Не выдержало войско падишаха, обратилось в бегство. Сам падишах, претерпев тысячи бед, еле добрался живым до своего дворца.
На другой день Абу-али-сина приказал своему войску окружить город и велел передать падишаху послание, где говорилось:
- Ну, что ты теперь скажешь? Может быть, ты отдашь все-таки свою дочь в жены прекрасному халвафрушу или ты хочешь, чтобы я опрокинул весь этот город тебе на голову, чтобы ты почувствовал, как тесен мир?
Осажденные горожане обратились к Абу-али-сине:
- Пощадите нас! Мы готовы уговорить падишаха отдать дочь в жены юному халвафрушу!
Услышав это, воины Абу-али-сины по одному вернулись в дом халвафруша и исчезли.
Так закончилась битва. Горожане собрали с улиц множество трупов и похоронили покойников. Но оказалось, что среди горожан нет ни одного погибшего. И снова все были поражены этим чудом. В городе вскоре был наведен порядок, и мудрые люди дивана собрались на совет.
Кровавыми слезами плакал падишах, говоря:
- О я несчастный падишах! Свою дочь я должен отдать в жены какому-то простому продавцу халвы! Что скажут люди? Неужели ничего нельзя сделать с этой напастью?
И ответили люди дивана;
- Надо бы поговорить с Абульхарисом. Может быть, он найдет все-таки выход из этого положения.
Позвали Абульхариса, и сказал Абульхарис:
- О мой падишах! И до битвы и после нее я говорил тебе, что силой эту задачу не решить. Если что и можно сделать, так только добром. Благоразумным будет послать к Абу-али-сине умного человека, пусть он пригласит мудреца прийти к тебе. Он должен прийти, ты поговоришь с ним, выслушаешь, что он скажет, и тогда уж решишь, что делать.
Мудрые люди дивана согласились с Абульхарисом, и один из них сказал:
- О падишах! Если будет на то твое повеление, я готов пригласить к тебе мудреца.
И повелел падишах, и мудрый человек дивана направился к Абу-али-сине. Только подошел он к дому халвафруша, а навстречу ему слуга Абу-али-сины.
- Добро пожаловать, мой властелин, - сказал слуга и ввел человека дивана в прекрасный сад.
Абу-али-сина знал, что падишах направил к нему своего посланца и создал такой диван, что тысячи иранских джамшитов ахнули бы от удивления, если бы увидели его.
В саду на золотых престолах сидели тысячи вязирей-философов, и каждый из них был подобен Платону. А перед ними, словно легендарный Александр Македонский, сидел падишах с золотым венцом на голове, и сверкали в этом венце огромные алмазы и семь колокольчиков. Окружали падишаха 12 тысяч таких красивых юношей, перед которыми поблекла бы красота самого Юсуфа. В руках у юношей блестели мечи, на боку - кинжалы.
Слева и справа от падишаха, перепоясанные железными поясами, стояли богатыри со стальными сердцами и две тысячи чавышей с обнаженными мечами.
Словом, перед посланцем падишаха Каира предстал во всей торжественности такой великолепный, такой невиданновеличественный диван, что он почувствовал, что падишах Каира ничто по сравнению с могущественным властелином этого дивана. Раскаялся в душе посланец, что согласился пойти к такому богоподобному человеку, но и назад возвращаться нельзя. Он подошел к трону, поклонился падишаху. Отвели ему слуги место, преподнесли шараб, Выпил посланец шараб и совсем растерялся - как посмеет он пригласить такого могущественного властелина к своему ничтожному, по сравнению с ним, падишаху. Не сказал он ни слова о цели своего прихода и думал только о том, как бы поскорее уйти восвояси.
По велению Абу-али-сины слуги надели на голову гостя венец с драгоценными камнями, накинули на плечи дорогую накидку из зеленого шелка и с этими дарами проводили его из сада. Обо всем решил рассказать посланец своему падишаху, но как только вошел он диван, дорогая накидка превратилась в старую рогожу, и все визири покатились со смеху. Снял посланец с головы венец и увидел в руках арбузную корку. Поведал посланец обо всем, что видел, что приключилось с ним, и людям дивана стало не до смеха - все только за головы схватились от нового чуда.
- Надо же такому случиться - мало того, что самый обычный с виду дервиш может выставить неисчислимое войско, так он еще владеет и невиданным в мире диваном, - говорили приближенные падишаха с осуждением. А посланец, побоявшись признаться, что ему не хватило мужества пригласить Абу-али-сину, соврал, что Абу-али-сина якобы не пожелал принять приглашения падишаха.
И тогда решили мудрые люди дивана послать к Абу-али-сине Абульхариса.
- Он его брат, - рассудили они, - а брату брат не откажет, и если Абульхарис вернется, то непременно с Абу-али-синой.
Согласился с этим решением и падишах.
- Уж такое-то поручение тебе по плечу, - сказал он Абульхарису. - Иди и пригласи мудреца.
- С большой охотой, - отвечал Абульхарис и направился к брату. Долгие годы прошли с той поры, когда братья расстались. Репей разлуки истерзал доброе сердце Абу-али-сины. Вышел он навстречу брату и прощения попросил за те неприятности, что невольно ему доставил. Счастливы были братья тем, что кончилась их разлука, и, взявшись за руки, они вошли в дом. О многом поговорили они в тот день друг с другом, посмеялись над тем, что произошло между ними.
Халвафруш подошел к Абульхарису, поцеловал его руку и попросил его благословения.
Абу-али-сина гостеприимно угощал брата и не скрывал радости по поводу их встречи. Наконец Абульхарис сказал о причине своего прихода:
- Брат мой! Прошу тебя принять приглашение падишаха и вместе со мной пожаловать во дворец.
Принял Абу-али-сина приглашение падишаха, но заметил;
- Будь что будет. Я пойду к падишаху из уважения к тебе. Боюсь, правда, падишах не поймет моих добрых намерений. Он злой и жестокий человек, хотя после всего случившегося, может быть, и он изменился.
Перед Абу-али-синой лежало полено. Он прочитал заклинание, дунул на полено, и прекрасный конь со сбруей, украшенный драгоценностями, предстал перед ним. Сели Абу-али-сина и Абульхарис на коней и отправились во дворец.
Горожане, увидев Абу-али-сину, выходили навстречу и приветствовали его.
Узнав об этом, повелел падишах всем людям дивана выйти навстречу мудрецу. И люди дивана целовали его стремена и оказывали Абу-али-сине царские почести и уважение.
Войдя во дворец, Абу-али-сина помолился, возблагодарил аллаха, а падишах изучающим взглядом следил за ним и думал: вот выглядит человек простым дервишем, а действует, как могущественный мудрец, и сияние идет от его лица" и весь он так светится умом, как может светиться только великий учитель. Абу-али-сине предложили занять самое почетное место в диване, и падишах обратился к нему:
- Добро пожаловать, великомудрый и всезнающий жрец науки и да будет благословен аллахом твой приход! Долго мы ждали тебя и, наконец, дождались.
Сладкоречиво говорил падишах, скрывая желчь и обиду.
- О падишах! Пристало ли таким дервишам, как я, встречаться без нужды с такими властелинами, как ты? - отвечал Абу-али-сина. После проявления взаимного уважения и обмена любезностями начался царский пир. На столах были такие яства, что и придумать трудно, словом, угощение на любой вкус и всякое желание.
Но кончился пир, и снова падишах обратился к Абу-али-сине:
- О великомудрый и всезнающий жрец науки, Платон нашего века! Удивительные и чудесные события свершились на наших глазах в эти дни. Скажи, не твоих ли рук эти дела?
- Да, мой падишах, - отвечал Абу-али-сина, - эти свершения - плод моего искусства.
- О великий Аристотель! - сказал падишах. - То, что показал ты людям, - и величественно, и полно мудрого смысла. Но ни одно твое деяние не доступно свершить обычному человеку. Среди тех, кто слышал о чудесах, творимых тобою, многие верят в их возможность, но некоторые относятся с недоверием. Не покажешь ли ты здесь свое искусство, чтобы все люди дивана своими глазами увидели проявление могущества твоих способностей?
- Если такова воля падишаха, с радостью! - сказал Абу-али-сина, и попросил принести таз с водой.
Когда таз принесли, Абу-али-сина обратился к присутствующим:
- Пусть каждый, кто захочет увидеть невиданное, услышать неслыханное, пережить неведомое, подойдет и заглянете воду. Первым решил посмотреть в воду падишах, но один из людей дивана сказал ему:
- Мой падишах, позвольте сначала заглянуть в таз с водой вашему верному слуге, а я расскажу вам все, это увижу.
Падишах согласился, и человек дивана подошел к тазу и заглянул в воду.
И он увидел себя в пустыне в образе молодой стройной женщины. "Помогите! - хотел крикнуть он. - Что же это со мной происходит?" Сердце сжалось у него от страха, печаль наполнила душу. Оглянулся он по сторонам, а вокруг безжизненная пустыня. Среди таких песков завыл бы даже леший.
"О горе, что за напасть случилась со мной? Почему так тревожно болит сердце?" - подумал он и пошел по пустыне, и слезы ручьями струились по его лицу. Вдруг он остановился - перед ним высился огромный громила-великан с пальцами величиной с грабли, с ногтями, подобными сохе, рот его был похож на могилу, шея - с минарет, а зубы напоминали надгробные камни. Увидев беднягу в образе женщины, громила-великан воскликнул:
- О любезная сердцу моему! - и направился к женщине.
Стремглав кинулся от великана бедняга, но где спрячешься в пустыне. А страшный преследователь настигал его и грохотал:
- О милая, ну как ты скроешься от меня? Ведь ты же не птица, не улетишь.
Почувствовал бедняга, что в безвыходное положение он попал, что не справиться ему с неумолимым чудовищем, что грозит ему неминуемая гибель… И в этот момент появился Абу-али-сина. Бросился к нему несчастный;
- О великий Аристотель! Спаси меня от этого зверя! Успокой рвущееся на части сердце! Помоги мне!
И сказал ему Абу-али-сина:
- Я помогу тебе, если ты выполнишь два моих условия.
Бедняга был согласен на все:
- Ты только спаси меня, и я не два, а тысячу условий готов принять.
- Условия такие, - продолжал Абу-али-сина, - во-первых, ты никому не расскажешь, что ты видел, а, во-вторых, когда я буду просить руки дочери падишаха для моего сына, ты поддержишь мою просьбу.
Несчастный немедля поклялся выполнить оба условия, тогда Абу-али-сина дотронулся до чудовища, и великан исчезнул.
Когда верный слуга падишаха пришел в себя, он увидел, что находится во дворце падишаха, перед ним стоит таз с водой, все люди дивана сидят, как и сидели, на своих местах, а Абу-али-сина усмехается в усы.
Вытер бедняга поте лица и сел в изнеможении на свое место.
- Ну, что же видел ты? - обратился к нему падишах. - Расскажи нам, а мы послушаем.
- О великий падишах, - трясущимися губами вымолвил несчастный, - нет в человеческом языке слов, чтобы поведать о том, что я видел. Сколько бы ни рассказывал я о тех видениях, что предстали предо мной, даже самой малости я не в силах изложить. Удивились люди дивана, что за видения предстают перед взором человека в обычной воде, в обычном тазу. И второй человек попросил позволения у падишаха заглянуть в воду.
- Уж я-то, - сказал самонадеянно, - сумею рассказать, что увижу. Согласился падишах и с его просьбой, и второй человек из людей дивана посмотрел в таз. И он увидел себя в образе страшного черного араба-бедуина, одетого в тряпье. И находился он посреди бескрайней пустыни, на просторах которой воют сильные бураны. Идет печальный бедуин с застывшими в глазах слезами по пустыне, а навстречу ему турок. Увидел турок черного бедуина и принял его за беглого раба. Набросился турок на бедуина, скрутил ему руки, связал их крепко-накрепко, приладил к плечам тяжелый камень и повел беднягу, избивая на каждом шагу.
- О властелин, - взмолился бедуин. - Волей аллаха я - не черный раб, а такой же свободный человек, как и ты.
Но мольба была напрасной, и за каждое выкрикнутое слово турок награждал несчастного бедуина ударом палки. Понял бедняга безвыходность своего положения и молча переживал случившееся, покорно следуя за турком. А турок погонял его и нещадно бил палкой. Ноги у бедуина распухли, в глазах от усталости двоиться начало, сердце вот-вот разорвется на части. И почувствовал несчастный, что еще немного такого пути, и душа его простится с телом, словно птица с клеткой. Никогда в жизни не переживал он ничего подобного, и обратился он к аллаху:
- О всемогущественный аллах! Не оставь без помощи правоверного! Помоги вырваться из рук бездушного человека!
…И в этот момент появился Абу-али-сина. Увидев его, бедуин воспрянул духом. Уверенный, что Абу-али-сина поможет ему, он бросился к мудрецу с мольбой. Из глаз бедуина струились слезы, несчастный был похож на ощипанного цыпленка, побывавшего на огне.
И сказал ему Абу-али-сина:
- Я выручу тебя из беды, если ты согласишься выполнить два моих условия. Во-первых, когда я буду просить падишаха отдать его дочь в жены моему сыну, ты поддержишь меня и, во-вторых, ты никогда никому из людей дивана не расскажешь ничего из того, что ты видел.
Бедняга на все был согласен и поклялся выполнить оба условия. Вырвал Абу-али-сина бедуина из рук турка, но не удержал в своих руках, и бедуин упал в глубокий колодец, оказавшийся рядом. Он летел, кувыркаясь и ударяясь о стенки то головой, то руками, пока не попал в воду. Вода была такой холодной, что он задрожал мелкой дрожью и раскрыл глаза.
И увидел он, что находится во дворце, вокруг - люди дивана, а сам он стоит над тазом и смотрит в воду. И сказали ему, что прошла всего одна минута. Поразился он тому, что за одну минуту так много произошло событий, и обессиленный всем пережитым, устало сел на свое место.
- Ну, что же видел ты? - обратился к нему падишах. - Расскажи нам, а мы послушаем.
И услышал в ответ:
- О мой падишах, никакого времени не хватит, чтобы рассказать обо всем, что я увидел, а могу ли я позволять себе умолчать хотя бы о самой малости? Виденное мной не подвластно словам, и это единственное, что я могу сказать.
И как ни уговаривали его люди дивана, он не проронил больше ни слова.
Третьему своему приближенному повелел падишах заглянуть в воду:
- Плохое ты увидишь или хорошее обо всем должен будешь рассказать нам!
- О мой падишах, - воскликнул третий, - я готов выполнить твою волю, - и с этими словами он подошел к тазу и посмотрел в зеркало воды.
И он увидел себя в образе медведя, который ходит посреди безграничной пустыни, раскаленной от жара и пышащей огнем. Вспомнил он аллаха, обратился было к всемогущему со словами молитвы, но только рычание разнеслось над горячими песками и камнями. Обжигая лапы, бегал медведь по пустыне, но в какую бы сторону ни направлял он свой бег, не мог вырваться за ее пределы - не было ей ни конца, ни края. И вдруг, откуда ни возьмись, - сорок охотников, а впереди них собаки с железными зубами. Такие на части разорвать могут. Увидели охотники в пустыне медведя, шум подняли: "Держи его!" - закричали и бросились на медведя. Со всех сторон окружили медведя собаки и стали рвать его на части.
- Не медведь я! - хотел он крикнуть, но слышалось только жалобное рычание. Отбиваясь от собак и охотников, медведь пустился бежать, но охотники нагнали его и стали дубасить палками, а собаки с новым остервенением хватали его железными зубами.
- О аллах, великий и могущественный, - мысленно взмолился медведь, - помоги несчастному!
…И в этот момент он увидел Абу-али-сину.
- О помоги мне! Спаси! - умоляющими жестами обратился к мудрецу медведь, и Абу-али-сина в одно мгновенье разогнал охотников и собак.
Поставив перед медведем те же два условия, он вернул ему человеческий облик и велел закрыть глаза.
- А теперь открой! - сказал Абу-али-сина. Открыл тот глаза и увидел, что стоит как ни в чем не бывало возле таза, смотрит в воду и чувствует, что сердце бьется так, словно из груди хочет вырваться.
- Ну что же видел ты? - обратился к нему падишах. - Расскажи нам, а мы послушаем.
Но ничего не услышал в ответ.
Третий его приближенный с изменившимся до неузнаваемости лицом все еще чувствовал себя бессловесным медведем и жалобно смотрел на Абу-али-сину, не решаясь раскрыть уста. Удивился падишах:
- Что же с тобой случилось? Почему ты молчишь? А бедняга, все еще страдая от привидевшегося, не только ничего не мог вымолвить, но даже не сел на место и поплелся, еле передвигая ноги, домой, ибо чувствовал на себе раны от железных зубов собак. И сказал падишах:
- Ну, если никто ничего мне рассказать не может, придется самому поглядеть в воду.
Но вышел четвертый его приближенный и, мужественно взглянув в глаза падишаху, дал слово рассказать обо всем, что увидит. Согласился с его просьбой падишах, и четвертый человек дивана заглянул в таз с водой. И он тоже увидел себя в безжизненной, пышащей жарким песком пустыне: ни зеленой травинки, ни лужицы воды. Даже саламандра опалила бы в этом смертельном аду хвост. А ведь приближенный падишаха был человеком… Он шел, обжигаясь, по раскаленной пустыне и с надеждой взглянул на небо. Но не тучу, напоенную дождем, увидел он; пала на него тень от огромного ястреба. Набросился на него ястреб с раскрытым клювом, схватил растопыренными когтями и взвился в воздух, подыскивая место, где бы съесть несчастного. Но тут появился еще один ястреб и выхватил беднягу из когтей первого. А на второго налетел третий ястреб, на третьего четвертый. Более тридцати ястребов рвали из когтей друг у друга жертву. И в борьбе между собой ястребы так ослабли, что не удержали несчастного, и он полетел, кувыркаясь, с небес на землю. Но сжалился аллах над его судьбой, и упал он не на камни, а в глубокий колодец, наполненный вязкой глиной, по пояс погрузился он в глину, зато не разбился. Оправившись от испуга, несчастный приоткрыл глаза и увидел страшное чудовище. Чудовище, свернувшись кольцом, положило морду на хвост и раскрыло жадно пасть, готовясь к прыжку. "О всемогущий аллах! Помоги мне!" - взмолился бедняга, пытаясь выкарабкаться из глины и как-нибудь скрыться от чудовища. Но куда бы он ни обращал свой взор, выбраться из колодца не было никакой возможности.
В отчаянии он обратился к аллаху с предсмертной молитвой, как вдруг появился Абу-али-сина.
- О мой властелин, - бросился к ногам Абу-али-сины бедняга, - ты не оставишь меня в несчастье! Помоги мне! Умоляю!"
И сказал Абу-али-сина:
- А поддержишь ли ты меня, когда я буду просить у падишаха руки его дочери для моего сына?
Не одну, а целых пятьсот клятв произнес несчастный, обещая мудрецу всяческую помощь.
Стоило Абу-али-сине только пальцем пошевелить, как в колодце появилась маленькая щель, в которую пролезть смогла бы разве что курица. Но бедняга сумел с великим трудом протиснуть сквозь эту щель свое тело, и увидел… что находится во дворце, вокруг него люди дивана, а сам он стоит перед тазом и смотрит на гладь воды.
Не в силах опомниться от переживаний, всхлипывая, поплелся бедняга на свое место.
- Подожди, - сказал падишах, - расскажи нам, что ты видел.
Но несчастный, тяжело дыша, словно загнанный зверь, не мог произнести ни слова и только виновато озирался по сторонам. Абу-али-сина тихонько усмехнулся в усы, когда увидел, что и этот бедняга потащился домой лечить истерзанное ястребами тело. Возмутился падишах:
- Что же это такое? Все что-то видят, переживают, садятся, обессиленные, на место или вовсе покидают дворец и хоть бы кто что-нибудь рассказал.