Между висками проносится первый всполох головной боли. Записываю дату и время. Получается не очень хорошо, потому что рука трясется изрядно. От меня несет виски.
- Давайте с начала, доктор Карлайл, с самого начала и до сегодняшнего вечера, который вы провели с моей женой.
Это все, что мне нужно знать: чем они занимались, когда полиция забарабанила в дверь? Они целовались или до этого не дошло? Касался ли он ее спины, плеча, лица, а быть может, и более сокровенных мест? Или того хуже, полиция вломилась, когда они находились в спальне? Вряд ли Джулия рассказала бы мне о том, как они судорожно натягивали одежду, дабы встретить Эда с его парнями.
- Так вы будете рассказывать, доктор Карлайл? Больше вам никто сегодня не поможет. Вас допросят, возможно, предъявят обвинение, а утром дело передадут в суд магистрата. - Я откладываю ручку. Словно бросаю перчатку.
Он молчит, смотрит сквозь меня, и за стеной из презрения и ярости мне чудится беспомощность. Доктор нуждается во мне. Нить, связывающая меня и Джулию, растянулась так, что ее почти не видно, но все же не порвалась. Как же хочется выпить, хотя бы глоток.
- Доктор! Следователь ждет, когда вас можно будет допросить по поводу очень серьезного преступления. И он не собирается выпускать вас.
Пусть сразу об этом узнает. Но Дэвид закрывает глаза, словно переносясь куда-то далеко-далеко, в иное место, иное время. Лоб его блестит от пота.
- Доктор Карлайл, вы напали на Грейс Коватту двадцать седьмого декабря?
Он резко открывает глаза, и я буквально подпрыгиваю на месте. Они такие темные и бездонные, что я не в силах подобрать сравнение.
Карлайл не успевает ответить, потому что я продолжаю:
- Вы должны знать, что если вы скажете мне, что… - я сглатываю; только не вспоминать о том, как выглядит Грейс, - что совершили все то, в чем вас обвиняют, и потребуете от меня, чтобы я придерживался линии вашей невиновности, то я не смогу быть вашим адвокатом. - Я очень надеюсь, что так оно и произойдет. Сейчас. Сегодня вечером. И я уйду отсюда.
- Я не собираюсь говорить вам ничего подобного, - улыбается Дэвид. Он так хладнокровен, будто ему выписали штраф за парковку в неположенном месте.
- Против вас серьезные улики. - Это я уже знаю. Ознакомился с содержимым папки.
Карлайл сегодня уж точно никуда не уйдет, разве что обратно в камеру. Я тру лицо, пальцы путаются в отросших космах. Представляю, что завтра напишут в газетах. Подозреваемого представляет опустившийся алкоголик.
- Вот что я вам скажу, мистер Фрэнч: я ни на кого не нападал, никого не избивал и никого не калечил. Как только полиция осознает, что все улики - косвенные, меня выпустят. Все очень просто.
Карлайла, похоже, совершенно не тревожит серьезность предъявленных обвинений. А я не знаю, говорит он правду или лжет.
- На лугу, рядом с тем местом, где нашли Грейс Коватту, полиция обнаружила изорванную куртку. - Я думаю о Джулии, о том, как храбро она себя повела, увидев девочку. - В кармане находилась банковская выписка на ваше имя. Полиция наверняка получила официальное подтверждение, что выписка принадлежит вам. И на ней полно следов ДНК, волос, телесных испарений.
Я жду реакции. Ничего. Меня тошнит. Марри, ты должен через это пройти. Ради Джулии.
Я продолжаю:
- У инспектора Хэллита есть запись, сделанная одной из городских камер видеонаблюдения, на которой видно, как вы с Грейс сидите в вашей машине в тот день, когда на нее напали.
- Это просто…
- Кроме того, владелец кафе утверждает, что за неделю до того вы были в его заведении с Грейс Коваттой. По его словам, вы ссорились. - Я бегло просматриваю страницы. - И еще вы… люди видели, как вы ее целовали. Очевидно, вы с ней хорошо знакомы, доктор.
Лицо Карлайла непроницаемо.
- Джулия сообщила полиции, что Грейс, когда она ее нашла, произнесла лишь одно-единственное слово - "доктор".
Какая ирония! И все же я рад, что показания Джулии помогли арестовать Карлайла.
- Она попросила мне помочь, верно? - говорит он с едва заметной, точно тень, улыбкой. Я отвечаю не сразу, и он делает вывод: - Она вас заставила.
Карлайл словно и не слышал, что я ему говорил.
Я качаю головой:
- Да нет, вообще-то…
- Так вы это сделаете?
- Что?
- Поможете мне?
- Конечно, насколько…
- Позвольте дать вам совет, мистер Фрэнч, - перебивает меня он. - Я знаю один анекдот об адвокатах. Нам не помешает немного развеяться, верно? - Он встает.
По части габаритов мне до него далеко. Он нависает надо мной, упершись руками в стол. Бесстрастность его наконец-то дала сбой, лицо искажено - то ли от ярости, то ли от отчаяния. Карлайл молчит, нагнетая напряжение. - Как снять адвоката с дерева?
Я пожимаю плечами:
- Понятия не имею.
Разумеется, я уже слышал этот анекдот. Но я выше этого. Нам нужны не анекдоты, а чудо.
- Ну и как снять адвоката с дерева?
- Перерезать веревку, мистер Фрэнч. Перерезать веревку.
Джулия
В неделю отведено девяносто минут для посещений, и все это время он отдает мне. Целая неделя, втиснутая в полтора часа.
- Это просто возмутительно. Ужасно, - шепчу я, чтобы никто нас не подслушал.
Но сколько бы страсти я ни вкладывала в свои слова, все равно звучит так, будто его остановили за превышение скорости и упекли в тюрьму за пререкания с постовым.
- Нелепо! - И я смеюсь, показывая, что верю в его невиновность.
Нет, не могла я так обмануться в нем. Я знаю, просто знаю, что у нас общее будущее. Дэвид ни на кого не нападал. Этого не может быть, и точка.
- Я снова навещала Грейс Коватту. - По тому, как гаснут его глаза, я понимаю, что ему больно слышать ее имя. - Она в искусственной коме. Осталась одна оболочка, будто из нее высосали жизнь. Для полицейских и особенно для тебя это большое разочарование. Я бы так хотела, чтобы она всем рассказала, что не ты на нее напал!
Я замолкаю. Дэвид меня не слушает. Может, ему неприятна сама тема?
- Понятно, - бесстрастно произносит он. Это может значить все что угодно.
Готова поклясться, что с тех пор, как я видела его в последний раз, он очень похудел. Лицо осунувшееся, под глазами желто-серые тени, сомневаюсь, что он высыпается.
- Все это так печально! У палаты дежурит полицейский, а по больничным коридорам слоняются репортеры. Но Эд пустил меня к ней. (На лице Дэвида появляется раздраженная гримаса. В конце концов, Эд его враг.) Я хотела узнать что-нибудь полезное для тебя, Дэвид. Собрать информацию. Пока Грейс не заговорит, тебе придется находиться здесь. - Я бью ладонью об стол, и охранник оглядывается. - Судебное заседание отложат.
- Гораздо важнее, чтобы Грейс поправилась. Суд подождет.
Похоже, Дэвид смирился с тем, что ему придется какое-то время провести в тюрьме. Я восхищаюсь им, хотя разлука и сводит меня с ума. На лице его добавилось морщин, а в глазах поселилось беспокойство.
- Мне жаль, что пришлось втянуть тебя в это дело.
- Я в нем с самого начала увязла, - напоминаю я. - Ирония судьбы.
- Семейное дело, значит, - замечает он.
- А твоя семья? Может, мне кому-нибудь позвонить? - Зря я спросила: Дэвид опускает голову и хмурится. - Как к тебе здесь относятся? Ты хорошо питаешься? У тебя отдельная комната?
Странно, но на его лице появляется улыбка, а глаза весело загораются.
- Это называется камера, Джулия. Нет, у меня есть сосед. - На секунду я вижу знакомого Дэвида - обаятельного, уверенного, спокойного. - Но мне случалось бывать в гостиницах и получше. У этой звезд явно маловато, да и деликатесами здесь не балуют. И постояльцы уж очень шумные и бесцеремонные. Мне бы вовсе не хотелось делить комнату с осужденным педофилом.
Он умолкает, а я съеживаюсь от ужаса.
- Это тюрьма категории А, Джулия, - говорит он. - Здесь сидят дурные люди.
- Но ты вовсе не такой, Дэвид. Ты не должен здесь сидеть. Я верю, что ты ни в чем не виноват. Правда, верю. - Я беру его за руку.
Люди, которым еще не предъявлено обвинение, имеют право на вольности по сравнению с теми, чья вина уже доказана. И на том спасибо.
- А может, напротив, подходящее для меня место, Джулия. - Дэвид сжимает мою ладонь, обнимает своими руками. Точно так же Марри обнимает ладонями ручки Флоры. - Мне очень жаль.
- Только не сдавайся! - твердо говорю я.
Но когда он закрывает глаза и отворачивается, под кожу просачивается первая капля сомнения.
===.
После ареста Дэвида мне остается только ждать. Марри пообещал, что займется формальностями. Он утешал меня, пока его не вызвали в комнату для допросов. Он утверждал, что, возможно, после допроса у полицейских не окажется достаточно улик, чтобы возбудить дело. Пока он говорил с Дэвидом и общался с полицейскими, я привезла его костюм и все остальное, о чем он просил.
- Иди домой и поспи, Джулия. Ты должна отдохнуть. Ради детей, - бодро предлагает Марри. Словно ему в радость защищать Дэвида. Мне хочется верить, что он сделает все, что сможет, но ситуация абсурдная. Утром обзвоню лучшие адвокатские фирмы, какие смогу найти.
- Если бы Шейла позволила тебе объяснить, она бы не заставила тебя взяться за это дело. - Я жду, когда он со мной согласится.
Марри подносит руку к моему лицу, будто собираясь погладить по щеке, но тут же роняет.
- Доверься мне, - только и произносит он.
Слова хрупкие, точно крылышки мотылька.
Его зовут.
"Однажды я тебе доверилась", - думаю я, но вслед шепчу:
- Спасибо.
===.
Я так и не смогла заснуть. Рано утром позвонил Марри.
- Джулия. - Он молчит, словно не зная, как преподнести новость. - Дэвиду предъявили обвинение.
- Правда? - Я понимала всю серьезность положения, но так надеялась услышать утром, что все разъяснилось. - В чем?
- В нападении на Грейс. В нанесении тяжких телесных повреждений. В покушении на убийство.
- Но ты же говорил, у них недостаточно улик для обвинения!
- Сегодня утром он предстанет перед судом магистрата.
Я засыпала Марри вопросами, но получила лишь уклончивые ответы. Он не хотел меня расстраивать.
- Прости, - вздохнул он в трубку. - Дело ведь еще не закончено.
- Его ждет суд присяжных? - как можно спокойнее спрашиваю я.
И представляю, как Марри на том конце провода кивает головой, подтверждая худшие мои опасения. Он коротко прощается.
Дэвид предстает перед мировым судьей. Под залог его не выпустили. Как мы и боялись, его будут судить присяжные. Я ничего не могла сделать - ни позвонить, ни передать ему одежду. В закрытом фургоне Дэвида перевезли в тюрьму "Уайтгейт". Он быстро вошел в мою жизнь, но так же быстро его вырвали из нее.
После того как репортеры пронюхали об аресте, у здания суда собралась разъяренная толпа. Я влетаю внутрь, накинув на голову куртку, а на выходе спотыкаюсь о каменные ступеньки. Я учительница - учительница девочки, на которую напали, - и в то же время связана с мужчиной, подозреваемым в этом преступлении. Все жители страны уже полюбили Грейс. Если станет известно, кто я, журналисты начнут за мной охоту, как, несомненно, и директор нашей школы. Город наводнен репортерами всех мастей, телекамеры на каждом шагу. По всей Англии родители хотят знать, что их дети в безопасности. А я хочу, чтобы Дэвид вернулся.
- Я сделал все, что мог, Джулия.
Марри выглядит изможденным. Вместо того чтобы страдать похмельем, ему пришлось присутствовать на допросе, затем разбираться с выдвинутым обвинением и, наконец, выступать в суде. Поспать ему так и не удалось. В последнее время столько всего произошло, что я сама, должно быть, выгляжу не лучше.
- Но это еще не конец. Я подам апелляцию. Посоветуюсь со старшими партнерами, с коллегами и постараюсь выиграть в суде.
===.
Я забираю детей из школы. Вскоре на ферму приходит Марри.
- Я остаюсь здесь, хочешь ты того или нет, - заявил он, как только я открыла дверь. - Если ты права насчет Дэвида и он ни в чем не виноват, то поблизости бродит безумец, которому арест развязал руки. И если ты не пустишь меня в дом, я поселюсь в амбаре. - Он просунул в дверной проем ботинок, словно вонзив его в мое сердце. - Разве ты сможешь заснуть, зная, что я замерзаю в сарае? - Его улыбка уносит меня на тысячу лет назад. Во всяком случае, мне кажется, что это было тысячу лет назад.
Я неохотно застилаю кровать в свободной комнате, пока Алекс радостно скачет по дому, во весь голос распевая, что мама снова любит папу. С этой минуты мы будто исполняем затейливый танец: порхаем между воспоминаниями и необходимостью чистить зубы, готовить еду, вальсируем через надвигающийся развод и отступаем в сторону от мысли о том, как он отразится на детях. Мы с Марри расстались летом - и вот, хоть и ненадолго, снова поселились вместе. Самое странное, что мы оба воспринимаем это довольно обыденно.
- Хочу вернуться в Или, - говорю я Марри воскресным вечером.
Решение далось мне нелегко. В то утро я навещала маму - впервые с тех пор, как ее положили в лечебницу. Было большим облегчением узнать, что о ней хорошо заботятся.
- Детям нужна стабильность. В последнее время я слишком часто подкидывала их то Надин, то друзьям, учитель Алекса пожаловался, что у него проблемы с поведением. На Алекса это совсем не похоже.
Мы дружно вздыхаем.
- А что будет с Бренной и Грэдином?
Это не его забота, но я знаю, что Марри не все равно. Я обзвонила друзей в надежде, что кто-то заберет подростков к себе хотя бы на несколько дней, но пока никто не согласился.
- Надо сообщить в службу опеки. Им подыщут другую семью. - Меня послушать, так это не дети, а бездомные котята. - И ума не приложу, как быть с мамиными животными. - Я ищу причины, чтобы остаться, хотя детям пора возвращаться к обычной жизни. - Господи, как я хочу, чтобы все опять стало как раньше.
Мы молчим, понимая, что это невозможно.
Я деловито убираю на кухне, складывая в стопки тарелки, со стуком сгребая столовые приборы в рассохшийся ящик. Я цепляюсь за осколки нормальной жизни - ради мамы, Алекса и Флоры, ради Дэвида, - хотя я давно уже разжала пальцы, стискивающие разбитые черепки моей собственной.
Все это в прошлом. И мы с Марри неуклюже топчемся в тени общих воспоминаний, выжидая, когда другой уйдет из комнаты, думая о том, кто выключит свет, проверит, закрыты ли двери, погасит тлеющие угли. Привычные вечерние ритуалы. Я хватаю Марри за руку. Он испуганно дергается.
- Что? - Его рука - сгусток неуверенности - напряжена. Марри не может решить, отступить назад или обнять меня. - Что, Джулия?
- Ничего, - отвечаю я, чувствуя себя очень глупо.
- Ладно.
Напряжение утекает из его пальцев, они нерешительно сплетаются с моими.
- Помнишь, как Алекс сломал руку?
Это какое-то безумие. Мы стоим у кухонной двери. Марри сгорбился под низкой притолокой, а я прижалась спиной к косяку. Он не отпускает мои пальцы.
- Это было ужасно. Худший день в моей жизни. - Мгновение мы вновь переживаем тот случай. - Да, один из худших дней в моей жизни.
Я знаю, о чем он сейчас думает. Вспоминает, как я объявила новость, вновь ощущает кислый вкус отчаяния, слышит горькие слова, грохот захлопнутой двери.
Марри, я хочу развестись.
- А ты помнишь, - нерешительно говорю я, - как мы думали, что кость неправильно срастется? Как мы боялись, что у Алекса будет кривая рука?
- До того дня он был совершенно здоров. - Марри горбится еще сильнее, словно плечи его придавливает тяжесть.
- Он и сейчас здоров, - возражаю я, и Марри кивает. В одном мы всегда были согласны: наши дети - чудо. - Помнишь, как все было?
- Ходунки, - тихо отвечает он.
- А последовательность событий? Ты звонил мне из офиса. Все звонил и звонил, я не брала трубку, занималась с детьми и не слышала. А затем зазвонили в дверь, Флора выплюнула еду, ты снова позвонил, у меня разболелась голова, из-за бури отключили электричество, я говорила с тобой, зажав трубку плечом, и порезала ножом палец. Я даже не знала, что ходунки наверху. Должно быть, ты их там оставил.
- А, понятно. Ты решила обвинить меня в том, что с Алексом произошел несчастный случай?
Между нами пробегает холодок.
- Что? - Я выдергиваю руку, но Марри ее не отпускает. - Конечно, нет. Тебя даже рядом не было.
- Мы обсуждали это много лет назад, Джулия. В то утро я забыл отнести эти чертовы ходунки вниз. - На лбу Марри выступает пот.
- Эй, - мягко говорю я. Раньше я бы еще поцеловала его, погладила, выразила свою нежность.
- Он так страдал. - Марри прикрывает лицо свободной рукой. - Если бы…
- Если бы я закрыла вход на лестницу, Алекс не полез бы наверх, не забрался в ходунки и не свалился вниз. Ты не виноват, Марри. Мне было вовсе необязательно отвечать на телефонный звонок или бежать к двери, чтобы посмотреть, кто пришел. - Я поднимаю указательный палец и подношу его к свету из коридора. - Видишь? Шрам. Память о том ужасном дне.
Марри шумно вздыхает.
- А хочешь правду, Джулия? - Сузив глаза, он крепче сжимает мою руку. - Я был пьян. Так сильно пьян, что не мог доехать до дома. Поэтому я тебе звонил. Поэтому мы говорили по телефону, когда Алекс карабкался по лестнице.
Я начинаю дрожать, хотя угли еще обогревают комнату. Пытаюсь понять.
- Как? Ты… ты же говорил, что машина сломалась и пришлось вызывать эвакуатор. И у тебя было столько работы, что ты не мог сам этим заняться.
- Я соврал. Весь день проторчал в пабе, набрался в дым и не мог в таком виде вернуться домой. Поэтому я и звонил. И продолжал трезвонить, потому что слишком глуп и не знаю, когда надо остановиться.
А я-то хотела напомнить Марри, как хорошо нам было вместе. Каждый раз, когда случалась какая-либо неприятность, мы сплачивались и справлялись с ней. Травма Алекса - хороший пример того, как мы все преодолели и стали сильнее. А еще осознали свою уязвимость.
- Ты был пьян, - шепчу я, словно подобного никогда не случалось прежде.
И тут до меня доходит, что сейчас Марри делает то же самое - зовет меня на помощь, потому что не знает, как остановиться. Он никогда не остановится.