- Магнитное поле Солнца меняет полярность каждые сто сорок месяцев или около того - каждые одиннадцать лет - а Солнце в миллион раз больше Земли.
- Да, но…
- Я не пытаюсь выглядеть серее вас, - сказал Понтер. - Мы тоже очень мало знали о коллапсе магнитного поля, пока сами не пережили такой. Многих наших геологов также поразила быстрота явления.
- Геомагнитный коллапс и восстановление менее чем за двадцать лет, - сказал Арнольд. - Невозможно поверить.
- Удачное время, чтобы быть физиком, - сказал Понтер. - Интересное. Наш народ узнал много нового о… процессе, который создаёт поле… у вас есть для этого слово?
Арнольд кивнул.
- Геодинамо.
Понтер нахмурился - опять этот звук "и". Но пусть об нём позаботится Хак - компаньон был проинструктирован только имена собственные произносить так же, как это сделал бы сам Понтер.
- Да. Мы узнали много нового о геодинамо.
- Было бы здорово услышать, что вам удалось узнать, - сказал Арнольд.
Понтер был рад, что Тукана пошла спать - скорее всего, он и так уже выдал слишком много информации. Но концепция торговли научными данными не находила отклика в нём как учёном. Научными данными следует обмениваться свободно. Тем не менее, он решил слегка сменить тему.
- Неужели "Инко" беспокоится о том, что спрос на никель упадёт в период коллапса магнитного поля? - Никель широко использовался в компасах на обеих версиях Земли, а его залежи здесь, поблизости от Садбери, были богатейшими на планете.
- Что? Гмм, я об этом даже не задумывался, - сказал Арнольд.
Понтер смешался.
- Рубен сказал, что вы геолог…?
- Да, я геолог, - ответил Арнольд, - но я не работаю на "Инко". Я из Агентства по охране природы. Я прилетел из Оттавы, как только узнал, что связь между нашими мирами восстановилась.
- Ах, - сказал Понтер, всё ещё ничего не понимая.
- Моя работа - защита окружающей среды, - сказал Арнольд.
- Разве это не работа каждого? - спросил Понтер, сознавая, что не вполне искренен.
Но Арнольд снова не заметил намёка.
- Да, конечно, - сказал он. - Конечно. Но я хотел узнать, что вашему народу может быть известно о последствиях коллапса магнитного поля для окружающей среды. Я надеялся, что у вас, возможно, имеются какие-то ископаемые данные. Но получить доступ к данным научного исследования недавнего коллапса! Это просто сказка.
- Никаких заметных последствий не было, - сказал Понтер. - Некоторые виды перелётных птиц начали блуждать, но это практически и всё.
- Да, полагаю, для птиц это действительно проблема, - сказал Арнольд. - Как они приспособились?
- У пострадавших птиц в мозгу есть субстанция с сильными магнитными свойствами…
- Магнетит, - подсказал Арнольд. - Три атома железа и четыре - кислорода.
- Да, - сказал Понтер. - Другие виды птиц ориентируются по звёздам, и некоторые особи тех видов, что полагались на мозговой магнетит для определения направления, оказались способны перейти на ориентацию по звёздам. В природе всегда так: вариации внутри популяции дают возможность приспособиться к изменениям во внешней среде, а для наиболее важных для выживания способностей обычно имеется альтернатива.
- Изумительно, - сказал Арнольд. - Изумительно. Но скажите: а каким образом установили, что магнитное поле Земли периодически меняет полярность? Мы сделали это открытие сравнительно недавно.
- По намагниченности пород в местах падения метеоритов.
- Правда? - сказал Арнольд, и его сросшаяся бровь - было здорово видеть глексена с нормальным лицом, пусть даже только в этом аспекте - взлетела на лоб.
- Ага, - сказал Понтер. - Когда железо-никелевый метеорит врезается в Землю, он намагничивается в направлении магнитного поля Земли.
Арнольд на секунду задумался.
- Ну да, наверное. Это как железный прут намагничивается, если стукнуть по нему молотом.
- Точно, - сказал Понтер. - Но если ваш народ узнал о сменах полярности не по метеоритам, то как тогда вы догадались, что полярность периодически меняется?
- Спрединг морского дна, - ответил Арнольд.
- Что? - переспросил Понтер.
- Вы знакомы с тектоникой плит? - спросил Арнольд. - Ну, дрейф континентов и всё такое?
- Континенты движутся? - спросил Понтер, сделав безмерно удивлённое лицо. Но сразу же поднял руку. - Нет-нет, в этот раз я действительно шучу. Да, мой народ знаком с этим явлением. В конце концов, совпадение береговой линии Ранеласса и Подлара трудно не заметить.
- Должно быть, вы говорите о Южной Америке и Африке, - Арнольд кивнул и невесело улыбнулся. - По-вашему, это очевидно каждому, но нам понадобилось несколько десятилетий, чтобы принять эту теорию.
- Почему?
Арнольд развёл руками.
- Вы учёный; вы наверняка понимаете. Старая гвардия считает, что они знают всё о том, как устроен мир, и не хочет отказываться от своих теорий. При таком большом сдвиге парадигмы вопрос не в том, чтобы убедить кого-то в правильности новых теорий, а, скорее, в том, чтобы дождаться, пока носители старых теорий не умрут.
Понтер попытался скрыть изумление. Какие у глексенов странные подходы к науке!
- Так или иначе, - продолжал Арнольд, - в конечном итоге мы всё же нашли доказательства континентального дрейфа. Посередине океанов есть места, где магма поднимается от мантии и формирует новую горную породу.
- Мы предполагали, что такое явление должно иметь место, - сказал Понтер. - В конце концов, если есть места, где старая порода опускается вниз…
- Зоны субдукции, - подсказал Арнольд.
- Да, эти самые, - согласился Понтер. - Если есть места, где старая порода опускается вниз, то, очевидно, должны быть и места, где новая порода поднимается наверх, хотя, конечно, мы не никогда не наблюдали этот процесс.
- Мы делали буровые пробы в этих местах, - сказал Арнольд.
В этот раз изумление на лице Понтера было неподдельным.
- Посреди океана?
- Ну да, - ответил Арнольд, явно обрадованный, что его мир хоть в чём-то оказался впереди. - И если вы посмотрите на образцы, взятые по разные стороны от разлома, через который изливается магма, то увидите симметричную закономерность в её намагниченности: нормальная вплотную к разлому по обе стороны от него, обратная на равном расстоянии от разлома, снова нормальная на большем расстоянии, и так далее.
- Впечатляет, - сказал Понтер.
- У нас тоже были моменты славы, - сказал Арнольд. Он улыбнулся, явно ожидая того же от Понтера
- Простите? - сказал Понтер.
- Это каламбур, игра слов. Ну, знаете - "магнитный момент" - произведение расстояния между магнитными полюсами на напряжённость поля на полюсах.
- Ах, - сказал Понтер. Глексены помешаны на игре слов… ему этого, должно быть, не понять никогда.
Арнольд выглядел обескураженным.
- Так вот, - продолжил он. - То, что у вас магнитное поле сколлапсировало раньше, чем у нас - это для меня большая неожиданность. Насколько я понимаю модель Бенуа, наша вселенная отделилась от вашей сорок тысяч лет назад с пробуждением сознания. Хорошо, пусть так. Но я не понимаю, что ваш народ или мой мог сделать такого за последние четыреста веков, чтобы это хоть как-то повлияло на работу геодинамо.
- Это в самом деле загадка, - согласился Понтер.
Арнольд сполз со своего стула и поднялся на ноги.
- Однако благодаря этому вы смогли рассеять мои опасения так, как я и мечтать не мог.
Понтер кивнул.
- Я рад. Вы в самом деле - как это у вас говорят? - переживёте период геомагнитного коллапса без шума и пыли. - Понтер подмигнул. - Ведь мы-то уже его пережили.
Глава 12
Мэри пыталась сосредоточиться на работе, но её мысли всё время возвращались к Понтеру - и не случайно, ведь как раз с образцами его ДНК она и работала.
Мэри передёргивало каждый раз, как она читала популярную статью, пытающуюся объяснить, почему митохондриальная ДНК наследуется только по материнской линии. Обычное объяснение состояло в том, что в яйцеклетку проникает только головка сперматозоида, тогда как митохондрии располагаются в его средней и хвостовой частях. Но хотя митохондрии и правда распределялись по сперматозоиду именно таким образом, то, что в яйцеклетку попадает только головка, было неправдой. Микроскопия и ДНК-анализ показали, что митохондриальная ДНК сперматозоида всё-таки попадает в оплодотворённую яйцеклетку млекопитающих. По правде говоря, никто не знает, почему отцовская митохондриальная ДНК не включается в зиготу так же, как материнская - по непонятной пока причине она просто исчезает, так что объяснение было простым и красивым, но совершенно неверным.
И всё же, поскольку в каждой клетке тысячи митохондрий и всего одно ядро, получить из древних образцов митохондриальную ДНК несравнимо проще, чем ядерную. Ядерную ДНК не извлекали ни из одного неандертальского ископаемого образца на этой версии Земли, и поэтому Мэри сосредоточилась на анализе митохондриальной ДНК Понтера и анализе её сходства и отличий от глексенской митохондриальной ДНК. Однако, похоже, не существовало какой-то одной характерной последовательности, которая присутствовала бы в ДНК Понтера и известных ископаемых образцов и отсутствовала бы в ДНК глексенов. Или наоборот.
И поэтому Мэри в конце концов обратилась к ядерной ДНК Понтера. Она думала, что здесь выявить различия будет ещё труднее, и действительно, несмотря на длительные поиски, она не нашла ни одной нуклеотидной последовательности, которая была бы существенно отлична у неандертальцев и Homo sapiens sapiens; все её праймеры находили соответствие в ДНК обоих видов людей.
Усталая и разочарованная, ожидая Понтера из карантина и шанса возобновить прерванные отношения, Мэри решила получить кариотип неандертальской ДНК. Это означало вырастить несколько клеток Понтера до состояния, когда они готовы к делению (поскольку только в этот период хромосомы становятся видимы), а потом подвергнуть их воздействию колхицина, чтобы зафиксировать хромосомы на этой стадии. Когда это было сделано, Мэри окрасила клетки - слово "хромосомы", кстати, и означало "окрашенные тельца" и касалось их способности легко впитывать краситель. После этого она отсортировала хромосомы в порядке возрастания размеров - общепринятый способ их нумерации. Понтер - мужчина, так что у него была и X, и Y-хромосома, и, как и у мужчин одного с Мэри вида, Y-хромосома была примерно втрое короче хромосомы X.
Мэри выровняла все пары, сфотографировала их и распечатала фото на струйном "Эпсоне". Затем принялась отмечать пары, начиная с самой длинной и двигаясь к самой короткой: 1, 2, 3…
Это была простая и честная работа, через упражнения такого типа она прогоняла студентов-цитогенетиков каждый год. Голова в такой работе почти не участвовала, и она обнаружила, что думает о Понтере и Адекоре, о мамонтах, о мире без сельского хозяйства, о…
Чёрт!
Она явно где-то напортачила, потому что получалось, что Понтеровы X и Y-хромосомы - это 24-я пара, а не 23-я.
Если только…
О Боже, если только у него не три двадцать первых хромосомы - в каком случае он, и, предположительно, весь его народ имел генетический дефект, который у Homo sapiens приводил к синдрому Дауна. И это имело смысл: страдающие Дауном демонстрировали целый ряд особенностей лицевой морфологии, не свойственных здоровым людям, и…
Боже мой, подумала Мэри, неужели всё так просто? У больных Дауном действительно повышенная частота заболевания лейкемией… а разве Понтер не говорил, что от неё умерла его жена? Также синдром Дауна связан с абнормальным уровнем тиреоидных гормонов, а они, как хорошо известно, влияют на морфологию - в особенности лицевую. Может ли быть, что у всего народа Понтера трисомия по хромосоме 21 - одно маленькое изменение, которое у них проявляется немного не так, как у Homo sapiens sapiens, ответственное за все отличия между двумя видами людей?
Но нет. Нет, этого не может быть. Первичным эффектом синдрома Дауна, по крайней мере у Homo sapiens sapiens, является недостаточное развитие мышечного тонуса; народ же Понтера демонстрирует прямо противоположное состояние.
Кроме того, Мэри выделила чётное количество хромосом; синдром Дауна появляется при нечётном. Если только она по небрежности не посчитала хромосому, принадлежащую другой клетке, у Понтера, их похоже, двадцать четыре пары, и…
О Господи, подумала Мэри. О Господи!
Всё даже проще, чем она думала.
Да, да, да!
Она нашла!
Нашла ответ.
У Homo sapiens sapiens двадцать три пары хромосом. Но их ближайшими родственниками, по крайней мере, на этой Земле, являются два вида шимпанзе, и у них…
У них обоих двадцать четыре пары хромосом.
У рода Pan (шимпанзе) и рода Homo (все виды людей, современные и вымершие) был общий предок. Несмотря на распространённое мнение о том, что человек произошёл от обезьяны, на самом деле обезьяны и люди являются кузенами. Общий предок - неуловимое недостающее звено, до сих пор окончательно не выявленное в ископаемой летописи - существовал, согласно анализу генетических расхождений между людьми и обезьянами, около пяти миллионов лет назад в Африке.
Поскольку у шимпанзе двадцать четыре пары хромосом, а у людей - двадцать три, то можно только гадать, сколько их было у общего предка. Если двадцать три, то это значит, что в какой-то момент после разделения ветвей людей и шимпанзе в линии шимпанзе одна хромосома превратилась в две. Если же двадцать четыре, значит, две хромосомы слились в одну где-то на протяжении линии Homo.
До сегодняшнего дня - до вот этой самой секунды - никто на этой Земле не знал наверняка, какой из сценариев в действительности имел место. Но сейчас всё стало кристально ясно. У настоящих шимпанзе двадцать четыре пары хромосом; у бонобо - второго вида шимпанзе - тоже двадцать четыре. И теперь Мэри выяснила, что у неандертальцев их тоже было ровно две дюжины. Слияние двух хромосом в одну произошло не просто после разделения линий обезьян и людей; на самом деле оно произошло уже после того, как линия Homo разделилась на две линии, которые Мэри сейчас изучает - то есть всего пару сотен тысяч лет назад.
Вот почему представители народа Понтера были могучи, как обезьяны, а не хилы, как люди. Вот почему у них обезьяний тип лица, надбровный валик и никакого подбородка. Генетически они и в самом деле обезьяноподобны, по крайней мере в том, что касается числа хромосом. И каким-то образом слияние двух хромосом - это были хромосомы два и три, Мэри это знала из статьи по генетике приматов, которую читала много лет назад - каким-то образом оно стало причиной всех тех морфологических отличий, которые и составляют фенотип современного взрослого человека.
В принципе, конкретный механизм возникновения этих отличий легко просматривался: неотения, сохранение взрослой особью детских характеристик. У детёнышей обезьян, детей неандертальцев и детей глексенов похожие черепа, с вертикальным лбом без надбровного валика и с не особенно сильно выступающей нижней частью лица. Но соплеменники Мэри сохраняют эти черты, и становясь взрослыми.
А вот у народа Понтера взрослеет и череп. И причиной этого может быть различное число хромосом.
Мэри поднесла сложенные вместе ладони к лицу. Она сделала это! Она нашла то, что нужно было Джоку Кригеру, и…
И… О Боже!
Различное число хромосом означает, что неандертальцы и разновидность людей, к которой принадлежит она - это не просто разные расы или даже подвиды одного и того же вида. Это разные виды. Больше не нужно удваивать "разумную" часть в Homo sapiens sapiens для того, чтобы отличить соплеменников Мэри от соплеменников Понтера, поскольку народ Понтера никак не мог быть Homo sapiens neanderthalensis. Теперь уже совершенно ясно, что у них свой собственный таксон: Homo neanderthalensis. Мэри знала, что одних палеоантропологов эта новость приведёт в восторг, других - в ярость.
Но…
Но…
Но Понтер принадлежит к другому виду! Мэри видела "Плавучий театр", когда его ставили в Торонто, с Клорис Личман в роли Парти. Она знала, что межрасовые связи когда-то считались большой проблемой, но…
Но "межрасовая связь" или даже "интербридинг" - неподходящий термин для обозначения действий человека, вступающего в половой контакт с представителем другого биологического вида. Не то, чтобы Мэри с Понтером этим занимались…
Нет, подходящим термином здесь было бы…
Господи Иисусе, подумала Мэри.
Зоофилия.
Но…
Нет, нет.
Понтер - не животное. Мужчина, изнасиловавший её - её соплеменник, представитель вида Homo sapiens - вот кто животное. Но не Понтер.
Понтер - джентльмен.
И, вне зависимости от количества хромосом - человек. Человек, новой встречи с которым она ждала всей душой.
Глава 13
Наконец, по прошествии трёх дней, специалисты Лабораторного центра контроля заболеваний и Центра по контролю и профилактике заболеваний - соответствующего американского агентства - согласились, что Посол Тукана Прат и Посланник Понтер Боддет не являются носителями инфекции и могут покинуть карантин.
Понтер и Тукана в сопровождении пятерых солдат и доктора Монтего прошагали по штреку к металлической клети подъёмника и совершили долгий подъём на поверхность. По-видимому, новость бежала впереди них: в обширном помещении перед входом в подъёмник собралась толпа горняков и других служащих "Инко".
- На стоянке снаружи ждёт орда репортёров, - сказала Элен Ганье. - Госпожа посол, вам придётся сделать короткое заявление для прессы.
Тукана вскинула бровь.
- Какого рода заявление?
- Приветственное. Ну, вы знаете, обычные протокольные вещи.
Понтер не имел ни малейшего понятия о том, что это значит, однако то была не его забота. Элен вывела их с Туканой из холла на улицу, под осеннее небо Садбери. Здесь было как минимум градуса на два теплее, чем в мире, который Понтер покинул, но, конечно же, с тех пор минуло три дня, которые они просидели под землёй, так что разница в температуре не обязательно что-то значила.
Тем не менее, Понтер в изумлении покачал головой. Это место не произвело на него впечатления в прошлый раз, но тогда его выводили из шахты с раной на голове. Лишь сейчас он получил возможность как следует рассмотреть гигантский горнодобывающий комплекс, огромную рану в земле, проделанную этими людьми; огромные пространства, полностью очищенные от деревьев - они называли их "парковками" - вплотную заставленные сотнями персональных транспортных средств.
И эта вонь! Его оглушило всепоглощающее зловоние этого мира, его тошнотворный смрад. Подруга Адекора Лурт исходя из описания Понтером своих ощущения сделала предположения относительно его источников: диоксид азота, диоксид серы и другие продукты сгорания нефтепродуктов.