Свою машину и машину сопровождения мы оставили в центре села, рядом с остановившимися на стоянку танками. Ещё полсотни метров, последние хаты, и мы спрыгнули в ход сообщения, который выводил прямо к передовой. Впереди шёл полковник Бережной, за ним майор ГБ Санаев, потом генерал-лейтенант Василевский. Замыкал процессию ваш покорный слуга. Несколько поворотов, и мы в зигзагообразной траншее. Встреченные нами бойцы морской пехоты одеты в такие же, как у нас, камуфляжные куртки. Проходя мимо, они устало козыряли начальству. Майор Санаев посмотрел под ноги и присвистнул от удивления: всё дно окопа было сплошь усыпано зелёными плакированными гильзами, в основном от автомата АКС-74, калибра 5,45 мм. В сплошной серо-зеленой массе, нет-нет, да и мелькали ярко-желтые гильзы "мосинок". Чуть дальше, на изломе траншеи находилась позиция тяжёлого пулемёта "Корд с грудой гильз калибра 12,7 мм. Покачав головой, майор привстал на приступочку, с которой бойцы вели огонь, отбивая атаки.
– Ну ни чего, себе! – вырвалось у него, когда он осмотрел поле боя. – Товарищ генерал-лейтенант, вы только посмотрите!
Я тоже последовал примеру майора и выглянул из-за бруствера. Все подступы к нашим позициям были усеяны трупами в серо-зелёных шинелях. Кое-где убитые лежали даже в несколько слоев. На глаз было сложно определить, сколько немцев полегло здесь, пытаясь взять этот рубеж, но их было много, очень много. И ни один не сумел подойти к траншее ближе ста метров. Казалось, что здесь в полном составе лежит 50-я пехотная дивизия вермахта, хотя конечно это было не так. Её остатки занимали позиции примерно в полутора километрах впереди, как раз по тому самому оврагу, который должен был стать рубежом развёртывания для эсэсовского моторизованного полка и румынских кавалеристов.
Нас заметили, и над головами просвистело несколько пуль. Бережной спрыгнул на дно окопа и отряхнул руки.
– Лепота! Ещё одна-две таких атаки, и у немцев просто не останется солдат.
Василевский только кивнул. Он-то прекрасно знал ещё по Германской войне, что такое позиционный тупик. Как об этом могли забыть немецкие генералы, не укладывалось у него в голове. Скорее всего, они гнали вперёд свои войска на пушки и пулемёты морских пехотинцев из XXI века, рассчитывая только на очевидную малочисленность обороняющихся и повинуясь грозным приказам из штаба группы армий "Юг", которых, в свою очередь, пинали в спину ОКХ и лично Адольф Алоизыч.
Василевский посмотрел на Бережного.
– Товарищ полковник, с ротным командиром бы поговорить?
- Товарищ генерал-лейтенант, это несколько своеобразный ротный, – полковник Бережной замялся, – даже для нашего времени... В бою он выше всяких похвал, но вот после... И шутки у него мягко сказать, специфические, и начальство, бывало, пошлёт далеко и надолго. Потому и начальство тоже отвечало ему взаимностью.
Генерал-лейтенант Василевский повернулся к полковнику Бережному и вежливо заметил.
– Самое главное, товарищ полковник, что он немцев послал далеко и надолго.
Полковник Бережной остановил пробегающего мимо рядового, жующего на ходу кусок хлеба с салом.
– Боец, где ваш ротный?
- А, Кхаппитан Рахулэнко? Он, там! – солдат неопределённо махнул рукой вдоль траншеи.
Услыхав знакомую фамилию, я вздрогнул: видимо, судьба не случайно раз за разом сводила нас между собой.
Капитана Рагуленко мы нашли там, где в пехотную траншею был врезан выступающий вперёд окоп для БМП. Капитан сидел в приоткрытом десантном люке и меланхолически курил очевидно мерзкую на вкус трофейную немецкую сигарету. Увидев полковника Бережного, он отбросил сигарету в сторону и спрыгнул на землю.
– Товарищ полковник, во вверенной мне роте все нормально, убитых трое, раненых двенадцать, в том числе эвакуированных пятеро. С рассвета и по сей момент отбито двенадцать атак противника, потери которого точному подсчёту не поддаются. Боекомплект, в среднем, израсходован на две трети. Личный состав в тонусе, боевой дух высок. Докладывал капитан Рагуленко.
Закончив рапорт, капитан пошатнулся и ухватился за створку десантного люка. Полковник Бережной с подозрением посмотрел на него.
– Ты что, пьян?
- Никак нет, товарищ полковник, – ответил капитан. – Просто устал как собака. На ногах уже почти двое суток. В другое время после такого пара шотов и в люлю... Но это война, увы. Вот ребята тоже кемарят, кто как может, пока затишье и фриц не шевелится. Люди очень устали. Прошу вашего разрешения с наступлением темноты разместить личный состав за исключением караула в хатах.
- В хатах говоришь? – Бережной махнул рукой. – А, ладно. Вот только караулы выставляй на один час и двойные. И будь постоянно на связи, возможны резкие изменения обстановки. Вот ещё что, с тобой хочет поговорить Представитель Ставки Верховного Главнокомандования генерал-лейтенант Василевский Александр Михайлович.
- Товарищ генерал-лейтенант!
Те, кто раньше знал капитана Рагуленко по прозвищу Слон, ни за что бы не поверили, что он встанет навытяжку хоть перед генералом, хоть перед фельдмаршалом. Но тут перед ним стоял не жирный обитатель Арбатского военного округа. Эту породу, как и тараканов, не вытравишь никакими реформами. Тут стоял один из легендарных будущих Маршалов Победы.
Василевский кивнул:
– Вольно, товарищ капитан! От лица Советского командования благодарю вас за отлично проделанную работу.
- Служу Советскому Союзу! – ответил подтянувшийся капитан, пожимая Василевскому руку. – Ну или трудовому народу, не помню точно, с какого года служить стали Советскому Союзу...
- С тридцать шестого, – мягко поправил его майор Санаев, – вам простительно...
- Ну, тогда все правильно, – полковник Бережной пожал плечами. – Просто мы, как люди старой советской закалки, отвечаем как умеем.
- Товарищ полковник, – с прорезавшимся вдруг кавказским акцентом сказал Санаев, – вы ещё в штабе обещали рассказать нам о том, почему "товарищи" вдруг оказались под андреевским флагом?
- Товарищ майор, – вполголоса произнёс полковник Бережной, – только не здесь. Сначала вернёмся в штаб. Эта информация только для... – Бережной ткнул пальцем вверх. – Потому что имеет важность не меньшую, а может даже и большую, чем чисто военные вопросы. А тут не только наш личный состав, но и прикомандированные бойцы из морской пехоты Черноморского флота.
- Согласен, товарищ полковник – майор ГБ осмотрелся по сторонам. – Ви совершенно правы.
Генерал-лейтенант Василевский с интересом выслушав "обмен мнениями" между Бережным и Санаевым, снова повернулся к ротному.
– Товарищ капитан, меня интересует, что вы можете сказать о сегодняшнем бое? Как вы оцениваете свои действия и действия противника?
Тут надо сказать, что капитану Рагуленко не изменило его обычное специфическое чувство юмора.
– Бой был как бой, товарищ генерал лейтенант. Такое чувство, что немец ещё не понял, что произошло. И если в Евпатории организованная оборона рассыпалась за полчаса, то здесь... Позиции нашей роты немец атаковал нагло, в рост, большими массами. А у нас, товарищ генерал-лейтенант, простите за сравнение, огневой мощи... как у дурака махорки. Станкачи, крупняки, пушки БМП, станковые гранатомёты... Утвари для убийства просто завались. Сами же видите. Да и окопы к первой атаке отрыть успели, а это, сами знаете, не пузом на снегу лежать. Ну, мы их и наказали за наглость. Одна атака – мы их покосили! Вторая, третья, четвёртая... и так двенадцать раз. С час назад была их последняя атака, и пока тишина.
- Знаю, товарищ капитан, – кивнул генерал-лейтенант Василевский, – сам был на вашем месте четвёрть века назад.
- Сюда, прямо по шоссе, идёт моторизованный полк СС и румынский кавполк, – сухо вставил полковник Бережной. – Это последний резерв одиннадцатой армии.
- За что я люблю тебя, товарищ полковник, умеешь придать бодрость всего двумя словами, – Рагуленко потёр ладони. – Какая прелесть – моторизованный полк СС, звучит прямо как песня. Таких страшных я ещё не ...! Только боеприпасов подбрось, а?!
- У нас несколько другие планы. Если всё пройдёт как надо, то они до тебя просто не дойдут. Но бдительности не теряй.
Полковник Бережной посмотрел на часы.
– Товарищ генерал-лейтенант, вы здесь хотите ещё что-нибудь посмотреть, или вернёмся в штаб?
Василевский кивнул.
– Давайте вернёмся, товарищ полковник, я видел достаточно, и обстановка мне ясна. Теперь мы готовы к очень серьёзному разговору. Пойдемте, товарищ Санаев.
5 января 1942 года, 17:35, аэродром Саки, штаб сводной механизированной бригады.
- И как вы только таскаете на себе эту тяжесть, – генерал-лейтенант Василевский со вздохом скинул с себя тяжёлый бронежилет. Рядом разоблачался майор ГБ Санаев.
- Дело привычки, товарищ генерал-лейтенант, – пригладил седеющие волосы полковник Бережной. – А если ещё и марш-бросок в тридцать кэмэ, бегом и при полной выкладке... Но, товарищи, займёмся делами... Майор Гальперин, что у нас слышно про эсэсовцев?
- По данным разведки, они будут на рубеже атаки примерно в 22:00. Продвигаются крайне медленно, по данным разведки, их мобильность связывают румынские кавалеристы. Сводная колонна противника находится в поле зрения трёх наших разведгрупп, так что данные постоянно уточняются, – майор пощёлкал клавишами на своём ноутбуке. – И вот ещё что. По данным синоптиков, к тому времени нас ожидает глобальное потепление в локальном масштабе, температура поднимется до плюс пяти и снег перейдёт в дождь. Результаты можно предсказать заранее – начнётся распутица. Наша-то техника пройдёт, а вот у немцев даже танки застрянут.
- Товарищи, – разоблачившись, генерал-лейтенант Василевский подошёл к столу, – то, что я видел во время выезда на позиции, и то, что услышал сейчас, говорит, что вами запланировано наступление на Симферополь.
В голосе заместителя Генштаба РККА появились саркастические нотки.
- Может, вы всё-таки поделитесь своими планами с командованием Красной Армии? А то партизанщина сплошная получается!
- Товарищ генерал-лейтенант, – полковник Бережной встал напротив Василевского, – а разве всего час назад вы могли поверить, что мы реально собираемся, а главное, способны наступать всего четырьмя ротами на всю 11-ю армию вермахта?
- Нет, товарищ полковник, не мог! – генерал-лейтенант Василевский сделал короткую паузу, что-то обдумывая, и продолжил. – А вот теперь, знаете ли, могу! Так что там с ударом на Симферополь? Судя по потерям в живой силе и артиллерии, противостоящие вам части серьёзно потрёпаны и дезорганизованы. Если вам удастся уничтожить их последний мобильный резерв, то контрудар становится просто насущной необходимостью, чтобы не дать противнику времени для перехода к обороне. А если вспомнить тяжёлые танки, которые мы с вами видели фактически сразу же за боевыми порядками пехоты, то...
- Вы совершенно правы, товарищ генерал-лейтенант, – полковник Бережной посмотрел прямо в глаза генерал-лейтенанту Василевскому, как когда-то смотрел в глаза генералу Шаманову. – Удар наносить надо, и это однозначно. Утром командование группы армий "Юг" придёт в себя и начнёт перебрасывать в Крым всё, что только сможет найти под рукой. Есть вариант, что почуяв нашу малочисленность, нас просто попробуют тупо завалить мясом. На перекопском рубеже после разгрома остатков 11-й армии у нас есть реальный шанс последовательно перемолоть всё, что бросит против нас Гитлер. А вот на этих позициях – таких шансов у нас нет. Противник просто обойдет нас по флангам.
Генерал-лейтенант Василевский задумался.
– Согласен с вами, товарищ Бережной, но мне всё равно как-то не по себе от такого лихого кавалерийского наскока. И кроме того, у вас крайне мало живой силы, и это при, в общем-то, достаточном количестве бронетехники. Ведь этот ваш БМП-3, по нынешним временам, сравним с нашими средними танками... А в общем и превосходит тот же Т-34 по огневой мощи и многим другим характеристикам...
- Хотелось бы уточнить, товарищ генерал-лейтенант, – прервал Василевского Бережной. – Очень странно слышать "вы" и "мы". Вы нас за англичан каких-то держите или в самом деле, за белоэмигрантов? СССР – наша Родина, и воевать за неё мы будем насмерть. Единственно, с чем мы не согласны, так это с героическим забиванием гвоздей микроскопом и с заваливанием немецких пулемётов телами наших бойцов. Как вы уже заметили, пока у нас получается наоборот – заставить немецкое командование заваливать наши пулемёты телами своих солдат.
- Да уж! – решительным жестом Василевский заставил замолчать, собиравшегося что-то сказать майора ГБ Санаева. – Обескровить немецкие пехотные части – это у вас получается. Да и результаты десанта в Евпатории выше всяких похвал. Как представитель Ставки я могу принять ваше соединение под своё личное командование и обеспечить ваше взаимодействие с Крымским фронтом и Севастопольским оборонительным районом.
И, задумавшись, продолжил:
– Но, товарищ полковник, я весьма смутно представляю ваши боевые возможности, что, конечно же, затруднит управление вашими частями. И ещё одно... Политический вопрос тут тоже немаловажен. Вот вы говорите, что СССР – это ваша Родина, но в то же время, насколько нам стало известно, Советского Союза там у вас уже нет, а есть какая-то Российская Федерация. Причём не Советская, и не Социалистическая, с дореволюционной символикой. Вот и майор ГБ Санаев справедливо волнуется, не будет ли лекарство страшнее болезни.
- Понятно, – Бережной повернулся к своему начальнику штаба. – Николай Викторович, сколько у нас есть времени?
Подполковник Ильин, задумавшись, поднял глаза к потолку.
– Часа полтора, товарищ полковник, но это крайний срок...
- Хорошо! – Бережной вздохнул. – Итак, товарищ генерал-лейтенант, и вы, товарищ майор, садитесь и смотрите. Мы предвидели неизбежность такого разговора и поэтому подготовили для советского руководства специальный фильм.
Он повернулся к капитану Тамбовцеву.
– Александр Васильевич, у вас есть ровно один час и пятнадцать минут.
Тамбовцев поставил на стол мягкую матерчатую сумку и расстегнул застежку-молнию. На столе появился ещё один ноутбук.
– Товарищ майор госбезопасности, – обратился он к Санаеву. – Как человек, работавший в одной с вами организации, только полвека спустя, могу сказать, что информация, записанная на этот прибор, предназначенный для передачи советскому правительству, просто бесценна. Фильм, который вам сейчас будет показан, – это самая верхушка айсберга. В нём лишь одни только голые факты безо всякого анализа причин. Ибо сколько людей, столько и мнений, а анализ вашим коллегам придётся делать самостоятельно. Если пожелаете, то конечно, мы окажем вам всю возможную помощь.
Говоря всё это, Тамбовцев включил ноутбук и запустил фильм.
– Смотрите, как развивалась история после 5 января 1942 года в нашем мире.
Сразу же пошёл эпизод, посвящённый гибели Евпаторийского десанта, потом контрудар немцев под Феодосией. 1942 год, великий и ужасный, разворачивался перед генерал-лейтенантом Василевским, ужасая трагическими подробностями. Здесь был страшный разгром Крымского фронта, гибель 2-й Ударной армии под Мясным Бором, провал контрнаступления под Харьковом и окружение ударной группировки Юго-Западного и Южного фронтов, третий штурм Севастополя, гибель и пленение десятков тысяч бойцов Красной Армии, брошенных своим командованием на мысе Херсонес. Все это сопровождалось документальными кадрами и анимированными картами.
Потом был июльский прорыв Южного фронта и стремительный бросок немецких танков на Сталинград и Кавказ. Будто снова вернулось лето сорок первого года. Кровавая Ржевская мясорубка и ожесточённое Сталинградское сражение, растянувшееся почти на полгода. Город на Волге, превращённый в гигантское пепелище, и кадры ожесточённых уличных боёв. Потом план "Уран", совместно разработанный Жуковым и Василевским, окружение 6-й полевой армии вермахта. Попытка генерала Манштейна деблокировать окружённую группировку и её провал.
Было видно, что Василевский просто шокирован открывшейся ему картиной. По жесту полковника Бережного Тамбовцев приостановил фильм. Полковник прокашлялся.
– Товарищ генерал-лейтенант, в наших с вами силах не допустить развития событий в 1942 году по указанному здесь сценарию. Более того, считаю своей главной задачей недопущение подобного развития событий. Это может сэкономить нам год-полтора войны и не один миллион жизней советских людей. Продолжайте, Александр Васильевич.
Тамбовцев снова запустил фильм, и по экрану побежали события победных 1943, 1944 и 1945 годов. 9 мая 1945 года и День Победы.
И общее число потерь СССР в этой войне, разорённые села и сожжённые города, заводы, которые надо строить заново, поля, которые нужно разминировать перед тем, как бросить в землю зерно.
Взрыв атомной бомбы над Хиросимой, возвестивший начало ядерной эры, и речь Черчилля в Фултоне. 1949 год, оружие сдерживания – советская атомная бомба. План "Дропшот" и Корейская война. Реактивные Миг-15 с опознавательными знаками КНДР и советскими пилотами, сбивающие над Пхеньяном американские "Сверхкрепости". Казалось, повторяется Испанская история, но война закончилась вничью.
1953 год – смерть товарища Сталина, рыдающие толпы на улицах Москвы и начало Холодной войны. События внутри СССР, арест армейскими генералами и расстрел Берии, воцарение Хрущёва.
1956 год, год нашего позора – ХХ съезд КПСС.
1957 год – год нашей славы – первый спутник. Потом вынос тела Сталин из Мавзолея, и волюнтаризм Никиты. Хрущёвский ботинок на трибуне ООН и взрыв термоядерной супербомбы над Новой землей. Отставка Хрущёва и вьетнамская война.
Незабвенные брови "Дорогого Леонида Ильича", и "Многосисячные массы со'етских де'ушек". Застой и война в Афганистане, непонятно за что и непонятно зачем.
"Гонка на лафетах" – череда похорон престарелых генсеков – и постепенное превращение СССР в сырьевой придаток Запада. Гласность, перестройка, демократия, и Мишка Меченый в обнимку с ухмыляющимся Рейганом. Антиалкогольная кампания и ощущение того, что великая страна, как подтаявшая льдина разламывается на части и расползается под ногами.
1990 год – Фергана, Тбилиси, Сумгаит и Карабах.
1991 год – ГКЧП и пьяный раздел СССР в притоне в Беловежской пуще.
1993 год. Расстрел из танков Верховного совета и чмокающее, бледное от страха мурло Гайдара. Семибанкирщина, хаос, шабаш, деньги с шестью нулями, нищета тех, кто трудится, и куражащиеся над ними бывшие секретари горкомов и обкомов. "Братки" в золотых цепях и красных пиджаках, перестрелки на улицах и ведущие инженеры космических КБ, торгующие на барахолках американским "секондхэндом". Зюганов и Жириновский "как зеркало социального протеста". Шахтеры, стучащие касками по Горбатому мосту, и перекрытые железнодорожные магистрали. НАТОвские бомбардировки Ирака и Югославии, резня сербов под крики западных "провозатычников" о "гуманизме".
Первая чеченская 1996 года. Горящие танки на улицах Грозного и ухмыляющиеся "борцы за свободу и независимость", перерезающие глотку пленному русскому парню.
Кризис 1998 года, дефолт и отставка Ельцина: "Я устал, я ухожу..." . Медленное, капля по капле, восстановление суверенитета в начале нового тысячелетия и война "трёх восьмерок".