- Это я заметил. Вначале мне хотелось дать тебе под бок: ты что, озверел? Скажи прямо, без громких слов: технику знают?
- Дима, только для тебя: знают. Но я вам еще покажу, еще не раз будет мокро под мышками...
- Иди ты отсюда, Игорь. Уходи с глаз моих!..
Узлов прыгнул через кювет, сразу оказался в чащобе. Лег на траву, пахнущую прохладой. Но тут же приподнялся на колени, увидел Игоря. Тот, отойдя от шлагбаума метров на тридцать, стоял на дороге, повернувшись лицом к городку.
- Чудак! Вот чудак, знают, говорит! - Он лег на спину. Над ним нависли иглистые ветви. Он заметил притаившуюся возле сухого сучка белку, маленький пушистый комочек с двумя темненькими бусинками глаз. Он смотрел на зверька мирно и покойно, и в эту минуту не существовало для него ни РПУ-2, ни Кости Цыганка, ни сержанта Добрыйдень, фамилию которого он до сих пор не может воспринять как фамилию. Была только белка со вклеенными в мордочку бусинками. Белка и он, двадцатичетырехлетний человек с лейтенантскими погонами на плечах и чувством недавно пережитого напряжения.
Трава, высокая и зеленая, у земли прохладная. Ветви, как ладони, прикрывали его от жарких лучей, бросали густые тени. "Земля-то какая хорошая! - подумалось Узлову. - Вот не знал!" Он потянулся до хруста в суставах, сильное его тело натянулось, как резина.
- В самом деле, жениться, что ли? - прошептал он. Стал вспоминать всех знакомых девушек. Не было настоящих встреч, не успел влюбиться. "Дурак, а надо бы... Лет-то тебе, Димка, двадцать четыре". Закрыл глаза. Из темноты выплыло лицо: вздернутый носик, глазки, как у белки, только значительно больше, темно-синий беретик, из-под которого пушатся неопределенного цвета волосы. "Катя. Катюша..." Он открыл глаза, и его пересохшие губы широко расплылись:
- Солдатик-рюмочка. И чего ты мне все вспоминаешься?
Он представил ее: небольшого роста, талия как ножка рюмки. И не смог вспомнить, с чьей легкой руки через несколько дней после прибытия в часть ее уже называли "солдатик-рюмочка". Только один он, Узлов, когда приходилось встречаться, солидно обращался: "Товарищ Зайцева, здравствуйте", а самому в душе так и хотелось сказать: "Привет, Катя, Катюша". особенно после того, как сходил с нею в кино.
Белка убежала. Узлов даже не заметил, когда она покинула свое место, хотя все время смотрел на зверька. Ему стало неуютно одному, потянуло к людям. Он поднялся и зашагал лесом во взвод.
XVII
Два часа свободного времени у солдата-ракетчика редко бывает. И когда такое случается, солдат просто сразу никак не может сообразить, куда себя деть, куда пойти. И хорошо, что в такой момент находится среди солдат человек, который всегда знает, чем заняться, ему только бы свободное время.
Едва скрылись Узлов с инженером, едва сержант Добрыйдень расстегнул воротничок и снял пояс, чтобы дать телу, вспотевшему и еще гудевшему от усталости, свободу, как Цыганок с нарочитой деловитостью начал прихорашиваться. Он подтянул ремень, опробовал, как лежат на его плечах ефрейторские погоны, почистил суконкой сапоги.
- Ты куда собираешься? - спросил Добрыйдень, причесывая свои огнисто-рыжие волосы, которые никак не покорялись, торчали в разные стороны, будто пучок стерни.
- Кваском помочите, товарищ сержант. - вместо ответа посоветовал Цыганок. - Очень помогает.
- Чудак! Где же его взять?
- Холодненький, крепкий - сибирский квасок. Свяжет так свяжет, неделю расческа не потребуется, словно корова языком прилижет. - продолжал Цыганок, прихорашиваясь.
- Что ты мелешь! Этого кваса я сейчас бочку выпил бы. Такая жара, аж внутри кипит.
- От вас зависит, товарищ сержант, прикажите - на столе появятся бутылки.
Добрыйдень повернулся к Волошину.
- Константин такой, - отозвался Павел. - Брось его в речку - вылезет сухим.
- Пашенька, ты художник, - подхватил Цыганок, - мой портрет намалевал без абстракции, сразу узнал себя. Намалевал лучше, чем жена старшего лейтенанта Малко. Видали, какие пейзажи она выставила в офицерском клубе? Шишкин! - Он прошелся вокруг стола и остановился против сержанта, свежий, бодрый, будто только что возвратился с прогулки. - Есть у меня одна идея, товарищи ракетчики...
- Никуда я тебя не отпущу, - сказал Добрыйдень и, отвернувшись от Цыганка, с силой нажал на расческу. Она хрустнула, сломалась. - Восьмая за неделю...
- Кваском помочите, - спокойно бросил Цыганок.
- Ну и человек! Задыхаешься от жары, а оп тебя холодным квасом дразнит, - взмолился Добрыйдень. Вскочил, схватил кружку, подбежал к бачку с водой, открыл крышку, чтобы набрать похолоднее, и увидел там бутылки. Медленно повернул голову в сторону Цыганка.
- Откуда?! - сказал так, будто обнаружил в бачке мину.
Цыганок показал пальцем на небо:
- Он послал.
- Квас?
- Боженька знает, что солдатам водку пить нельзя. Умный бог, товарищ сержант, на такого можно положиться.
- Не понимаю, - пожал плечами Добрыйдень.
Волошин усмехнулся:
- Это же Цыганок, товарищ сержант. Его не надо понимать - пустое дело... Константин - бюро погоды: обещает дождь - будет ясно, и наоборот.
Цыганок скривил рот, причмокнул:
- Пашенька, я ж для общества стараюсь. Болею за коллектив.
- Нет, ты мне скажи, откуда бутылки? Но если бы увидел Шахов? Ты понимаешь, чем все это могло кончиться? Поставить бутылки в бачок с питьевой водой! Какой леший тебя надоумил? - продолжал возмущаться Добрыйдень, застегивая гимнастерку. Он представил себе, что в бачок заглянул не старший лейтенант Шахов, а сам командир части, а еще хуже - вдруг бы приехал Гросулов. За такой компот генерал здорово прошелся бы по всему взводу.
- Это не я, товарищ сержант. - признался Цыганок. - Это старший лейтенант Шахов... Он, оказывается, человек с сердцем. Он мне по секрету сказал. Ты, говорит, товарищ Цыганок, помолчи. Жара сегодня. После занятий, говорит, кваску попьете. Ребята, говорит, заслужили.
- Что? - еще больше возмутился Добрыйдень.
- Слово солдата третьего года службы, честно говорю. Кутнем, ребята? - И он, не дожидаясь согласия сержанта, начал ставить бутылки на стол. - Ах, какой холодный! Мы с толком и расстановкой отметим наши будущие четверки. Главное - сам процесс, а не запах. Сейчас организую кружечки, есть и колбаска. Ну, начнем, пожалуй. - повернулся он к сержанту, когда на столе оказалось все необходимое.
Мокрые бутылки с отклеившимися этикетками и кружки, увенчанные желтоватой шапкой пены, и колбаса, и кусок черного хлеба - все это вдруг показалось сержанту необыкновенно вкусным, манящим. Он проглотил слюну, его большой кадык прокатился по горлу туда и сюда.
- Значит, без компота? - спросил Добрыйдень, продолжая сомневаться.
- Товарищ сержант! - ударил себя в грудь Цыганок. - Я ж сказал: слово старослужащего солдата. Пейте, - протянул он кружку.
Квас был действительно холодный, крепкий.
- Xopoшo! - с удовольствием произнес сержант.
- Товарищи, прошу за стол! - позвал остальных солдат Цыганок. Когда собрался весь взвод. Цыганок посоветовал сержанту произнести речь за будущие четверки. Добрыйдень отмахнулся:
- Выдумщик!
- Тогда я сам...
- Давай, Константин, - подзадорил Волошин, - говори!
- Пусть что-нибудь сбрешет...
- Говори, Костя.
- Правильно, что за банкет без тостов! Давай речугу.
Цыганок поднял кружку. Все умолкли, разинув рты и поблескивая глазами.
- У нас сегодня торжество, - начал Цыганок серьезно, без тени нарочитости. - В смысле движения планет и космического пространства мы через пять земных минут подойдем к рубежу боевых пусков. А что это значит? Это значит, что войдет в боевой строй еще одна ракетная установка системы "Не трогай нас, бо кровь из носу пойдет!". Это во-первых, во-вторых, я хочу сказать о наших командирах. Что они сделали из Пашки Волошина? Ты, Пашенька, не ерзай, я плохого о тебе ничего не скажу. На первом году службы товарищ Волошин был идеальным молчуном. Его самая длинная и самая содержательная речь включала в себя пять слов: "Работать могу, стрелять - бесовский огонь". Отец Гавриил, который еще и сейчас в Закарпатье темнит людям мозги, язык у Пашки узлом завязал. При таком положении, когда у человека вместо языка узел, разве мог он говорить на политических занятиях, к примеру? На каждый вопрос Пашка отвечал громким сопением и смотрел только вниз, будто оттуда, из земли, сатана кулак показывает, только открой рот! Кто ему узел развязал? Офицеры, наши командиры. И кваску они нам подбросили. Так вот я и предлагаю тост за... - Цыганок осекся на полуслове: в дверях стоял Гросулов.
Когда генерал появился, Костя не заметил. Увидев его, он оцепенел. Солдаты, не замечая генерала, острили:
- Зажигание потерял!
- Контакт!
Но Костя только шевелил губами:
- Вы, вы, вы...
Какая-то сила толкнула Гросулова в спину, он резко шагнул вперед:
- Кто тут старший?
Несколько минут длилось молчание. Гросулов смотрел на бутылки. Мысль: "Пьянствуют", - жгла мозги, шрам плясал на щеке, как молоточек электрического звонка.
- Кто здесь старший?
- Добрыйдень, товарищ генерал, - первым отозвался Цыганок, взглядом показывая на сержанта. Но Гросулов не заметил этого взгляда. Он видел длинные тени от бутылок, свою собственную, которая тянулась от него, изгибаясь у самого стола.
- Не день, а вечер. - поправил он Цыганка и вновь повторил: - Я спрашиваю: кто здесь старший?
- Я, сержант Добрыйдень. товарищ генерал.
- Ваша фамилия?
- Добрыйдень, товарищ генерал.
Гросулов отступил назад: "Неужели так напились? - подумал он. - Не соображают. Какой позор. Вот вам и Громов, передовой командир". Он обратился к Волошину, стоявшему в сторонке навытяжку и показавшемуся ему наиболее трезвым:
- Товарищ рядовой, скажите, как фамилия вашего сержанта?
- Добрыйдень, товарищ генерал!
- Что же это делается! - простонал Петр Михайлович. - Ну. добрый, добрый день. Сколько выпили?..
- Только начали, товарищ генерал. Как видите, двенадцать бутылок, три из них пустые, - сказал Цыганок. - Очень ядреный квасок, попробуйте, товарищ генерал, вам понравится. - И, совсем осмелев, он наполнил кружку. - Пожалуйста.
Поколебавшись, Гросулов протянул руку:
- Квас...
- Квас, товарищ генерал, подарок инженера Шахова, - пояснил Цыганок.
Гросулов присел на скамейку. Внутри еще все бурлило, но он чувствовал, как постепенно пропадает жар на лице, а руки, холодея, становятся мокрыми. Он сидел и смотрел в одну точку, не зная, как вести себя...
- Ваша фамилия Цыганок? -бросил он взгляд на Костю.
- Так точно, товарищ генерал, Цыганок.
- Помню, помню. И пожар помню, вас тогда наградили именными часами.
- Так точно, именными, товарищ генерал.
- Налейте-ка еще кваску, да из другой бутылки... Ишь ты, и в этой квас... Сержант, а все же как ваша фамилия?
- Добрыйдень, товарищ генерал!
Гросулов поднялся, в глазах вновь появились зеленоватые огоньки. Заметив их, Цыганок поспешил:
- Фамилия редкая. Только часто страдает наш сержант из-за этой фамилии. Однажды он дежурил. Звонит инспектор, он у нас проверял знания по электротехнике, сержант отвечает: "Вас слушает сержант Добрыйдень, товарищ подполковник". Инспектор в ответ: "Прошу без шуток". А звонил он ночыо. "Кто у телефона?" - "Сержант Добрыйдень, товарищ подполковник". Тот не поверил. Вы, говорит, такой-сякой, немазаный, отвечать по телефону не можете. Потребовал командира. Потом посмеялись, а сержанту от этого не легче... Может, еще выпьете кваску, товарищ генерал?
- Можно.
Он выпил, вытер платком вспотевшее лицо. Солдаты продолжали стоять по стойке "смирно".
- Садитесь, товарищи. - сказал Гросулов и усмехнулся: - До чего напугали. Но будем считать - инцидента не было. Теперь скажите, товарищ сержант, за что вам такой подарок?
- Мы и сами не знаем, товарищ генерал. Принес инженер Шахов и тайком от всех поставил... вон туда в уголок, одному Цыганку сказал.
- Что же он сказал? - спросил Гросулов у Цыганка.
- Так, ничего особенного, говорит, сегодня вам будет жарко, на всю катушку потребую знания техники. Ух и погонял! Потом сказал: подходяще, не ниже как на четверку сдадите зачеты. Уходя, шепнул мне на ухо: "Попейте кваску, там припрятал для вас". Он такой, товарищ Шахов, обидишься на него, а потом видишь: хороший товарищ старший лейтенант, правильный человек! Дело тут, товарищ генерал, не в квасе. Квасом, говорят, когда-то всю Россию поили, а люди были недовольны. Мы гордимся своими командирами, у них души человеческие. А квас, что ж, ложится под такую жару. Может, еще кружечку, товарищ генерал?
Гросулов улыбнулся. Теперь его лицо было приятным, и он показался солдатам близким, родным человеком...
XVIII
"Я увидел отца первым. Он шел один по дорожке, ведущей в технический класс. Шел медленно, глядя по сторонам. Старший инженер-лейтенант Шахов чертил на доске схему подъемника. Инженер, видимо, заметил, что я смотрю в окно.
- Рядовой Гросулов. npощу не отвлекаться... Как называется эта деталь? - Старший инженер-лейтенант ткнул мелком в чертеж. Я поднялся, быстро ответил и тотчас помимо своей воли посмотрел в окно. Шахов подошел ко мне и сразу увидел отца. - Садитесь. - сказал он и направился к доске. Снял очки, оглядел класс, спокойно произнес: - В городке находится генерал Гросулов. Возможно, он зайдет в класс.
Все посмотрели на меня. Я опустил голову, чтобы не видеть лиц солдат. Накануне я получил тройку на практических занятиях по подготовке данных для пуска. Моя тройка оказалась единственной во взводе, остальные имели четверки и пятерки. Но при подведении итогов урока старший лейтенант Малко обошел мою фамилию, другим солдатам за мелкие неточности он сделал замечание. Я чувствовал, как ракетчики смотрят на меня, и догадывался, о чем они думают: "Хорошо солдату иметь своего генерала". Может быть, они такой мысли и не имели, но в моей стриженой голове она возникла. Появилось острое желание встать и выбежать из класса. И я, наверное, сделал бы это. Мои руки лихорадочно искали, о что опереться, чтобы подняться. В этот момент раздался голос Шахова:
- Встать! Смирно... Товарищ генерал, группа ракетчиков занимается инженерной подготовкой. Докладывает старший инженер-лейтенант Шахов.
- Вольно, продолжайте, - сказал отец.
Я не повернулся, ждал, когда он пройдет к столу руководителя занятий. Но отец сел в заднем ряду (там было свободное место). Я не видел его, однако вскоре почувствовал на себе его взгляд. Другие, наверное, видели, как он глазами искал меня, искал вкрадчиво, а найдя, может быть, чуть качнул головой, мол, посмотрим, какой ты в солдатах.
Занятия продолжались по-прежнему, только в классе стало значительно тише. Слышно было, как инженер скреб мелком по доске, выписывая формулы. Когда начал пояснять значение формул, голос Шахова звучал гулко, будто в пустой бочке.
Раздался звонок. И хотя я с ‘нетерпением ожидал его, он прозвучал для меня выстрелом. Отец, видимо, заметил, как я вздрогнул, потому что, когда уже на улице подошел ко мне, сказал, чуть усмехаясь:
- Нервишки у тебя шалят, Виктор.
Мы стояли вдвоем: генерал и я, рядовой солдат. В окно на нас смотрели любопытные. Отец тоже это заметил. Он взглянул на часы, сказал:
- В нашем распоряжении десять минут. Как служится, сынок?
- Нормально... Мама не болеет?
- Нет, с цветами все возится... Друзья не забывают, пишут?
- Ваня Оглоблин поступил в институт... Электромеханический...
- Жалеешь? - сказал отец, глядя на солдат, занимающихся в спортивном городке. - Подход к снаряду не точен. Определенный "тузик", ноги держит в растопырку. - Отец готов был направиться в городок.
Я ответил:
- О чем жалеть?.. Конечно, три года, считай, потеряны.
- Как ты сказал? - вздрогнул он. - Товарищ Шахов! - крикнул он старшему инженер-лейтенанту, появившемуся на крыльце. - Я задержу на полчасика рядового Гросулова... На дополнительных занятиях растолкуете упущенное.
"Задержу"! Опять ребята подумают: "Хорошо солдату иметь своего генерала". Мне хочется сказать об этом папе, но не сейчас, сейчас не ко времени: по всему видно, что генерал Гросулов обиделся на своего сына, его взвинтили мои слова "три года, считай, потеряны". Значит, сейчас будет воспитывать... Что ж, мама, посмотри, какое у него "доброе сердце".
- Вчера ты получил тройку...
- Получил...
- Придется приказать, чтобы выбросили твой баян. Или музыка, или служба. Мне известно, что ты все свободное время играешь на баяне. - У отца немного тряслись руки, и он рассыпал щепоть табаку, резко смахнул его с колен. - И вообще ты не прав. Как это так, потеряны три года! Это тебе, наверное. Оглоблин написал? А вот я тридцать лет служу... и не считаю, что эти годы потеряны. Тридцать! Не слушай ты всяких "тузиков". Они, эти "тузики", как ржавчина, разъедают не только металл, но и души человеческие.
Некоторое время он молчал, потом достал блокнот, начертил формулу красным карандашом, сказал:
- Что это?
Формулу я хорошо знал, дал правильный ответ. Отец вошел в азарт и начал задавать вопросы по технике. Я отвечал безошибочно.
- Извини, - сказал отец и, не поясняя, за что я должен извинить его, положил в карман блокнот. - Вот что. Виктор, ты этому философу (он знал Ваню Оглоблнна) дай сдачи, пусть он примолкнет со своим институтом. Придет время, и ты поступишь. Не всем же разом становиться генералами, тогда бы не было солдат. Погоди, погоди, - отец что-то заметил в спортгородке, сорвался со скамьи и, бросив мне на ходу: - Иди в класс, сынок, - быстро зашагал прочь.
Через минуту я услышал его резкий голос:
- Покажите лично, потом требуйте от подчиненного.
"Завелся батя". - подумал я.
День завершился удачей: старший лейтенант Малко обещал мне оформить увольнительную в город. По-моему, он прав: "троешники" - тоже люди, им также хочется посмотреть город".
XIX
С приездом Аннеты Малко обедал только дома. За час он успевал не только поесть, но и рассказать жене о наиболее интересных для него событиях и узнать ее отношение к ним. Он ел быстро, потом шел к ней в комнату. И если она рисовала, ждал, когда разогнет спину. На этот раз Аннета занималась уборкой квартиры. Она присела на диван, чтобы передохнуть, и Малко начал:
- Я открыл у него изумительные качества! Он страшно любит музыку, баян. О, это же замечательно, прекрасно! Ты понимаешь, Аннета, как-то идем мы с ним по рынку, кругом шум-гам: одни предлагают гуся, другие курицу, третьи молоко. Базар нынче такой - полки трещат от снеди, что твоей душе угодно... Слышу возгласы: "Яков! Яков! Яков!" - кричат, словно космонавт появился.
Аннета знает, о ком говорит Мишель, слышала не раз: опять он, наверное, о генеральском сыне, все о нем и о нем.