- Мой он такой же, как твой. Мои немцы жили до Адольфа, умные книги сочиняли и научные открытия делали, - пояснил Женька. - И после ублюдка Шикльгрубера продолжат нужными делами заниматься. А сейчас у немцев запущенная фашистская болезнь. И лечится она этим самым способом. - Земляков похлопал по броне.
- Долечим, - заверил командир самоходки от лица всего экипажа.
Колонна встала - впереди просигналили "командиры машин в голову колонны". Командир "двадцать третьей" убежал, экипаж всматривался в лес - потихоньку сгущались вечерние тени. Приглушенно урчали двигатели.
- Ползем едва, зато без стрельбы, - сказал Серега.
- Та щас будет, - пообещал заряжающий. - К перекрестку, видать, вышли.
- Ты покаркай, покаркай, - сердито отозвался из своей тесноты водитель. - Немец нас не ждет, места глухие…
- Так мы уже вовсю демаскируемся, - вздохнул Серега.
Выскочивший из стоящего впереди "Комсомольца" боец спешно расстегивал штаны…
- Бывалый, - прокомментировал Захар. - Дело делает, но башкой вертит, бдительности не теряет.
Повеселевший боец метнулся обратно на броню своего игрушечного тягача - возвращались командиры машин.
- Впереди деревня, - объяснил лейтенант, запрыгивая в "корзинку" самоходки. - Разведывать некогда. Движемся по нахалке, мы идем вторыми. Огонь без команды не открывать, укрыться за броней. Тебе, товарищ лейтенант, приказано наоборот: сидеть и, если что, орать встречающим по-немецки, "внушительно, но неопределенно".
- Сделаем, не первый раз. - Женька сдернул с головы пилотку.
- Вы волосы этак назад встрепите, - посоветовал Серега. - Для фрицевского вида и налета буржуазности. И очки непременно…
Женька заворчал и вытащил забытые было окуляры.
Выползли на опушку - слева тянулось картофельное поле, впереди виднелись избы. "Двадцать третья" обогнала тягачи, заняла место за "Шерманом". Выглядывающий из танкового люка Коваленко сделал ободряюще-предостерегающий жест. Женька понимающе закивал, и командир исчез в башне. Мотоциклисты отстали, пристроившись замыкающими.
- Опорный там у околицы, - сказал наблюдающий через прицел наводчик.
Деревня приближалась, на пригорке виднелись старые, уже подоплывшие окопы, чуть выше что-то похожее на дзот. Женьке, торчащему над рубкой самоходки, стало не по себе. Хлопнут как в тире. На "Шермане" красная звезда светится, брезентом кое-как прикрыли, но лучи выглядывают - яркие, еще за океаном по трафарету набитые. Могли б, кстати, и не такую яркую краску использовать. Карабин Женька оставил на укладке снарядов, кобура "кольта" расстегнута, ладонь на рубчатой рукояти. Тьфу, ты, ковбойство какое-то…
"Шерман" уже вполз на пригорок - до крайней избы рукой подать. Появились первые признаки жизни - к дороге бежали двое аборигенов - не иначе как от дзотообразного сооружения. Человек с белеющей на руке полицейской повязкой придерживал за плечом винтовку и что-то кричал. Задраенный танк равнодушно полз, равномерное урчание двигателей заглушало вопли полицая.
Деревенский страж побежал рядом с самоходкой:
- Герр офицер, там… на… к Остерхам… объездом…
- Zuruck! Russisch esel, - брезгливо отмахнулся немец-Земляков.
Полицай обреченно махнул рукой и остановился. Смотрел вслед самоходкам, потом глянул на грузовики, открыл рот, да так, с открытым ртом и попятился… козлом скакнул через забор, исчез…
Колонна на приличной скорости катила по улице, вздрагивали стекла в окошках изб. Проехали мимо строения с кривоватым балконом, с которого свисал непонятный в сумерках флаг. На ступеньках стояли два упитанных мужика в одинаковых темных куртках и вообще с виду родные братья. Проводили взглядом внушительную тушу "Шермана", глянули на машины… Пихаясь, заскочили в дверь…
- Что-то не очень похожи мы на немцев, - заметил командир самоходки, выглядывая и вертя головой.
- Стрелять этих полицаев на месте надо, - угрюмо сказал Захар.
- Приказа стрелять не было, - напомнил взмокший Женька.
- Отдельный приказ на них, пакостных уродов, нужен, что ли? - удивился волжанин. - Да вы б присели, товарищ младший лейтенант. Сейчас стрельба начнется…
Стрелять так и не начали. Колонна вышла за деревню - в "опорном пункте" на околице, обустроенном наблюдательной вышкой, не было ни души. Пронеслись вперед мотоциклисты. Распахнулся люк "Шермана", выбрался из тесноты крупный Коваленко и сердито заорал, перекрывая рокот мотора:
- Чего всю улицу торчал? Башку по обстановке убирать надо.
- Так наблюдал. Полицейский что-то про Остерхи и объезд кричал. Я не все расслышал.
- Нам все равно через те Остерхи. Другой дороги нет. Голову прячь, Земляков. Вот же балбес. Цитрусовых и связи пожизненно лишу!
Женька с некоторым облегчением присел на боеукладку.
- Ты за пистолет брось держаться, - сочувственно намекнул командир самоходки.
Земляков отпустил рукоять "кольта" и застегнул жесткую кобуру.
- Суров у вас майор, - покачал головой волжанин. - А что, в разведке лимоны дают? Для остроты зрения?
- Сержант, ты вовсе обнаглел? - возмутился командир. - Что за вопросы?
- Да вафли лимонные иногда дают. В офицерском доппайке, - пробормотал Женька. - Ничего так идут с чаем.
Прошли совсем немного, как вернулись мотоциклисты. С самоходки было плохо слышно, о чем докладывает старшина-разведчик. Но тут вдоль машин пробежал Нерода:
- Впереди разбомбленная немецкая колонна и мост. Двигаться левее, там брод. Попробуем, как в деревне. Если не получится, в бой не ввязываться, уходить за реку. Земляков, будешь выёживаться, мы твою умную голову в полевую сумку упакуем. Для сохранности. Задание завалишь, дубина.
- Вот вечно этак ободрят, - проворчал обиженный переводчик, готовя карабин.
Колонна выдвинулась из-за поворота, вышла на дорогу пошире, и наводчик, разглядевший обстановку через прицел, ахнул:
- Ё… да мы вообще не пройдем.
Сразу и очень сильно потянуло дымом. Впереди дорога изгибалась, выходя к разбомбленному мосту. Собственно, мосточек, не такой и широкий, едва угадывался - на нем сцепилось два дымящихся грузовика, один встал почти вертикально, и пламя горящих покрышек в сумерках казалось парой диковинных факелов-светильников. До моста дорога была забита искореженной техникой и повозками. В этом месиве дерева и железа что-то шевелилось, взлетало искрами, пыхало клубами дыма. Брели к кустам смутные фигуры…
Немцы уже нащупали объезд - катила вдоль кустов перегруженная повозка, перебирался через брод тягач с 105-миллиметровой гаубицей на буксире… "Шерман" повел колонну вдоль туда же, мотоциклы подпрыгивали между кочек, жались к кустам. Женька подумал, что тут запросто можно завязнуть - пойма у речушки явно заболоченная, но тут же забыл об этом…
Хаос гекатомбы. Нечто подобное Землякову доводилось видеть в Крыму на Херсонесе. Но там масштабы катастрофы давали время подготовиться, здесь… Ведь только что мирным проселком катили…
Видимо, под удар попали мастерские легких дивизионов артполка и еще какие-то обозы и технические подразделения артиллеристов. Самих орудий и бронетехники было не так много, но машин… разбитые и брошенные грузовики и прицепы выплывали из дымовой завесы: распахнутые и смятые двери кабин, "гармошки" капотов, расщепленные борта, десятки бочек, сотни ящиков, драный брезент и клочья тентов. Потрескивала трава, плясали голубоватые язычки пламени на бензиновых лужах, в потоках горячего воздуха кружили листы бумаги и хлопья пепла…
Переводчик Земляков подумал, что жизнь и смерть как людей так и машин, неизменно присыпаны уймой бумаг: формуляры и акты, донесения и солдатские книжки, письма и фото: киндер и фрау из Гамбурга и Бремена, их фатер и ein treusorgender manns - победно улыбающиеся и еще живые, с пунктуально подписанными датами на обороте. Сплошная бюрократия эта сраная война.
Убитых немцы успели оттащить подальше от огня: трупы лежали неровными шеренгами у свеженаезженной колеи - сильно обожженные и обезображенные прикрыты плащ-накидками. Неровный ряд пятнистых холмиков - укороченные, с оборванными конечностями - здесь в одном сапоге, там с черными головешками ступней. А на этом обер-ефрейторе и очки уцелели - поблескивают, рассеянно уставившись в клубы дыма. Коллега, мля…
Ползли самоходки за головным танком, катил мимо разбитых братьев тяжело груженный полугусеничник, пыхтел "Комсомолец". Возились среди груд автолома измученные немцы: вот ковырял лопатой землю, наполняя ведра, голый по пояс фриц, подхватил, понес к огню, мельком глянув на проползающую колонну…
- Внимательнее, тормозим, - приглушенно сказал командир "двадцать третьей".
- Вижу, - откликнулся из глубин своей норы мехвод.
Путь "Шерману" преграждали два санитарных автобуса, неловко растопырившихся между воронок. В один уже грузили раненых, у второго распоряжался офицер в распахнутой куртке, видимо, stabsartz. Раненые лежали на носилках и плащ-накидках, штаб-коновал указывал картонной папочкой на избранных, раздраженно оглядываясь: у опрокинутого "Ханомага" ждали тяжелые, уже ненужные рейху бойцы - двое хрипло и надсадно кричали, словно специально задавшись не делать пауз. Вой боли, безумный, нечеловеческий, выворачивал душу.
- Сейчас они глаза продерут и… - сказал, морщась, командир орудия.
- С ходу надо было. Плющить, и все, - жестко сказал Захар. - Они нас жалели?
"Шерман" не остановился - аккуратно уперся гусеницей в задний бампер "санитарки", начал сдвигать автобус, освобождая дорогу.
- Narrisch werden?! - закричал медик. Немцы-санитары попятились от угрожающе надвигающегося, раскачивающегося автобуса.
Обер-медик вгляделся в машины подошедшей колонны и, отшвырнув папку, бросился в дым. Исчезли санитары, заковыляли за разбитые машины ходячие раненые, кто-то из лежачих пополз прочь… Невнятно и многоголосо закричали…
Сдвинутый автобус раскачивался над ранеными - до лежащих оставался шаг, не больше. "Шерман", рявкнув двигателями, двинулся дальше - к броду. "Двадцать третья" на малых заурчала следом…
Темнота уже сгустилась, мешал дым, и, откуда начали стрелять немцы, Женька так и не понял. Автоматная очередь вспорола тент полугусеничника, взвизгнула пуля, ударившая по броне "двадцать третьей", заряжающий, вскинув пулемет ДТ на борт рубки, полоснул в ответ. "Шерман" развернулся, прикрывая спешно метнувшихся к близкому броду мотоциклистов, долбанул осколочным… "Двадцать третья" вкатилась в воду - было неглубоко.
- Черт, встали трехколесные, - крикнул командир орудия.
Женька видел застрявший мотоцикл - разведчики спрыгнули в воду, выталкивали - "М-72" газовал и стрелял выхлопом, но выбраться не мог. Земляков дернулся выпрыгнуть, помочь…
- Сиди! - крикнул лейтенант-самоходчик. - Сейчас дернем…
Лейтенант сиганул за борт, не удержался на ногах, окунулся. С тросом в руках захлюпал к заглохшему мотоциклу. В этот момент захлопали выстрелы с бугорка на противоположном берегу…
- Серега! - отчаянно заорал лейтенант, накидывая трос.
- Вижу, - наводчик крутил маховики…
Женька успел пальнуть из карабина по вспышкам, разведчики с первого, успевшего выскочить на берег мотоцикла врезали из пулемета. Тут ахнуло орудие "двадцать третьей", ему поддакнула самоходка комбата - бугорок исчез в оранжевых вспышках двух разрывов. Звякнул клин затвора - под ноги Землякову вылетела дымящаяся гильза…
- Ход! - Мокрый командир машины вспрыгнул на броню. "Двадцать третья" поперла вперед, поволокла на привязи мотоцикл - тот тащился юзом, разведчики с руганью наваливались, не давая опрокинуться.
Берег… Со стороны бугорка больше не стреляли, где-то в стороне испуганно ржала лошадь. Толкали вверх мотоцикл разведчики, устрекотал в темноту головной старшинский "трехколес". Миновала брод комбатская "двадцать первая", темным гиппопотамом въехал в реку тягач. Сзади, прикрывая переправу, бил по немцам из орудия и пулемета "Шерман" - взвизгнули, рикошетя от башни, малокалиберные снаряды - какой-то "эрликон" у немцев все же уцелел…
Краткую остановку сделали на полянке среди горелого леса. Серьезных потерь не было: легко ранило одного из саперов, да промокший мотоцикл разведчиков категорически отказывался заводиться. Пострадали и прицепы "Комсомольца" - одну из бочек пробило, пожара чудом не случилось, но автопоезд оглушительно вонял бензином.
- Ладно, пусть с шумом и вонью, но терпимо, - сказал Коваленко. - В десантно-пассажирском смысле перегруппируемся. Ты, э-э… Огр, берешь под свою опеку отрядного радиста. Задача одна: не подсунуться под пулю или осколок. В "Шермане" броня понадежнее и вообще на удивление просторная коробка, но набиваться туда, как снеткам, решительно невозможно - экипаж, оказывается, иногда и стрелять намеривается, а мы, откормленные, их стесняем. Так что, тьфу, как это… Огр, ты себя и радиста прикрываешь, вас Нер… в смысле Бар охраняет. Сейчас сориентируемся и вперед…
Сориентироваться товарищам командирам удалось не сразу. На карте обозначались лесопилка и просека, в реальности ни того, ни другого не наблюдалось. Только через час разведчики наткнулись на сгоревшие бревна остатков строений лесопилки. Просека оказалась закрыта стволами старого завала. "Шерман" поднатужился и проложил объезд, саперы и минометчики расчистили дорогу, и колонна втянулась на просеку. Было уже за полночь.
Радист, скорчившись и обняв чехол с "севером", дремал в углу боевого отделения. Агенты сидели на броне снаружи, дышали бензиново-лесным воздухом и пытались не свалиться.
- Запаздываем. Обидятся наши лесные мстители и уйдут взад в свои валежники, - сказал Нерода.
- Не уйдут, - возразил Женька. - Разве что когда немцы осознают и крепко на них навалятся. Но мы раньше подойдем. Если, конечно, верить графикам, отчетам.
- Угу, "склеры желтые, язык белый, нос красный". Это печень и застарелый идиотизм, - вынес неутешительный диагноз старлей. - Кто ж верит нашей отчетности?
- Частично я верю, - признался Земляков. - Меня, собственно, за эту уникальную наивность в Отделе и держат.
Колонна двигалась, все больше забирая к северо-западу. До реки Свислы было еще далеко.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Гнатовский мост
26 июня
Восточный берег реки Свислы в двух километрах от д. Гнатовка
2.40
- …Товарищи! Красная Армия крепко рассчитывает на нашу партизанскую помощь! До полного освобождения нашей многострадальной и героической Белоруссии остались считаные дни. Откроем дорогу могучему наступлению Красной Армии, добьем фашистскую сволочь! Как говорится, "это есть наш последний и решительный бой". Задача ясна, товарищи?
Взвод ответил сдержанным одобрительным гулом. Михасю речь нового (всего-то полгода в батальоне) комиссара тоже понравилась. Краткостью и отсутствием всяких излишеств. А то орали как-то в лесу у землянок троекратное "ура". Раз десять. "Неслаженно, ну-ка, повторить дружнее". Тьфу! Это ж не в бою кричать. Так, пустой шум - сорокам развлечение.
Если судить вообще, то перед боем в головах у командования как-то проясняется. Нервничают, понятно, но лишнего дурить перестают. Дошли до места, вспомнили что "Поборец причипился", обозвали стервецом и самовольщиком и уточнили насчет переправ. Берега повыше моста хлопцы из разведки знали, а что пониже не очень. По главному плану предполагалось переправить в обход роту, сейчас решили и с другой стороны бойцов послать. Известное дело: карта заранее всего не покажет.
Гнатовский мост Михась знал так себе. Проходил несколько раз осенью 42-го, год назад опять был, но обогнул - в Возках рассказали, что полицаи на мостовой заставе шибко злобятся, и рисковать по теплому времени года смысла не было. Михась тогда переплыл реку в стороне, на мост только мельком глянул. Собственно, мост как мост: шагов в сорок длиной, на крепких невысоких сваях - любая машина и даже танк запросто пройдет. Хотя по одну сторону сваи заметно почерневшие - в 41-м наши, отступая, жгли, да не дожгли. Позже группа из Левинцевской бригады проводила операцию, но неудачно: потеряли троих подрывников, а взрыв вышел хилый - немцы поменяли одну опору, да и ездили себе спокойно. На бугре западного берега полицаи из "шума", а потом бишлеровцы понарыли окопов, соорудили пару пулеметных гнезд да солидный дзот. Второй дзот, попроще, соорудили у самой дороги. Раньше в охране состояло два взвода "бобиков" из "шума", усиленные местными полицаями с Возков. С противоположного края моста окопчики нарыты куда пожиже, там торчали навес и сарайчик для охраны. Метрах в ста пятидесяти от моста, над пологим склоном к реке, располагалась сама Гнатовка. Вернее, сейчас от небольшой деревеньки осталось несколько изб, остальное "шумы" на свои дзоты разобрали. Из деревенских жителей только "бобикова" сучья порода в Гнатовке и осталась - "охорону" обихаживать, портянки стирать да ночами утешать…
Двинулись наконец. Михась вообще никогда понять не мог - какого лайна, чтоб пару километров пройти, нужно аж час собираться?
…Под подошвами захлюпало.
- Да ты с маху в трясину ведешь, - запротестовал шедший следом Воша-пулеметчик. - Тут повыше идти можно.
- Не сахарный, не размокнешь, - равнодушно ответил Михась.
Цепочка взвода двигалась следом, шепотки и бестолковое чмоканье десятков сапог волоклись длинным хвостом, сплетались с шелестом камыша. Вот чего бубнить-то? Можно и выше идти, но там ивняк вообще фашистской густоты. А сапоги все равно мочить, поскольку река обычно мокрая.
К уютной заводи Михась бойцов выводить не стал - лучше под защитой камышей толпиться. Ступил в воду, раздвинул шелестящую стену:
- Вот под то дерево намечай - вон, однобокое, с ветками засохшими. Левее тропинка спускается, но лучше не по ней подниматься. Да, и у того берега теченьем сильнее тянет…
- Разберемся, - взводный пытался рассмотреть берег в бинокль. - Глядите в оба, хлопцы…
Тускло темнела вода, висли над ветлами хмурые облака. Ночь приличная, в самый раз. Дождик под утро, видать, будет. Михась неспешно расстегнул ремень с подсумками, снял пиджак… Бойцы разглядывали берег. Заскрипел, закричал дергач в зарослях. Взводный переждал заунывный скрип, снял фуражку:
- Значит, порядок такой: пулеметчики плывут разом с Михасем. Проверьте. Если что, прикроете. Поборец, гляди мне…
- Гляжу, - буркнул Михась.