Чернушка высунула пальчик. Лауме-ведьма схватила ее и унесла домой. Она стала кормить Чернушку, давала ей самые лучшие кушанья и напитки. Чернушка уже стала жирной. Тогда лауме-ведьма пошла звать в гости других лауме-ведьм, а своей дочери велела изжарить Чернушку.
В это время лиса стояла за стеной и все слышала. Ей стало жалко девочку, и она сказала Чернушке:
- Что ты мне дашь, если я тебя спасу?
- Если ты меня спасешь, так я даже не знаю, что тебе дам, - ответила Чернушка.
- Ну, хорошо, спасу. Когда дочка ведьмы велит тебе сесть в тележку, ты скажи: "Садись ты, я тебя покатаю".
Дочка ведьмы натопила печку и сказала Чернушке:
- Садись, я тебя покатаю.
Чернушка ответила:
- Садись ты, я тебя покатаю.
- Ты меня не потянешь, - заспорила дочка ведьмы.
Чернушка:
- Потяну.
Ведьмина дочка села в тележку - тут же лиса вскочила и топором отрубила ей голову. Она изжарила дочку ведьмы и положила на стол, а ее голову положила на подушку и накрыла. А Чернушку спрятала в дупле березы.
Ведьмы пришли, съели мясо и запели:
Поваляемся, покатаемся -
Вот вкусное мясо Чернушки!
Чернушка сидит на березе и отвечает:
Валяйтесь, катайтесь -
Ведьминой дочери мяса наелись!
Ведьмы услышали и страшно рассердились, кинулись к кровати дочку будить. Смотрят - только голова дочери. Лауме-ведьмы прямо взбесились. Они схватили топоры и кинулись рубить березу. Они рубили, рубили - устали, пошли отдохнуть.
Лиса прибежала из леса, взяла топоры и их отбила о камень. Ведьмы снова пришли рубить березу, опять устали, опять отдыхали. Потом снова пришли и рубили, но почувствовали, что топоры совсем тупые, и пошли [их] поточить. Лиса прибежала, сняла Чернушку [с березы] и отнесла ее домой.
Родители очень обрадовались и не забыли угостить лису.
К 1.1.1.15. / AT (327F). Деревня Лушна, приход Вишакио Руда, уезд Мариямполе. Зап. Она Паукштене. TŽ 2 с. 258 = LTt 3 117.
См. № 58. Чтобы черное дитя стало белым, его помещают в колодец (см. № 84) или в прорубь. Только в публикуемом варианте лиса относит девочку домой.
61. Ведьма и Лукошюкас
Был один человек, у него был сын. Но раньше бывало, что ведьмы детей крали. Человек боялся, чтобы не украли [его] сына, сделал лодку и пустил мальчика в море.
Он ему наказал, чтобы приплывал, когда позовут не иначе, а только так:
Приплыви, приплыви,
Лукошюкас,
Я тебе дам
Белую рубашку
И красную ленточку!
Бывало, когда нужно подать еду, мать приходила и звала:
Приплыви, приплыви,
Лукошюкас,
Я тебе дам
Белую рубашку
И красную ленточку!
Ребенок приплывал, мать подавала ему еду, и он опять уплывал.
Ведьма услышала, как мать зовет: "Приплыви, приплыви, Лукошюкас…" и сама стала звать. Но она звала низким голосом. Мальчик понял, что это не его мать, и сказал:
- Это не моя мать. У моей матери одна рука.
Ведьма побежала к кузнецу:
- Кузнец, кузнец, отруби мне одну руку.
Кузнец отрубил ведьме руку. Она уже без одной руки прибежала к морю и опять зовет:
Приплыви, приплыви,
Лукошелис,
Я тебе дам
Белую рубашку
И красную ленточку!
Тот ребенок говорит:
- У моей матери одна нога - ты не моя мать.
Ведьма побежала к кузнецу:
- Кузнец, кузнец, отруби мне одну ногу.
Кузнец отрубил ведьме ногу. Ведьма на одной ноге прискакала к морю:
Приплыви, приплыви,
Лукошелис,
Я тебе дам
Белую рубашку
И красную ленточку!
Ребенок сказал:
- Ты не моя мать - у моей матери один глаз.
Ведьма тут же прибежала к кузнецу, сказала:
- Кузнец, кузнец, выколи мне один глаз.
Кузнец тут же выколол ей глаз. Ведьма прискакала к морю и сказала:
Приплыви, приплыви,
Лукошелис,
Я тебе дам
Белую рубашку
И красную ленточку!
Ребенок сказал:
- Моя мать говорит более тонким голосом - ты не моя мать.
Ведьма побежала к кузнецу, сказала:
- Кузнец, кузнец, сделай мой язык тоньше.
Кузнец постучал по ее языку. Она прибежала к морю и опять зовет:
Приплыви, приплыви,
Лукошелис,
Я тебе дам
Белую рубашку
И красную ленточку!
Ребенок не может избавиться от этой ведьмы, он говорит:
- Моя мать без головы - ты не моя мать.
Глупая ведьма хотела взять этого ребенка, тут же побежала к кузнецу:
- Кузнец, кузнец, отруби мне голову.
Кузнец отрубил ведьме голову, и она тут же подохла. Когда родители узнали, что ведьмы уже нет, перенесли ребенка домой, и он счастливо вырос.
К 1.1.1.19. / АТ - . Юозас Шинкевичюс, деревня Ожкабаляй, волость Бартнинкай, уезд Вилкавишкис. Зап. Винцас Басанавичюс, (1902). BsLPĮ 4 93 = LTt 3 119.
Имеется 2 варианта сюжета; второй текст записан в Восточной Литве.
62. [Несмеяна]
Были дед да баба. Они сговорились:
- Дед, давай сварим пива, замочим сыту!
- Давай замочим!
Замочили, проросло, отнесли просушить в сытницу. Сытница была в овине. И заяц привык к сыте. Дед смотрит утром - кто-то ел сыту.
- Так, баба, что такое - заяц привык к сыте.
- Пойдем, изловим. Постереги в овине, когда заяц залезет в окошко, заложи это окошко.
Пошли дед с бабой, мешок принесли. Баба велела деду стать в дверях и широко расставить ноги, а она будет гнать зайца из овина. Как только баба погнала зайца, он заскочил в мешок и понес деда, как тот стоял, расставив ноги. Несет, несет, несет, несет, а дед на зайце. Заяц выскользнул, а дед и остался. У деда закружилась голова, и он не знает, куда идти. Дед нашел дорогу: "Как-нибудь выйду этой дорогой".
Он идет, идет, идет, идет - услышал лай собак: "Может быть, будет какая деревня". Подошел: собачонки маленькие, одна напротив другой: кяу-кяу! - лают. Он этих собачат - в мешок и идет. Идет, идет - услышал пение петухов: "Здесь уже должна быть деревня". Подходит: два маленьких красивых петушка стоят один против другого, так поют, так поют! И их - в мешок. Идет, идет по дороге, слышит - кто-то едет, стучат колеса. Подходит - повозки в одну сторону - стук-стук-стук! в другую - стук-стук-стук! Он взял и положил [их] в мешок. Идет, идет - услышал стук вальков. "Вот, уже теперь деревня будет". Подходит ближе - речка и маленькие вальки сами стучат и стирают. Он положил их в мешок.
Идет, идет - находит край леса, поле. Прошел до конца поля - поместье. Пришел в поместье - там понаехало много людей, панов. У пана есть дочка, которая никогда не смеется. Никто ее не может рассмешить. Так пан пригласил и панов, и мужиков: кто ее рассмешит, тому половина королевства. Дед заночевал у арендатора. И никто его не знает.
- Пан, у меня есть человек, путник; может быть, он сможет рассмешить?
Пан велел пригласить.
- Пошли: пан велел. Может быть, ты рассмешишь его дочь.
Пришел. А она сидит за столом, как железная, и все. Тот дед пришел с мешочком, а она смотрит. Он вытащил собачонок. А они одна против другой так лают, так лают: вяу-вяу-вяу! Петушки поют, дерутся. Все смеются, а она еще не улыбается. Он вынул повозки - они [едут] то в одну сторону, то в другую сторону, то в одну сторону, то в другую сторону. Она немного улыбнулась - скривила губы. А другие [удивляются]:
- Неужели он выиграет?
Он сделал речку, а вальки стук-стук-стук! - стучат. Вода брызжет! А она:
- Ки-ки-ки-ки, - засмеялась, подала голос.
Пану жалко стало выдавать свою дочь за старого.
- Пан, мне не нужна твоя дочь, у меня есть своя жена. Но ты мне дай приют. Дома мое жилище малое, может быть, пан, примешь?
Пану и хорошо. Дед привез бабу, и живут хорошо. А дочь пана вышла замуж за другого, и живут. И хорошо.
К 1.1.1.17. / AT 572*. Анеле Челнюкене, 65 лет, деревня Клюкай, приход Твярячюс, уезд Швянченис. Зап. Юозас Айдулис, 1934. LTt 3 185. Перевод на немецкий язык KLV 74.
Имеется 22 варианта относительно стабильного сюжета. Верхом на зайце в фантастический мир попадает старик или дурак.
63. Девять невесток и сестра
Было девять братьев и девять невесток, а сестра одна. Братья уехали на войну, а сестра осталась с невестками. Они пошли по ягоды.
Они собирали, собирали ягоды, и сестра первой набрала полный кувшин. Невесткам [это пришлось] не по нраву.
- Куда ее девать?
- Надо ее проклясть: поставим ее в дупло и проклянем.
Они так и поступили. Три невестки взялись за руки, ходили вокруг дуба и проклинали:
Дубочек-кукуолечек,
С сотней веток, с зелеными листьями,
Обрасти, обрасти нашу золовку!
И [дуб] оброс сестрицу по колена. Опять невестки взялись за руки - ходили и пели:
Дубочек-кукуолечек,
С сотней веток, с зелеными листьями,
Обрасти, обрасти нашу золовку!
[Сестра] пропала до поясницы. Опять невестки взялись за руки, ходили и пели:
Дубочек-кукуолечек,
С сотней веток, с зелеными листьями,
Обрасти, обрасти нашу золовку!
Уже сестрицы не видно. А мимо едут ее братья. Они едут - аж лес стонет. А сестра уже почуяла братьев - и плачет внутри дуба:
Тростники шуршат,
Сосняк гудит -
Моих братцев как нет, так нет,
Моих родных как нет, так нет.
Братья поняли:
- Это голос нашей сестрицы.
И они ответили:
Не плачь, сестрица,
Наша молодая,
Мы везем тебе сито просевать,
Золотое кольцо надевать.
Сестрица ответила:
Я этим ситом просевать не буду,
Золотого кольца не надену.
Братья приехали домой. Приехали и спросили:
- Где наша сестра?
- Ее нет.
- Где же она?
- Нет ее - мы прокляли.
- Идите и приведите ее, ибо и вас не будет!
А они ее очень жалели. Невесткам делать нечего. Они пошли и стали просить [у дуба], чтобы отдал [девушку]. Опять втроем ходили и пели:
Дубочек-кукуолечек,
С сотней веток, с зелеными листьями,
Ты отдай, ты отдай нашу золовку!
И открыл - уже видна голова сестрицы. Опять втроем взялись за руки - ходили вокруг дуба и пели:
Дубочек-кукуолечек,
С сотней веток, с зелеными листьями,
Ты отдай, ты отдай нашу золовку!
Уже открыл до поясницы. И опять втроем взялись за руки, ходили крутом и пели:
Дубочек-кукуолечек,
С сотней веток, с зелеными листьями,
Ты отдай, ты отдай нашу золовку!
[Дуб] отдал. Они привели сестрицу домой. А братья ее приняли, встретили. Дали ей золотое кольцо, сито…
К 1.1.1.17. / АТ. Маре Алюкене, 40 лет, деревня Пликяй, приход Родуне, уезд Лида (Беларусь). Зап. Юозас Айдулис, 1934. LTt 3 166.
Имеется 7 вариантов сюжета; все они записаны в Дзукии (в юго-восточной Литве и в литовской деревне на территории Беларуси).
64. [Кузнец в аду]
Был один кузнец. Он везде побывал, но в одном месте - в аду - не бывал. Но он хотел попасть и туда. Однажды он шел по лесу и потерял дорогу в глубине леса. Несчастный человек вздохнул и подумал: "Если бы меня кто-нибудь вывел из этого леса, я был бы счастлив". И видит - рядом с ним идет какой-то паныч.
- Хорошо, я могу тебя вывести, но ты должен мне подписаться кровью, порезав свой палец.
- Хорошо, лишь бы я мог выйти.
Подписался. Пришло время - черт пришел к тому человеку и говорит:
- Ну, теперь пойдем ко мне на родину.
- Хорошо, пойдем.
Кузнец взял с собой молот, кусачки, святую воду и идет. Когда пришли в ад, он тут же стал освящать ад. Все черти разбежались, только он остался. Он видит, что один черт высунул нос и смотрит. Он тут же хвать кусачками за нос и молотом - бух! бух! А тот черт начал освобождаться, освободился и удрал. С тех пор поля полны чертей.
К 1.1.1.18. / АТ (330А). Игнотас Григулис, деревня Клявай, приход Сейнай (современная Польша). Зап. Миколас Сидарис. LMD I 481/30/.
Записано 6 вариантов, близких к концовке сказки о кузнеце, который заставляет черта / смерть прилипнуть к его наковальне / дереву (см. № 65). В нескольких вариантах кузнец дает черту расписку, желая получить денег.
65. Кузнец и черт
Несколько тысяч лет тому назад жил кузнец. У него была маленькая избушка и кузница. Он долго и усердно работал, но пришла старость - уже не мог заработать себе на хлеб и решил идти в мир побираться. Кузнец шел и встретил паныча. Паныч спросил:
- Почему ты такой грустный?
- Как мне не быть грустным - денег нет, нечего кушать.
- Ну, хорошо, я одолжу тебе денег, - говорит паныч. - Но через три года ты обязан [их] вернуть. Кроме того, напишешь вексель своей кровью.
Паныч дал триста рублей. Кузнец вернулся домой и живет. Работает, сколько может. Однажды смотрит - приезжает верхом святой Петр. Он просит подковать коня - его конь потерял одну подкову. Когда кузнец подковал коня, святой Петр спросил, сколько платить. Кузнец говорит:
- Я хочу, чтобы тот, кто сунет руку в мешочек, где мои гвозди, без моего разрешения ее не вынул.
- Хорошо, - говорит святой Петр.
- В моей избе стоит стул, - опять говорит кузнец, - кто на него сядет, чтобы без моего разрешения не встал.
- Ну, хорошо.
- В моем саду растет яблоня. Кто на нее влезет, чтобы без моего повеления не слез.
Прошли три года - пришел тот же паныч и требует:
- Кузнец, кузнец, верни деньги!
Кузнец говорит:
- Немножко подожди, я кончаю колесо оковывать. - И просит: - Будь ласков, подай мне гвоздей из этого мешочка.
Паныч сунул руку в мешочек, а вытащить не может. Тогда кузнец схватил раскаленные щипцы, молот и как начал его бить, щипать! Паныч просит, только чтобы его отпустил живым. И денег не будет требовать, будет ждать столько, сколько кузнец захочет. Кузнец его отпустил. Паныч вскочил и убежал.
Прошло некоторое время - пришел брат черта.
- Эй ты! Верни деньги! Ты мучил моего брата, но меня не будешь мучить!
- Прошу, паныч, садись на этот стул. Я закончу коня подковывать.
Паныч сел и встать не может. Кузнец этого еще больше бил, еще больше щипал. Паныч стал просить отпустить [его]. Кузнец отпустил, а паныч так побежал, будто [у него] глаза выгорели.
Прошло время, смотрит - приезжает пан на шести лошадях. Он остановился у кузницы и зовет кузнеца:
- Кузнец, эй кузнец, иди сюда!
Кузнец выходит грустный.
- Теперь я тебя увезу, ты больше не будешь мучить моих братьев.
Старый кузнец совсем испугался.
- Милый пан, позволь мне хоть умыться: с таким паном так и ехать некрасиво.
Пан разрешил умыться.
- Панок, мне так яблоки запахли, - говорит кузнец.
Пан говорит:
- Ну, хорошо, я схожу и потрясу, ты, придурок!
Он влез на яблоню, потряс ее, а слезть не может. Кузнец быстро принес раскаленное железо, как начал [его] жечь, щипать - пан только просит, и все:
- Отпусти, кузнец, прости меня!
Кузнец его хорошо обжег, осмолил и отпустил. Пан быстро вскочил в карету и уехал. Кузнец дальше жил себе спокойно.
Однажды в праздничный день кузнец встретился с соседями и попросил их, чтобы они, когда он умрет, в его гроб положили молоток и гвозди.
Смерти не пришлось долго ждать, она скоро пришла. Когда кузнец умер, соседи постарались выполнить его волю - положили в гроб молоток и гвозди. Умерший кузнец идет на небо, просит Бога, чтобы его впустил. Бог говорит:
- Когда ты подковывал коня святого Петра, не все гвозди использовал, обманул.
Кузнец идет в пекло. Черти увидели кузнеца и тут же заперли дверь: это были те панычи, которых он так измучил. Кузнец загрустил: его не пускают ни на небо, ни в пекло. Он долго стоял у дверей пекла.
Один черт захотел посмотреть на кузнеца и высунул голову. Кузнец вынул гвоздь, стук, стук! - и приковал. Черт как подскочил, как подскочил - и дверь выломал. Кузнец вошел в пекло. Все черти испугались и разбежались по свету. Тогда Бог взял кузнеца на небо, а чертей опять загнал в пекло.
К 1.1.1.21. / AT 330А. Деревня Лушнос, приход Вишакио Руда, уезд Мариямполе. Зап. Она Паукштене. LTt 3 219. Ранее опубликовано TŽ 2 с. 360.
Имеется 163 варианта. Кузнец принимает на ночлег нищего / отдает хлеб старику / подковывает коней Бога и святых и за это получает возможность сделать так, чтобы кто-либо прилип к его наковальне / дереву. Иногда кузнец отказывается просить у Бога неба. Поэтому после смерти его не пускают на небо. Он бросает туда свою шапку / фартук, заходит на небо за своим предметом и остается там (ср. № 67).
66. Смерть
Однажды человек шел по полю и встретил старичка. Старичок был очень бледный и казался голодным. У человека был хлеб, и он угостил [старичка]. Тогда старичок сказал:
- Выбери для себя то, что хочешь, а я все дам.
Человек выбрал:
- Если я кого посажу, чтобы [он] не мог встать, пока [я] не велю.
Старичок сказал:
- Будет то, чего хочешь.
Человек вернулся домой. Однажды пришли смерть и черт. Смерть [говорит]:
- Теперь приготовься к смерти, ибо сегодня умрешь.
Черт тоже:
- Ты большой грешник, потому мы оба поедем к судье, может быть, [ты] достанешься мне.
Человек испугался. Но он вспомнил обещание старичка. Поэтому он сказал смерти:
- Я столяр, поэтому перед смертью не хочу оставить другим свои инструменты. Вы подождите какой часок. Вот полная [плодов] яблоня, так ты, смертушка, можешь залезть и есть, пока я приду. А ты, черт, чего здесь будешь стоять - садись вот на этот камень.
Чертенок сел. Человек ушел и не возвращается. Чертенок проголодался. Он хочет встать с камня - и не может. Смерть тоже на яблоне ест яблоки. Пришла зима, холодно, яблок не стало. Вороны напали [на смерть] и стали [ее] клевать, а она не может слезть с яблони. Пробыла там несколько десятков лет. Чертенок, пока сидел, почернел как уголь, а смерть высохла, как губка, да и вороны за зиму [ее] обклевали, так что остались только сухие кости.