Двенадцатиголовый огненный змей ассоциировался с солнечным годом. Вероятно, поэтому в новогоднюю ночь у потомков индоевропейцев, славян, сохранились ритуалы сжигания бадняка. Бытовало поверье, что в этот момент на место старого двенадцатиголового змея бадняка заступает молодой Божич, только что народившийся змей. Само слово Божич недвусмысленно указывает на божественную природу молодого змея. Быть может, эти представления и нашли в последующем свое выражение в виде сказок о борьбе юного богатыря с двенадцатиголовым змеем. Весьма интересно, что сам богатырь-змееборец также оказался змеем, как и его противник.
До наших дней дошла сербская песня "Царица Милица и змей". В ней обыгрывается ситуация, когда старого змея побивает змей молодой. Закручинилась царица Милица, стала лицом пасмурна. Спрашивает ее царь Лазарь: "Что ты невесела царица моя? Чего закручинилась? Али что тебе недостает на нашем дворе?" Отвечает царица царю Лазарю: "Всего мне довольно на твоем дворе, о великий царь, но полюбил меня змей Ястребца и повадился ко мне летать в терем". Царь Лазарь дал совет царице выведать у змея лестью и хитростью, кого из богатырей всей земли он боится больше всего на свете. Так и поступила царица Милица. Вот прилетал к ней змей в терем, пал он на мягкую пастель, сбросил огненную одежду и лег рядом с царицей на подушках. Царица встретила его ласковыми речами, ублажила его лютого и промеж тем выведала у него, что в целом свете он боится больше всего на свете молодого богатыря – Змея-Деспота-Вука. Поутру дано было знать молодому богатырю Змею-Деспоту-Вуку, приглашался он незамедлительно во дворец. Прибыл Змей-Деспот-Вук в тот же час и убил змея Ястребца. Стал он законным мужем царицы Милицы.
Семиголовый змей мог быть олицетворением недели. Недаром само слово "неделя" может быть истолковано, как "неделимая".
Таким образом, мы можем предполагать, что странные многоголовые змеи были связаны с календарным циклом, который считался столь важным у древних скотоводов индоевропейцев. Кроме того, можно предположить, что с каждым из змеев или с его какой-то одной головой-ипостасьей связывалось какое-то моральное, нравственно-этическое качество: доблесть, верность, любовь и т. д., – а также материальное благополучие: счастье, достаток, добро, злато-серебро. Недаром змей из русских сказок носит своему хозяину золото в обмен на почитание и жертву в виде яичницы, выставленной на крышу дома. По всей видимости, все воздушные крылатые змеи ассоциировались в древности с солнцем, они либо проглатывали солнце, заволакивая небо черными тучами, вызывая потоп, либо, напротив, лишали людей влаги, обрекая на засуху и бескормицу. Именно поэтому змеям поклонялись, их задабривали, в их честь творили жертву. Многочисленные ритуалы вызывания дождя, связанные со змеями, дошли и до нашего времени. Они указывают на эти древние обряды. На Балканах по сей день живо представление о том, что сжигание убитых змеев и гадов в костре вызывает дождь. Это представление базируется на древнем предании о том, что огненные змеи сами слетаются со всех сторон и сгорают в жертвенном костре под звуки чудесной музыки, которая раздается с небес. По свидетельству русских сказок, многоглавые змеи, испускающие жгучее пламя, лежат у входа в солнцево царство – вирий – царство вечного лета. Сюда отправляются герои за живой (змеиной) водой, молодильными яблоками и за златокудрой красавицей-царевной. Позднее, когда были переосмыслены языческие сюжеты, эти змеи получили название пекальных от слова "пекло".
Похожий мотив о сжигании змей и добывании неприступной царевны мы находим в русской народной сказке "Сила-богатырь". Сила-богатырь сватается к непреступной царевне, к которой повадился летать крылатый змей. Три дня и три ночи сражался богатырь со змеем, отсек все его головы, вместе с туловом сложил и сжег на огне, а пепел пустил по ветру в чистом поле. После чего он преступил к царевне; рассек ее тело белое пополам, и из чрева непреступной царевны поползли разные гады – плод незаконной любви ее со змеем. Богатырь порубил этих гадов и поджег их всех. После чего тело царевны сложил вместе и спрыснул живой водой. В тот же миг ожила царевна и сделалась краше прежнего, стала такой кроткой и покладистой, какой неприступной и злой до этого была. Взял Сила-богатырь царицу замуж. И зажили они в счастье и согласии.
В этих сказках наверняка мы видим отзвуки сезонных обрядов и ритуалов, связанных со змеями, гибелью и чудесным возрождением царицы – солнца. На сезонный характер сюжетов многих русских сказок указывают и имена собственные героев и героинь. Так, в народной сказке Иван-царевич женится на Марье Маревне, прекрасной королевне. У нее воинственный характер, а само имя указывает на связь с морем. Марья Маревна является дочерью Морского царя, который, как мы помним, сам был в прошлом драконом. Прекрасная королевна ассоциируется с Ладой (Фрей) – славянской Венерой. Она является воплощением весеннего солнца. Это видно из описания облика Марьи Маревны – ее золотые локоны уподобляются солнечным лучам. Ее сказочная красота воспевается в этой сказке. Она уподобляется Ненаглядной Красе из других сказок. Но брак Ивана-царевича с Марьей Маревной не продолжителен. Она отправляется на охоту и оставляет своего мужа дома следить за хозяйством; при этом царевна строго запрещает ему спускаться в темный чулан. Не утерпел Иван-царевич, разобрало его любопытство, и, как только Марья Маревна на охоту отправилась, спустился в чулан. Видит он в нем прикованного змея – Кощея Бессмертного. Просит Кощей Ивана-царевича об одолжении: "Сжалься надо мной, Иван-царевич! Десять лет я не пил, дай мне водицы испить!" Иван-царевич подносит змею три ведра воды, и тот, выпив их до донышка, наполняется силой превеликой, рвет цепи и вылетает вихрем из чулана. Он похищает Марью Маревну и уносит ее в свой замок. Два раза пытается Иван-царевич вернуть свою супругу. И всякий раз Кощей настигает беглецов. Тогда Иван-царевич решает добыть себе такого коня, который был бы сильнее и быстрей Кощеева коня. Ему удается добыть такого коня, который несется поверх туч. В третий раз похищает Иван-царевич Марью Маревну у Кощея. Тот пускается за ними в погоню и уже готов сразить Ивана-царевича острой саблей. Но богатырский конь бьет копытом в лоб Кощея и убивает супостата насмерть.
В этой сказке Кощей и Иван-царевич, оседлав своих сказочных коней, словно соревнуются друг с другом. Эти летящие над облаками кони похожи на летящих змеев: дым из ноздрей валит, искры во все стороны летят. Вся округа трясется от их богатырского топота. Нередко в русских сказках змей выезжает на битву, экипированный как вооруженный воин. Он восседает на славном богатырском коне; на его плече сидит вещий ворон – похититель живой воды, а позади него бежит свирепый хорт – собака-ветер. О Тугарине-змеевиче в народной былине говорится, что был он богатырь в вышину трех сажень, а промеж глаз у него торчит каленая стрела. Эти ассоциации навевают мысль о том, что легенды о летучих змеях были тесно связаны со степными воинами, вооруженными луком и стрелами. Основываясь на этом, можно предположить, что и сам "драконоборец" изначально был драконова роду племени. В общем-то, верно и обратное утверждение: дракон происходит из рода степных воинов.
Старый бог-дракон был повержен молодым драконом
Таким образом, можно сказать, что дракон, красавица и герой-освободитель вылетели из одного "гнезда". У всех трех персонажей прослеживается драконообразная родословная и харизма. Это верно по отношению к дракону, красавице, являющейся дочерью морского дракона – Морского царя, и по отношению к герою, который представляет из себя молодого, еще не оперившегося, дракона.
Очевидно, этот обобщенный драконоборческий миф являлся достоянием степных воинов-европеоидов и отражал существенные для кочевого образа жизни реалии, связанные, прежде всего, со скотоводством. Если проследить родословную многоголовых драконов, то можно, вероятно, прийти к выводу, что все они являются отражением календарного солнечного цикла. Так, семиголовый дракон является воплощением семидневной недели; трехголовый – олицетворением трех месяцев.
Можно предположить, что существовало четыре трехголовых дракона: огненный – лето, зеленый – весна, белый или синий – зима, желтый – осень. Двенадцатиголовый дракон олицетворял собой солнечный год по числу месяцев. В связи с этим становится понятен обычай сжигания бадняка под Новый год или последовательное отрубание Божичем всех двенадцати драконьих голов. Каждая отрубленная голова символизирует собой один месяц прожитого уже года. По числу искр горящего бадняка гадают о приумножении детей и скота. Старый год завершен и ему на смену приходит новый год, только народившийся. Быть может, с этими связан инфантилизм героя-драконоборца – Ивана-царевича из русских сказок, который сражается с драконом. Он вовсе не похож на закаленного война, а скорее – на младенца: он часто плачет, оказавшись в безвыходной ситуации. В одной сказке он отправляется на поиски царевны Золотые Кудри, девяти дней от роду, о которой ему рассказал его отец царь. За него, порой, действует огненный быстроходный конь, летающий под небесами – Сивка-бурко (сивый, бурый) – символ того же дракона. Златокудрая невеста Ивана-царевича выглядит куда более приспособленной к военной, кочевой жизни. Она часто похожа на амазонку; вероятно, сказывается ее генетическое родство со своим папашей или дедом Морским царем.
Двенадцатиголовый змей, очевидно, был связан с культом близнецов, распространенных у индоевропейцев. По крайней мере, такая параллель выстраивается в русской сказке "Двенадцать месяцев", где месяцы являются братьями, живущими в одном доме. Похищение одного брата – апреля – злыми силами предотвращает наступление весны. Весьма характерно также, что дэвы, согласно народным преданиям горцев, живут братскими общинами вместе со своей матерью. Они постоянно умыкают красавиц у соседних народов. Вероятно, дэвы, или Дивы, – это все те же многоголовые драконы, олицетворяющие собой сияющее ясное Небо. Само имя этих божеств восходит к индоевропейскому корню "див", означающему сверкающее Небо. Это прослеживается и в иных персонажах народной мифологии, например у древних индусов Дьяус – отец Небо. В балтийской мифологии Диевас – самый главный из богов. Он "отец Небо". У Диеваса есть два сына-близнеца, а в более древней трактовке – сын и дочь, которые вступают друг с другом в инцестуозный брак. В результате на свет появляется поколение новых богов. В латышских народных песнях сохранились фрагменты мотивов и символы, связывающие детей Диеваса обожествляемыми близнецами других традиций – древнегреческими Диоскурами и древнеиндийскими Ашвинами. Сыновья бога влюблены в свою сестру – дочь солнца. Они, ожидая ее, зажигают на море два огня; катают ее по очереди по Небу на яблоневой лодке; едут к ее дому на двух конях. Два коня олицетворяют собой культ близнецов. Это нашло отражение в изображении двух коньков на скате крыши. В прусской традиции один из двух близнецов старый, другой – молодой. Один связан со смертью, другой с жизнью. Молодой близнец отнимает у старого его жену – дочь солнца. Эти мотивы могут быть связаны и с драконоборческими мотивами из русских, славянских и европейских сказок. У кельтов сохранялся миф о трех близнецах, которые символизировали собой три мира: горний, земной и подземный. Сестра вступает по очереди в инцестуозный брак с каждым близнецом. Этот мотив близок к финно-угорскому мифу о Трех братьях-близнецах Финн, которых соблазняет их сестра. Близнечный миф имеет отношение к культу плодородия, к вызволению из царства смерти людей и домашних животных – коров, коней, свиней, коз, овец и прочих. Согласно древней индоевропейской традиции загробный мир представляется как пастбище с сочными травами. Нередко одному божеству – небесному Перкунасу противостоит другое божество подземного мира – Велняс. Перун и Велес – в русской традиции. Их солнцеликая сестра по очереди находится то в гостях у одного брата на небе, то в гостях у другого под землей. Как следует из славянских мифов, Велес и сходные с ним божества подземного мира имеют змеиное тело. Можно предположить, что и небесное божество-громовержец Перун когда-то имел также змеиное тело. Однако хозяин нижнего мира выглядит более змеинообразным потому, что он проиграл схватку со своим молодым противником. Вероятно, это связано с новогодним циклом, когда на смену старому двенадцатиголовому змею приходит только что народившийся змей, который выглядит как дитя. Однако это дитя проявляет все качества молодости и завладевает инициативой. Он прогоняет старого змея в подземный мир и освобождает красавицу – "дочь солнца", – на которой женится. В других мифах драконоборец-богатырь последовательно отрубает все двенадцать голов змея, прижигая шею огненным пальцем, чтобы на месте старых не выросли новые головы. Затем он разбрасывает отрубленные головы и части изрубленного тела дракона по полю, либо же собирает их в кучу и сжигает. Пепел он пускает по ветру. В этом, вероятно, отразилось представление о реинкарнации и жертвоприношении. Недаром в греческом мифе об аргонавтах Ясон запряг быков в плуг и идет за ним, бросая в пашню зубы дракона, из которых выросли бесстрашные воины. Здесь отразилось сразу два представления – о богине матери-земле, рожающей богатырей, и о драконе, из зубов и частей тела которого вырастают воины. Вероятно, этот миф является весьма древним. В нем запечатлелись представления о драконе Небе, который оплодотворяет мать-землю, и земля рождает героев. Быть может, своеобразным ремейком этих мифов является представление об огненном змее, который по ночам влетает в трубы изб, посещая вдовушек. Рассыпавшись искрами в печи, змей превращается в прекрасного юношу, который соблазняет вдовушку. Здесь, очевидно, запечатлелись представления о непорочном зачатии. У вдовушек появляется потомство со всеми признаками змеиной и волчьей породы – вулкадлаки.
Ритуальное расчленение тела дракона, связанное с культом плодородия и реинкарнацией, восходит к мифам о прародителе людей Пуруше, Пань-гу, Имиру и иным подобным персонажам. Например, из тела расчлененного первого великана Имира возникают два брата, которые впоследствии вступают в брачные отношения со своей сестрой, возникшей также из тела Имира. Можно предположить, основываясь на этом, что принесенный богами в жертву первочеловек изначально был драконом. Из частей его тела был создан мир, и возникли первые люди. Обычай вступать в инцестуозные отношения широко распространился в обществах восточного типа: в Египте, Шумере, Иране и т. д. Вероятно, это было характерно и для индоевропейцев. Наверняка этот обычай базируется на представлении о целостной природе прародителя. Змей-андрогин через инцестуозный брак своих потомков обретает свою первоначальную целостность.
От неолита до бронзового века найдена масса многоголовых изображений из терракоты. Чаще это двухголовые антропоморфные существа. Обычно их идентифицируют как изображение близнецов мужского пола. Однако Б. А. Рыбаков в своей работе "Язычество древних славян" высказывает вполне резонную мысль, что эти изображения могут принадлежать двум богиням-роженицам. В доказательство своей версии Рыбаков приводит изображения типичных трипольских сосудов с четырьмя грудями. Ученый рассуждает на тему того, что женское тело всегда рассматривалось как сосуд с жизненной влагой. Среди терракотовых скульптур обнаружены и такие: два антропоморфных существа, соединенные ручкой у торса, в своем основании образуют жертвенную чашу на ножках. Рыбаков связывает это с культом вызывания дождя. Но среди изображений подобного рода есть и такие, как трипольский сосуд в виде "бинокля": две чаши, соединенные перемычкой. При этом чаши-фигуры предельно стилизованны и лишены каких-либо признаков пола. Можно предположить, что обе чаши-фигуры воспринимались как сосуды для священной влаги. Основываясь на этом, можно предложить и иную трактовку: перед нами стилизованные изображения первых близнецов: мужчины и женщины, брата и сестры, – соединенных в священном коитусе. В пользу такой версии указывают и иные изображения подобного рода. Найден обломок скульптуры, изображающей двухголового человека с общим телом. При этом у человека этого две женские груди и два мужских соска. По крайней мере, так можно трактовать две пустые дырки, расположенные по бокам женских грудей. Не исключено, что перед нами культовое изображение двухголового и двуполого андрогина, прародителя людей. К сожалению, нижняя часть фигуры обломана, и, как выглядит это существо на уровне таза, мы никогда не узнаем.
Многие скульптуры неолита украшены змеиным спиралевидным орнаментом. При этом мы часто можем видеть переплетенные туловища змей с двумя головами. Уже в раннем неолите появляются жертвенники на ножках с двумя змеиными головам, а также чары для воды с рельефным изображением змей. Хорошо известно, что змеиный спиралевидный орнамент в эпоху линейно-ленточной керамики продвинулся из области Балкан и Дуная далеко на север, за барьер центральноевропейских гор. Очевидно, это связано с миграцией пришлых скотоводческих племен в лесную часть Европы. В Скандинавии и Прибалтике по сей день сохранилось немало этнографического материала, свидетельствующего о некогда распространенном у индоевропейцев змеином культе. Рыбаков считает, что славнее и их предки изображали "безвредных" ужей и это было связано с культом плодородия. Но можно предложить и иную трактовку: перед нами стилизованные изображения крылатых змеев. Впоследствии "индоевропейские драконы" могли быть отождествлены славянами с реальными змеями, в том числе и с "безвредными" ужами. Драконам не было места в лесах Европы – не было, где развернуться, не то, что в степях.
Таким образом, подводя итог сказанному, мы можем предположить, что прародитель людей – Бог-дракон сияющего и безоблачного Неба – изначально был связан с культом близнецов. Впоследствии, после того, как индоевропейцы покинули свою степную прародину, культ небесного дракона исчез. Ему на смену пришел культ коня и культ змеи. Змеи и кони являются спутниками божественных близнецов в мифологемах многих индоевропейских народов. Некогда почитаемый как божество дракон превратился в отрицательного персонажа народных сказок и легенд.
Реалии арийской прародины в свете драконовой символики
Многие исследователи обращали внимание на то, что термин индоевропейцы не вполне отвечает существу вопроса: он мало что говорит о предках индусов и европейцев, а также об их предполагаемой прародине. И в самом деле, индоевропейцы еще каких-нибудь 5 тыс. лет назад вряд ли могли назвать Европу и Индию своей родиной. Может, все-таки правильнее было бы говорить об ариях, когда речь заходит об общих предках европейцев и индусов? Но термин индоевропейцы вполне устоялся, и менять его, конечно, не представляется возможным. Хотя, наверное, не было бы ошибкой называть индоевропейцев ариями, как это делают некоторые исследователи. В конце концов, древние иранцы называли свою северную прародину Ариадна Вэджа – "арийский простор". Речь идет, вполне очевидно, о евразийских степях (там есть, где развернуться), а не о берегах крохотной речки Сарасвати в Пенджабе, куда помещают прародину ариев некоторые лингвисты. Да и реалии Пенджаба не очень-то соответствуют описаниям арийской прародины в Авесте.