- Их милость, господин секретарь наш, по одному важному случаю отправил промеморию в Новогород, в коей указал, дабы оттуда прислали старинных дел копии, а как их сочинить, о том дескать был особливый эстракт. Время прошло. Дела благополучно порешались без бумаг новогородских. Мы уж думали: совсем о промемории нашей позабыли. И вдруг получаем от тамошнего столоначальника ответ: "Изволили вы к нам в Нов город писать, что послан к нам Евстрат. Мы онаго Евстрата не видали и искали по всем домам три дни, что где оной Евстрат не пристал ли ночлеговать, и нигде не нашли. А точеных копьев во всем городе не отыскалось, а найден оставшей от разных старых людей один бердыш, которой при сем к милости вашей и посылается". И представьте себе - в самделе бердыш выслали!
Канцеляристы засмеялись, лишь кат сдержанно улыбнулся.
К их столу подошла гулящая бабёнка, попыталась сесть на колени самого молодого. Иван брезгливо прогнал её от себя.
Та фыркнула, но перечить не стала, сосредоточив небогатый набор ужимок и чар на его компаньонах.
Окунев был не привередлив. Его не смущали сальные редкие волосы бабёнки, испитое лицо, смрад давно немытого тела, жёлтые гнилые зубы. Вдобавок, та едва держалась на ногах.
Палач сгрёб её одной рукой, усадил на колени и начал шептать на ухо. Бабёнка одобрительно кивала и улыбалась. Закончилось тем, что они поднялись на второй этаж, где предусмотрительный кабатчик держал "нумера" для постояльцев.
Продолжавшие непонятный спор Турицын и Хрипунов ничего этого не заметили. Они по-прежнему что-то выговаривали друг дружке и размахивали руками, норовя смахнуть на пол посуду.
Иван откровенно заскучал, забарабанил по столешнице пальцами. Внезапно его внимание привлекла троица крепких мужиков, по виду землероев. Словно сговорившись, они разом поднялись со своих мест и цепочкой направились к лестнице, ведущей на второй этаж. Дотоле они тоже недобро посматривали в сторону канцеляристов.
Сложно описать, что именно двигало юношей, когда он вскочил со скамьи и пошагал наверх. Безотчётная тревога охватила его с ног до головы. Она подбросила Ивана с нагретого места, заставила отринуть сытую лень и усталость.
Что-то должно произойти, понял он в сию же секунду, что-то недоброе, и оно будет связано с Максимкой Окуневым. Не зря из всей их компании троица землероев больше всего внимания уделяла ему.
При таком ремесле, что у ката, уединившегося наверху с пьяной шалавой, немудрено обзавестись целой оравой недоброжелателей. Кто-то сам успел пройти через его кнут, у кого-то распяли на дыбе хорошего товарища, а то и родственника. Та троица несомненно опознала Окунева. Он явно им крепко насолил, иначе те вряд ли бы отважились на столь решительные действия.
Иван успел вовремя.
Дверь в нумер была отворена. Тихая, словно мышка, бабёнка забилась в угол, зажимая ладошкой рот и испуганно тараща пустые глазки. Два мужика крепко держали Максимку за руки, припечатав его к стене, третий примеривался ножом, норовя выпустить кату кишки.
- Послушайте, любезные, чем это вы тут занимаетесь с моим приятелем? - закрыв собой дверной проём, поинтересовался Елисеев.
Злодеи, оглядев субтильную фигуру Ивана, пришли к выводу, что угрозы малахольный юнец не представляет: неказист да плюгав.
Мужик с ножом временно изменил свои планы, он рывком втащил копииста в комнату и тоже прислонил к стене. Иван успел сообразить, что толку от Окунева не будет. Того предварительно оглушили, и он пребывал в полнейшей прострации. Сколько времени ему понадобится, чтобы вновь вернуться на грешную землю, было совершенно неясно. Кат, хоть и отличался крепким здоровьем и не менее крепким сложением, имел дело с достойными противниками. Вдобавок их было трое, да и напали они в разгар плотских утех Окунева с блудливой бабёнкой. То бишь шансы с самого начала были неравны.
- Молись, - велел злодей, приставляя к горлу Елисеева нож.
Он тяжело дышал и говорил с хриплым бульканьем серьёзно простуженного человека.
- Пощади, добрый человек, - плаксиво запричитал Иван, добиваясь брезгливой гримасы у противника и его дружков.
Те и в самом деле презрительно ухмылялись. Неподдельная дрожь в голосе Ивана вызвала у них естественное желание поглумиться ещё. Их взгляды теперь были устремлены только на него.
И тогда копиист двинул злодею коленкой в причинное место.
Глаза негодяя стали белыми, как у мертвеца. Он охнул, сложился пополам. Нож выпал из его рук и откатился в сторону.
Елисеев схватил кстати подвернувшийся под руку подсвечник с прикроватной тумбы и со страшной силой опустил на голову землероя. Тот упал и больше не поднимался. Подсвечник переломился и стал бесполезным. Елисеев отбросил обломок.
Дружки потерявшего сознание землероя разом бросились на Ивана, перестав удерживать всё ещё бесчувственного палача. Они были большие, дюжие, орудовать вдвоём в тесной комнатушке у них не получалось. Злодеи скорее мешали друг дружке, чем помогали. Иван с самого начала учёл это обстоятельство и воспользовался преимуществом в полной мере.
Его короткие удары, больше похожие на тычки, били врагов в уязвимые места, о которых ему когда-то рассказывал батюшка.
- Необязательно лупцевать со всей дури, - говаривал он. - Иной раз достаточно лишь коснуться тела человеческого в правильном месте, и всё, он тебе больше не супротивник.
В кулачной забаве батюшка толк знал.
Однако (в этом наш герой только что убедился) не всё в жизни получается, как по писаному. Вроде и места были те самые, о которых ему рассказывали, и силу свою он соизмерял, только эти два разъярённых мерзавца похоже были слеплены из какого-то другого теста. Получив свою порцию, они вовсе не изъявляли желание прекратить драку, отдавшись на волю победителю. Теперь парочка негодяев была доверху налита кипящей злобой, норовившей выплеснуться на Ивана.
Юноша едва держался под их натиском. Кулаки столь часто мелькали перед его носом, что порой ему казалось, будто в глазах двоится, а то и вовсе троится.
Отступать было некуда. Звать на помощь бесполезно. Первый, кабацкий, этаж был битком набит теми, кто охотно встанут на сторону этих землероев. Кликать их, всё равно что добавлять масла в огонь.
Каким-то чудом Иван всё же сумел свалить одного из противников, хоть это и отняло у него немало сил. Но к этому моменту юноша был полностью измотан. Казалось, ткни его пальцем и упадёт.
Вот тут-то и очнулся Окунев. С одного взгляда оценив поле баталии, кат ринулся к последнему из устоявших злодеев и так шваркнул его об стену, что сверху посыпалась побелка, а в стене образовалась преизряднейшая вмятина.
Землерой буквально сполз на пол и затих мышкой. Из его носа потекла кровь. Его приятели пребывали не в лучшем виде.
Окунев обнял юношу так, что у того рёбра затрещали, оторвал с места и поставил обратно лишь тогда, когда полузадушенный дружескими объятьями Елисеев взмолился:
- Пусти, Максимка! Не могу больше…
Немного погодя в комнату ворвались испуганный Турицын и заведённый, будто пружина, Хрипунов. До них, наконец, дошло, что с товарищами творится что-то неладное.
Увидев устроенное побоище, они переглянулись.
- Что зенки вылупили? - накинулся на них Окунев. - Если бы не Иван, всё, кончили бы меня сегодня, да весь сказ.
- Чего они с тобой не поделили? - спросил Хрипунов.
- Знамо чего. Я енту троицу как Сидоровых коз драл как-то. Уж всыпал так всыпал. Вот они и запомнили.
- За дело лупцевал?
- А то! Знай, что они на меня втроём тут накинутся, так от себя бы ещё на орехи прибавил. Они после этого у меня бы вовек на ноги не встали. Мне плетью хребет переломить, что тебе опростаться.
- Что будем с ними делать? - задумался Турицын.
- Да полициянтам сдадим. Уж те точно такому подарку обрадуются. А наказывать позовут, так я с радостью прибегу, их катам подмочь, - улыбнулся Окунев. - Одно плохо. Теперь получается, мне никак с бабой нигде не побаловаться, окромя как дома. А там жена, - вздохнул он.
Палач повернулся к Елисееву и низко поклонился ему:
- Челом бью, Иван Егорыч. Если б не ты, всё, пропала б душа христианская. Я теперь за тебя до скончания лет молиться буду.
Иван помог Максиму распрямиться:
- Так ведь и я тебе должник. Ты тоже мою шкуру спас. Не очнись вовремя, худо бы мне пришлось. Убил бы меня тот ирод.
- Из-за меня тебе досталось, соколик. Ну да не беда, Максим Окунев добро помнит и добром на него отвечает, - расплылся в широкой улыбке палач.
Глава 10
Всё утро Иван провёл на службе в расспросах - вызнавал, что да как. Негоже расследование вести без малой подготовки. Канцеляристы, всегда державшие нос по ветру, охотно отвечали. Наслышаны были от Максимки Окунева, как его копиист Елисеев от потери живота спас. Хвалили, по плечу хлопали.
Ушаков приходил, при всех молодцом назвал. Из своего кошеля денежку вынул, Елисееву дал.
- Это тебе от меня лично. Купи камзол новый, приоденься.
И впрямь, одежонка на Елисееве худая была, истрепалась. Латал-латал её Ваня, только краше не стало. Стыд да позор в рванье таком в хоромы княжеские ехать.
Князь Никита Юрьевич Трубецкой, коего дорогих "алмазных вещей" лиходеи лишили, взлетел высоко и норовил долететь ещё выше. Кроме чина премьер-майорского в первом гвардейском полку был пожалован ещё и генерал-майором армейским. Должность занимал великую - кригс-комиссара, то бишь главного военного интенданта.
От батюшки Ваня знавал: где интендант, там и воровство безмерное, чем выше должность, тем убытку казне сильнее, посему кригс-комиссар тогда верховный вор России выходит.
По молодости образование получил хорошее, заграничное, воевал много, на полях сражений безмерную храбрость выказывая (хоть и не приходилось князю лично войсками командовать). Ныне в великом фаворе у императрицы Анны Иоанновны находился, был обласкан преизрядно, за то что поддержал матушку супротив злодеев-верховников.
Иван только затылок чесал - ну как к такому подступишься? Не сочтёт ли за насмешку Никита Юрьевич, что Тайная канцелярия на розыск соплю малолетнюю определила?
Но коли Ушаков выбор на Елисееве остановил, значит, имел на то резоны основательные (не ведал тогда юный копиист, что промеж князем и Андреем Иванович давно кошка чёрная пробежала, друг друга они недолюбливали, и взаимная неприязнь при регентстве Бирона ещё сильнее вспыхнет).
Вышел Иван за порог, чувствует - сзади задышал кто-то. Это его Федька Хрипунов догнал.
- Отойдём в сторону, - говорит.
Отошли в место укромное.
- Ты зачем про Трубецкого расспрашивал?
- Любопытно стало. Вот и спрашивал.
- Не ври, Ваня. Вижу, что не с пустого любопытства то было. Ушаков тебя поручением наделил?
- Прости, дружище. Запрещено мне о том толковать.
- Понимаю. Давай словом с тобой перемолвимся. Князь Трубецкой - персона именитая. И рода великого, и службой выдвинулся. Тут тебе всё верно обсказали, когда титулы его да регалии описывали. Однако сие ещё не вся сказка, а токмо присказка. Не в том беда, что муж государственной важности, а в том, что нрав у него собачий. Подлость не выказал, почитай зазря день прошёл. Может и донос самолично настрочить. За пустяк человека со свету сживёт, стыда не выкажет.
- Ты-то откуда знаешь? - удивился Елисеев.
- Да тебе какая разница? Знаю и всё тут. Ты лучше на ус мотай, хоть он у тебя ещё и не вырос, - усмехнулся Хрипунов. - Ты со мной по доброму поступил, и я тебе с таким же ответом. И не кривись, будто уксуса хлебнул. Будь бы в тот день другой кто вместо тебя, мне б мало того, что задницу в лохмотья порвали, может, ещё бы и в Сибирь укатали. Потому я добро и помню.
- Ладно тебе, Федор. Что было, то было. Чего прошлое ворошить? А касательно Трубецкого - нешто меня Андрей Иванович от него не спасёт?
- От кого другого и спас бы, а вот с Трубецким потягаться будет худо. Он в наушниках у самого обер-камергера Бирона ходит. Ежели провинишься перед Никитой Юрьевичем, тебя никто, даже Ушаков уберечь не сумеет. Теперь понимаешь?
Иван кивнул.
- Тогда с Богом! Ступай.
Но прежде чем визит Трубецким нанести, Елисеев сходил в немецкую лавку, где ему хозяин да две продавщицы (они же швеи) сумели подобрать готовое платье. Цвет камзола выбрали тёмно-серый, не маркий. Переоделся копиист, в руку узелок взял, в коем тряпьё старое было сложено, с мундира отцовского перешитое.
Напоследок отражением своим полюбовался - всем хорош молодец (лицо пригожее, сложение стройное), да только одно портит - росточком не вышел. Иные дети на улице его выше.
- Парик возьмите, - предложил ему немец. - Благодаря парику фигура ваша удлинится, и вы не будете испытывать неудобств. Недорого отдам, с большой скидкой.
Иван, вспыхнув, выбежал из лавки на улицу. Было стыдно, словно застукали его за неприличным занятием. Немец и его продавщицы лишь недоумённо посмотрели на хлопнувшие за юным копиистом двери.
Свежий воздух быстро вернул юношу в привычное состояние.
Успокоившись, Иван отнёс пожитки домой и направился к Трубецкому. Экипаж в Тайной канцелярии не выделили, деньги на извозчика вроде имелись, но Елисеев предпочёл им другое применение, потому снова добирался на своих двоих.
Пока шагал, заурчало в животе. Завтракали сегодня скромно: яичком варёным да хлебушком ржаным. Кухарка занедужила, канцеляристам на кухне пришлось управляться своими силами.
По пути купил у торговки два пирожка капустных, горячих, с пылу с жару. Матушка, конечно, вкуснее пекла, однако на голодный желудок и такие сошли.
В доме Трубецкого его встретил важный лакей. Он открыл высокие двери, повёл по длинному коридору, украшенному гобеленами. В конце коридора стоял другой лакей, который сменил предыдущего и стал для Ивана новым провожатым. Так повторилось несколько раз.
"Надо же, сколько князюшка прислуги набрал. На цельную роту хватит", - думал про себя Иван.
Его ввели в большую залу, заполненную людьми. Мягких диванчиков и стульев на всех не хватало. Два молоденьких гвардейских офицера и вовсе сидели на подоконнике, а несколько штатских, очевидно, не в высоких чинах, скромненько стояли в уголке, о чём-то переговариваясь.
На Ивана внимания не обратили.
Доставив Елисеева в залу, лакей посчитал на том свои обязанности выполненными. Он развернулся к выходу, однако копиист успел схватить его за фалду камзола. Слуга замер.
- Послушай, любезный, - обратился к нему Иван. - Мне бы к князю попасть.
- Видите, сколько тут посетителей. Придётся обождать, - с важностью сказал лакей.
Он явно упивался своей властью над теми, кто по происхождению и заслугам стоял куда выше его.
- Да ты хоть ведаешь, откуда я прибыл? - придав себе грозный вид, спросил Елисеев.
- Никак нет, не ведаю. Откуда мне ведать?
- Я, любезный, прислан самой Тайной канцелярией.
Лакей недоверчиво оглядел Елисеева:
- В своём ли вы уме, сударь?
- А ежли я тебя да за речи такие в крепость определю? - грозно спросил юноша, надеясь, что если не облик его, так слова возымеют нужное действие.
- Какие речи?! - Лакей старался не потерять лицо, но Ивану было ясно: ростки страха в душе много возомнившего о себе холопа посеяны. Осталось только дожать.
- Зело оскорбительные! Аль ты думаешь, что мне занятия иного не найдётся, как шутейно тебя развлекать?! Изволь-ка доложить обо мне князю, да побыстрее.
- В обход других персон? - ужаснулся слуга.
Иван подбоченился.
- А ты как думаешь - "слово и дело" государево своего череда должны дожидаться? Ну-ка, одна нога здесь…
Договорить он не успел. Лакей испарился подобно призраку под солнцем.
- То-то! - довольно произнёс копиист, радуясь пусть маленькой, но всё же виктории на подступах к могущественной персоне.
Эх, коли б оно и дальше так шло!
Князь и впрямь принял Елисеева быстро. Видимо, связал пропажу ценных вещей и появление канцеляриста. Но увидев тщедушную юную фигурку копииста, враз спал лицом и принял хмурый вид.
- Нешто Андрей Иванович совсем ни во что меня не ставит? - изумился Трубецкой. - Ты, малый, давно от титьки маменькиной оторвался аль всё сосёшь?
Елисеева будто обожгло. Он гордо выпрямился, выдвинул вперёд подбородок и с гневом перемешанным с обидой воскликнул:
- Сударь, мне почти осьмнадцать. В сиём возрасте Александр Македонский уже завоевал половину мира. Мои дерзновения гораздо скромнее, но если я чем-то и уступаю прославленному эллину, то токмо не разумением. Андрей Иванович Ушаков знал, что делает, отправляя меня к вашему сиятельству. И лучшим доказательством тому будет то, что я сыщу лиходея и случившуюся пропажу.
- М-о-о-о-лодец, - почти нараспев молвил Трубецкой. - Ершистый. Ну, давай, выказывай себя: ищи утерю. И того, кто её учинил, тоже спымай. Но токмо не обессудь: дам я тебе сроку в две недели. Не уложишься, пожалуюсь матушке-государыне на Ушакова, что так низко ставит меня, князя и кригс-комиссара расейского. Что потом с тобой Ушаков сделает, сказывать?
- Н-не надо, - не опуская подбородка, изрёк Елисеев.
Ему трудно дались эти слова. Ноги подламывались, горло пересохло. Но он твёрдо решил держаться до конца, даже если впоследствии пожалеет о сём скоропалительно принятом решении.
- Ступай! Ищи! - громогласно велел Трубецкой и указал копиисту на дверь мясистым пальцем.
Елисеев поклонился и пробкой выскочил из кабинета. За дверями канцеляриста ждал средних лет мужчина в расшитой золотом ливрее. На голове напудренный парик последней немецкой моды.
Багровые щёки и сизый нос недвусмысленно свидетельствовали о том, что их обладатель любит воздать должное дарам Бахуса, а отвислый огромный живот, особенно комично смотревшийся в сочетании с короткими, бревнообразными ногами в туфлях с позолоченными пряжками, позволял сделать вывод, что сей муж весьма склонен и к чревоугодию.
Лишь глаза, умные, с хитринкой, будто принадлежали совершенно другому человеку.
"Э, братец, да ты, пожалуй, не так прост, каким пытаешься казаться", - подумал Елисеев.
- Милостивый сударь, я Гаврила, здешний дворецкий. Позвольте сопроводить вас в библиотеку. Там никто не помешает, и я смогу быть вам полезным.
- Хорошо, веди, - согласился канцелярист.
- Прошу следовать за мной, сударь.
Сразу чувствовалось, что хозяин дома немалое время пробыл заграницей. Библиотечные шкапы просто ломились от книг, в основном, иностранных. Казалось, толстым фолиантам несть числа.
Хорошо было тут. Тепло, а главное тихо.
Елисеев опустился в удобное кресло, предложенное ему дворецким, сам Гаврила остался на ногах, как и положено вышколенному слуге.
- Что ж, братец, благодарю за заботу. Ведомо ли тебе, кто я таков и по какому вопросу прибыл? - сурово сдвинув брови, спросил Елисеев.
Вряд ли его напускная строгость ввела дворецкого в заблуждение. Тот быстро раскусил, с кем приходится иметь дело.
- Что прибыли вы из самой Тайной канцелярии, мне доложили сразу.
- Прекрасно.
- По какому вопросу ведать не ведаю, но догадаться могу, - степенно продолжил Гаврила. - Татя сыскать хотите, того, что алмазные вещи сиятельного князя украл.
- Верно, братец. Надобно сыскать пропажу и того, кто злодеяние сие учинил.