И тут мореходы точно взбесились.
Да тут золото можно грести лопатой! - орали они.
Золотой остров! Остров из золота! - подпевали и бесновались.
Бледнолицые подгребали к себе золотые булыжники. Набивали золотом остатки одежд. И каждый стремился нагрести к себе кучу побольше.
Дети стояли, как заколдованные.
Боги похитили у них разум! - закусила губу девочка.- С ними, видно, приключилось что-то ужасное, чего их ум не сумел понять - вот они и спятили!
Надо доложить царю! - воскликнул старший.- Царь Бумбо должен будет позаботиться о несчастных!
И ребятишки бросились к царскому дворцу, где ничего не подозревающий Бумбо играл сам с собой в шахматы.
А на берегу остались трое мореходов, потерпевших кораблекрушение. Но ни мысли о погибшем судне, ни скорбь по утонувшим товарищам не смущали обладателей несметных богатств. Они елозили по песку, все больше и больше увеличивая радиус круга.
Ты что залез на мою территорию?-вдруг остановился один, сжимая в обеих руках по куску золота.
Где же она твоя? Купил ты ее, да? -визгливо отозвался другой.- Здесь ведь нет права собственности - что урвал, то и твое!
-- Ах, вы мошенники! - закричал самый здоровый, чернобородый и узкоглазый.- Я ведь первым заметил золото - значит, это мое, и это мое, и весь остров - мой!
При этих словах мореход хватал золотые самородки и стаскивал к своей куче, которая разрослась до размеров порядочного холмика.
Тут светловолосый и рыжий набросились на чернобородого одновременно: и вся троица покатилась по песку, царапаясь, кусаясь и меся друг дружку кулаками.
И даже грохот бури не перекрывал летящий над дерущимися крик и гвалт.
Я тебе покажу - "все мое"!
Это он хорошо придумал -• его остров!
Воры вы! Воры! Вы мое золото украсть хотите!
Из всплеска голосов ревом раненого быка резко
выделялся голос черноволосого. Да, видно, и силой его боги не обидели.
Когда Бумбо, встревоженный известием, которое принесли во дворец дети, заторопился на берег, потасовка угасала, как уголья, если на них плеснуть водой.
Тише! - первым опомнился светлокожий.- Кажется, сюда заявился настоящий хозяин!
Клубок тел распался на три отдельные фигуры.
Вот эта черная образина? - удивился черноволосый.
А рыжий поддакнул:
Хозяин - да в чем мать родила!
Надо сказать, что жизнь на острове не заставляла его обитателей обременять себя заботами об одеянии. Лишь в ветреную погоду некоторые, особенно из женщин, кутались в мягкие леопардовые шкуры. Остальные же чернокожие предпочитали немного мерзнуть, нежели обременять свое тело лишним.
Царь Бумбо не был исключением из правил. Даже, будучи правителем, он сам порой придумывал моду нового сезона. И весь остров, вслед за Бумбо, то щеголял в браслетах, смастеренных из перьев цветных попугаев, то повязывал бедра поясами из кожи змей.
В этом сезоне Бумбо проповедовал: здоровое чистое тело - вот истинно прекрасное одеяние, в которое человека при рождении одела природа.
И, несмотря на пронзительный ветер, даже в бурю Бумбо не захотел ни на шаг отступить от канонов моды.
Вы кто? - царь, благодаря своему высокому положению, мог не утруждать себя цветистыми приличиями и вежливыми оборотами речи, сразу приступая к сущности дела.
А ты кто? - вытаращился черноволосый: вот уж не думал - не гадал, что эта черная образина умеет говорить по-человечески.
Да Бумбо и не умел. Особенной чертой обитателей острова-сада было умение не тратить попусту никаких усилий, без которых можно прекрасно обойтись. Так, много лет или даже столетий назад островитяне призадумались: а стоит ли так напрягаться, для каждого слова меняя положение губ, челюстей и языка? Поразмыслив, пришли к выводу - не стоит! И теперь островитяне общались друг с другом и гостями с близлежащих островков только мысленно. Правда, ты мог услышать лишь то, что было непосредственно рассчитано на слушателей. У каждого было как бы два языка: один - для бесед, другой - для личных мыслей.
И это было разумно: представить страшно, что было бы, если б любой мог доподлинно знать, что ты думаешь о моей девушке-хохотушке, о вредности которой ты же сам всем рассказывал?!
Впрочем, с годами все чаще в царстве появлялись младенцы, твердо знавшие, куда мать припрятала сладкие лепешки, прибереженные к празднику. Слава богу, что с годами дар читать тайные мысли детьми утрачивался, вряд ли бы в противном случае мир и покой долго б царили на чудесном островке.
Царь Бумбо, услышав вопрос черноволосого, решил, что судьба послала к нему в гости белых царей. Один из них уж точно был могущественным властелином: кто бы еще осмелился так разговаривать с самим Бумбо?
О высокорожденный!-осторожный Бумбо не торопил события, ведь Светловолосый и рыжий могли оказаться прислужниками,- я рад, что ты решил, Черноволосый, посетить мой остров! Какому счастью я обязан видеть тебя и твоих,- тут Бумбо заколебался в выборе определений,- и твоих спутников?
Нет, первый раз вижу, чтобы обезьяна говорила по-гречески да еще без акцента! - в восторге выдохнул светловолосый.
Был он в компании мореходов самым юным и молодым. Это плавание, завершившееся столь печально, было первым в его жизни. Но Светловолосый был рад уже тому, что первое же приключение столкнуло его со столь необыкновенными чудесами: золото, валяющееся, словно бесполезный булыжник, да еще говорящая обезьяна!
Слышали? Вы слышали? - вдруг ахнул рыжий,- Нет, вы понимаете, что он говорит или это у меня все смешалось в голове?
Да слышали,- досадливо отмахнулся Черноволосый.- Я пока не оглох!
Нет, я не про то: он ведь говорит, не открывая
О, простите! - зашевелил губами Бумбо.- Я не хотел вас обидеть. Но откуда мне знать, чужеземцы, что в ваших странах принято пользоваться в разговоре губами и языком?
А у вас, что, по-другому? - заинтересовался Светловолосый.
Бумбо хотел ответить, но тут же отлетел в сторону от толчка. Черноволосый, углядев венец, обручем схватывавший чело царя, с силой дернул венец к себе.
Отличная работа! - буркнул удовлетворенно.
Царь обиженно засопел, но промолчал. Венец и в
самом деле был гордостью Бумбо. Хотя золота на островке было, пожалуй, в избытке, но целые куски, превышающие размером кокосовый орех, попадались крайне редко. Венец же Бумбо был вырезан из огромного валуна и не имел ни одной спайки. Мастер просто взял кусок самородка, да отсек все лишнее, оставив лишь ободок шириной в три пальца мужской руки.
Смотрите! - многозначительно шевельнул бровями Черноволосый.- Не стоит повторять глупых заявлений, который я услышал от вас по поводу моего золота.
Рыжий, было, вскинулся, но тут же и до него дошло: мало ли что ждет бледнокожих в стране черных обезьян. Значит, надо крепко держаться друг за дружку, пока не сыщутся другие белые. "Вот тогда, когда найдется способ выбраться с этого острова сокровищ, тогда и будет время решить, что и кому принадлежит!" - подумал Рыжий. Но, естественно, его мысли никто не услышал: девочка, умевшая разгадывать чужие намерения, оставалась во дворце Бумбо, увлекшись кормлением серебристых рыбешек в бассейне-аквариуме.
Светловолосый же, несмотря на то, что он и его товарищи по несчастью неимоверно страдали от холода, с любопытством рассматривал мелькавшие в недалекой рощице чернокожие фигуры аборигенов.
Кажется, нам пора внять голосу рассудка! - напомнил он приятелям.- Пока мы тут, обезумев от стольких событий, предаемся беседам о вещах отвлеченных: ну, скажите, на милость, что нам делать с этой уймой золота, которое и девать-то некуда,- туземцы, кажется, намереваются захватить нас тепленькими! - Светловолосый указал рукой в том направлении, где, и в самом деле, столпились жители острова, хотя у тех и не было столь кровожадных намерений, в которых их подозревал Светловолосый.
Царь Бумбо переминался с ноги на ногу. Видимо, у чужеземцев были очень странные законы и обычаи не отвечать на вопросы и не слушать собеседников. Как разговаривать с существом, которое тебя, находясь при этом совсем рядом, не слышит? Бумбо хотел, было, призвать девочку, читающую мысли, но это не понадобилось.
Черноволосый, водрузив венец царя на собственную голову, соизволил обратить внимание на Бумбо:
Слушай, черномазый, где б тут переждать непогоду ? У меня такое чувство, что все кости превратились в лед и сейчас растрескаются?
О,- засуетился Бумбо,- я с радостью провожу вас во дворец!
А золото? - оглянулся Черноволосый на три холмика из желтого металла, один, побольше, из которых еще до спора и драки Черноволосый присвоил, можно сказать, на законных основаниях.
Золото? - удивился Бумбо.- Так вы - мастера по металлам,- протянул царь разочарованно.
О, и еще какие! - ухмыльнулся Рыжий, в широком оскале продемонстрировав два ряда желто-коричневых квадратных зубов.
Но, видимо, заинтересованность золотом произвела на чернокожего совсем не то впечатление, которое бы хотелось. Царь нахмурился и, сделав знак своим приближенным, двинулся в сторону дворцовых построек.
Куда это он? - обернулся к товарищам Светловолосый.- Кажется, он ведь сам пригласил нас в гости, а теперь решил бросить нас среди этой черномазой стаи!
И в самом деле, мореходы оказались в окружении чернокожих мужчин и женщин, которые молча следили за каждым их движением. Но стоило сделать шаг, стена из поджарых человеческих тел тотчас вздрогнула и перекрыла проход. Троица попыталась обойти людей - и тем же маневром туземцы выросли на дороге.
Как вы думаете, какого дьявола им надо? - прошептал Светловолосый.
Рыжий пожал плечами. Черноволосый взвесил в руке царский венец, приготовившись, в случае чего, забрать с собой на тот свет двух-трех обезьян.
Вдруг из толпы выделился и подошел к мореходам высокий и худой старик. С достоинством поклонившись, он с минуту, не менее созерцал мореходов, немало струхнувших под внимательно изучающим взглядом. Им даже показалось, что взгляд старика обжигает.
Так вы, чужеземцы, мастера по золоту? - наконец, наглядевшись вдоволь, вопросил старик.- Какие же предметы или украшения вам удаются лучше всего, чтобы мы могли решить, стоит ли вас нанимать, потому что на острове мастеров по браслетам, кольцам и венцам и своих предостаточно. А уж чашки-плошки сможет сделать всякий, кому не лень развести огонь в тигле!
По-моему, - прошептал Светловолосый,-нас принимают за ювелиров!
Тартар тебя побери!- взбесился Черноволосый.- Что ты там толкуешь о плате и работе? Единственное дело для настоящего мужчины - это мчаться через море, рассекая пространства и соединяя два берега, которые без судов и отважных мореходов никогда и не узнали б о существовании друг друга!
И не было ль бы то для чужого берега лучшим,- задумчиво прошептал Светловолосый: обстановка накалялась с каждым исчезнувшим из глаз мигом.
Нрав Черноволосого хорошо был ведом мореходам. Грубый и недалекий Черноволосый подчинял окружающих неимоверной силой, а в гневе иль ярости его силы утраивались злостью: никому не спастись от железных кулаков Черноволосого. Светловолосый прикинул, что следовало бы вмешаться. Черноволосый, как обычно, уже заводился, готовый кинуться на ближайшего к нему туземца. Но всякому разумному человеку было ясно: троице нипочем не справиться с ордой хоть и низкорослых, но уж слишком многочисленных туземцев.
Светловолосого опередил Рыжий, со свойственной всем рыжим увертливостью льстиво улыбнувшись:
О достопочтенный старик! Ты ошибаешься, если думаешь, что мы хотим к вам наняться. Боги на светлом Олимпе содрогнутся, узрев, что белый работает на черномазого. Напротив: мы хотим забрать то, что вам и так не нужно! - с этими словами Рыжий широким жестом указал на побережье, усеянно золотыми самородками.
О, простите меня!- низко опустил голову старик.- Я был введен в заблуждение!
А вам и в самом деле это,- старик повторил жест Рыжего,- так уж нужно?
Необходимо! - заверил Рыжий.
А Черноволосый недвусмысленно понюхал собственный кулак:
И это еще просто сказано: необходимо! За это я готов поставить на кон собственную жизнь да и твою, старик, в придачу.
Старик, понурившись, более не проронил ни слова, лишь скорбно покачал головой и удалился. Вслед печальной вереницей потянулись его соплеменники.
Да что ж это такое? - возмутился Рыжий.- И эти уходят, бросая нас, замерзших и голодных, как ненужную собаку?!
Ив самом деле странный народец,- скрипнул зубами Светловолосый и начал растирать предплечья, пытаясь согреться.
Эй, придурки! Вы куда?! -безуспешно крикнул Рыжий вслед уже скрывшимся в сени деревьев чернокожим.
А вот сейчас и узнаем, где их осиное гнездо! - угрожающе процедил Черноволосый, подбирая увесистый обломок золота. И скомандовал приятелям: - Вооружайтесь!
Что,- в благоговейном ужасе поразился Рыжий,- мы будем швырять в них золото?!
Потом подберем! - рявкнул Черноволосый, удаляясь большими скачками в сторону уходящих туземцев.
Его сотоварищи, переглянувшись, как зайцы, метнулись следом. Что ни говори, а рядом с решительным и здоровым Черноволосым, хоть и опаснее, но не так страшно!
Нагнали мореходы туземцев на круглой, словно арена, поляне. Искусно кое-где вырубленные, кое-где посаженные человеческой рукой деревца и пышно зеленые кустарники с яркими белыми цветами роскошной изгородью окаймляли поляну, усеянную сидящими на корточках телами мужчин, женщин и детей.
В центре, простирая руки к небу, восседал, как и прочие, давешний старик. Его глаза были полузакрыты, а губы непрерывно шевелились.
Что это они, никак возносят молитвы? -прошептал Светловолосый, вытягивая шею из-за плеча Черноволосого.
Рыжий недвусмысленно покрутил пальцем у виска:
Да ты что?! Разве боги услышат молитву чернокожих? Это они своим демонам, видно, кляузничают!
А туземцы, не поднимая голов, по-прежнему сидели, понуро глядя на бормочущего старика.
Откуда было знать мореходам, что они присутствуют при древнем обряде, корни которого уходили в те далекие времена, когда жизнь на острове не была столь беспечальна и легка.
Жили на острове всего несколько поселенцев, волей ли рока или несчастливыми обстоятельствами выброшенные на пустынный и бесприютный берег. Лишь одно деревце росло на желтом песке. Так получилось, что среди спасшихся четверо было мужчин и лишь одна женщина. Итого, пятеро. Пять круглых и сочных плодов вырастало на чудесном дереве, на котором не было ни одного зеленого листочка - лишь сухие ветки да пять глянцевых нежно коричневых плодов. Тем и жили несчастные. Не умели они ни ловить рыбу, ни разводить растения семенами, которые время от времени на остров приносило ветром, и в которых женщина узнавала то зернышко риса, то то, из чего варят гречневую кашу. Обитатели голого острова довольствовались тем малым, что посылали им каждое утро боги.
Каждое утро то один, то другой, по очереди, мужчины взбирались по гладкому стволу дерева и срывали вызревавшие за ночь плоды. И всегда их было пять. Скудная то была трапеза, но мякоть и сок плодов все же как-никак поддерживали силы горемык. Женщина же, правда, слабела больше других, хотя каждое утро, как и прочие, съедала положенное.
Мужчины, глядя на иссохшее тело их спутницы, ворчали недовольно:
- Она лежит целыми днями, не пошевелится! А, глядите, какой тощей и желтой она стала! Видно, не впрок ей пища - лучше бы я съел ее порцию! - так судачил каждый.
Слыша эти разговоры, а на пустынном острове голоса разносятся далеко, тем более ее товарищи недовольства скрывать не стремились, женщина лишь плотнее стискивала зубы, а прозрачная слеза безвольно катилась по ее худому и некрасивому лицу.
Ей и в самом деле приходилось труднее остальных. Никто ведь не знал, что под сердцем женщины зреет плод - и, значит, ему достаются все питательные соки, предназначенные поддерживать силы матери.
Лишь надежда увидеть своего первенца удерживала женщину от отчаянного поступка. Каково жить, чувствуя всеобщую неприязнь и отчуждение?
А мужчины, вившиеся вокруг нее, пока женщина была полна прелести и здоровья, теперь и вовсе перестали обращать на нее внимание. Так и лежала она на редкой, пожухлой и чахлой траве, не в состоянии тронуться с места от бессилия и обид. И настал день, когда женщина не смогла заставить свое отяжелевшее тело повиноваться. Как не пыталась она хоть на четвереньках, хоть ползком добраться до чудо-дерева, руки и ноги немели и дрожали от непосильного напряжения.
О,- прошептала женщина,- мои товарищи по несчастью! Разве вы не видите, как мне тяжело? Неужели среди вас не найдется никого, кто бы принес мне спелый плод, чтобы я могла освежить иссохшие губы, а силы ко мне вернулись?
Но мужчины, торопящиеся к дереву за очередной подачкой, лишь отворачивались от ее тонких и полупрозрачных пальцев, бессильно хватающих воздух.
Разве мы не в таком же положении,- возражали на ее мольбы мужчины.- Мы ведь терпим точно так, как она! Почему же мы должны для нее стараться?
И они, все четверо, прошли мимо обессилевшей женщины.
Но они поступили честно: хотя как раз была очередь женщины лезть на дерево, мужчины справились сами. Один подставил другому плечи, и тот дотянулся до созревших плодов. Их, как обычно, было пять. Но, хотя женщина и не пришла за своей ежедневной порцией, мужчины не тронули ей предназначенное. Аккуратно положили плод под деревом и даже прикрыли пучком травы, чтобы плод не увял, когда солнце поднимется высоко.
Женщина видела свой завтрак. Спазмы голода и жажды стискивали желудок. Но она лишь смогла прикрыть глаза веками, чтобы не видеть. Так она и лежала, пока полдень не укоротил тени. Тут мужчины забеспокоились.
Один из них уже несколько раз бросал беспокойные взгляды в сторону неподвижно замершей их товарки.
Пойти поглядеть? - спросил у остальных.
Те в ответ пожали плечами:
Видно, сыта и спит, раз не пришла! Тут-то всего несколько шагов!
Но когда в воздухе резко запахло йодом, и небо завечерело, а женщина по-прежнему не меняла положения, тут уж все, спотыкаясь и едва не наступая друг другу на пятки, заспешили узнать, в чем причина столь крепкого сна.
Женщина лежала построжевшая и как бы подросшая. Ее тело вытянулось. Руки были сложены крест-накрест на животе, словно ладони оберегали и согревали чрево.
Умиротворение и покой светились в бледном лице, внезапно похорошевшем. Желтизна и усталость сменились матовой белизной. Чуть приоткрытые губы являли два передних зуба, блестевших жемчужинами в алом гроте.
Портила лицо лишь легкая синева под глазами, но казалось: то ресницы, густые и черные, бросают тени на белоснежную кожу.
Боги! Как она хороша! - воскликнул один из обитателей острова.
И богам отныне принадлежит,- грустно вздохнул другой, наклонившийся послушать дыхание спящей.
Как это? - засуетились-забеспокоились прочие.- Разве не вместе с нами она претерпевала лишения и муки. Разве, пока она была посильнее, не ее веселые песенки развевали грусть и тоскливые думы? Почему же она принадлежит богам?
Потому что смерть забрала ее у нас! - хмуро пояснил тот, кто близко склонился над устами их бедной подруги.