- Вы чего, сдурели? - возмутился Степан, пытаясь повернуть голову, в которую упирался ствол автомата.
- Лежать! Не говорить! - завизжал офицер.
Он обошёл камеру, остановился около разбитого экрана, потрогал острый край стекла.
Убедившись, что непосредственной опасности нет, он прищёлкнул пальцами. Солдаты подняли пленников.
- Что здесь было? - требовательно спросил офицер.
- Это вас надо спросить, - Лаврушин развёл руками, и солдаты отпрянули, вскинув оружие.
- Не заговаривайте мне зубы! - заорал офицер. - Как вы вывели из строя контрольную аппаратуру и разбили экраны? Это же бронированное стекло!
- Вы сначала в своём хозяйстве разберитесь, а потом псами на людей кидайтесь, - проворчал Степан.
- Молчать! У меня приказ стрелять при малейшей попытке к бегству! Прибью и не поморщусь!
- Служивый, ты бы сначала выслушал, а потом глотку рвал, - примирительно произнёс Лаврушин.
- Ну, - уставился на него офицер.
Землянин в двух словах описал, что тут произошло. По мере того, как он говорил, лицо офицера становилось всё бледнее и бледнее.
- Великий Змей. Что же это такое? - прошептал офицер и, махнув рукой своей своре, вышел из помещения.
- По-моему, у него трясутся поджилки, - сказал Лаврушин, глядя на затворяющуюся дверь.
- Тварь дрожащая, - кивнул Степан…
* * *
На аудиенцию к Звездоликому землян подняли с утра пораньше. В Джизентаре только встало солнце.
"Мамонт" полз по городу. Сопровождал пленников всё тот же статный офицер четвёртой ступени, который вёз их в тюрьму. Помнится, он обещал помочь и вызволить пленников, и Лаврушин надеялся, что он разовьёт эту мысль. Когда машина тронулась, он пододвинулся к решётке и прошептал:
- Знайте, вы нам очень нужны.
- Кому нам? - осведомился Степан.
- Всем здоровым силам Джизентара. Мы сделаем всё, чтобы освободить вас.
- И зачем мы вам всем сдались? - подозрительность Степана всё обострялась и обострялась. И для неё были все основания. Вообще, своим ворчанием он очень напоминал Мозг в квартире Лаврушина, поэтому они терпеть друг друга не могли - вечно находила коса на камень.
- Мы хотим привлечь внимание Звёздного Содружества к нашим проблемам, - быстро затараторил офицер, видимо, текст он продумал давно. - Вы выступите посредниками. Мы дадим такие сведения, что все цивилизованные миры Галактики, если в них есть хоть капля сострадания, содрогнутся.
- А дальше? - спросил Лаврушин.
- Звёздное Содружество положит конец ненавистной диктатуре.
- А невмешательство? А законы Галактики?
- Мы знаем законы Галактики… У нас есть данные о начале реализации программы глобального психологического контроля на Химендзе. А это - основания для вмешательства.
- Несомненно, - согласился Лаврушин.
- Мы освободим вас. Но нужно время. Тяните его. Всего несколько дней.
- Как мы можем тянуть время?
- Не знаю, - офицер нахмурился. - Пообещайте этой собаке Кунану что-нибудь.
- Что мы ему можем пообещать?
- Не знаю… В конце концов, сделайте то, что он просит. Когда Звёздное Содружество получит доказательства попыток глобального психоконтроля, Звездоликому долго не продержаться.
- Мы понимаем, но…
- Главное - время…
Потом опять был дворец. Тот же самый зал со статуей Птицы Дзу. То же гнусное ёрничанье диктатора. Но Кунан уже терял терпение. Земляне молчали, и Звездоликий сорвался.
- В камеру этих мокриц! - завизжал он, ударив Лаврушина пухлой ладошкой по щеке. - Посмотрим, чья возьмёт!
Запасу психологической прочности наступал предел. Последующие события Лаврушин и Степан воспринимали, как в полусне. Лёд на стекле, отделяющем их сознание от окружающего мира, всё нарастал. Он налегал всей тяжестью и грозил обрушиться и погрести под собой души землян.
Опять был "мамонт". Опять тесная кабина для перевозки арестованных. "Мамонт" заурчал мотором и выполз из гаража.
* * *
Офицера звали Тункан ин Кур. Это был необъятных размеров, пузатый служака. Он любил поесть, выпить, поухаживать за цветами в пригородном доме в посёлке "тигров", охраняемом по первому разряду. Он любил жену и детей. Он неуёмно предавался трешу - жвачки с лёгким наркотическим действием, от чего его дёсны почернели. Такие люди, не обременённые излишними комплексами, не отягощённые дурными переживаниями, не привыкшие трепетно всматриваться в звёздное небо и задумываться о сути сущего, готовы на любую работу. Лишь бы свободное время жить спокойно - с трешем, пивом, розами, в кругу семьи. Ну и что - "тигр"? Ну и что - тюремщик? За это платят хорошие деньги, и не Тункану ин Куру, сыну чернорабочего с оружейного завода, морщить нос при этих словах.
Он сидел в "мамонте" на жёстком сиденье. Его волосатые лапы лежали на рукоятке автомата, и мощное скорострельное оружие под этой лапой казалось несерьёзным, ненастоящим, игрушечным. Он развалился, приспустив молнию комбинезона, и сосредоточенно жевал треш.
Время от времени Тункан ин Кур брезгливо поглядывал на пленников. Они не вызывали у него ничего, кроме закономерного чувства омерзения. А как ещё можно относиться к врагам самого Звездоликого? Сколько он их видел, прошедших через застенки - жалких, избитых, раздавленных, потерявших человеческий облик. Но были и несломленные, до конца упрямые, гордые, с прямым взором встречающие муки и смерть. Они считали, что это хорошо - быть героями. Но они были просто дураками, ибо только дураки могут пытаться вычерпать сапогом море или доплюнуть с площади Равенства до верхушки Святилища Дзу.
Против кого идут, недоноски? Против самого Кунана - благодетеля Джизентара, возродителя имперской славы и святых основ древней религии! Нет, они не имеют права на жизнь. Смутьяны, враги великого вечного города, - всех их к ногтю. Он без жалости давил гусеницами бронеходов своей роты их убогие деревянные домишки в глубинах Дикого Леса. Он давил их самих, их жён, не щадил и их детей - змеиных отродий, с молоком матери впитывающих неправедные мысли. Они - враги. И нет ничего позорного в том, чтобы быть "тигром". Наоборот - почётно быть "тигром". Уютно быть "тигром". А ещё лучше - быть офицером "тигров"!
Тункан ин Кур усмехнулся, кинув из-за решётки взгляд на пленников, подпрыгивающих от тряски на узких металлических лавках. Они ещё не знают, что их ждёт. Ничего, узнают, когда захрустят их косточки, а кожа почернеет от справедливого пламени в немилосердных руках палача.
Задание для офицера было обыденным, скучным. Сколько раз он ездил по этой дороге. Сколько раз трясся за этой решёткой в чреве "мамонта". Безопасная благодатная работа - это вам не утюжить Лесную Федерацию, когда вокруг рвутся управляемые ракеты, а бронеходы проваливаются в ямы-ловушки.
Но сегодня на инструктаже дольше, чем когда бы то ни было, командиры полоскали мозги: "бдительность", "не упускать из виду", "отвечаешь своей жизнью". Какой-то молокосос, который по знакомству получил на одну полосу больше на эмблеме, учит службе старого волка Тункан ин Кура, кавалера Аквамаринового Ордена Верности!
- Дурная эта возня с арестованными, - сказал сидящий напротив Тункан ин Кура солдат первого класса. - Чего с этими хлюпиками цацкаться? У них тюремная камера, что моя квартира.
- Цацкаются, значит, надо, - офицер зевнул.
- Раз - и пятьдесят пуль в брюхе, - солдат погладил автомат. - И нет смуты. И мы бы, "тигры" не занимались такой ерундой.
- Ерундой? А тебе хочется снова в Лесную Федерацию?
- Я пойду, куда прикажет Звездоликий, - горячо воскликнул солдат первого класса, но в глазах появилась тоска. Ему вовсе не гляделось снова лезть в леса. Уж лучше возить хлюпиков и рассовывать их по камерам, которые пусть и больше, и комфортабельнее его квартиры.
- Пойдёшь, куда денешься, - кивнул Тункан ин Кур.
Он постучал пальцами по крышке автомата, потрогал предохранитель, приспустил ещё молнию на комбинезоне. Душно в этих жестяных коробках. В "мамонте" опять барахлила система кондиционирования. Эх, если бы…
Что "если бы" - этого додумать Тункан ин Кур не успел. Машину резко тряхнуло. Послышался приглушённый толстой бронёй взрыв. Офицер стукнулся головой о стену и на миг отключился.
В загоне для арестованных Лаврушин упал на пол, Степан повалился на скамейку. Но земляне не пострадали. Они не могли видеть, как болванка из реактивного противотанкового гранатомёта разнесла кабину "медведя", упокоив водителя и двоих "тигров". А за секунду до этого ветхое нежилое восьмиэтажное кирпичное здание, рухнув, похоронило две машины сопровождения.
В салон начал просачиваться едкий, с запахом машинного масла, дым. Где-то за кабиной трещал и искрил оборванный кабель. Свет погас. Потом зажёгся вновь. Потом погас окончательно. Зато где-то сбоку замерцал разгорающийся огонь, и дым повалил с новой силой.
Тункана ин Кура, опытного вояку, подвела иллюзия простоты поставленной задачи. От неожиданности позабыв все инструкции, кашляя, он дрожащей рукой втискивал свою карточку в гнездо и бил по рычагу открывания двери, запамятовав, что перед началом движения дверь закрыли снаружи. Солдат первого класса вжался в угол и затравленно озирался, вцепившись зубами в ворот комбенизона и стараясь дышать через него.
Дым ел глаза, заполнял лёгкие, тёр наждаком гортань. Лаврушин обхватил руками горло и пытался не дышать. Степан судорожно кашлял. Ещё пара минут - и конец. Четверо людей в салоне задохнутся.
У Лаврушина потемнело в глазах. На секунду он потерял сознание.
"Мамонт" снова тряхнуло. Импульс одноразового бронебойного плазменного разрядника разворотил замок. Рваная искорёженная дверь со скрежетом распахнулась, толкаемая не электроприводом, а сильными руками.
Тункан ин Кур, рвя комбинезон на груди, вывалился наружу. За ним последовал солдат первого класса. Земляне не могли поступить так же - от воли их отделала решётка. Но теперь снаружи поступал свежий воздух, пусть и наполненный дымом горящей машины.
В будку запрыгнул человек в чёрной приталенной одежде. Вместо лица у него был синий куб - пластиковая маска с прорезями для глаз. По этой маске невозможно было даже приблизительно представить черты лица, которое она скрывала.
Приток воздуха подхлестнул огонь, уже начавший лизать пластиковые сиденья. "Квадратноголовый" выстрелил из ручного плазморазрядника в замок решётки. Распахнул её. Рванул на себя Лаврушина, выкинул его наружу. Степан вывалился наружу сам.
Тут в "мамонте" что-то ухнуло - видимо, начинал рваться боезапас. Лаврушин вскочил и, спотыкаясь, кашляя, помчался вперёд. Краем глаза он увидел безжизненные тела офицера и солдата.
- Ложись! - крикнул незнакомец, мчавшийся следом за землянами.
Они повалились на холодный асфальт, по закону подлости Лаврушин свалился в лужу.
На этот раз рвануло куда сильнее. Взрывная волна прижала беглецов к земле. "Мамонт" раскололся на две части, из трещины вырвалось пламя. Похоже, кроме боезапаса внутри машины было ещё что-то взрывоопасное.
Одинаково одетые в чёрное "квадратноголовые" усадили землян в длинный лимузин золотистого цвета. Тот резко взял с места.
Человек, сидящий рядом с водителем, потянул руку к кубику, заменявшему ему голову, провёл по нему пальцами, там что-то щёлкнуло - маска свернулась в бесформенный комок с кулак размером. То же проделали ещё двое сопровождавших и шофёр.
Теперь земляне могли рассмотреть своих похитителей - или спасителей - это как посмотреть. За рулём сидел пожилой человек, лицо его бугрилось следами от страшных ожогов, от чего имело устрашающий вид. Двое парней, наоборот, внешность имели плэйбоистую, в чертах их лиц было что-то испанское, им на роду написано нравиться девочкам и жить лёгкой, шалопайской жизнью. Нетрудно было определить, что они близкие родственники, скорее всего - братья. Незнакомец, вытаскивавший землян из горящей машины, имел неприятное квадратное лицо - под стать маске, челюсть его выступала вперёд, как у питекантропа, глаза маленькие, цепкие, умные, всё замечающие.
Никто из новых друзей (или врагов) не проронил ни слова. Видимо эти люди не относились к любителям почесать языком на досуге.
Теперь сиди и гадай - кто они? Помощники Друвена, обещавшего выручить землян? Или друзья стройного офицера четвёртой ступени, обещавшего то же самое? Или те, кто ещё не успели что-то наобещать, но тоже имели на землян свои планы?
Машина крутилась по улицам, разъезжаясь по миллиметровке с другими машинами. Улицы шли всё более обшарпанные. И наконец началась "сельва" - обширные городские трущобы. Всем трущобам трущобы!
Лимузин, покачиваясь на мягких рессорах, замер. Землян бесцеремонно затолкали в фургон. Его крышу украшал пластиковый шмат сыра, обёрнутый алюминиевыми цепями сарделек - именно такая была эмблема, обозначавшая принадлежность машины к крупной фирме по производству и перевозке мясомолочных искусственных продуктов. Сопровождающие в чёрном тоже расположились в салоне.
Фургон взвыл электродвигателями и в несколько секунд набрал приличную скорость. Он понёсся через узкие улицы. Шли мрачные смрадные нагромождения домов, в которых чернели окна с выбитыми стёклами. На тротуарах ржавели остовы машин, валялись переполненные и давно не убираемые мусорные баки, около которых кипела какая-то осмысленная жизнь. Голые детишки играли в грязи. На тротуарах сидела шантрапа разных возрастов. Бродяги спали, зарывшись в груды мусора. Было достаточно многолюдно. Всё это походило на Латинскую Америку в самом убогом варианте.
За очередным поворотом улицу заполонил дерущийся бандитствующий молодняк. Была куча-мала. Каждый бил каждого, разобрать что-то в этой битве было невозможно.
Обожженый водитель бесстрастно направил фургон в самую гущу драки. Шпана выпрыгивала прямо из под колёс. Послышался стук - машина зацепила кого-то. Лаврушин обернулся и увидел мальчишку, голого по пояс, увешанного блёстками и железяками, татуированного. Он лежал на асфальте, одной рукой держась за ногу, а другой грозя вслед димузину кулачком. Из всего этого можно было сделать вывод - люди в чёрном церемониться не привыкли. Обожжённый не притормозил бы, пусть даже ему пришлось ехать по головам туземцев из "сельвы".
- Крысиный народ, - кинул "питекантроп".
Фургон начал замедлять скорость. Взвизгнули тормоза. Машину слегка занесло, она нырнула в арку и остановилась посреди запущенного двора.
Двор был окаймлён восьмиэтажными зданиями, в которых давно уже не было квартир, а были лишь берлоги потерянных и никчёмных людей, которые облюбовали себе эти места и жили, питаясь, чем Бог пошлёт, согреваясь холодными ночами у костров, в котором потрескивали остатки мебели и автомобильные покрышки.
- Выходите, - произнёс "питекантроп".
Земляне прошли в вонючий подъезд, для этого пришлось перешагивать через обрушившийся козырёк. Лаврушин наступил в кучу дерьма и зло выругался. Ничего не попишешь. Судьба такая. Ему давно говорили: "если в радиусе километра есть куча дерьма, ты в неё обязательно наступишь".
- За мной, - велел "питекантроп", вытаскивая из кармана и включая круглый, крошечный, казалось, состоящий из одной лампочки, но мощный фонарь.
Стёршиеся ступеньки вели в подвал. Вскоре процессия очутилась в небольшой, очищенной от мусора комнатёнке.
"Челюсть" пошарил в углу, чего-то повернул, чем-то щёлкнул, затем упёрся в стену, и она как турникет закрутилась вокруг оси, освобождая проход.
- За мной, - "питекантроп", похоже, привык выражаться односложно и гнал словами пленников вперёд, как хлыстом пастух гонит овец.
Проход был тесен даже для одного человека. Плечи касались стен, и крупному Степану немудрено было застрять и ждать, как Вини-Пух, пока не похудеет. Но через несколько метров коридор расширился. Зато сверху стала сочиться вода, стены поросли противным мхом. Ноги скользили, как на льду, стоило определённых усилий удерживать равновесие.
- Чёрт! - Лаврушин привычно неуклюже загремел на пол, рука его утонула в склизкой массе - ничуть не лучше кучи дерьма, в которую он окунул ногу на входе.
Коридор начал извиваться. Потом раздвоился. Потом сузился, расширился. Штукатуренные участки перемежались со стенами жёлтого кирпича. В луче фонаря метались маленькие тени.
- Уф, холера! - Степан наступил на какую-то мелкую шерстистую тварь, которая отреагировала тонким злобным визгом. Неудивительно, что в таких местах водятся грызуны - мелкие затворники этих лабиринтов нрава вороватого и дурного.
Процессия начала подъём по винтовой лестнице. Карабкаясь по ней, Лаврушин ударился коленом - куда ж без этого? Потом был смазан по лицу чьим-то пренеприятным хвостом - и надо же, крыса выбрала именно его!
Вскоре все стояли на площадке диаметром в пять метров. Сюда никогда не просачивался дневной свет.
- Кунан здесь не найдёт, - заверил "питекантроп". - Даже заручись он поддержкой самой Птицы Дзу.
- Или Великого Змея, - неожиданно встрял обожжённый.
Земляне затравленно огляделись. Их не прельщала жизнь в этом сыром холодном тёмном каменном мешке с уходящей вниз винтовой лестницей.
Но они рано отчаивались. "Питекантроп" повозился на полу, опять что-то оттянул, что-то звякнуло - и кусок стены ушёл в сторону. Этот человек был мастер двигать стены.
Проход вёл в комфортабельно обставленную просторную комнату. Там были кресла, диван из жёлтого пластика, телевизор - вид которого напомнил о стереоэкранах в камере и о специфических программах тюремТВ. На низком столике возвышалась кипа журналов и стопка книг. В углу был пульт и бар с хрустальными стёклами, за которыми скрывались бутылки самой различной формы - мечта алкоголика.
- Что происходит, друзья? - Степан с неутомимым занудством хотел расставить точки над "и".
- Потом, - буркнул "питекантроп" и вышел из комнаты.
Стена затворилась, и земляне остались одни.
- Вить, у меня ощущение, что нас хотят надуть, - сообщил Степан.
- А когда его у тебя не было?
- И ведь всегда к месту… Вообще, мы летаем, как шарики от пин-понга, по нас лупят ракетками.
- Но вот чья сейчас подача? - поднял палец Лаврушин. - Это вопрос вопросов.
Степан обошёл помещение. Обнаружил ванну, туалет, кухонный аппарат, выплёвывающий по заказу синтетические блюда. Потом упал на диван. На сей раз в его тоне проскользнули нотки оптимизма:
- Всё-таки здесь получше, чем в гостях у Кунана.
- Главное - живы.
- Пока живы, - уточнил Степан, по привычке капнув из пипетки дёгтя в бочку мёда.