Все рады: новая забава нашлась. Сделали мертвую петлю, привязали к матице. Только он сунул туда голову да затянул малость – вдруг в дверь становой, да как гаркнет:
– Кто тут давиться задумал! Я вот сейчас всех вас разберу!
Все по углам расскочились, кто к дверям бросился: глядь – никакого станового не бывало, только метель крутит, да ветерок воет и снег переметывает.
Подошли все к парню, а он и вправду задавился: висит в петле да покачивается. А становым-то враг-от прикинулся да на людей мороку навел.
Вообще удавленники – любимая добыча черта, "черту баран", как говорит пословица.
(В. Перетц)
Железные зубы
Вот девки ходили по улице, а там была пустая изба. В этой пустой избе на потолке – железные зубы. И вот тебе, когда бы ни зашли они в эту избу, всегда там гармонист играет в гармонь до того-то хорошо.
Вот раз они туда зашли, два зашли, какой человек играет – и не знают. Вот в третий зашли они туда. Соседняя девчонка с маленьким ребеночком тоже туда забегла. Ей некуда деться, она залезла на печку и сидит-глядит.
Они с гармонью заиграли, девки заплясали. А она видит между брусьев, что это черти. Они не в гармонью играют, а маленького ребеночка тащут (он присыпальник, ребеночек-то).
Она выскочила да бежать. Прибегла домой и говорит:
– Мама, мама, там черти с железными зубами играют, а девки наши пляшут.
Они кинулись туда, а двери позаперты. Кинулись двери отворять, они (девки) шумят:
– Бока у нас болят!
Они кинулись потолок разбирать, а они шумят:
– Виски у нас болят!
А черти девок передрали да к потолку за косы привязали. Матери пришли, покричали, покричали, так дверь не отворили и окна не откупорили.
Так они все и погибли.
(Куприяниха)
Гармонист у чертей
Вот был такой знаменитый гармонист. Как Анна Куприяновна славилась сказками, так и он с гармонью. Хорошо играл! Вот брали его по простым беседам везде, как он ославленный, по купцам и по царям он игрывал. Дюже везде восхваленный был. Где ни поиграет, хвалят везде да все в ладушки щелкают.
Он и говорит:
– Везде я был, во всем белом свете, только у чертей не был!
Вот тебе, является человек на коне в двенадцать часов ночи.
Играл-играл он. Там убрата комната, завеси хорошие, и барышни убраты хорошо, и кавалеры.
И играл он до тех пор, пока не запотел. Вот тебе, плясали они и не видели, как он завесью утерся. И вдруг он видит, что эти завеси – удушельники, утопленники, передратые ихние кожи висят; присыпальники на фартуках у чертей. Удавленник на штанах у черта, прямо шкура снята и надета. И утопленники.
Вот он играл-играл и говорит:
– Пора домой!
Вот они подвели к вороху деньгам и вороху углей. Вот если бы он не утерся и взял бы деньги углями, а как он утерся, то он видит: эти – деньги, а эти – уголья. Вот, значит, они подвели к уголю и деньгам. На уголь показывают – деньги, а на деньги – уголь.
Он почесался-почесался и говорит:
– Мне деньги так не требуются, как уголь.
И насыпал. А заместо угля денег полны карманы.
Подали ему вместо кареты удушельника-человека, вместо коня – утопленника-человека. И обоих он их знает, они недальние, ихнего села. Подъезжает он к деревне и смелости набрался, говорит:
– Костя, это ты?
А Иван, вместо коня, отвечает:
– Почему ты нас знаешь?
– Да вижу!
Вот они слезами залились:
– Только нам встреча с тобой одна, а то нам мука вечная-бесконечная здесь!
Тот малый страсти набрался и гармонь свою побил и по теперь не играет; боится – черти разорвут.
(Куприяниха)
Как черт ангелом стал
У чертей старшие есть и младшие. Первые приказания отдают, а вторые исполняют.
Вот раз чертенку дали приказ пакость какую-то сделать, а он не исполнил. Ну, ему сейчас под железные прутья до́лжно воротиться. Испугался он и давай Бога молить:
– Господи, коли ты меня от железных прутьев избавишь, никогда пакостничать не буду!
Бог его и не оставил: спрятал чертенка в церкви, под плащаницу. Черти его и не могли найти, бросили искать.
Стал после этого черт ангелом, и возрадовались и на небе, и на земле.
(Д. Садовников)
Священник один благочестив был, а молился он однажды в алтаре церковном. А дьявол хотел искусить его на горячей молитве.
Тогда святой начал кругом себя все ограждать крестным знамением, и увидал дьявола, и погнал его крестным знамением, и загнал его в уголок алтаря, и прижал его в уголку крестным знамением.
И запросил дьявол пощады у человека.
– Пусти, – говорит, – отче! Что ты мучишь меня? Все равно, что огнем жжешь ты меня.
– Пой серафимскую песнь! – сказал святой.
– Ты знаешь, что я не могу, – простонал дьявол.
– Пой, – закричал человек, – а то все равно замучу! Пой!
– Не могу, – отвечал дьявол. – Если я запою, ты истаешь, как восковая свечка, от песни той.
– Все равно пой!
Тогда запел дьявол серафимскую песнь:
– Свят, свят, свят, Господь Саваоф!
И храм наполнился благоуханием, а тело человека стало таять, как зажженная восковая свеча. И сделался дьявол светлым ангелом и продолжал петь серафимскую песнь.
(В. Андроников)
Ведьма
Откуда взялась ведьма? Пожалуй, можно искать ее в индийских книгах Веды (Vedas), в подсолнечных государствах; но это слишком глубоко, а в Летописце Царств Солнца, в наших сказках о делах ведьмы нет ни слова. Ведьма принадлежит, собственно, устному преданию славян южных, особенно киевлян. Там знают, что такое: ведьма. Она старуха лет незапамятных; она ворожит, колдует, чарует; она захочет и тотчас оборотит вас комаром, мухою, букашкою, козлом; а из козла – мужиком…
Она же, ведьма, красавица писаная, сладострастная, огненная, пламенная. Если она полюбила вас: то ждите беды неминуемой – вы иссохнете, как лучиночка, вы пропадете, как былиночка. Какие красавцы юноши гибли от неистовой любви нашей ведьмы, в этом любовном случае: нашей Венеры; но Венера была женщина обыкновенная, замечательная только сладострастием, а у ведьмы есть хвостик, так же картинно загнутый, как и хвостик болонской собачки; этого хвостика она во всех своих превращениях оставить не может.
Любимое превращение ведьмы – превращение в сороку. В образе этой птички она куралесила несказанно, неописанно, неизъяснимо. У нас есть тьма историй о ведьме-сороке, которая, наконец, при распространении у славян христианства, заклята каким-то праведником и оставлена навеки в образе сорочьем.
Похождения ведьм (ибо их считается множество, т. е. едва ли не столько же, сколько сорок) чудны, неимоверны и весьма занимательны. Однако же, читая и слушая сказки о ведьмах, с удовольствием видишь, что они не столько были злы, сколько любезны: самое коварство их закрашивалось любовью.
Киевляне, да и многие из великороссиян, еще и поныне сказывают, что они сами видели некоторых из ведьм в образе красавиц девиц; они видели, как эти злые ведьмы прилетали к добреньким молодчикам в виде ужасного огненного змея, как они рассыпались мелкими искрами и как всякая от них искорка, если попадала кому на тело, то печатала на нем такое страшное пятно, которое и по гроб не стиралось. Под Киевом у этих ведьм-проказниц бывает почти еженедельно шабаш; он собирается там на Лысой горе в самую глубокую полночь. Ведьмы туда слетаются, выпорхнув из домашней трубы на помеле верхом. Лысых гор по славянским землям очень много, и все они – пристанище для ведьм. Если где ведьма облюбует для себя гору, там уже не скоро поселятся люди.
По дороге в Тамбов есть селение Лысые Горы, которое когда-то, в прошлое время, не одиножды кувыркалось кубарем и удержалось только теплою молитвою людей праведных, – они закляли сорок треклятых; но ведьмы, отлетая с освященных молитвою Лысых Гор, никак не расставались с ними без проказы: то выклюнут у кого-нибудь глаз, то продырявят кому-нибудь щеку и проч.
В Переславле-Залесском заметили, что вообще все любимцы ведьм могли быть богатыми, именитыми; но что совершенное счастье не могло быть для них прочным. Ведьмы славились непостоянством и меняли своих любимцев ежечасно, а потому-то и быть любимцем ведьмы значило: купиться на погибель. При открытии в Переславле-Залесском наместничества один подьячий очень приглянулся ведьме; она его осеребрила, озолотила, обогатила всячески. И вдруг этот подьячий, – ни оттуда ни отсюда; повытчик, секретарь, предводительский протоколист, земский заседатель, наконец, исправник, скачет, рыщет, – вдруг он помыслил, что его милая пошаливает ласками с соседом, с другим, с третьим. Очень это обидным показалось исправнику, и вздумал он жениться на богатенькой купеческой дочке, да и повенчался с нею в омуте – ведьма его утопила. Теперь этот исправник служит где-то в числе домовых!
Таким проказам в деяниях ведьм нет конца!
Головной убор степных наших баб назван сорокою. Иные думают, что употребляется он также в честь и память ведьмы; но мы, однако же, думаем, что он – то же, что сорочка, что чехольчик.
О бабьем уборе сорока вот что рассказывала одна старушка рязанка: наши-де сороки оттого-де слывут сороками, что оне-де, сороки, воистину no-сорочьи закарабкались к нам на головушки. Сорока на голове, а муж на горе (на Лысой). Ведьма – не своя сестра: напоит, накормит; да навек и спать уложит, а не спишь, так козой ходи!
Другие русские старушки говорят, что у какой-то сороки было пятеро детушек; четверых из них волею и неволею она кормила сладкою кашкою, а пятому никогда той кашки не доставало, и потому он, пятый ее детёнушек, всегда питал себя одною только студёненькой водицею, стоявшею от жилища сороки далеко-далеко, за пнем да за колодою. Здесь детки доброй ведьмы-сороки чуть ли не представлены ее, а может быть, и нашими чувствами, из которых одно чувство и всегда не худо бы питать только студёною водицею!
Нянюшки наши, играя с детьми и желая развеселить их, обыкновенно берут дитя за руку и, показывая на его пальчики, приговаривают:
– Сорока, сорока кашу сварила, этого кормила, этого кормила, этого кормила и этого кормила, а этому недостало! Тут пень, тут колода, тут куст, тут берёза, а тут студёненькая водица и проч.
Самая студёненькая водица, по рассказу мамушек, находится у дитяти подле самого сердца, следовательно, при малейшем прикосновении к сердцу дитя невольно сделает какое-то движение, в нем студёненькая вода заколышет, и дитя расхохочется.
В Киеве, или где-то, жил храбрый капрал-кавалерист, он сам владел ведьмами, да и ведьмы его седлали, как добрую лошадь. И он проказничал, и с ним бывали проказы дивные.
Известный наш баснописец И. И. Дмитриев пожаловал этого капрала прямо ротмистром и нарисовал нам несколько картин из деяний ведьмы, весьма любопытных; он говорит, что эта ведьма, оборотивши ротмистра в драгунского коня, "гуляла на хребте его до полуночи".
Самое жилище ведьм, то есть весь их мир, описан у поэта прекрасно; но этот мир и нашими простолюдинами рисуется не хуже: они заверяют, что когда ведьма сядет на помело и вылетит в трубу, то только держитесь за нее, она вас вынесет на такое дивное место, о котором никакая сказка не расскажет и которое никакое перо не опишет. Издатель "Сказаний русского народа" И. Сахаров весьма достаточно описал ведьмино селение; но он не указал, где это селение именно. Великороссияне думают, что оно где-то в неведомых местах, посреди лесов муромских. Малороссияне примежевывают его к Киеву, другие ищут ведьмины жилища в Литве.
(М. Макаров)
Женщины, занимающиеся колдовством, в некоторых местах России, например в Воронежской губернии, называются марами. Их различают на наследственных, которым наука колдовства идет по наследству, и ученых, выучившихся от других ведьм, или мар. Последние, по поверью народа, опаснее первых: их полетами на Лысую гору народное поверье приписывает единственно цель с собирающейся там нечистою силою делать зло человеку. Доение, или выдаивание, коров народ также относит преимущественно к проделкам ведьм ученых. Страстные охотницы до молока, они наносят вред каждому домохозяину, истощая его коров. Говорят, ведьма может доить коров, несмотря ни на какое расстояние, – стоит ей только очертить круг на земле с заговором и в центр его воткнуть нож. Молоко (будто бы) задуманной ею коровы потечет из него само собою.
Ночь на Ивана Купалу считается самою опасною от нападения ведьм: домохозяева принимают все меры, чтобы оградить от них свой скот; они кладут в окнах изб крапиву как средство, противодействующее чародейству ведьм, вешают на дверях хлева убитую сороку и проч.
Ведьмы производят колдовство через заговоры и наговаривание разных трав, которые они собирают преимущественно в ночь на Ивана Купалу. Травы эти (папоротник, белоголовник, шалфей, плакун, дурман, адамова голова, иван-да-марья, чертополох, подорожник, полынь и проч.) в руках обыкновенных людей не имеют такой силы, как в руках ведьм. Те, приготовляя из них мази и натирая ими свое тело, могут принимать по желанию виды различных животных, например свиньи. Если поймать такую ведьму-оборотня и бить ее наотмашь осиновым колом, то она непременно примет свой настоящий вид. Толкуют, будто в это время ведьма откажется от своего ремесла.
Смерть ведьмам и колдунам приходится плоха. Одно средство для облегчения умирающего в этом случае – поднять над его постелью доску в потолке, или слегу, от чего, думают, душа скорее освободится от тела.
Со смертью ведьмы не прекращаются еще ее сношения с землею; ненавистница при жизни, она, по мнению суеверных людей, остается долгое время ненавистницею рода людского и после смерти. Ведьмы и колдуны встают из гробов и ходят по земле; избавиться от них можно только одним – вколотить в могилу осиновый кол.
(М. Забылин)
По русскому поверью, у ведьмы постоянно хранится вода, вскипяченная вместе с пеплом купальского костра. Когда она захочет лететь, то обрызгивает себя этой водою – и тотчас поднимается на воздух и мчится, куда только вздумает. С той же целью ведьма старается добыть траву тирлич; корень ее варит в горшке и приготовленным снадобьем мажет у себя под мышками и коленками и затем с быстротою молнии уносится в трубу. Соку тирлича приписывается чудесное свойство делать человека оборотнем и сообщать ему силу полета: вероятно, здесь таится воспоминание о Перуновой траве (молнии); чародейное же снадобье (мазь) есть живая вода дождя, которую кипятят ведьмы в облачных котлах при помощи грозового пламени…
Известны неистовства, которые в прежние времена происходили по случаю обвинения какой-либо бабы в том, что она ведьма; это в особенности случалось в Южной Руси. Нет той нелепицы, какую бы ни придумывали люди от злобы, глупости, с отчаянья или с хитрым умыслом для искоренения ведьм и для исправления настроенных ими бед. В старину народ верил, что ведьмы или другого рода колдуньи могут держать обилие, т. е. заключать в себе и хранить огромные запасы денег, жита и даже зверьков, доставлявших промышленникам богатый пушной товар; на Украине подобное суеверие встречается иногда и поныне, в особенности же относительно дождей и урожая.
(В. Даль)
Верование в ведьм в Малороссии
Верование в ведьм настолько распространено в Малороссии, что в каждом селе вам укажут на одну или несколько ведьм. В этом случае не представляют исключения даже большие университетские города, как Киев и Харьков, в которых жители предместий имеют своих ведьм.
В Харькове, по рассказам народа, одна из ведьм живет в предместье Журавлевка. Это жена коваля, женщина еще не старая; она портит коров, перевязывая соски конским волосом. Купит человек корову, подоят дня три, как следует; затем вымя у нее твердеет, и не оказывается молока. Все приписывают порчу коров ковалихе, которая пользуется чужим молоком. В семье своей она также крутит, т. е. всеми командует, муж, говорят, было повесился из-за нее, да сняли с петли.
В селе Бабаях, под Харьковом, живет ветхая старуха, свыше семидесяти лет. Крестьяне ее побаиваются, думая, что она ведьма; все несчастья, которые случаются в селении, народ приписывает ни в чем не повинной старухе. В прошлом году вдруг по селу пронесся слух, что старуха умерла. Собрались родные, и позже все село пришло посмотреть на мертвую ведьму. К изумлению всех присутствующих и, конечно, к большему укреплению их верования, когда уже был приготовлен гроб и послали за священником, старуха очнулась с громким криком и потребовала себе меда.
В Брацлавском уезде, Подольской губ., в селе Байраковке был в нынешнем году следующий случай. В этом селе умерла от родов молодая женщина. Когда на другой день пришли хоронить ее, женщина ожила. Она стала затем рассказывать, что была уже на том свете, но ее не приняли. Присутствующие объяснили это тем, что она, должно быть, большая грешница, когда Бог ее не принял. Несчастная женщина усвоила себе это мнение, стала думать, что она предназначена черту, если Бог не принимает ее, и через несколько дней повесилась. Общество в свою очередь признало ее ведьмой и нашло нужным сделать ее уже после смерти безвредной для людей. Для этого напоили допьяна нескольких парней, и те за волосы выволокли ее за село на раздорожье и бросили в яму, нарочно для этого наполненную водою, и этим лишили ведьму возможности насылать на село засуху. Но через некоторое время местный эконом стал рассказывать, что ему снилось, будто повесившаяся женщина просила, чтобы могилу ее окропили святой водой и поставили на ней крест, – тогда она оставит всех в покое (никому не будет сниться). Крестьяне сделали складчину и на собранные деньги поставили фигуру (высокий крест) на могиле, а также освятили самое место, где похоронена покойница.