На следующее утро он отправился под Вознесенскую гору, в Гончарную слободку. Там не только гончары промышляли, но и кожемяки, шорники. К его удивлению, кислота нашлась.
- Тебе-то зачем? Едкая штуковина, на одёжу капнешь - дыру прожжёшь.
- Для дела надобно.
Кислоту отлили в небольшую корчагу, обмотали тряпицей. И за всё-то - медяк.
Корчажку Никита нёс бережно, и в комнате своей уложил в сундук. Попробовать перегнать бы, да самогонного аппарата нет. Тоже придётся приобретать, но это уже попозже, когда поработает, на ноги встанет, надобность возникнет. Эфир - штука летучая, храниться должен в стеклянном пузырьке с притёртой пробкой, а иначе просто улетучится. И пары его пожароопасны. Не дай бог свечка в комнате окажется - пожара не избежать. А сжечь дом Куприяна Никита вовсе не хотел - на добро злом не отвечают.
Дочь купца позвала Никиту к обеду.
Отобедали чинно. Как заметил Никита, ели у купца обстоятельно, не торопясь. Не объедались - не было такого, а именно обстоятельно. Разговоров за столом не вели, отдаваясь процессу еды целиком, тщательно пережёвывая.
Поначалу Никиту это напрягало. У себя на работе, а потом и дома он привык есть быстро, поскольку времени не было. А спроси через час, что ел, так и вспомнить не всегда мог.
После обеда, когда кухарка убрала посуду со стола, Куприян попросил Никиту задержаться.
- Просьбу я твою, Никита, исполнил. Избу можно хоть сейчас смотреть.
- Отлично!
- Только знаешь… Одёжа у тебя не нашенская, да и головного убора нет, выглядишь как чужеземец. Ты нормальную одёжу купи - вот как на мне. Рубаху, порты, на голову что-нибудь. А хочешь - вместе пойдём, помогу подобрать.
- Я не против.
Вдвоём они направились на торг. Рубаху купили шёлковую, лазоревую. Штаны буквально безразмерные, под любое телосложение, они только на гашнике держались. Гашник - верёвка такая, вроде пояса, которую можно подтянуть и завязать. Ну и головной убор взяли в завершение - из толстого сукна, колпаком называли его.
Переодевшись, Никита сразу на местного стал похож - не отличить. Свою одежду он связал в узел. А вот поменять кроссовки на короткие сапожки, которые предлагал взять Куприян, отказался. Местная обувка - вся, без различия - что на левую ногу, что на правую. В своей удобнее и привычнее, и в глаза не очень бросается.
Они прошли к избе. Куприян достал ключ, отпёр замок и распахнул дверь.
- Заходи!
Изба оказалась неплохой. Три комнаты, деревянные полы, печь - даже кухня. Но готовить тут Никита пока что не собирался. И место у избы удобное. В квартале - шумный торг, по другую сторону - храм. Куда ни пойди, мимо не пройдёшь.
Удобное положение избы Никита сразу оценил. Успенский собор - главный храм Владимира в то время, службы многолюдны, богомольцы мимо избы по-всякому идти будут. Только вывеску какую-то сделать надо. Видел он в городе уже - то крендель у булочной, то ножницы над входом к цирюльнику. Правда, вывески невзрачные, художник явно без таланта. И что занятно: на вывесках только рисунки, чтобы и неграмотный человек мог понять. Тогда что ему отобразить? Никита задумался.
Куприян кашлянул:
- Прости, купец, задумался.
- О чём?
- Вывеска у входа нужна - вот как у булочной.
- Сделай.
- Самому? - удивился Никита.
- Зачем самому? Попроси монахов-иконщиков. У них и краски есть, и навык. Полагаю, недорого возьмут, чай, не икона.
- Только не знаю, что изобразить?
Тут и Куприян задумался.
- В городе-то вывески у лекарей есть?
- Только у повивальной бабки младенец изображён. А у других - нет ничего, да где они живут, народ и так знает.
- Нет, так не пойдёт.
- Тогда иди в монастырь, к иконописцам. Может быть, они подскажут.
Никита так и сделал - тем более что Рождественский монастырь был недалеко. Куприян отправился домой, а Никита - в монастырь.
Иконописная мастерская располагалась в отдельном здании. Здесь пахло красками, за столами над досками корпели монахи. В это время иконы писались ещё для церквей на выдержанном сухом дереве.
На вошедшего никто не обратил внимания, и Никите стало неудобно: монахи делом заняты, а он с вывеской. Может быть, какими-то из этих икон люди будущего в музеях или в храмах любоваться будут.
Он уже собрался развернуться и уйти, как сидевший за ближним столом монах поднял голову. Никита думал - отругает, чтобы не отвлекал, но монах ободряюще улыбнулся:
- С чем пожаловал, гость? Икону для дома хочешь?
- Мне бы вывеску сделать…
Монах удивился.
- Иди к старшему, вон он в углу сидит.
Никита подошёл, поклонился и изложил свою просьбу.
- Вывеска тебе для чего надобна? Небось, народ пьяным зельем дурить будешь? - нахмурился монах.
- Что ты, святой отец! Лекарь я.
Монах просветлел лицом:
- Богоугодное дело. Пожалуй, что и возьмёмся. А что изобразить?
Никита и сам не знал, думая, что иконописцы подскажут.
- Наверное, красный крест, и слово "лекарь".
- Крест - это хорошо, только почему красный?
Не объяснять же монаху, что красный крест принят организацией здравоохранения как символ медицины наряду со змеёй и чашей - так это ещё от Асклепия идёт.
- Видел, потому как в других городах побывал, - нашёлся он.
- Ну коли так - сделаем. Работа несложная, послушников посажу. А размеры-то какие?
- Локоть в высоту и пять длиною.
- И доску такую найдём. Приходи через седмицу.
- А пораньше?
- Чудак-человек! Краски высохнуть должны.
Никита поклонился и вышел. В самом-то деле: краски масляные, сохнут долго, это не современные эмали.
Время до вечера ещё было, и Никита стал переносить в арендованную избу всё, что успел собрать для работы: кое-какие инструменты, самогон, серную кислоту. Определился, где в избе что будет - где приём вести, где перевязочная. Но опять незадача - мебели нет. Стол деревянный нужен - даже два, стулья или табуретки, скамью в сенях для ожидающих. Вроде мелочи, но без них работать невозможно. В больнице работать проще было, он пришёл на всё готовое. И стены стояли, и кровати для пациентов, и операционная с инструментарием, и медикаменты…
Никита вздохнул. Сейчас медициной и не пахнет, чисто хозяйственно-бытовые вопросы. Уходит время, тают деньги, взятые у купца в долг, а когда он работать начнёт - ещё вопрос.
Следующим утром он направился к столярам, благо - умельцы на Руси не переводились, и дерева полно.
За пару дней заказ исполнили и в избу привезли. Сразу в избе запахло сосной.
Ещё день ушёл на медника. Никита заказал нечто вроде самогонного аппарата. Да не для того, чтобы самогон гнать из свеклы или зерна - на то корчмарьи есть. Хотел попробовать эфир сделать.
Когда принёс в избу изготовленный аппарат, сразу решил опробовать. Налил в котёл с крышкой самогона, занёс над ним корчагу с кислотой и остановился, задумавшись. А сколько лить? Про ингредиенты помнил - а количество? Не говорили о том на кафедре химии. Никита и предположить не мог, что кто-то из докторов сам эфир сделать попробует. Он вылил половину серной кислоты и поставил котелок на огонь в печи.
Спирт - не вода, нагрелся быстро. Из змеевика закапало. Никита заметался, едва свободный кувшин на кухне нашёл.
В воздухе запахло знакомым запахом эфира. "Вот простофиля! - укорил себя Никита. - Надо было хоть какую-то ёмкость приготовить - эфир испаряется быстро". Не предусмотрел, поторопился.
Сняв с огня котелок, он пошёл на торг. Была там лавка, где стеклянными изделиями торговали - стаканами, вазами, листовым стеклом для окон. Товар скверного качества, с песчинками внутри стекла, местами разной толщины, и стоил дорого. Например, стекло на окна покупали люди богатые. Средний класс, вроде ремесленников, вставляли в окна слюду. А крестьяне скоблёный бычий пузырь натягивали. Свет он пропускал, но за ним ничего не было видно.
Бутылка, вернее - штоф гранёный в лавке нашёлся. Никита торговался долго, но взял. Не для хранения самогона - для работы надо. А главное - на штофе пробка была.
За пару часов он перегнал эфир в штоф. Нюхнул готовый продукт - самое то.
Следующие несколько дней он только и успевал, что за заказами бегать. Ланцеты - вроде скальпеля - у оружейника забрать, потом - в монастырь за вывеской. Увидев её, он обомлел, не зная - то ли смеяться, то ли плакать. Слово "лекарь" написано крупно и правильно, но вот крест красный? А что судить иконописцев строго, если они его не видели? Нарисовали самый настоящий православный крест, только красный.
Никита крякнул от досады, но заказ забрал. Сам виноват, нужно было эскиз креста набросать. Ведь иконописцы представляли крест только восьмиконечный, христианский, да ещё косой крест знали, на котором Христа распяли.
Доска, на которой вывеска нарисована, хоть и сухая была, но тяжёлая. Нести неудобно, однако Никита донёс. Теперь гвозди нужны и молоток. Мелочь, только где взять? Буквально всё с нуля начинать надо.
С гвоздями и молотком сосед выручил, и даже помог прибить вывеску. Одному невозможно - держать и приколачивать.
Потом - новый поход за самогоном. Ведь тот небольшой запас в кувшине он на эфир перевёл. А самогон нужен руки протирать - дезинфицировать, инструменты замачивать, а лучше - обжигать на спирту. Лучше прямого огня для стерилизации нет ничего. На последние деньги Никита взял сразу два больших кувшина, каждый - литров на пять.
Корчмарь удивился:
- Вроде с виду не забулдыга, а берёшь много.
- Да мне не пить.
У корчмаря глаза от удивления на лоб полезли:
- А что ещё с переваром делать можно? Самые горькие пьяницы его и берут.
Ладно, пусть остаётся в своём заблуждении.
Доставив самогон в избу, Никита вылил половину кувшина в котелок, туда же опустил ланцеты, ножницы и прочий инструмент.
Хорошо бы в одной комнате жильё оборудовать - кровать поставить, шкаф для одежды. Но денег не было - ни на обзаведение, ни на еду. Пока Куприян не проявлял недовольства, но и самому зарабатывать пора, уже месяц он нахлебником при купце, а ещё долг отдавать надо. По работе он соскучился, поскольку специальность свою любил, в вуз пошёл по призванию, и себя без медицины не мыслил.
В медицине, как и в любой профессии, есть фанаты своего дела, но чаще встречаются холодные ремесленники. Вроде делают всё, как положено, только без огонька, потому и результаты разные. Понятно, что иногда болезнь серьёзна и запущена, и не всегда врач, даже очень хороший, может её вылечить. Как говорится - у каждого врача своё кладбище, но у хорошего оно маленькое.
У Никиты уже руки чесались, так хотелось оперировать. Ведь каждый раз - как в первый, не бывает двух одинаковых пациентов, двух одинаковых аппендицитов. Всегда будет разница в ходе операции, в процессе лечения и в исходе.
Глава 4
ПЕРВАЯ ОПЕРАЦИЯ
Работа, как это часто случается, началась с экстренного случая. Никита только первый день как сидел в избе на приёме.
Сначала на улице послышался шум, крики. Потом по ступенькам раздался топот, и в избу буквально ворвался мужик - взбудораженный и взъерошенный, с порванным рукавом.
- Ты лекарь будешь?
- Я.
- Тогда мы сейчас, ты только не уходи.
Мужик убежал так же быстро, как и появился.
Довольно скоро он вернулся, и не один. С ним были ещё двое, они несли раненого. Его рука была по локоть отсечена и обильно кровила. Раненый был в сознании, прижимал к обрубку окровавленную тряпку.
- На стол его! - скомандовал Никита.
Никита не был травматологом, но по роду деятельности с травмами сталкивался часто.
Ланцетом он быстро взрезал рукав, освободив руку от одежды, схватил полотно, что резал для перевязок, скрутил из него жгут и наложил его на предплечье.
Кровь сочиться перестала.
- Что случилось?
- Ванька, мясник из Стрелецкой слободы, уже два дня как беспробудно пьёт. Видно, ошалел вконец. Игнат к нему за мясом пришёл, а мясник с топором на него накинулся. Вот и отмахнул руку-то.
- Понятно.
Эфир давать было некогда - сосуды срочно перевязывать надо, культю формировать.
Никитам плеснул в кружку соточку самогона и протянул кружку раненому:
- Выпей.
Тот едва кружку в руке удержал, но выпил.
Никита принёс инструменты. Конечно, они сильно уступали по качеству тем, которыми он привык работать в больнице. Иглы кривые, не современные треугольные в сечении, режущие. И ушко у современных с разрезом, нить заправляется одним движением. А в эту вдевать надо, время теряется. Но, как говорится, за неимением гербовой бумаги пишем на простой.
- Держите его, чтобы не дёргался, - попросил Никита мужиков.
Они навалились на раненого.
- Только не переусердствуйте, а то ему дышать тяжело.
Сам же перевязал сосуды, да прошил их для верности, чтобы лигатура не соскочила. Плечевая кость была чисто срезана выше локтевого сустава, как будто бы бритвой, а не топором мясницким орудовали.
Мышцы Никита прошил, а вот с кожей повозиться пришлось - ведь её натянуть на рану надо было, сшить. Однако - получилось.
Раненый, хоть и глотнул самогона, зубами скрипел и дёргался.
За неимением зелёнки Никита обтёр ушитую рану спиртом, наложил повязку. По-хорошему - в стационар бы его, понаблюдать, перевязки делать. Рана стопроцентно инфицированная и может неприятный сюрприз преподнести.
Он вымыл руки, вытер их рушничком. Первый раз за всё время перевёл дыхание, глянув под ноги - на полу было полно кровищи. Но про переливание крови и думать нечего.
- Домой-то пострадавшего есть на чём отвезти? Не дойдёт ведь сам.
- А как же! На телеге мы.
- Полежать ему надо, питья побольше - молока тёплого, сбитня. И на перевязку завтра.
- Это мы можем. Братья мы ему, дома по соседству. Сколько мы должны?
Вопрос поставил Никиту в тупик. Кажется, он продумал всё, что можно, а вопрос оплаты упустил. Почём травы лекарственные на торгу продаются, знал, а про операции и прочие манипуляции непонятно. И других лекарей, что оперативные пособия оказывают, в городе нет.
- Пять копеек.
Сумма невелика, потом он сориентируется.
Братья отдали медяки и вынесли раненого.
Никита бросился мыть полы. Если кровь засохнет, попробуй потом оттереть половицы - не кафель ведь. Получается, он тут один за всех - и доктор, и санитарка.
Кровь еле оттёр песком с водой. Вымыл руки, уселся за стол и стал считать, во сколько ему сегодняшний приём обошёлся. Кусок ткани на перевязку, самогона - ну грамм десять, пусть копейка, как амортизация стоимости ланцета. Получалось две копейки, остальные три - оплата за труд. Ох, не скоро получится долг купцу отдать при таких темпах.
Народ, не избалованный лечением у лекарей, за их отсутствием лечился у травников и знахарей.
Кому-то помогало, другие терпели, пока можно было. А при серьёзных травмах или заболеваниях - умирали. От нехватки медицинской помощи умирали, хотя вполне могли бы жить. Не уделяли внимания царь и двор медицине. Сам царь и приближённые держали при дворе лекарей заморских, уже в университетах в Париже и Риме, в других крупных европейских столицах существовали медицинские факультеты. Понятно, что уровень обучения соответствовал эпохе - но всё же! И только после Великого посольства Петра I в Голландию пошли подвижки.
Дико было Никите видеть столь убогий уровень медицины. Ни инструментария, ни лекарств, а хуже того - нет специалистов.
Понемногу, каждый день приходили на приём болящие. У кого голова болела, у кого спину радикулитом скрутило - тех он к травникам отправлял или к костоправам, предкам современных мануальных терапевтов. Кому мог помочь - помогал.
Что его удивляло - так сами порядки. Придя на приём и усевшись на табуретку, пациенты глазами что-то искали на столе. Потом один спросил:
- А где же кукла?
Никита удивился:
- Зачем?
Оказалось, у знахарей и травников были куклы. Примитивные, набитые ватой, но на них пациенты показывали, где у них болит. На себе показывать считалось опасным. Нечистые силы узрят - пуще прежнего болезнь человека грызть станет. Ох и тёмен же народ!
За приём и осмотр Никита по копейке брал, хотя знахари требовали больше. Тем не менее к концу дня десять-двенадцать копеек он зарабатывал. На провизию бы хватило, но за аренду избы и на долг купцу - нет.
Но Никита был молод, полон надежд. Он относился к тем оптимистам, которые, видя наполовину наполненный стакан, говорили, что он именно наполовину полон, а не наполовину пуст, как пессимисты.
Сначала брать деньги с пациентов ему было неприятно, коробило даже, но к концу недели привык. Не ворует же он, не мошенничает, своим трудом и знаниями на жизнь зарабатывает, дело нужное, богоугодное делает, облегчая физические страдания людей. Для облегчения страданий душевных храмы и церкви есть, в них священники утешают страждущих и монету взять не брезгуют. Рассудив так, Никита успокоился.
Многим удавалось помочь без операций, и понемногу молва людская по всему городу пошла. На приём стали приходить люди действительно серьёзно больные. У себя в больнице он, не раздумывая, определил бы их в хирургическое отделение на операцию. Здесь же приходилось взвешивать, осилит ли он один весь объём? Анестезиолога, второго хирурга, операционной сестры, как и санитарки, нет и не предвидится, медикаментов и аппаратуры - тоже. Не будет ли человеку от операции хуже? Ведь главный принцип медицины ещё со времён Гиппократа - "Не навреди".
Но были и те, которым требовалась безотлагательная операция. В один из дней заявился к нему купец с торга. Он держался за живот и стонал.
- Ох, помогай! Живот болит - спасу нет!
- Давно?
- Со вчерашнего дня. Я уж и грел его, да только хуже стало.
После осмотра стало ясно - острый аппендицит. В условиях современного стационара простая операция, если не осложнена. Но если не оперировать - перитонит с последующим летальным исходом. Проще говоря, аппендикс нагноится, и гной прорвётся в брюшную полость. Выкарабкаться из этой ситуации даже при применении сильных антибиотиков непросто.
- Оперироваться надо! - твёрдо заявил Никита.
- Это под нож? - испугался купец.
- Без этого - смерть дня через три.
- Пугаешь, лекарь?
- А ты подожди три дня - сам убедишься.
Никита, зная, что так и будет, вовсе не пугал.
Купец проникся ситуацией:
- Ладно, ты и мёртвого уговоришь, а меня - тем более. Когда?
- Прямо сейчас. Ты и так уже себе навредил прогреванием.
- Кто же знал?
Купец разделся, разулся и улёгся на стол. Никита положил ему на лицо ватный тампон, смоченный эфиром.
- Дыши глубже и считай.
- Чего считать?
- Просто считай вслух. Один, два… ну и так далее.
Купец стал считать. Слова из-под ватной маски доносились глухо. В воздухе сильно пахло эфиром.
- Один, два, три…
Потом с перерывом:
- Четыре…
Ещё промежуток, и едва слышно:
- Пять…