Я медленно высвобождаю пальцы и ухожу.
===.
Маму мы находим в комнате отдыха, она смотрит в окно. На ней больничный халат явно не ее размера.
- Мама, я же положила твои вещи в сумку. - Сажусь рядом с ней. Мне кажется, очень важно, чтобы она сохраняла индивидуальность. - Зачем ты надела больничный халат?
Она не оборачивается на звук моего голоса, продолжает смотреть, как крупные капли дождя стучат в окно. Небо мрачное.
- Алекс, побудь с бабушкой и Флорой, а я кого-нибудь поищу.
Я иду по коридору к столу медсестры.
- Моя мать, - начинаю я, слегка задыхаясь от раздражения, - Мэри Маршалл. Она в больничном халате. Это обязательно? - Я слышала, что пациенты привыкают к строгим правилам и потом с трудом адаптируются к домашней жизни.
Медсестры, больше похожие на исполнительных и вежливых работниц пятизвездочного отеля, здороваются со мной и нерешительно переглядываются. Одна ищет в компьютере историю болезни моей матери.
- Сегодня ей делали анализы и, видимо, поэтому надели халат. Может, вы вернетесь в палату и переоденете ее? Ей будет приятно, - предлагает медсестра, сверкнув белозубой улыбкой.
Я не верю ей ни на секунду.
- Спасибо, - спокойно говорю я, разворачиваюсь, чтобы уйти, и останавливаюсь. - А что за анализы?
Медсестра пожимает плечами:
- В истории болезни не сказано, но когда мы получим результаты, то обязательно вас известим.
Ее уклончивость мне не нравится.
Вернувшись в комнату отдыха, обнаруживаю, что Алекса рядом с мамой нет. Оглядываюсь и вижу, как он помогает какому-то старику сложить пазл. На пару они пытаются вставить деталь в отверстие, которое явно слишком для нее мало. Флора хихикает на коленях у бабушки, словно ее щекочут. Вдруг выражение ее лица становится серьезным и она что-то показывает, но я не вижу, что именно. Застываю в дверях, отчаянно надеясь, что мама напишет что-нибудь в ответ, но Флора уже заметила меня и машет рукой.
Бабушка с тобой разговаривала? - лихорадочно черчу я, когда Флора соскальзывает с худых колен моей матери.
Флора оглядывается на бабушку и нерешительно отвечает: Нет. А когда бабушка выздоровеет? Я скучаю.
Я надеюсь, что скоро, милая. Скоро.
Из коридора доносится шарканье - словно кто-то делает один шаг вперед и два назад. Что все-таки лечат в этой клинике?
- Простите, - обращаюсь я к молодому человеку, который рысью направляется к лестнице. - Наверное, это странный вопрос, но… не могли бы вы сказать, что это за больница?
Звучит и вправду глупо, но ответа я жду с тревогой. Ведь это Дэвид определил маму сюда.
Зрачки точно большие черные пуговицы. Он судорожно облизывает сухие губы, чешет предплечье.
- Меня хотят убить, - лихорадочно шепчет парень. - Все хотят меня убить.
И он бежит вниз по лестнице, горланя какую-то околесицу.
Веду маму в ее комнату. Я доверяла и доверяю Дэвиду. А сомнения лучше пока запрятать поглубже. Нет у меня на них сил. Или я просто не желаю посмотреть правде в глаза?
===.
- Думаю, что завтра утром тебя навестит Марри.
Время, которое я могу провести с Дэвидом, подходит к концу.
- Дай-ка я справлюсь со своим ежедневником, - смеется Дэвид.
Он держит меня за руку, словно мы сидим у меня или у него дома или в пабе. Как я могла усомниться в его честности? Как могла даже допустить, что он преступник? Нет, я верю в правосудие. И верю Дэвиду. А главное, - впрочем, ничего другого мне сейчас и не остается, - я верю Марри.
- Я попрошу его принести чистую одежду, чтобы тебе не пришлось надевать тюремное.
- Ну что ты, это привилегия заключенных! Поверь, здесь не так уж и плохо.
Дэвид старается не унывать. Я гляжу на него, пытаясь понять, почему влюбилась в человека, которого, по сути, почти не знаю. Решила, что клин выбивают клином? Не исключено. Но что, если мы связаны на глубинном уровне, что, если мы предназначены друг другу? Именно благодаря Дэвиду я почувствовала вкус к жизни. Изменилась. Стала более сильной и цельной. Я верю, что он должен стать частью моей жизни.
- Было тяжело? - спрашиваю я. - Ну, на суде.
Вообще-то мне хочется узнать, как проявил себя Марри. Он хорошо выступал? Есть ли его вина в том, что Дэвида не выпустили под залог?
- Все прошло так, как и ожидалось. - Лицо Дэвида спокойно, невозмутимо. - Марри прекрасно поработал, - продолжает он, словно прочитав мои мысли. Мы по-прежнему настроены на одну волну. - Как только закончится следствие, дело передадут в суд присяжных.
Мы молчим. Нам не хватает слов, чтобы описать муку от предстоящего нескончаемого ожидания.
- А может, Марри подать апелляцию на решение суда? А я найду… - мой голос слабеет, - юриста поопытнее, который займется твоим делом. - Чувствую себя предательницей. - Ведь у него нет опыта уголовных дел.
- Джулия, Джулия, - увещевает Дэвид, - не торопи события. Пусть все идет своим чередом. И что плохого в том, что мы не выносим сор из избы?
- Мы с Марри разводимся, Дэвид, поэтому он в сложном положении… - Господи, о чем я? За последние три дня на него столько навалилось, а тут еще я со своей семейной тягомотиной. - Прости. Я эгоистка.
Надо сменить тему. Не хочу, чтобы последние минуты были омрачены размолвкой.
- Мне кажется, что Эд… полиция хватается за соломинку. - Так, снова свернула на свое семейство. У нас столь маленький городишко, что от родственников никуда не деться. - И похоже, все улики исключительно косвенные…
Марри объяснил, почему арестовали Дэвида, но как-то туманно. Должно быть, побоялся расстроить меня.
- Марри сказал, что они до сих пор не получили результатов анализа ДНК. Это хорошо. Сейчас все обвинение держится на записи камеры видеонаблюдения и куртке. По словам Марри, есть шанс, что дело закроют еще до того, как тебя облачат в тюремную робу.
Я жду, что Дэвид объяснит, откуда взялась та запись, но он молчит.
Раздается звонок, и охранник кричит, что осталось две минуты. Две минуты пожизненного заключения.
- До свидания, Дэвид. - Я встаю.
Посетители тянутся к выходу, где их обыскивают.
- Если тебя не переведут отсюда, увидимся на следующей неделе.
Он наклоняет голову, отворачиваясь от меня, а я целую его в щеку и секунду стою неподвижно, вдыхая его запах и стыдясь того, что пытаюсь учуять запах вины.
- Джулия, - он серьезно смотрит на меня, - береги себя.
Я киваю и ухожу.
===.
Когда я объявила новость подросткам, Грэдин расплакался как ребенок, а Бренна так туго стянула волосы в узел, будто хотела содрать с себя скальп.
- Вас на время поселят в хорошей семье. Все будет прекрасно, вот увидите. - В жизни не слышала более фальшивого голоса. - Считайте, что это каникулы. А потом для вас найдут постоянное пристанище.
Я готовлю им ужин. К счастью, не последний.
- Не хочу я никаких каникул! - воет Грэдин. - Лучше я останусь здесь, с вами и Мэри.
Бренна дает брату подзатыльник.
- Что ты как маленький! - Она снова дергает себя за волосы. - Если вы нас отошлете, мы убежим. Мы не товар, который можно сдать обратно в магазин, знаете ли. У нас есть чувства.
Я смотрю на них. Бренна права. Господи, не думала, что Грэдин так расстроится. Что их ждет в будущем? Мой сын растет в счастливой и крепкой семье, а Грэдин…
Я мысленно жму на тормоза. Счастливой и крепкой семье? Обхохотаться.
Что станет с Алексом и Флорой, когда мы с Марри наконец разведемся? Что происходит с ними уже сейчас?
- Знаю, знаю. Я все понимаю. - Нельзя взваливать на Бренну еще и свою ношу. Луковица выскальзывает из рук, скачет по полу. - Но вы должны понять, что Мэри очень больна и не может о вас заботиться. А мне и моим детям надо вернуться в Или, потому что я должна работать.
Необходимо вернуться к жизни, думаю я, какой бы она ни была.
Бренна зло ухмыляется и молчит. Эта девочка умеет держать паузу.
- Знаю я таких, как вы, - заявляет она наконец. - Сначала мужа выгнали, а теперь и нас хотите.
Она плюет на пол и тащит к двери Грэдина. Момент выбран крайне удачно, потому что на пороге стоит Марри. Он все слышал.
- Эй, что здесь происходит? - На его лице написано удивление, как будто он и в самом деле не понимает.
- А, обычное дело, - отмахиваюсь я. - Подростковые истерики. Гормоны. Вообще-то я выкидываю их на улицу. У них нет дома, а их родители - жестокие уроды. Короче, ничего особенного.
Я больше не сдерживаю слез.
- Ты сказала, что им придется уехать? - Марри протягивает мне салфетку и забирает у меня нож. - Позволь, я сам этим займусь. А то опять порежешься.
Марри не зря интересуется судьбой подростков из Нортмира. Он думает, что я попрошу его остаться, чтобы защищать нас.
Я набираю воду в большую кастрюлю и ставлю на плиту.
- Разве у меня есть выбор, Марри? Я должна вернуться домой ради детей. Кроме того, мне пора на работу. - Я чуть было не добавила: "Ведь теперь я мать-одиночка", но вовремя сообразила, что нарвусь на ядовитое замечание. - Не мог бы ты резать лук помельче? А то Флора не станет есть.
Мы будто переносимся назад, в прежнюю жизнь, рядом из-за игрушки ссорятся дети, в кухне пахнет глаженым бельем и соусом для спагетти, а мы болтаем о всяких мелочах.
- Как в старые добрые времена, да? - улыбается Марри, а я отворачиваюсь, чтобы скрыть слезы, которые опять тут как тут.
Со звоном бросаю ножи и вилки на старый кухонный стол, который с незапамятных времен стоит в Нортмире.
- Послезавтра я возвращаюсь в Или. Устала мотаться туда-сюда. Устала всем угождать. Мне нужно навещать маму в "Лонс", а оттуда гораздо ближе. Кроме того, Флора ходит в балетную студию, Алекс в бассейн…
- Спокойно, спокойно! - Марри откладывает нож. - Мы живем раздельно, но я по-прежнему несу часть ответственности за детей. Ты же знаешь, что я готов тебе помогать.
"Почему ты не убедил меня в этом полгода назад?" - хочется заорать мне, но в кухню входит Алекс, и я сдерживаюсь.
- Проголодался? - обращаюсь я к сыну и поворачиваюсь к Мари: - Вытащи оттуда Дэвида. Это все, о чем я прошу, Марри.
Мы смотрим друг на друга. Марри упорствует в своей вере, что у нас есть шанс.
- Хотя бы ради мамы, чтобы он продолжил ее лечить. Кроме того, если ты забыл, в прошлом у нас не очень хорошо получилось изображать счастливую семью.
Я тут же жалею о своей грубости. Затыкаюсь и раскладываю салфетки, пытаясь успокоиться. Даже Марри не заслуживает такого отношения.
- Так ты хочешь, чтобы я остался его адвокатом? - Во взгляде его недоверие.
Чтобы избавиться от чувства вины за свою грубость, ожесточенно вспоминаю о ящиках с пивом, о бесчисленных бутылках из-под виски, о нескончаемых одиноких вечерах. Затем думаю о последней встрече с Дэвидом. Похоже, он не собирается ничего менять и, как ни странно, вполне доволен, как Марри ведет его дело.
- Нет, Марри. Я вовсе не хочу, чтобы ты оставался адвокатом Дэвида. Глупая идея. - Я набираю в стакан воды. Никаких других напитков в доме нет.
Марри косится на стакан, прекрасно понимая, на что я намекаю. Затем бросает взгляд на часы, и тут уж я понимаю его намек - в ближайший магазин он еще успеет.
- Я считаю, чем быстрее Дэвид найдет…
- Хорошего юриста?
- Нет, Марри. Другого юриста.
Он снова смотрит на часы:
- Закрыто, - говорю я.
- Что?
- Магазин уже закрыт. Ближайшая выпивка в получасе езды отсюда, если, конечно, ты не собираешься переплачивать в пабе или вламываться к соседям. (Марри молчит, и это кажется мне хорошим знаком.) Послушай, Дэвиду нужна помощь. Любой разумный судья с ходу разберется, что обвинение абсурдно. Дэвида ждут его пациенты.
Мы с мамой.
- Я подам апелляцию, - резко бросает Марри.
Так он не собирается воспользоваться возможностью и передать дело другому адвокату? Ведь вряд ли он получает от него удовольствие. Хочет угодить мне? Но на кону стоит нечто гораздо большее, чем моя благосклонность. В чем же причина? Господи, как все запуталось. Я закрываю глаза и молчу. Он тоже молчит. Не знаю, как долго мы так стоим. В чувство меня приводит шипение - это закипевшая вода выплеснулась на плиту из кастрюли с картошкой. Я открываю глаза, делаю глубокий вдох и понимаю, что все это время мы держались за руки.
Марри
Держать жену за руку - что в этом такого? Не повод для учащенного сердцебиения и потных ладоней. Господи, да мы держались за руки еще детьми. Уже через минуту вся романтика испарилась: подала голос чертова картошка на плите.
- Черт, ну и бардак! - Она вываливает содержимое кастрюли в дуршлаг.
Я торчу все на том же месте, зачарованно гляжу, как она толчет пюре.
- Ну же, вытри плиту, - косится на меня Джулия.
Вооружаюсь тряпкой и подхожу к плите. Лучше не раздражать ее сейчас, ей и так нелегко. Но в следующую секунду я вспоминаю, что теперь она любит не меня, а другого мужчину, - и вероятно, насильника, - и мое сочувствие как ветром сдувает.
- Готово, - без выражения говорю я.
Мы уже успокоились. За столом все молчат.
Грэдин набрасывается на еду, словно неделю не ел. Мальчишка интригует меня. Не сомневаюсь, под его диковатостью скрывается нормальный парень. Правда, сомнительно, что он когда-нибудь повернется к миру этой стороной своей натуры. И тут же напоминаю себе, что и настоящего Марри давно уже никто не видел.
Ужин проходит в звенящей тишине. Говорит только Флора. Машет руками, словно не замечая общей напряженности. Никто не обращает внимания на ее рассказ о сегодняшней поездке в больницу.
Бабушка сказала, ей очень жаль.
Что сказала бабушка? - недоверчиво показываю я. Пальцы завязываются в узлы.
- Очень смешно, Марри. - Джулия откладывает вилку и качает головой. - Бабушка ничего не может сказать. В том-то и проблема, черт побери, если ты не заметил.
С точки зрения Джулии, я все делаю неправильно. Если бы мне удалось добиться освобождения под залог, то наверняка это случилось бы слишком поздно или с большими оговорками. Надо было умолить Шейлу, чтобы она сама взялась за это дело.
Но возможно, мне удастся обернуть его себе на пользу. После рождения Алекса Джулия буквально зациклилась на стабильности. Мечтала, чтобы я сделал успешную карьеру. Однажды даже предложила завести еще одного ребенка. Мне идея понравилась.
- Ты никогда не изменишься, правда? - спросила она в тот вечер, когда я едва не упал с барного табурета. Помню, что с нею был Алекс. Он тоже это видел. - Еще одного ребенка? От тебя? Я жалею о том, что и этого родила. Зря я его так подставила.
С тем и ушла. Все правильно. Я ее не виню.
- Утром подготовлю апелляцию, - спокойно говорю я.
Именно это она хочет услышать. Я выйду из здания суда под ручку с доктором Добряком и, моргая от фотовспышек, поведаю миру, что без моей помощи ему бы не удалось снять с себя обвинения в чудовищном преступлении… И тогда Джулия меня зауважает. А может, снова полюбит. А если повезет, вернется ко мне. Как же хочется выпить.
- Ради тебя я вытащу Дэвида из тюрьмы, Джулия.
Я встаю и, не глядя, собираю грязные тарелки.
И только потом вспоминаю, что Флора сказала о Мэри.
===.
Я всегда побаивался Мэри Маршалл. Даже больше, чем миссис Рейт, свою учительницу В детстве я был убежден, что у матери Джулии есть какой-то страшный секрет, мрачная тайна. Все из-за того, что ее глаза словно были обращены куда-то далеко, в иное время, иное место. И когда она взглядывала на меня, я пугался, что она вдруг возьмет и поделится со мной своей жуткой тайной.
У Мэри Маршалл стройные и сильные ноги, упрямый подбородок. Когда я заходил к ним, прозрачные глаза Мэри, напоминавшие драгоценные камни, наполнялись подозрительностью.
- Тебе что, некуда пойти, Марри? - спрашивала она. Этот вопрос повторялся столько раз, что в конце концов я понял, что мне и в самом деле некуда пойти.
Родителей вполне устраивало, что ферма Нортмир стала для меня вторым домом. И зимой и летом Джулия зазывала к себе целые толпы детей, они носились по двору, карабкались на сеновал или, подвернув джинсы, шлепали по ручью на восточном выгоне. Мэри не возражала против нашествия приятелей дочери, но меня она всегда выделяла. Сейчас-то я понимаю, что причина, скорее всего, крылась в том, что я был намного старше и странно смотрелся среди мелюзги.
- У тебя нет друзей среди сверстников, Марри? У вас большая разница в возрасте, - сказала она, когда я жадно глотал воду из-под крана на кухне. - Поверь мне, это закончится слезами. Так всегда бывает.
И тогда я решил бывать у них пореже. Пусть ее дочь играет с друзьями своего возраста.
Одного из них, Пита Дюваля, чемпиона и пронырливого ублюдка, так и хотелось отдубасить. Как-то раз я увидел в деревне Джулию, она сидела на скамейке и явно кого-то ждала. Заметив меня с собакой, она удивленно улыбнулась и украдкой вытерла глаза. Вообще-то собаку я обычно выгуливал совсем в другом месте, но, прослышав, что Пит пригласил Джулию прокатиться в город, изменил маршрут.
- Джулия! - воскликнул я, разыграв изумление. - Что ты здесь…
- Он меня кинул, так что просто не спрашивай. - Она едва слышно всхлипнула.
Собственно, это я и сам понял. По деревне я слонялся уже больше часа, высматривая смазливую рожу Дюваля. Жил он в большом новом доме.
- Да он такой придурок. Можно я присяду?
Слишком она была юной для одиночества.
- Нельзя.
Разумеется, я сел рядом.
- Так ты что, любишь его?
Пес с комфортом устроился в ногах Джулии. Она вздохнула:
- Уже нет. Ну, если только у него есть хорошее объяснение. А так он типа умер.
Мы рассмеялись. Внезапно из глаз ее брызнули слезы, стремительные, горячие. Пара минут, и вся моя футболка промокла.
Домой я возвращался, кляня родителей за то, что не могли немного подождать с моим зачатием. Джулия шла рядом. А потом произошло нечто поразительное. На развилке, где от шоссе отходила грунтовая дорога, ведущая к ферме Нортмир, Джулия Маршалл остановилась, приподнялась на цыпочки и прошептала мне в ухо:
- Я встречалась с ним только для того, чтобы заставить тебя ревновать.
И не оглядываясь унеслась прочь. Я смотрел, как мелькают тоненькие ножки, и боялся, что они сломаются, такие хрупкие они были.
- А я никого не ревновал! - крикнул я.
Джулия обернулась, послала мне воздушный поцелуй и исчезла.
Всю дорогу домой я размышлял, как это Джулии Маршалл удалось превратить меня в свою игрушку
===.
Укладывать Флору - целая история, к тому моменту, когда она засыпает, все вокруг вверх дном. Это с Джулией она ведет себя паинькой, а со мной устраивает бешеные игрища. Но сегодня я отказываюсь играть и прошу повторить, что сказала ей бабушка.
Ничего, - показывает она. - Бабушка не разговаривает.
Я вздыхаю.
Да, я знаю. Бабушка молчит. Но за ужином ты сказала, что бабушка попросила прощения. За что? Разве она сделала что-то плохое?