В общем, трудно поверить, что этот гуру психоанализа сам страдал целым набором фобий. Фрейд панически боялся ездить поездом, а когда все-таки приходилось это делать, опоздать на поезд тоже страшно боялся. Боялся оказаться в Риме - неизвестно почему. Бывая в Италии, Рим всячески избегал. Но сильнее всего он боялся умереть. Все праздновали начало XX столетия, а Фрейд говорил, что новый век примечателен днем его ухода из жизни, и пытался предугадать эту дату. Даже коллекция антиквариата, которую он собирал, напоминала ему о том, что все в этом мире преходяще.
Фрейд много курил. Курил сигары, иногда по двадцать штук в день. Уча других тому, что человек удовлетворяет курением сосательный рефлекс и отсутствие материнской груди, он сам никак не мог бросить: становился совершенно неработоспособен. А ведь врач предупреждал его!
Закончилось тем, что у Фрейда обнаружили опухоль гортани. Стараясь не пугать родных, он ушел как будто бы на прогулку, а сам лег на операционный стол. Через несколько часов после операции началось кровотечение, и жизнь Фрейду спасла чистая случайность. Закричать он не мог, а звонок, предназначенный для вызова врача, сломался. Тогда другой пациент, душевнобольной карлик, выбежал в коридор и принялся хватать врачей за халаты до тех пор, пока не пошли посмотреть, что стряслось.
Впоследствии Фрейд перенес еще много операций, но курить не прекращал. Не бросал и практику, принимая до шести клиентов в день. И удивительно стойко воспринял вынужденный отъезд из Вены, когда Австрия была захвачена Гитлером и его книги жгли. Заметил только: "Каков прогресс! В Средние века сожгли бы меня самого, а сейчас довольствуются только книгами".
Теперь, досконально изучая его работы, приходят к удивительным выводам. Теория, которая наделала такой шум и обессмертила имя Фрейда, была основана на. подтасованных фактах. В ее основу легло наблюдение за шестью пациентами, двое из которых прекратили посещать сеансы через три месяца, а из оставшихся только один годился для теорий. А вообще, в любой теории есть исключения. Сам Зигмунд Фрейд говорил: "Иногда сигара означает просто сигару!" (а вовсе не то, о чем вы подумали).
Яблочко от яблони, или С легким паром!
Хотите анекдот? Играют Архимед, Паскаль и Ньютон в прятки. Архимед закрывает глаза и считает, Паскаль бежит прятаться, а Ньютон берет палку, рисует вокруг себя квадрат, метр на метр, и встает в него. Архимед открывает глаза:
- Ньютон!
- А вот и нет. Ньютон на метр квадратный - это Паскаль!
То была небольшая присказка. А впереди сказка - о волшебном яблоке, банном дне и гениальном пиаре.
Есть два величайших из величайших научных курьеза, известных каждому с детства. Они достойны отдельной книги, да не одной и не в один том величиной. Но эти истории, такие разные, объединила общая судьба - стать наукой с ухмыляющимся лицом.
Имена Исаака Ньютона и Архимеда теперь звучат в разных юморесках едва ли не чаще, чем в серьезных учебниках. И множество биографов, историков и научных журналистов пытаются докопаться до истины: где там правда, а где выдумка?
Миф о падении яблока прямо на гениальную Ньютонову макушку существует в нескольких вариантах. В первом из них это произошло летним днем, когда ученый, устав мыслить, задремал прямо в саду; во втором фрукт шлепнулся глубокой ночью при свете луны. Третий вариант самый гуманный: в нем яблоко вообще не нанесло Ньютону телесных повреждений в виде шишки на голове, потому что упало и вовсе на некотором расстоянии!
Из всех версий одна - третья - даже официально задокументирована. Знаменитый яблокопад описан в книге воспоминаний Уильяма Стакли, друга Ньютона. Вот что он пишет: "После обеда установилась теплая погода, мы вышли в сад и пили чай в тени яблонь. Он (Ньютон) сказал мне, что мысль о гравитации пришла ему в голову, когда он точно так же сидел под деревом. Он находился в созерцательном настроении, когда неожиданно с ветки упало яблоко". Этот случай и послужил толчком к открытию закона всемирного тяготения.
Рассказ в целом похож на правду. Ньютон действительно был вынужден на некоторое время вернуться в свое поместье Вулсторп, потому что в Лондоне началась эпидемия чумы. Был у него и сад, были и фруктовые деревья. Одно из них потом снискало себе славу Той-Самой-Яблони (интересно, как же определили, какое именно?). Дерево пережило Ньютона почти на сто лет и продолжало бы здравствовать, если бы не сильная гроза. Из древесины смастерили кресло, которое хранится где-то в Англии, в частной коллекции, а "потомок" яблони продолжает славить ее выдающийся род. Туристы так вытоптали почву вокруг ствола, что пришлось поставить оградку.
То есть, получается, мало-мальски правдоподобная яблоня точно была. И может быть, трогательная сцена с чаепитием благодаря сплетням случайно трансформировалась в удар по голове?
А может, и не случайно, а сознательно . Была у Ньютона родственница Катерина Кондуит, которая приходилась еще и племянницей Вольтеру. Говорят, из всей семьи только к Катерине Ньютон относился с некоторой теплотой (ну, еще разве что к комнатному песику по кличке Даймонд - этому вообще все прощалось, даже опрокинутая свечка и пожар, в котором погибли рукописи!). И однажды, чтобы популярно объяснить девушке суть своего закона тяготения, Ньютон рассказал ей эту сказку. Сказка была передана Вольтеру, и то ли в ней яблоко действительно попало Ньютону по маковке, то ли перо Вольтера слегка приукрасило историю.
В любом случае пиар-ход получился мастерский! Ставший классикой научно- мифологического жанра и отличной иллюстрацией того, как нестандартно работает мысль большого гения даже на отдыхе.
Великим умам вообще надо больше отдыхать. Вот Архимед, например, любил понежиться в ванне. Эх, хороши были знаменитые сиракузские купальни! Но на этот раз Архимеду никак не удавалось полностью расслабиться - тяготила работа.
Царь Гиерон, как и положено царям, задал Архимеду загадку в духе "пойди туда - не знаю куда". Вынь да положь ему ответ, из чего мастер-ювелир сотворил вот эту новенькую дизайнерскую корону? Отдан был на ее изготовление слиток чистого золота, но как узнать, не подмешал ли ушлый мастер дешевого серебра?
Архимеду строго-настрого запретили подпиливать или еще как-нибудь повреждать корону. Вот и гадал он днем и ночью, как из этой ситуации выкрутиться.
Думал и в тот момент, когда усаживался в ванну. Банщик на этот раз постарался от души, и ванна была почти полна.
Что произошло дальше, знают даже дети. Воодушевленный возглас "Эврика!" ("Нашел!") гулко прокатился под банными сводами. И, позабыв о чистоте и даже не накинув на себя одежду, мокрый Архимед помчался домой, только голые пятки засверкали!
Честно говоря, сейчас правдоподобность этого тоже представляется весьма сомнительной. Чтобы известный и уважаемый житель Сиракуз вот так нагишом скакал по улицам? Даже если он действительно "нашел" в этой ванне то, что долго искал.
А нашел Архимед, что выплеснувшаяся наружу вода имеет тот же объем, что и вытеснившее ее тело (то есть его собственное тело). Чуть позже он напишет трактат "О плавающих телах" на основе открытого закона гидростатики. А пока что это означало одно: задание царя будет выполнено!
Слиток золота того же веса, что и корона, Архимед погрузил в сосуд с водой, корону погрузил туда же, сравнив, какое количество воды вылилось. Что и требовалось доказать: корона оказалась не совсем золотой.
По легенде, Архимед подсчитал даже количество "примеси" в этом ювелирном шедевре.
Царь остался доволен. То есть доволен Архимедовой работой, а вот махинациями ювелира - вряд ли!
Так рождаются мифы или нет, но они рождаются. И никого не спрашивают, готовы мы ли в них поверить. С мифами вообще как-то легче живется. Особенно с такими, которые любят все.
Ну и напоследок вот вам еще несколько случаев-анекдотов. Говорят, что все это истинная правда! Читайте и вдохновляйтесь на собственные "эврики".
В детстве Ньютон рос довольно слабым и болезненным мальчиком. Когда дети играли в подвижные игры, он всегда отставал от других. И вот как-то раз затеяли состязание по прыжкам в длину. День был ветреный, и Исаак вдруг заметил, что прыгать лучше по ветру, чем против него, и наловчился скакать дальше всех. Потом он даже придумал записывать длину прыжка по ветру, против ветра и в тихую погоду. Эти прыжки он называл потом своими первыми экспериментами!
Исаака Ньютона за его заслуги избрали в палату лордов. Двадцать шесть лет он исправно посещал заседания, но за все время не произнес там ни единого звука. И вдруг однажды, в ответственный момент, поднял руку! Ему сейчас же дали слово и застыли в нетерпении. "Господа, если вы не возражаете, я попросил бы закрыть окно. Здесь очень дует, и я боюсь простудиться", - произнес Ньютон, снова сел и умолк.
Однажды Ньютон потребовал сырое яйцо, чтобы самолично сварить его. Слуга принес яйцо, а через некоторое время слуга вошел в комнату и увидел следующую картину: Ньютон сидит рядом с печью и смотрит на горшок с кипящей водой, а в руке ученого что- то зажато. Выяснилось, что он решил измерить время, необходимое для варки яйца, но отвлекся и задумался. В руке у Ньютона оказалось сырое яйцо, а в кипятке варились часы.
Фермер, Кролик, Крокодил
Вся наука делится на физику и коллекционирование марок. Эрнест Резерфорд
Значит, говорят, Ньютону упало на голову яблочко? Подумаешь, невидаль: всего-то одно! Эрнесту Резерфорду досталось покрепче - на его макушку свалилась целая яблоневая ветка. Но случилось это еще в детстве и никаким открытием не ознаменовалось (кроме укрепившейся уверенности Резерфорда в том, что фермерскую династию он вряд ли продолжит).
В семье он был четвертым ребенком из двенадцати и одинаково усердно работал что руками, что головой. Голова победила: однажды прямо во время уборки картофеля Эрнесту принесли ошеломляющую новость - ему присуждена стипендия на учебу в Англии! "Это, очевидно, последняя картошка, которую я выкапываю", - усмехнулся Эрнест, докопал и пошел собираться.
Теперь Резерфорд известен как ученый с мировым именем, родоначальник атомной физики, нобелевский лауреат. Выходец из Кавендишской лаборатории, выдавшей этих лауреатов в количестве семнадцати человек. Именно там Резерфорда прозвали Кроликом - за дотошность. Но он не обижался, ведь эта дотошность отчасти и помогла сделать столько больших открытий в физике, ставшей смыслом его жизни (фраза в эпиграфе - наглядное тому подтверждение).
Кролик Резерфорд достиг таких высот, что даже среди его учеников сплошь громкие имена - Капица, Гейгер, Чедвиг, Бор. Хотя преподавал он из рук вон плохо: вместо плановых (но таких скучных!) лекций пространно, с увлечением рассказывал о своих замыслах и идеях. Распад радия он демонстрировал со словами: "Теперь вы видите, что ничего не видно, а почему ничего не видно, вы сейчас увидите". А уж если собирался привести какое-нибудь доказательство, то лучше бы он этого не делал! Мысль уводила его в сторону, он ошибался посреди математических выкладок, а потом еще журил аудиторию: "Сидите тут олухи олухами, и никто не подскажет, где я ошибся!"
Но ученики Резерфорда обожали. Шанс проявить себя он давал каждому, потому что неудачи иногда приносят пользу не меньше, чем успехи. Студенту Нильсу Бору из Дании он вообще не смог поставить плохую оценку, когда тот решил физическую задачу целой кучей разных способов, не имеющих к физике никакого отношения. Вопрос был предельно ясен: как можно измерить высоту здания с помощью барометра? По мнению Бора, проще всего привязать барометр к веревке и спустить с крыши, а потом измерить длину веревки. А еще проще - подойти к консьержу и сказать ему: "У меня есть отличный новенький барометр. Я отдам его вам, если вы сообщите мне высоту этого здания". Такой студент не мог не ходить у Резерфорда в любимчиках, а потом не получить Нобелевскую премию.
Кличка Резерфорда в те времена была уже другой. Крокодилом теперь звали его с подачи Капицы, потому что только крокодилы не умеют пятиться назад, и Резерфорд тоже не умел "пятиться" и отступать. Только вперед! И когда в 1933 году в Кембридже торжественно открывалось новое здание лаборатории, на его торцевой стене красовался высеченный из камня громадный крокодил, карабкающийся вверх и нарушающий все законы классического архитектурного стиля. И все улыбались, прекрасно понимая, к чему он тут.
Открытие протона, планетарная модель атома, первая ядерная реакция. Исследование радиоактивных излучений принесло Резерфорду славу и Нобелевскую премию, а заодно и самый большой курьез. Премия оказалась совсем не такой, какой ему хотелось бы! "Я имел дело с многими разнообразными превращениями, но самое замечательное превращение заключалось в том, что я в один миг превратился из физика в химика", - сказал Резерфорд. Почти так же был ошарашен физик Вольфганг Паули, узнав, что жена ушла от него к химику. "Я бы еще понял, если бы она вышла за тореадора. Но за химика!". И все потому, что (прочтите эпиграф еще раз!) из всех "коллекционеров марок" наименьшим уважением физиков пользовались именно служители химии.
А еще Резерфорд получил за заслуги титул лорда. Но об этом скромный ученый вообще распространяться не любил.
Благодетель человечества
Пастера жаждали заполучить в свои ряды и физики, и химики! Ему наперебой предлагали кафедры и выгодные места, уговаривали выдвинуть свою кандидатуру в Академию наук. Разумеется, Пастер немало для этого потрудился, но узнали о нем, когда ему было всего-то ничего - двадцать шесть лет.
В его двадцать шесть Луи уже пригласили в Страсбург занять должность профессора университета. Ректор лично встретил его и даже позвал к себе на обед - познакомиться. Юноша понравился ректору; правильно, тогда еще у Пастера не было привычки разглядывать в лупу каждый поданный к столу деликатес и перемывать овощи и фрукты кипяченой водой, опасаясь микробов! Но понравился Пастер не только хозяину дома. Одна из его дочек, Мари Лоран, начала украдкой посматривать на молодого профессора, да и молодой профессор не остался в долгу: девушка была очень симпатичной.
В общем, спустя всего две недели ректор получил письмо, в котором Луи просил руки его дочери. Жених писал, что хоть не имеет никакого состояния, но обладает здоровьем и добрым сердцем, а остальное, как говорится, приложится. Свадьба была сыграна!
Честно говоря, здоровье Пастера оказалось не таким хорошим, как он думал. Но это не помешало ему делать открытия для здоровья других. Но начал Пастер не с людей, а. с гусениц!
В южной французской провинции неизвестная болезнь поразила гусениц тутового шелкопряда. Не справившись сами, шелководы начали звать на помощь науку. Наука поспешила - в лице Пастера, который имел о насекомых довольно смутное представление, занимаясь вообще-то кристаллической химией. Но видно, это его доброе сердце отозвалось на чужую беду, и Пастер вместе с супругой отправились сортировать червей.
Он потратил годы, но все-таки определил виновника - бактерию; научился сам и научил "хозяев" шелкопрядов, как распознать больного червя и как заставить здорового не жевать зараженные листья. Мало-помалу болезнь искоренили, за что правительство не знало как Пастера и благодарить, а жители вообще хотели воздвигнуть ему памятник из чистого золота!
Если уж за шелкопряда готовы ставить памятники, то что говорить о другом деянии Луи Пастера - вакцине от бешенства. Просто он начал проникаться к бактериям справедливой ненавистью! После гусениц Пастер по возрастающей переключился на кур и петухов. Из его лаборатории с восходом солнца каждый день доносилось кукареканье: профессор изучал птичью холеру.
Плодотворно поработав и выяснив, что болезнь вызывает очередная мерзкая бактерия - холерный вибрион, Пастер впервые за долгое время решил передохнуть и уйти в отпуск, оставив пробирки с микробом в термостате. К его возвращению культуры успели прийти в негодность и не подействовали даже на самых маленьких цыплят. Но дальше случилось непредвиденное: когда этим же цыплятам вкололи заведомо опасную дозу, им снова было хоть бы что!
Так появился совершенно новый способ профилактики инфекций - вакцина, попросту прививка. Пастеру вначале просто не поверили. С академиком Гереном они по этому поводу так повздорили, что тот прислал секундантов (правда, дуэль не состоялась: ни один из противников не умел стрелять).
Апофеозом стало открытие Пастером лекарства против бешенства. Не зря его назвали благодетелем человечества!
Укусы бешеных животных обрекали их жертв на верную смерть, но и колоть препарат с возбудителями болезни, пускай и ослабленными, тоже поначалу было боязно (а вдруг эта миленькая собачка была вовсе и не бешеная?). Девятилетний школьник Жозеф Мейстер был первым, кому спас жизнь такой укол. И скоро все академики-дуэлянты замолчали: укушенные люди выздоравливали один за другим.
Однажды едва ли не пешком добрались в Париж со Смоленщины покусанные волком крестьяне: русский врач, будучи не в силах помочь им, отбил телеграмму буквально "на деревню дедушке", точнее, "в Париж Пастеру". Но волшебника по фамилии Пастер уже знала каждая собака (особенно бешеная), и телеграмма пришла по адресу! В Париже выздоравливающим крестьянам понравилось, только с едой оказалось туговато: все так заботливо несли им разные изысканные закуски, что пациенты запросили хоть немножечко черного хлеба и соленых огурцов.
А Пастер отныне только и делал, что боролся с коварными "маленькими животными". Заставлял стерилизовать инструменты в больницах. И пил молоко только. пастеризованное! Потому что сам и придумал этот способ: нагревание продуктов до определенной температуры, чтобы они не портились.
В полевых условиях
Открытия Пастера вызвали ажиотаж. Этак ведь можно все болезни стереть с лица земли максимум через пару лет! Автор купался в славе, остальные - в радужных мечтах. Только время шло, а чуда все не происходило.
Микробы стали человечеству главными врагами. Их искали, ловили и клеймили позором. Вот и на этот раз: "Ищите микроба!" - сказал своим подчиненным глава Вашингтонского бюро скотопромышленности: среди рогатого скота разразилась эпидемия техасской лихорадки. Болезнь, таинственнейшим образом передающаяся от коров из южных штатов коровам-северянкам, повергала американских фермеров в отчаяние.
Сотрудников в этом крохотном бюро было четверо, включая руководителя по фамилии Сальмон, впоследствии ставшего известным. Каждый из "могучей кучки" представлял собой личность неординарную: молодой медик Теобальд Смит, которого больше тянуло к теории, а не к практике, некто Кильборн, интересующийся ветеринарией, и престарелый помощник Александр, который приступал к своим обязанностям только в случае какого-нибудь форс-мажора. Главным героем всей этой истории станет Смит. Именно в его чердачной комнатенке с тараканами (другой лаборатории для молодого специалиста не нашлось) и начало разворачиваться действо, которое перенеслось потом на вольный воздух, в сельские просторы.