Квинт Лициний - Королюк Михаил "Oxygen" 10 стр.


- Представьте, что разумы всех живущих в этот миг людей – это серверы, к которым вы можете адресовать любые запросы. Вам в прошлом будут доступны все существующие в момент вашего ухода отсюда знания, понимания и навыки. Различия между знанием и пониманием объяснять?

Я на несколько секунд задумался:

- Знания – это знания, а понимание – это их взаимосвязи?

- Примерно так. Грубо говоря, понимание – это когда вы можете дать ответ на сценарий "что… если…" напрямую. Это опыт практического использования знаний. Давайте теперь объясню как этим брейнсерфингом пользоваться. Есть два режима запросов. Первый – адресация неопределенному кругу. Такой запрос может исполняться достаточно долго, и в полученной информации надо разбираться, сортируя, приводя в порядок и очищая от противоречий. Его есть смысл использовать, только для поиска очень редкой информации, известной очень небольшому кругу людей, причем они – не с вершины пирамиды власти. Во всех остальных случаях разумно идти по цепочке сверху вниз, ища известных экспертов и, далее, потрошить их знания, понимания и умения…

Да, инструктаж в вагоне был недолог. "Пойди туда, не знаю куда, принеси то, не знаю что". Похоже, он наугад работает. Или нет?

Я задумчиво потеребил губу. Была там одна скользкая фраза… Двусмысленная. Про невозможность шунтирования из параллельных потоков. "Знаю, но сказать не могу". Ну, предположим… И что это мне дает?

Наблюдаю, меланхолично помешивая сахар в стакане, за малолюдным проспектом. Некоторых людей уже узнаю. Вон, к примеру, однорукий дедок трется у водочного магазина с утра пораньше – я его здесь и вчера видел, в допотопном пальто "привет из пятидесятых" с воткнутым в карман рукавом. Дворничиха в тулупе, лениво с ним переругиваясь, неторопливо метет тротуар. Метла из прутьев, а не из ставшей уже привычной синтетики. Мамаша куда-то ведет двойняшек. По будним дням она тащит их в детский садик напротив собора. Кстати, садик с изучением английского языка в старшей группе, есть в СССР и такие.

Я оторвался от окна и опять начал выписывать круги по кухне.

А дает мне это то, что, зная причину, он может выбирать из исполнителей и точек бифуркации. Выбор меня, страны и времени сам по себе кое о чем говорит. И, тогда, менять историю надо в соответствии с тараканами в моей голове. Ничего мудрить не надо, мой первый порыв – то, что надо. Осталось теперь его исполнить.

Прошелся по кухне, проверяя логику. Очевидных косяков не видно. Значит, можно начинать планирование с учетом имеющегося ресурса. А пока мне надо стать такой маленькой серенькой мышкой под веником, слиться с фоном. И я захрипел, пугая тишину квартиры:

- Я весь прозрачный, как оконное стекло, и неприметный как льняное полотно…

Понедельник, 21.03.1977, 11:40

Ленинград, Измайловский пр

- Ой… Привет, Тома! - оторопело смотрю на девушку, с которой нос к носу столкнулся в полутёмном тамбуре хлебного магазина. - Сто лет жить будешь.

- Здравствуй, - она свысока кивнула мне и направилась мимо.

- То-о-ом, - тяну я в спину, глядя на полупустую матерчатую сумку у неё в руке. - Ты домой или дальше по магазинам? Если идешь дальше, то пошли вместе, я тоже отсюда обход начал.

Она обернулась, на лице – сомнение.

- Вместе весело шагать по просторам, - бросаю с серьезным видом аргумент.

Тома фыркнула, потом, чуть подумав, согласно кивнула головой:

- Ладно… Я на улице постою.

Странно это все… Вроде я и не мальчик, но откуда такая радость? Почему понятное желание понести её сумку превращается в мучительные метания в поисках подходящих слов?

Надавил вилкой на черняшку – свежайший. Взял ещё тёплый, чуть маслянистый брусок, понюхал – и сладковатый ржаной запах вытеснил все мысли. Торопливо отломил уголок и захрустел чуть кисловатой корочкой обдирного. В сумку, туда же, горчичный батон. У кассы перечислил лежащее в сумке, расплатился и побежал к выходу.

Спустился по ступенькам из магазина и на последней стал.

- Господи, ну скорее бы вырасти. Так хочется взглянуть на тебя сверху вниз, - со вздохом сделал ещё один шаг, и вот я сантиметров на семь короче Томы. Тоска смертная. - Ну, какие у тебя планы по закупкам?

- Молочный ещё и овощной. Картошка и морковь, - Тома с некоторым сомнением взглянула на меня.

- Угум-с… - я задумался над выстраиванием оптимального с точки зрения моих интересов маршрута.

- Значит, мы сделаем так, - начал командным голосом. - Сейчас идем в молочный, потом ты заскакиваешь к себе и оставляешь купленное, потом заходим ко мне, я тоже оставляю, пьем чай и идем в овощной.

На "…пьем чай" мой голос предательски ломается, не выдержав внутреннего напряжения, и я дал позорного петуха.

- О боги! - закатил глаза к небу, Тома деликатно тыкнулась мордочкой в воротник пальто, пряча усмешку.

- Ужасный возраст, - поделился с Томой своими переживаниями. - Пошли. Держись за меня, скользко, - протянул ей руку.

Тома чуть нарастила дистанцию между нами. Понятно… Ладно, пойдем длинной дорогой:

- Что читаешь?

И мы пошли, повышая в споре голос и размахивая руками. Нет, я, конечно, понимаю, что девочки сентиментальны, но это ж уму непостижимо – сравнивать глыбу Хемингуэя и коммерческого писателя Ремарка. Да этот Мария осознанно использовал пафос и сентиментальность, разжевывал для читателя малейшие шероховатости и не видел разницы между фашизмом и коммунизмом. А её переход от Ремарка к Экзюпери – это вообще верх нелогичности!

Пересекли Фонтанку, и на верхней точке моста Тома попросила, вскочив на высоченный бордюр:

- Подожди чуть-чуть… Полюбуюсь, очень красивый вид отсюда.

Выцелила взглядом в створе проспекта золотую иглу Адмиралтейства и неподвижно замерла, приподнявшись на цыпочки, лишь чуть-чуть колышутся лепестки ноздрей, втягивая морозный ленинградский ветерок.

Смотрю на тонкий профиль, и память своевольно подбрасывает чуть более взрослые образы, и реальность начинает оплывать мягким воском под устремленным в будущее взглядом. Грежу, и мимо неторопливой каруселью проплывают виденья: музыка Доги и счастливые глаза напротив в кружении выпускного вальса; бокалы с шампанским на гранитном парапете, и стая разноцветных шаров рвется в светлую июньскую ночь; сочная зелень полей прижимается к ныряющей между холмами цепочке пирамидальных тополей, в просвете между деревьями машет мне рукой чуть дрожащая в воздухе тонкая девичья фигурка. Пряно-горьковатый аромат кружит голову, где-то сбоку чуть хрипловатый женский голос выводит "dance me to the children who are asking to be born", и я слегка киваю в такт мелодии.

- Ну что ты так на меня смотришь, - выдернул меня из нирваны нервный вопрос. - И не вздумай опять свои глупости говорить!

- Но думать-то глупости ты мне не можешь запретить, верно? - слегка заломив брови, глянул в зелень глаз напротив.

Она отвернулась, нахмурившись, но по лёгкому шевелению ушек догадываюсь, что уголки рта поехали вверх. Протягиваю руку и помогаю спуститься на обледеневший тротуар. В многозначительном молчании доходим до её парадной.

- Где твое окно? - спросил, запрокинув голову к фасаду.

- Вон, видишь на третьем этаже балкончик? Это мой. Серенады выть будешь? - деловито уточняет она.

- Угу, и будут у тебя теперь под окнами литься горестные звуки баркаролы заказной…

- Стих?

- Не обращай внимания, дурацкая привычка извлекать из себя цитаты.

- Дюх, - впилась она в меня клещом. - Расскажи, я такого не слышала…

- Спой, светик, не стыдись?

- Ну пожа-а-а-алуйста…

Заглядываю в подсвеченные солнцем глаза, вижу незамутненное ничем любопытство и капитулирую.

- Сейчас… Вспомнить надо, - и я шепчу про себя полузабытые строки. - Значит так, там будет слово "Веспер" – это название вечерней Венеры у римлян.

Приосанился и начал декламировать:

Ночь светла. В небесном поле
Ходит Веспер золотой.
Старый дож плывет в гондоле
С догарессой молодой.

Догаресса молодая
На подушки прилегла,
Безучастно наблюдая
Танец лёгкого весла.

Что красавице светила?
Что ей ход небесных сфер?
Молчалив супруг постылый,
Безутешен гондольер.

Не о том ли в час разлуки
Над Венецией ночной
Льются горестные звуки
Баркаролы заказной?

Устремив взор в себя, Тома некоторое время беззвучно шевелила губами, повторяя какие-то строки, потом вскинула на меня требовательный взгляд:

- Чьё это?

- Современного поэта, ты не знаешь…

Конечно, не знает, оно ещё не написано.

- Современного… странно… - опустив голову, задумчиво как бы рассуждая сама с собой. - А так на Пушкина похоже… Но, конечно, не он, иначе это стихотворение было бы в избранном, а его там нет…

В полном изумлении гляжу на нее. Нет, я знал, что у неё светлая голова, но чтоб настолько…

- Слушай, - у меня в голосе прорвалось уважительное удивление, - ты меня сейчас поразила. Честно. Тут ведь Пушкин действительно присутствует.

- Ты ж сказал, что современный? - обиженно восклицает она.

- Так и есть. Понимаешь, Пушкин тут присутствует как основа, - начинаю излагать взволновавшую меня историю. - Первые пять строчек – это чуть переделанный черновик, написанный им за месяц до гибели, так называемое неоконченное "венецианское" стихотворение Пушкина. В целом же виде стих недавно воспроизвел пушкинистам один старичок. При этом он утверждал, что запомнил его наизусть в юности со слов одного белого офицера. А этот офицер, в свою очередь, рассказывал, что в его семье хранился альбом, в котором эти строки были полностью записаны. А в годы гражданской войны альбом был утерян. Представляешь потрясение пушкинистов?! Нет текста – нет возможности доказать авторство. Но кто ещё может написать "танец лёгкого весла"? Кто ещё в шестнадцать строчек втиснет шекспировский сюжет? Кто у нас помнит, что такое баркарола? Это, между прочим, романтическая серенада венецианских лодочников – её часто распевали именно на заказ под определенным окном. И когда экстаз пушкинистов достиг максимума, дедок, между прочим – известный художник-иллюстратор детских книг, признался в мистификации, это он дописал стихотворение Пушкина. Шутка! Но какая!

Тома зачарованно слушала, не сводя с меня округлившихся глаз, ладошки молитвенно сложены на груди. Замираю от желания сделать полтора шага навстречу и ткнуться носом в завиток у виска. Ещё рано, очень, очень рано…

- Ты, оказывается, не только красивая девушка, но ещё и очень тонко слышащая, - искренне выдыхаю комплимент. - Почти никто вот так на слух Пушкина в незнакомом стихотворении не опознает.

По лицу Томы отразилась довольная улыбка, потом девушка подхватила сумку, бросила "я быстро" и стремительно исчезла в темноте парадной. Запрокидываю голову и, весело щурясь, изучаю рустику на фасаде. Это я удачно в булочную зашел, молодец.

- Па-ап… - я налил себе чая и присел напротив.

- Ась?

- У меня каникулы.

- Сердечно поздравляю.

- Э-э-э… - я замялся, не люблю просить деньги. - Как ты думаешь, если я приглашу девушку в кино, то финансовое благосостояние нашей семьи не будет сильно поколеблено?

Папа насмешливо задрал брови:

- Как ты сложно завернул… Не сразу даже и сообразишь, на что намекаешь. И в конце, венцом творения, волшебное слово "поколеблено", чтоб меня окончательно запутать и дезориентировать.

Улыбаюсь в ответ:

- Ну не могу же я подойти и сразу в лоб "дай рубль".

- Ого, целый рубль? Это ж сколько девушек можно сводить в кино… - папа мечтательно закатил глаза к потолку и начал что-то подсчитывать, - пять штук!

- Мороженое перед сеансом в калькуляцию заложил? - уточняю деловито. - Пышки с кофе после… Плюс резерв на непредвиденные обстоятельства.

- О, так речь не просто о кино… Тут планомерная осада намечается, - папа заинтересованно потёр ладони. - Из класса?

- Ага.

Папа опасливо покосился на прикрытую дверь и, понизив голос, уточнил:

- Зорька твоя?

- Да, это хорошо, что ты напомнил… С Зорькой тоже в кино собираемся, но втроем, с Паштетом. Возможно, даже два раза.

Папа чуть повеселел, и, наклонившись к журнальному столику, приступил к набиванию трубки.

- Что бы с тебя такого запросить за это… - он неопределенно пошевелил пальцами в воздухе. - Этакого…

- Как насчет ежедневного занятия физкультурой? С апреля, как освобождение закончится.

- Ого, эк тебя приспичило, чтоб на такое подписаться. Надеюсь, это не будут перевороты с боку на бок в постели?

- Не-а, я всё равно собирался, а тут будет дополнительный стимул – раз с тобой договорился.

- Хм. Ну давай, попробуем. Интересно даже, на сколько тебя хватит.

Папа достал пружинную монетницу и начал выщелкивать из неё двадцати- и пятнадцатикопеечные монеты.

- На, тут два с полтиной, на каникулы. Хватит?

- Спасибки, с запасом, - я с облегчением принял в ладошку горстку серебра и направился в свою комнату.

- Да, кстати, запомни, - полетело мне в спину. - Мужчины, по крайней мере большинство из них, устроены так, что не понимают намеков и невербальных сигналов. Невербальные сигналы – это…

Я приостановился в дверном проеме.

- Я знаю, что это.

Папа чуть удивленно посмотрел на меня, слегка кивнул и продолжил:

- Хорошо… Если ты хочешь чего-то добиться от мужчины, то говори прямо и обосновывай логически. А вот женщины прекрасно умеют изъясняться намеками и жестами. Из-за этого, кстати, часто происходят ссоры в семьях. Жене кажется, что она ясно дала понять, чего ожидает от мужа, а муж эту просьбу просто не услышал.

Я возвращаюсь к креслу и заинтересованно пристраиваюсь на подлокотнике.

- Забавно… А еще?

- Что еще?

- А ещё какие есть различия между нами тут, - я постучал пальцем по виску.

- Еще… - папа на мгновение задумался. - Ещё женщины способны одновременно контролировать несколько задач, мужчины же лучше приспособлены к концентрации на одной.

"Многопоточные и однопоточные системы", - перевожу для себя.

- Поэтому среди высококлассных ученых или шахматистов высокого уровня так мало женщин, - делает вывод папа, - они просто биологически не могут конкурировать с мужчинами там, где требуется высокая концентрация внимания на одной проблеме. Зато они легко обходят нас при выстраивании отношений, что тоже немаловажно.

- Может быть, и важнее…

- Может… - согласился папа, раскуривая трубку.

Ответственный момент, я на некоторое время замолк, наблюдая за священнодействием. Две минуты борьбы, четыре спички – и папа в блаженстве откинулся на спинку кресла, наблюдая за расплывающимся над ним облачком.

- А еще?

Папа жизнерадостно заржал:

- Ты серьёзно готовишься, как к битве. Не бойся, всё не так страшно.

- Да я и не боюсь… Почти, - я улыбнулся. - Просто интересно. Мы ж действительно, не только внешне разные, но и головы работаю иначе, а об этом нигде не пишут.

- Ну-ну… - папа насмешливо усмехнулся и продолжил. - А ещё у нас разная память на поступки. У мужчин этот вид памяти заметно короче, поэтому женщины кажутся нам злопамятными. На самом деле – просто памятливее нас.

Струйка дыма, извернувшись, дотянулась до меня, и я с удовольствием втягиваю сладковатый аромат.

- Но-но, не вздумай, - замечает мое движение папа, - засеку – будешь дран. Или драт? Хм… В общем, мало не покажется.

- Да нет, я и не собираюсь, - отвечаю искренне, - а еще?

- А ещё оценка поступков разная, у женщин качественная, у мужчин – количественная. Женщины ставят за поступок плюс или минус, причем без разницы, что ты сделал – купил ей громадный букет роз или помог одеть пальто. Всё равно будет только один плюс. Мы же шкалируем оценку поступков… Есть такое выражение – "женская стервозность". Это когда на фоне полного, как нам кажется, благополучия в отношениях, мы вдруг получаем шилом в зад. И нам невдомек, что причина есть – у неё наш баланс поступков ушёл в отрицательную зону. А мы свято уверены, что в твердом плюсе. Всё дело в разных способах оценки и разной длине памяти. Короткий стек с количественными оценками против длинного стека с качественными.

Папа задумчиво пыхнул и утвердительно уточнил:

- Что такое стек, знаешь?

- Угу. В "Науке и жизнь" было… - говорю наугад.

Папа покивал и продолжил лекторским тоном:

- Ну и ещё одна наша типичная ошибка: нам кажется, что купив огромный букет, мы себе надолго заработали индульгенцию. Ошибочка-с, только один плюсик. Поэтому лучшая тактика для набора баллов – часто и мелко плюсить. То, что женщины называют "уделять внимание", и чего мы так не любим.

Я повертел головой, припоминая эпизоды своей прошлой семейной жизни. А ведь сходится, чёрт побери! Из меня чуть не вылетело "что ж ты мне раньше этого не сказал".

- Да они – инопланетяне… - восклицаю растерянно. - Другой биологический вид. Столько различий!

Семья собралась на программу "Время", я одним ухом слушаю "Голос Америки".

- На проходящем сегодня в Москве XVI съезде профсоюзов СССР товарищ Леонид Ильич Брежнев дал положительную оценку работе профсоюзов, - зачитывал текст диктор. - "Нет сомнения, что в решение задач, связанных с улучшением жизни народа, весомый вклад внесут профсоюзы. Ведь именно ради человека, ради его интересов действуют наши советские профсоюзы. Отсюда первостепенное значение постоянной заботы об улучшении условий труда, о сведении к минимуму ручного, малоквалифицированного, физически тяжёлого труда, о создании обстановки, исключающей профессиональные заболевания и производственный травматизм".

- В Иерусалиме прошла десятитысячная демонстрация протеста против ареста Натана Щаранского, - нашептывало радио. - С речью, осуждающей репрессии против советских евреев, выступила бывший премьер-министр Израиля Голда Меир.

- Сегодня в торжественной обстановке заложен первый блок фундамента на строительстве главного корпуса Экибастузской ГРЭС-1, - вклинился телевизор. - Строительная площадка раскинулась на двадцать пять квадратных километров. Размеры главного корпуса составят пятьсот метров в длину и сто тридцать два в ширину. Это будет самое крупное производственное здание в мире.

- Палата представителей Конгресса США, - доносилось сквозь завывание глушилки. - Приняла резолюцию, осуждающую преследование советскими властями евреев и других, желающих эмигрировать. Результаты голосования по резолюции: "за" – четыреста, "против" – два.

Назад Дальше