Нереальная реальность - Стальнов Илья 10 стр.


Лаврушин сел к столу, взял ручку и листок бумаги, Чтобы развлечься и отвлечься, он попытался вычислить, какая энергия понадобится, чтобы вывести из строя средних размеров электронную охранную систему - чего и хотел от них Стинкольн.

Неожиданно Лаврушин ощутил укол беспокойства. Пока ещё слабый, неопределённый. Какое-то напряжение повисло в воздухе. И оно росло. В нём было что-то знакомое.

Ну конечно, схожие чувства возникли тогда, в тюрьме, перед тем, как пришло ЧУДО и взорвались бронированные стёкла экранов. Опять начиналось НЕВЕРОЯТНОЕ!

Свет начал меркнуть - медленно и неторопливо. По комнате разливалось знакомое сиреневое марево. В центре помещения опять возникло свечение, и начал щекотать ноздри запах озона.

Лаврушин судорожно вздохнул и до боли сжал пальцы. И с изумлением увидел, что пальцы прошли сквозь авторучку. Потом ручка отекла на стол коричневым синей бугрящейся массой. И ножки пластмассового стола в это время тоже превращались в такую же синюю массу, стол будто врастали в пол.

Щёлк! Экран треснул. Трещина прошла по пульту в углу комнаты.

А потом марево исчезло.

Зажёгся свет. Всё было как и раньше. О происшедшем напоминали расплывшиеся ножки стола, да расколотый экран.

- Дела-а-а, - прошептал Степан…

* * *

В беге цифр на голографических часах в углу комнаты было что-то колдовское. Притом колдовство это было самого худшего пошиба. Ведь часы отсчитывали время до прихода Стинкольна, а значит и время окончания головоморочинья, лживого умолчания, неясных надежд, которыми тешились земляне.

Учитывая репутация Стинкольна, его одержимость и совершеннейшее отсутствие каких-либо добрых человеческих качеств, нетрудно было представить, чем закончится признание землян о невозможности выполнить его волю.

- Скоро упырь появится, - сказал Степан по-русски, он глядел на часы зло, тоже недовольный их быстрым бегом.

- Может, сумеем его в чём-то убедить.

- Ага!

- В конце концов мы можем стать его козырем в торге с Кунаном.

- Угу!

- Или он может нас за выкуп передать Содружеству.

- Эге… - Степан покачал головой, глядя на друга, как на дитё неразумное. - Лаврушин, ты что, не понял? Мы имеем дело с упрямой скотиной. Если сейчас выйдет не по его - он вызверится. А когда Стинкольн вызверивается, это…

- Можешь не уточнять.

- Угу…

Степан был прав. По части упрямства он мог быть экспертом, поэтому Лаврушин ему верил. Действительно, мафиози был именно таким - необузданным в гневе, готовым ради того, чтобы потешить свою злобу, отказаться даже от выгоды. Может, поэтому и жив до сих пор, пережил своих более расчётливых коллег. Где нужно было просчитывать и продумывать, он просто ломился вперёд тяжёлым танком. И побеждал.

А часы продолжали идти. Глядя на скачущие цифры, Лаврушин впал в оцепенение. Он думал, что, скорее всего, это истекают последние часы его жизни. Жизни где-то удавшейся, а где-то и не очень. Но если ещё недавно впереди было время, когда можно будет что-то исправить, что-то достичь, то теперь кто-то установил глухую стену, отсекающую его от этого самого будущего.

Ещё две минуты прошло.

Мысли плана "вот дурак, отказался бы от предложения Инспектора, сейчас лежал бы дома на диване и переругивался с Мозгом", он отогнал от себя. Он гордился тем моментом, когда, несмотря на мизерную возможность успеха, сказал всем чертям назло: "Согласен". Это была звёздная минута. Лаврушин почувствовал, что вечный неловкий недотёпа-очкарик, неизменный победитель математических и физических Олимпиад, звезда науки, он способен не только ломать голову над научными проблемами. Он способен на поступок. Притом на поступок благородный. И пускай трусы и циники станут утверждать, что такие поступки глупость. Лаврушин показал, что способен быть человеком!

Ещё три минуты побоку. Близится час расплаты.

Как обидно, что всё оказалось напрасным. И путь в сотни световых лет. И все благие порывы. И стремление предотвратить зло. И недели обучения. И опасности, которые пришлось преодолеть. Всё коту под хвост…

Ещё минута…

Степана жаль. Он, Лаврушин, понятно - избранный. Так получилось по закону бутерброда, так выпал один шанс из миллиарда, что его биополе в точности совпало с требуемым. Но Степан. Добрый, надёжный, хороший друг. Тебе-то за что такое?

Ещё две минуты позади… Их остаётся всё меньше и меньше.

А что дальше? Таниане пришлют следующую группу. Шансов у неё будет ещё меньше. А диктатор всё ближе к решению задачи.

Минута…

Самое обидное, что именно сегодня Лаврушин ощутил долгожданный сигнал. Он не мог окончательно поверить в него. Ему до последнего момента казалась история с кодами биополя притянутой за уши. Не верилось, что между творениями рук давно ушедшей цивилизации и его мозгом существует связь, что протянется незримая нить. Но сегодня он ощутил тревогу. И почуял кончик этой серебряной нити. Она звенела, как тонкая гитарная струна. Её звон был едва уловим. Он всё время терялся. Но он был! Он значил, что всё получилось так, как предсказывал Инспектор. Адаптация заканчивается. Нить будет всё крепче. И через день-два в сознании Лаврушина возникнет ясная картинка - где искать "ключ"… Точнее, не будет. За день-два Стинкольн успеет сварить землян в кипятке. Ещё две минуты…

Оставалось чуть меньше десяти минут до времени, назначенного Стинкольном. Как быстро летят эти минуты.

Время близится. Внутри у Лаврушина стало пусто. Мысли куда-то уходили. В сознание пыталось прорваться отчаянье. Господи, как хреново быть героем перед расстрелом. Героем быть хорошо, когда твой подвиг в прошлом, и ты раздаёшь интервью, а также автографы восторженным поклонницам…

Только бы не лишиться самообладания! Не потерять лицо. Сейчас это казалось почему-то очень важным.

Пять минут…

Раньше времени! Стена отошла в сторону. И на пороге появился человек.

- Дела-а-а, - протянул Степан…

Человек, стоящий на пороге, меньше всего походил на Стинкольна и его гориллл…

* * *

Тщетны пустые е надежды, владеющие загнанным в угол человеком, недостижимы. Но когда они оправдываются, то кажется - а как же могло быть иначе? Всё и должно было случиться именно так, и никак иначе.

Появившийся человек явно был не Стинкольном. И, скорее всего, не принадлежал к числу приближённых бандита. А был этот человек тем статным офицером четвёртой ступени, который сопровождал землян в "мамонте" и обещал скорое освобождение. В руке он сжимал автоматический ЭМ-пистолет.

- Крос умеет держать слово, - произнёс офицер. - Я же обещал, что вытащу вас.

- Весьма благодарны, - только и нашёлся что сказать Лаврушин.

Степан весьма точно выразился насчёт теннисного мяча, по которому лупят ракеткой. Вот прошла очередная подача. И самым обидным было ощущение полной беспомощности. Поток событий влёк землян вперёд, нисколько не считаясь с их настроениями и желаниями. И что впереди? Тихая заводь или водопад?

- Выходите быстрее, - велел офицер Крос. - Сейчас здесь будет Стинкольн.

Земляне не заставили себя долго упрашивать. Всё-таки есть особое удовольствие в том, чтобы быть спасённым именно в последние секунды. Оказывается, куда приятнее, если указ о помиловании приносят, когда голова твоя уже лежит на гильотине.

У лестницы на площадке валялось два трупа, в одном без труда можно было опознать мрачного водителя с обожжённым лицом.

Спускаясь по винтовой лестнице, Лаврушин умудрился вновь удариться коленом - в том же самом месте и тем же коленом, как и тогда, когда поднимался здесь. Прирождённый растяпа - что ещё тут скажешь.

Опять пошли тесные тоннели, освещаемые светом прикреплённого к лацкану на комбезе Кроса фонарика. Они шли какой-то другой дорогой, но она была ничуть не лучше, чем прошлая. Опять приходилось рвать паутину, вздрагивать от прикосновений крысиных хвостов. Большинство ходов, похоже, были заброшенными канализационными и тепловыми сетями. Сперва было очень душно, вскоре стало жарко.

Через полчаса путники выбрались в круглый каменный туннель. В его центре стоял световой столб - свет падал из колодца, в нём как в жерле пушки синел кусок неба.

Первым, ловко цепляясь за ржавые скобы, полез наверх Крос. За ним последовал Степан. Замыкал Лаврушин, чьи пальцы предательски соскальзывали с мокрого склизского металла, а высота через пару минут была такова, что шмякнешься - костей не соберёшь. Лаврушин чуть и не шмякнулся, когда скоба, за которую он схватился, обломилась вместе с куском кирпича.

Колодец вывел в захламлённый дворик. С одной стороны были кирпичные развалины. С другой - шестиэтажный нежилой дом, из чего явствовало, что путники всё ещё находились в "сельве". У невысокого бетонного забора с овальным проломом в центре росли два чахлых деревца и возвышалась мусорная гора. Асфальт, сквозь трещины в котором пробивалась жёсткая трава, был усеян битым кирпичом и истлевшим бумажным мусором.

- Брысь, проклятый, - Крос поднял камень и швырнул им в огромного полосатого кота, пробиравшегося куда-то с хищно прижатыми ушами. Кот сердито мявкнул, уклонился от камня и бросился за гору мусора.

Как раз у мусорного холма их ожидали. Загорелый массивный тип с пронзительными синими глазами сжимал в длинных волосатых руках тяжёлый автомат и заученно оглядывался - он был начеку.

- Всё в порядке, - кивнул он Кросу.

Процессия преодолела пролом в заборе. За ним открылась кривая горбатая улица с полуразрушенными зданиями. Там копошились представители местного крысиного народца, опасливо глядящие на стоящий у тротуара красный гоночный автомобиль - он выглядел здесь неуместно, как царский трон в лачуге нищего. За рулём сидел загорелый и тоже синеглазый тип, длинные волосатые руки которого обнимали рулевое колесо. Лаврушин удивлённо посмотрел на него, синеглазый номер один коротко пояснил:

- Брат.

Похоже, семейный подряд был на Химендзе в чести. Лаврушин вспомнил двух братьев-"испанцев", которые сопровождали землян на встречу с мафиози Стинкольном. Что-то было в этой традиции мило-домашнее. Вспоминались старые итальянские фильмы, где крёстный отец говорил заботливо: "Это наше семейное дело. Мы сами повяжем на горле предателей сицилийский галстук", что означало перерезание горла.

- Перережут горло, - прошептал Лаврушин под нос и глубоко вздохнул, будто изгоняя бесов дурных мыслей. Пока всё складывалось более-менее, впереди ждала свобода… Если, конечно, ждала.

Гоночная машина сорвалась как бешеный мустанг с места и понеслась по трущобам. Сегодня они казались Лаврушину ещё омерзительнее.

Длиннорукий шофёр не особенно обращал внимания на жителей "сельвы", в этом он был похож на прошлого водителя - обожжённого, который теперь холодел где-то в глубине подземного города. Местные бродяги только успевали отскакивать, чтобы не попасть под колёса автомобиля и не быть смятым его бронированным капотом. Несколько раз вслед машине летели железяки различной тяжести. Один раз послышался выстрел, шальная пуля царапнула по бронестеклу, выбив на нём искры.

- Крысиные выродки, - прокомментировал длиннорукий шофёр, выворачивая в правый переулок и ещё сильнее вдавливая педаль. Ездил он, как решившийся свести счёты с жизнью каскадёр.

Наконец, красный автомобиль остановился у очередных развалин. Здесь был когда-то блочный дом, но теперь он раскололся и обвалился внутрь себя. Землян снова повели подземными ходами, которых в городе было немеряно - мечта диверсанта. Неудивительно, что Звездоликий ничего не мог поделать с сопротивлением и с бандитами.

И снова перед глазами землян предстал подвал. Лаврушин усмехнулся, подумав - кто мог мечтать, что первые посланцы земли в дальнем космосе будут так проводить время - по тюрьмам да по бомжатским притонам. Впрочем, какие они посланцы? Так, неумелые наёмники-неудачники, не годные ни на что.

Этот подвал комфортом и размерами заметно уступал прошлому убежищу. Тесное помещение освещалось слабой лампой. В нём было четыре исцарапанных жёлтых пластмассовых стула - такие стоят в Москве в уличных кафешках, и пять двухяросных коек, навевавших Лаврушину полусладкие воспоминания о казарменных буднях во время институтских военных сборов. Ни книг, ни журналов, ни телевизора, ни кухонного комбайна. Похоже, это место использовалось как лежбище - в спрятанной в глубинах города в которые никто не сунется, берлоге можно отлежаться после горячего дельца.

- Не особенно шикарно, но надёжно, - заверил Крос.

- Хотелось бы верить в эти песни, - пробурчал Степан.

- А вы поверьте… Еду вам будет приносить Труст, - офицер указал на загорелого длиннорукого - нет, не с рулём, а с автоматом. - Развлечь вас тут нечем.

- Нам в тюрьме развлечений хватило.

- Значит вы сможете оценить целительную силу одиночества и тишины. Ну, вроде всё, - офицер поднялся со стула, намереваясь уходить.

- Как это всё? Почему всё?! - возмутился Степан, и завёл свою излюбленную пластинку. - Не объясните, что всё это народное творчество означает!

- Объяснить? - Крос недоумённо посмотрел на него. - Я думал вы устали и желаете отдохнуть.

"Издевается", - беззлобно подумал Лаврушин и потребовал:

- Выкладывайте всё.

- Ладно, - Крос сел обратно на стул и положил руки на колени. - "Союз правдивых" знаете?

- Знаем. Встречались уже, - зло процедил Степан, припоминая не очень любезного руководителя этой организации и невзгоды, которые он принёс с собой.

- Вы, наверное, Комсуса рен Таго имеете в виду? - спросил офицер, и вдруг улыбнулся открытой улыбкой. Моментально маска слетела с его лица. За ней скрывался искренний, обаятельный, хороший человек. Это лицо располагало к себе. Стало понятно, сколько трудов Кросу стоило носить эту тяжёлую маску брезгливого превосходства, которая по должности положена офицеру "тигров".

- Во-во, Комсуса, - кивнул Степан.

- Извините, друзья мои. Сразу видно, что вы не профессионалы.

- Так уж и видно, - заносчиво воскликнул Степан.

- Кем вы были на вашей планете?

- Учёные, - Лаврушин издал нервный смешок. Действительно, в такой ситуации это казалось смешным.

- Учёные. Великий Дзу, головастики! - Крос добродушно захохотал.

- Ну и что? - обиделся Степан.

- И вы решили обвести вокруг пальца Службу Спокойствия! Вас же с вашего шага по планете поймали на крючок. Ваше счастье, что в операции "Пришельцы" был задействован я. А не то бы…

Он замолчал. Лаврушин заёрзал на стуле. Он прекрасно понимал, что кроется за этим "а не то бы".

- Как Служба спокойствия узнала о нашем прибытии? - спросил Степан.

- Агент Тании был арестован. Под психозондированием он показал, что ждёт посланцев, которые будут искать какой-то оружейный склад.

- Что сейчас с этим человеком?

- А что может быть с человеком, подвергшимся глубокому психозондажу? Он погиб. Притом погиб раньше, чем рассчитывали специалисты Службы Спокойствия.

- Сказал он не всё.

- Верно. Остались неизвестны ваша система проверок, контролей. А, значит, возможность взять вас, когда вы сами явитесь на встречу, стала более чем сомнительной. Вас решили брать после высадки на планету.

- Но как сумели засечь разведкатер?

- Радары капсулу Тании не возьмут - это было ясно с самого начала. Но было примерно известно время высадки. Нетрудно было на глазок определить и район высадки. Очертили пять возможных квадратов, которые удовлетворяли бы задачам десантирования спецгруппы противника. "Тигры" рассредоточились по ним. И вышли на вас.

- А "Союз правдивых"? - нахмурился Степан, пристально глядя на рассказчика, пытаясь определить, на кого он больше похож - на сказочника или на исповедующегося.

- О, Птица Дзу, неужели непонятно? Кунан представлял, насколько трудно выбить что-то из таниан против их воли. А там, где не сработает сила, сработает обман… Кстати, чем выше уровень цивилизации, тем меньше она устойчива к простым вещам. Таким, как обман. Хитрость - это поле нашей игры. В ней мы можем дать танианам сто очков вперёд… Вам подсунули лже-повстанцев. В расчёте на то, что вы будете с ними откровенны. А лже-Комсус рен Таго на деле просто артист, лучший агент службы спокойствия. Офицер третьей ступени.

- Там ещё шельмец Рыжий был, - сказал Степан.

- Старый знакомый, - выражение лица Кросса стало недобрым. - Агент класса экстра. Не приведи Дзу вам попасться в его лапы.

- Так страшен?

- Его хобби - допросы высокой степени сложности.

Лаврушин поёжился, представив, как эта высокая степень сложности преодолевается.

- А кто вы?

- Я и есть "Союз правдивых". Один палец миллионопалого кулака.

Крос будто начитался Маяковского - тот любил писать о том, что партия рука миллионопалая, сжатая в один огромный кулак.

- Если вы член "Союза правдивых", то что вы делаете у "тигров"? - брякнул Степан.

- Учёные, - Крос снова рассмеялся, похоже, любил он это дело. Потом тоном, каким внушают первоклассникам прописные истины, произнёс: - Как, по вашему, можно бороться со Звездоликим, не имея своих людей в его аппарате? А главное - в Службе спокойствия.

Что тут возразишь?

- И что делать дальше? - спросил Степан.

- Дальше? - пожал плечами офицер. - Чем вы можете помочь - я уже говорил. Восстановить общественное мнение в Содружестве против диктатора. Призвать на Химендзу звёздные боевые корабли. Смести эту заразу. А вот чем "Союз правдивых" может быть полезен вам?

- А вы уверены, что мы нуждаемся в вашей помощи? - спросил Лаврушин.

- Нет? Тогда я могу предоставить вас самим себе. Начните прогулку с "сельвы". Занятное место, только не способствует продолжительности жизни… Кстати, за вами объявлена охота, и каждый гражданин не прочь получить мешок длингов за ваши шкуры.

Положение действительно складывалось пиковое. Надеяться землянам было не на кого. А сигнал контакта звучал в сознании Лаврушина всё сильнее. И всё яснее становилось, где именно находится ключ в "Сокровищницу Дзу". А находится он в змеином логове. Во дворце диктатора. В "Святилище Дзу"! Но как проникнуть туда без посторонней помощи? Никак. Придётся довериться Кроссу.

- Ну, тогда слушайте, - и Лаврушин рассказал всё - от начала до конца. Крос был весь внимание. Он выслушал рассказ, не проронив ни слова. Только иногда он вскидывал удивлённо бровь.

- Что вы сделаете, проникнув в хранилище грандаггоров? - спросил Крос, дослушав до конца.

- Уничтожу его.

Крос задумался. Потом кивнул, поднимаясь со стула:

- Я думаю, мы поможем вам проникнуть в "Святилище Дзу". До завтра.

Когда он ушёл, Лаврушин, обхватив голову руками, пытался поймать какую-то ускользающую неприятную мысль. Она никак не давалась.

- Как думаешь, Вить, выберемся? - спросил Степан, растячгиваясь блаженно на узкой сетчатой кровати.

- Надеюсь.

- А как думаешь, Ната вытурила бы меня из дома, если бы знала, куда меня занесёт?

- Сомневаюсь.

- А я не сомневаюсь, - грустно произнёс Степан. - Вытурила бы… Как она те духи, которыми от меня пахло, учуяла?

- Чьи духи?

Назад Дальше