Все больше и больше становилось дыма в комнате, и догадался халвафруш, услышав за дверью голоса людей, что он попал в ловушку. "О неверная, какое коварство ты придумала!" - вскричал халвафруш, пытаясь выйти из комнаты, но выхода не было. И он метался, словно птица в клетке, в поисках хоть какой-нибудь щели. А дым становился все гуще и гуще, он нестерпимо застилал глаза, и не было никакого выхода. Оставалось только склониться перед неумолимой судьбой. Один глаз юноши прослезился от едкого дыма, и волшебная сурьма вытекла вместе со слезой, потеряв свое действие: поло-шина халвафруша стала видимой.
Увидели люди в замочную скважину половину человека: один глаз, одну руку, одну ногу - и поразились необычному зрелищу.
И сказал Абульхарис:
- Это не половина человека, это только его видимая половина. Глаза его были смазаны волшебной сурьмой. Из одного глаза слеза смыла сурьму, и он стал наполовину виден. Когда дым разъест второй глаз, он станет видимым полностью.
И в это время выбежала слеза из второго глаза бедного юноши, вытекли вместе с нею волшебная сурьма, и халвафруш предстал перед людьми падишаха. Ворвались они стремглав в комнату, связали халвафруша, избили его и бросили к ногам падишаха. Падишах возблагодарил аллаха за то, что наконец-то удалось поймать возмутители его покоя, и пресечь причину его тревог и тревог его дочери.
И взглянул он на халвафруша и не мог не залюбоваться прекрасным лицом юноши, которое нельзя забыть, увидев хоть раз. Перед падишахом Каира был невиданный красавец. "О аллах, как красив он!" - подумал падишах, поглаживая бороду, и, обращаясь к халвафрушу, стал задавать ему вопросы:
- О юноша, кто ты? Кто отец твой? Как объяснишь ты свои поступки? Кто тот дервиш, которого ты считаешь своим учителем? Откуда он пришел? Где вы с ним живете?
Много вопросов было задано халвафрушу, и понял он, что чему быть, того не миновать, по своей вине попал он в беду, и если суждено ему погибнуть, то он готов на любые страдания, но своего учителя и покровителя не выдаст.
И решил юноша не отвечать ни на одни вопрос. Как ни старались люди падишаха - угрозами и ласками, силой и уговорами - заставить отвечать юношу, ничего у них не получилось, ни одного слова не удалось от него добиться. Одни говорили, что он немой, другие утверждали, что он - безумный, но как бы то ни было, халвафруш не проронил ни единого звука.
Разгневанный падишах в бешенстве метал молнии и, не выдержав, наконец крикнул палачам, сверкнув глазами:
- Что вы смотрите?! Отрубите негодяю голову, выпустите его кровь!
Но мудрые люди дивана и Абульхарис сказали падишаху:
- О всесильный падишах! Все люди города знают об отношениях твоей дочери и этого юноши. Если его убить здесь, люди могут не поверить, и плохая молва будет продолжаться. Пусть по всему городу проведут преступника, а потом повесят на городских воротах, чтобы его судьба стала всем уроком.
На том и порешили. Халвафруша передали в руки субаша и под стук барабанов его повели по улицам города.
Абу-али-сина в это время находился на базаре. Он услышал приближение толпы и полюбопытствовал, в чем дело. Увидев, что бедного юношу, схватив за ворот, волокут на казнь, Абу-али-сина с горя едва не сошел с ума. "Что случилось, как халвафруш оказался в руках палачей?" - думал он, шагая вместе с толпой к месту казни. А на месте казни Абу-али-сина поспешил прочитать заклинание - и на глазах изумленного народа веревки, связывавшие руки несчастного, и цепи, к которым были прикованы его ноги, рассыпались и упали на землю, а сам халвафруш исчез.
Ахнула толпа, но узнать, каким образом исчез преступник, было делом безнадежным.
Узнав о случившемся, падишах готов был сжевать с досады бороду.
- Глупец! - обрушился он на Абульхариса. - Ты не дал свершиться нашей воле и пролить его кровь здесь, а теперь он окончательно ушел из наших рук!
- Мой падишах, - спокойно ответил Абульхарис, - пока мы не поймаем его учителя, никакой пользы от гибели этого юноши не будет. А уж если удастся задержать дервиша, расправиться с юношей будет проще простого.
И подумал про Абульхариса падишах: "Невежественный пришелец из Багдада, не так уж он и мудр, если ничего ему не удается"…Абу-али-сина, избавив халвафруша от смерти, привел его домой и расспросил обо всем, что с ним приключилось. Выслушав рассказ юноши, Абу-али-сина рассердился:
- Зачем ты затеял посещения дворца? Не зря ведь я не хотел учить тебя становиться невидимым. Мне не жалко было научить тебя этой премудрости, я боялся, что ты попадешь в непоправимую беду. Сам посуди, еще немного - и ты бы погиб, а я ничем не смог бы помочь тебе. Твоя смерть - мое горе, разлука с тобой - моя мука. Слава аллаху - он уберег тебя! Он подарил тебе жизнь! Твое счастье, что я увидел, как тебя повели на казнь. Береги себя, юноша, пока не случилось непоправимое. Пусть же случившееся послужит тебе уроком. Будь послушен и ничего не делай без моего согласия, иначе я оставлю тебя и уйду отсюда. Подумай, что тогда с тобой будет?
Халвафруш со слезами раскаяния упал к ногам Абу-али-сины и поклялся впредь ничего не предпринимать без совета учителя своего.
- Каждый человек может ошибаться. Но после всего, что случилось, я обещаю тебе, мой учитель, что шага не шагну без твоего разрешения, - обещал в слезах халвафруш.
Абу-али-сина любил юношу. А кто любит, тот терпит и прощает. Не мог Абу-али-сина оставить халвафруша и уйти от него. Он, конечно, простил ему все, А халвафруш, стесняясь и чувствуя свою вину, несколько дней не просил Абу-али-сину привести дочь падишаха. Молчал об этом и Абу-али-сина. Но не долго держался халвафруш. Сгорая от любви, мучаясь от разлуки с любимой, он горько и безутешно плакал.
Увидев слезы на глазах юноши, Абу-али-сина спросил:
- Сын мой, почему ты плачешь? Скажи, чего хочешь ты?
Со всем красноречием, на которое он только был способен, халвафруш говорил о своей любви к дочери падишаха:
- Огонь любви с каждым днем все сильнее горит в душе моей. Сердце мое жаждет встречи с ней!
- Ну что ж, - усмехнулся Абу-али-сина, - намажь глаза волшебной сурьмой и ступай во дворец.
- Ты шутишь, властелин мой, - отвечал халвафруш, - а мое сердце вот-вот разорвется от любви.
Абу-али-сина, сделав вид, что вытирает слезы, прошептал заклинание, и появилась прекрасная дочь падишаха. Халвафруш бросился к ее ногам и, нежно целуя и лаская девушку, рассказал ей обо всем, что с ним произошло. Любовью на любовь отвечала ему девушка.
За те несколько дней, что дочь падишаха не покидала дворец, падишах немного успокоился, решив, что беда, наконец-то, миновала его, как вдруг ему сообщили, что девушка снова исчезла. И снова несчастный падишах, страдая от горя, должен был искать новых путей, чтобы избавиться от злого наваждения.
Было решено, изменив внешний вид девушки, поводить ее по городу; может быть, узнает она улицу и дом, где бывает. Однажды случилось ей попасть на ту улицу, где стоял дом халвафруша. Девушка задержалась здесь и, подумав, сказала:
- Мне кажется, что это та улица, где я бываю. Но дом узнать я не могу.
Передали падишаху, что его дочь узнала улицу, где она бывает. Позвал падишах Абульхариса и тот сказал:
- Надо прийти сюда ночью и подкараулить злоумышленника.
Так и сделали. Ночью Абульхарис и сам падишах с несколькими богатырями спрятались возле одной лавки и стали ждать. На этот раз Абу-али-сина ничего не знал об этой засаде.
Но вот мимо карауливших пролетела девушка и скрылась в одной из лавок. Узнав, где живет дервиш с юношей, обрадованный удачей, падишах со своими людьми хотел уйти, но не тут-то было. Влекомые неведомой силой все они потянулись следом за девушкой, вошли в дом и увидели прекрасного юношу и дервиша, задумчиво сидевшего возле юноши. Сели и вошедшие. Абу-али-сина узнал Абульхариса, но вида не подал. Абульхарис не узнал брата, он и не догадывался что все происходящее - дело рук Абу-али-сины. Абу-али-сина прошептал заклинание и непрошеные гости словно остолбенели, они были не в силах говорить и даже пошевелиться. Абу-али-сина сделал знак халвафрушу, чтобы тот принес на блюде халву и поставил перед падишахом. Принес юноша халву, а Абу-али-сина сказал:
- О властелин мой! Изволь отведать халву своей дочери.
Падишах не то что халву стал бы есть, он готов был выпить кровь своего мучителя, но неожиданно для себя со словами "Ай, какая чудесная халва" он набросился на халву, как голодный человек, не евший несколько дней. Ели халву и другие. Но сколько бы ее ни ели, халвы в блюдце не становилось меньше. По десять фунтов халвы съел каждый и никак не мог насытиться. И сказал Абу-али-сина, прерывая пир:
- О мой падишах! Ты вкусил необычную халву. Прояви же великодушие к этому юноше. Он - мой сын. По велению аллаха и желанию пророка Магомета, благослови свою дочь и отдай ее в жены этому юноше.
Падишах не в силах вымолвить слова от охватившего его гнева продолжал, мучаясь, есть халву. Опешивший Абульхарис не мог прочитать спасительного заклинания и помочь падишаху. Он и себя-то не мог защитить от воли Абу-али-сины и только думал: чем же все это кончится?
Увидел Абу-али-сина, что падишах - злой, недоверчивый человек, столько чудес увидел, а в добрые намерения не верит. Понял Абу-али-сина, что не отдаст свою дочь падишах в жены халвафрушу, была бы воля пади-Шаха, он бы живьем проглотил и его, и юношу. "Этих людей надо проучить", - решил Абу-али-сина и поймал муху, летавшую над халвой. Потом он потянул ив одежды падишаха тоненькую нить, скрутил ее, привязал к ланкам мухи и выпустил муху. Падишах и Абульхарис со страхом и удивлением смотрели, что же еще предпримет старый мудрец. А Абу-али-сина, вытягивая нитку, удлинял ее, скручивал и привязал к ней тоненькую соломинку. Чем длиннее становилась нитка, тем дальше улетала муха, а чем дальше она улетала, тем больше становилась, пока не превратилась в огромного грифона, размахивающего бревном вместо соломинки. Муха-грифон летала, бревно задевало головы, плечи и руки сидевших за столом, и от мучительного страха душа у падишаха и его людей уходила в пятки.
Но на этом не кончились испытания. Неожиданно падишах, Абульхарис и те, кто был с ними, поднялись в воздух и полетели так высоко, что нельзя было даже разглядеть землю. Потом, постепенно спускаясь, все оказались на земле в каком-то огромном темном сарае. Целый день и целую ночь искали они выход, пока не наткнулись на дверь. Осторожно вышли они из сарая и, о чудо! Прекрасный райский сад окружал их. С деревьев свешивались удивительные цветы, прекраснее которых никто никогда не видел, и благоухали душистым ароматом. Тысячи сладкоголосых птиц пели во славу аллаху. Сосны и пальмы, высоко вскинув свои кроны, покачивались на легком ветру, словно стройные девушки. Не было в мире другого сада, который был бы взращен такой заботой и любовью, который своим великолепием и красотой мог, кажется, оживить мертвых. Можно долго искать, но так и не найти достойных слов, чтобы описать увиденное чудо. Не раз обошел падишах со своими людьми удивительный сад. Радостно стало у всех на душе, и все снова обрели дар речи.
Наконец они подошли к воротам сада, а когда вышли, то оказались в своем городе. Оглянулись, но никакого сада и в помине не было. Закружились от всего происшедшего головы у людей падишаха, затуманилось их сознание.
И сказал Абульхарис, собравшись с мыслями: - О мой падишах! Нет ничего необъяснимого. Наука придает силу мудрости человеческой, всему можно научиться. Тот, кто показал нам свои чудеса, очень знающий и всесильный мудрец: и на небо он нас сумел поднять и на землю поверг. Думаю, что я знаю этого мудреца. Тот, кто показал нам, на что он способен, наверное, мой родной брат Абу-али-сина. В одном месте мы оба приобрели большие знания, но на что способен он, я далеко не все умею. Он - мудрец, подобный Платону и Лукману. По воле аллаха он может целые войска нескольких джамшитов направить в пустыню бед и обречь их на погибель. Видимо, не понравилось ему, что я пришел к тебе на помощь, он даже слова не сказал мне по-братски, но зато послал тяжелые испытания.
Абульхарис поклонился, и в душе его застрял узелок обиды на падишаха.
Понял падишах, как тяжелы для него обстоятельства - столько неразрешимых бед свалилось на его голову, что утонуть можно в реке мыслей. Собрал он людей дивана, чтобы вместе подумать обо всем, и Абульхарис сказал:
- О мой падишах! Печаль бесполезна там, где она бессильна. Абу-али-сина способен на такие дела, что даже трудно себе представить. То, что мы пережили, это самая малость. Если же он всерьез настроится против нас, то нам не сдобровать. Есть только один путь - идти к нему с открытой душой, с чистыми желаниями и светлыми помыслами. Только по-хорошему можно с ним договориться, а иначе ничего не выйдет. Если это действительно мой брат Абу-али-сина, которого я хорошо знаю, то даже весь мир не сумеет противостоять ему.
Рассердился падишах на Абульхариса и, не вникая в его слова, закричал:
- Теперь понятно, кто ты таков. Ты - такой же, как и все. Ты не только нас не сумел защитить, ты и себе не смог помочь. С нами ты взлетел в небеса, с нами опустился на землю в темный сарай. Теперь-то я знаю, что на тебя рассчитывать нельзя и буду рассчитывать только на силу!
И ответил Абульхарис:
- О падишах, как бы ты ни поступил, мне от этого вреда не будет… Было у падишаха войско в двести тысяч воинов, и повелел он окружить весь город, чтобы ни один человек не мог покинуть его. А одного чавыша с тысячью солдат падишах послал на базар, в ряд, где торговали халвой.
- Там, в одной лавке, - сказал падишах, - увидишь юношу и старика. Схвати их и приведи ко мне.
Чавыш нашел указанную лавку, увидел юношу и старика, мирно беседовавших друг с другом, и строго приказал им:
- Немедленно идите со мной - вас приказано доставить во дворец!
Абу-али-сина усмехнулся:
- Возможно ли такое, мой властелин?! Ты, наверное, ошибся - нам нечего делать во дворце.
- Не разговаривать! - закричал в гневе чавыш и замахнулся палкой на Абу-али-сину. Рассердился и Абу-али-сина, махнул на чавыша клюкой и прошептал заклинание:
- Будь обезьяной!
И тут же чавыш превратился в маленькую вертлявую обезьянку. Абу-али-сина взял в руки барабан, накинул на шею чавыша-обезьянки веревку и под видом укротителя зверей пошел потешать народ. Уходя, он сказал халвафрушу:
- Ты стой здесь, и да защитит тебя аллах от неприятностей!
Люди посмеялись над обезьянкой, а чавыш еле прыгал - ну какие могут быть способности у обезьянки, которая была человеком?
Не дождался падишах чавыша с юношей и дервишем и послал за ними другого чавыша. Узнал об этом Абу-али-сина и вернулся в лавку как раз в то время, когда к ней подходил второй чавыш. Видит чавыш: дервиш обучает обезьянку всяким играм, удивился. Ему говорили - продавец халвы, а, оказывается, дервиш и обезьян дрессирует. Как это он умудряется успевать и то и другое?
- Эй, дрессировщик обезьян, а ну марш во дворец! Люди дивана хотят поговорить с тобой! - приказал чавыш. Но Абу-али-сина продолжал свои занятия, не обращая внимания на строгий голос чавыша.
Чавыш повторил приказ:
- Кому говорят, марш во дворец! - и замахнулся, чтобы стукнуть Абу-али-сину.
Задел Абу-али-сина чавыша прутиком, прошептал заклинание: "Будь козой!" - и тут же второй чавыш стал козой. Посадил Абу-али-сина на козу обезьянку и пошел на базар веселить народ.
Не дождался падишах и второго чавыша и снова, уже в третий раз, послал он нового чавыша за дервишем и юношей, приказав выяснить, что происходит. Третьего чавыша Абу-али-сина превратил в собаку, четвертого - в медведя, пятого - в шакала. И сколько бы военачальников ни посылал в тот день падишах, все они превращались в какого-нибудь зверя, а Абу-али-сина ходил с ним по базару и устраивал веселые зрелища для народа.
Вскоре в городе только и говорили, что появился интересный дрессировщик с разными зверями. И все - стар и млад, мужчины и женщины - спешили посмотреть это зрелище, потому что никогда никто не видел, чтобы такие разные звери были собраны в одно место. Звери играли и смешили народ, а благодарные зрители не скупились на деньги.
Вернулся Абу-али-сина в лавку с бессчетным богатством. Несчастные чавыши в образе зверей проливали слезы, ползали у ног Абу-али-сины, целовали его след и красноречивыми взглядами умоляли мудреца простить их. Пожалел их Абу-али-сина, прошептал заклинание и вернул им прежний человеческий облик.
- Идите, - сказал он им, - и расскажите своему падишаху обо всем, что с вами было.
Почувствовав себя людьми, чавыши возблагодарили аллаха и, не оглядываясь, помчались во дворец. Увидел их падишах в ряду других чавышей и призвал пред свои очи:
- Где вы так долго пропадали, несчастные? Где тот человек, за которым я вас посылал?
И услышал в ответ:
- Мы играли на базаре. Кто же мог привести его? Закричал падишах:
- Что за ерунду вы городите? Я вас для дела посылал, а не в игры играть! Велю казнить вас немедленно!
И услышал в ответ:
- О могущественный властелин наш! То, что с нами случилось, ни словами сказать, ни пером описать. Не по своему желанию играли мы на базаре, да и не мы там играли, а обезьяна, собака, коза и разные другие звери.
И рассказали чавыши падишаху все, что с ними произошло. От обиды, досады и гнева падишах готов был кусать себя, как собака. Он то вскакивал с места, то снова садился, не переставая жевать бороду. Абульхарис тихо посмеивался в усы. Тяжело вздохнув, падишах обратился к людям дивана:
- В неприглядном положении я оказался. Этот беспомощный (он указал на Абульхариса) не только не помог нам, но доставил еще больше неприятностей: ни одно дело ему не удалось. Что же, терпеть насмешки я не намерен! Лучше умереть! Приказываю все войско двинуть на дервиша и поймать его!
Привели коня падишаху, дали ему оружие, и войско выступило.
- О падишах, бесполезное дело ты затеял, - сказал ему Абульхарис. - Не было бы хуже.
- Убирайся вон, бесталанный глупец! - закричал падишах. - Может ли быть что-нибудь хуже? Ночи моя дочь проводит в его доме, днем я выставлен на посмешище всего народа. Уж лучше смерть, чем такое житье. Вперед! Окружить дом дервиша! Поджечь его и пусть он сгорит вместе со своим домом!
Огромное войско приближалось к дому халвафруша, но Абу-али-сина разгадал намерения падишаха. Он склонил голову, подумал и прошептал заклинание. И тотчас несметное войско всадников и пеших сотнями, тысячами стали выходить из дома халвафруша и строиться рядами против войск падишаха. Завязалась битва, паника охватила город. Жители, заперев лавки, попрятались по домам.
Бой был таким страшным, столько было пролито крови, что она текла по площадям и улицам, и мертвые тела плыли в этой реке крови.
А над городом неслось:
- Держи! Режь! Убивай!