Рыча мощным двигателем, машина покатила по щебнистой дороге. Руку с парабеллумом Кирилл держал на коленях. Миновав Берёзовую аллею, "Тюрка-Мери" свернула к Вышним Горкам. Тут-то из зарослей поднялись, как суслики у норок, чоновцы. Проезду они не мешали, видать, их сбило с толку, что машина принадлежала наркомату здравоохранения.
У околицы Прохоров остановился, и Кузьмич выбрался из машины, кряхтя: "Мне б такую… В хозяйстве пригодится…" Авинов вышел следом и громко сказал:
- Ну, прощевайте, товарищ! - и тут же добавил тихою скороговоркой: - Немедленно свяжись с Буки, чтоб нашим передал - пусть используют "текущий момент"! Пусть в ОСВАГе не жалеют листовок - так и так, мол, выпер Свердлов недобитого Ленина из Кремля и тиранит пролетарьят с Троцким на пару, дурит народ, как хочет! Пусть-де поворачивают штыки на Москву. Бей продажных комиссаров! Свободу Ленину! Ну и так далее…
- Обрисуем как есть, - осклабился Исаев, - не сумлевайтесь!
Воротясь на место, Кирилл сказал:
- А вот теперь, Вася, гляди в оба. И если я скажу: "Гони!" - ты уж постарайся. Жми как следует!
Прохоров медленно кивнул, заводя двигатель.
До самой Берёзовой аллеи никто их не тревожил, и вдруг сразу пятеро чоновцев с винтовками наперевес вышли из-за деревьев.
- Сто-ой! - послышался окрик.
- Гони! - рявкнул Авинов.
Мотор в пятьдесят "лошадей" взвыл, бросая "Тюрка-Мери" вперёд. Машина завиляла, накатывая на коммунаров, и те отскочили в стороны, матеря лихача.
- Сто-ой, контра!
Кирилл резко обернулся. Коммунары щёлкали затворами, а один уже прицеливался, готовясь выстрелить. Авинов опередил его на долю секунды. Не попал, но заставил шарахнуться. Второй выстрел был удачней - чоновец схватился за плечо, роняя винтовку, а третья пуля согнула его в три погибели - то ли в бок угодила, то ли в живот. В бок - это болезненно, но не смертельно, а вот в живот…
- Так их, пр-редателей! - воскликнул Вася. - Главное, "контрой" обозвали! Сами они контра!
Зудящим шмелём пролетела пуля, уже после донёсся выстрел.
- А от хрена с морквой! - высказался штабс-капитан, и комсомолец весело захохотал.
Издёрганный Семашко убыл, и день покатился прежней колеёй. Про инцидент у Берёзовой аллеи никто не вспоминал, будто и не случилось ничего. Чекисты делали вид, что не замечают комсомольцев, а те подчёркнуто игнорировали людей Свердлова. Когда стемнело, Авинов отправился на боковую, но уснуть не пытался - ждал Аню. И дождался. Страх перед тем, что девушка скажет: "Ты не Вика!" - ещё не до конца стаял в нём, он по-прежнему напрягался в постели, но это как раз помогало "любви пчёл трудовых" - длило и длило блаженнейшее сопряжение…
Ночь прошла без тревог, день комсомольцы провели, гуляя по парку, всею гурьбой топая с Ильичом, беря вождя в дружеское окружение или оккупируя флигель, судача вполголоса, чтобы не мешать работе вождя. Ленин сумел-таки дозвониться до Москвы - Мальков поставил его в известность, что возвращение предсовнаркома - разумеется долгожданное! - к сожалению - конечно же к величайшему! - откладывается. Причина? А кремлёвская квартира Ульяновых находится на ремонте! Ильич в ярости бросил трубку, а свет в его комнате погас лишь часам к трём ночи. Сутки прочь…
На третий день Ленина навестил Сталин, привёз повидла, ситного хлеба и настоящего чаю, а на пятый - это была суббота - Горки посетил Бонч-Бруевич, управделами Совнаркома. Этот густо обволошенный "очкарик" больше всего напоминал осанистого попа. Скромен был Владимир Дмитриевич, всегда держался позади, за спинами товарищей, хотя числился среди "отцов-основателей" ЧК. И потом, именно ему Ленин обязан был тем, что его, раненого, истекавшего кровью, не добили в его же кремлёвской квартире, - Бонч-Бруевич постоянно находился рядом, а когда отлучался, пост принимала жена его, Вера.
Но в тот день обычное кроткое добродушие покинуло управделами - когда он выбрался из машины, руки его дрожали, а глаза, беспомощно моргавшие за круглыми очками, были красны.
- Могу я видеть Владимира Ильича? - спросил он Авинова голосом слабым и стеклянным будто.
Камо успокоительно кивнул - свой, мол, - и Кирилл повёл рукой:
- Пожалуйте, я провожу.
Дверь в комнату Ленина была открыта, у выхода на балкон маячил Прохоров. Встретив его вопрошающий взгляд, Авинов подал знак комсомольцу: всё под контролем.
Владимир Ильич работал, писал статью. Он быстро, на носках, почти бесшумно ходил от шкафа до окна и вполголоса наговаривал текст, чтобы сесть потом за стол и перенести слова на бумагу. Эта привычка - бегать на носках - появилась у Ленина в эмиграции. Его работа по ночам вряд ли понравилась бы хозяевам комнат, которые они с Крупской снимали, вот и стал на носочках расхаживать, чтобы соседей не будить. Так и привык.
- Владимир Дмитгиевич? - встревожился вождь. - Что случилось?
- Верочка… - выдавил гость. - Умерла…
Выглянувшая Крупская охнула.
- Ка-ак?! - выдохнул Ильич.
Бонч-Бруевич сожмурил глаза и затрясся в неслышном плаче.
- Вчера… - выговорил он сдавленно. - Верочка… и ещё две медсестры, что за вами смотрели, Владимир Ильич… Говорят, инфлюэнца… Главное, никто больше не чихнул даже, а они…
Ленин сжал карандаш так, что пальцы побелели.
- Женщин-то за что? - пробормотал он.
Словно отойдя от мрачных дум, он встрепенулся и повёл Бонч-Бруевича к себе.
- Товарищ Югковский, - сказал Ильич просительно, - не в службу, а в дгужбу - заварите-ка нам чайку!
- Сей момент!
Занося две чашки чаю к Ленину, Авинов застал тяжко вздыхавшего управделами и хмурого, угрюмого даже предсовнаркома.
- Виктор Палыч, - спросил последний, - вы вегите, что это была инфлюэнца?
- Владимир Ильич, - серьёзно ответил Кирилл, - как могла таинственная болезнь поразить сразу трёх женщин одновременно? И почему заразились лишь они одни - именно те, кто спасал вас? Инфлюэнца, конечно, штука опасная, но я не верю в совпадения.
Ленин согласно кивнул.
- Я не злопамятный, - медленно проговорил он, - но память у меня хогошая…
Бонч-Бруевич встрепенулся, словно хотел сказать что-то, но удержался. Однако Ильич заметил его телодвижение.
- Выкладывайте всё, батенька, - ласково сказал он, наклоняясь и похлопывая управделами по колену, - не держите в себе, как занозу!
- Встретил я намедни Свердлова, - стал рассказывать Бонч-Бруевич, воздыхая, - он и говорит: "Вот, Владимир Дмитриевич, уже и без Владимира Ильича справляемся!"
- Даже так? - криво усмехнулся Ленин.
Управделами повздыхал и добавил последнюю новость.
- Сам слышал, - пробормотал он, - совершенно случайно, как "Кожаный" наседал на Малькова. "Тяните, говорит, тяните с ремонтом!" А как меня увидел, сразу на октаву выше забасил: "Пускай-де Ильич окрепнет как следует, поправится!"
- Я и это запомню, - процедил Ленин.
Минула ещё неделя. Чекисты вели себя на манер лондонских полицейских - не видать их было и не слыхать, а чуть что - вот они. Чоновцы казались куда опаснее, постоянно рея в отдалении, кучкуясь в конце любой аллеи. Близко они не подходили, но и гулять по парку стало опасно - Ильич и верные ленинцы отсиживались в Большом доме. Молодые только наведывались в Хоздвор, учиняя латышам-коммунарам "продразвёрстку".
И лишь под вечер субботы в Горки, отрезанные от мира, стали поступать скудные известия - оказывается, тонны листовок сбрасывались с аэропланов над позициями красных войск и далеко в тылу, а в ночь с четверга на пятницу "Илья Муромец" рассеял "контрреволюционные агитки" над Москвою.
Красная столица лежала погружённая во мглу - горевшие уличные фонари были редким явлением, свет отключали, бывало, что на полдня, а то и на весь день. Нефти на электростанции не хватало. Оттого и трамваи ходили редко, буквально разваливаясь под напором пассажиров. Да что там электричество - кончалось всякое терпение у рабочих! По всей Москве то и дело поднимали вой заводские гудки - пролетариат бастовал, устраивал "волынки". Заводы стояли, никто не работал, и плохо было с хлебом - люди голодали.
Москвичи, натерпевшиеся советчины, схватывались с ЧК, с латышскими стрелками, требуя меньше малого - еды и работы. И вот в этот бурлящий котёл просыпались с неба листовки, словно растопка народного гнева.
На листках, разрисованных под лубок, были изображены Свердлов и Троцкий - спиною к спине, они скалились, грозя маузерами. Яков Михайлович утвердил ногу на поверженном Ленине, хныкавшем, закованном в цепи, а Лев Давыдович давал пинка красноармейцу, бросая того в мясорубку войны.
Листовки ярко расписывали, как Лариса Рейснер, "валькирия революции", принимает ванны из пяти сортов шампанского, печатали меню кремлёвской столовой, смаковали подробности покушения на Ленина.
Социальный взрыв был силён - толпы народа вышли на улицы, в Кремле объявили боевую тревогу, позапирали все ворота, выставили усиленные караулы…
…А в Горках было тихо и спокойно - вечное напряжение от соседства ЧК и ЧОН притупилось, стало обыденным. Ну окружили Большой дом, ну установили блокаду. И что?..
В воскресный полдень прибыла машина автобоевого отряда имени ВЦИК, привезла Малькова. Матрос-балтиец, вознёсшийся в коменданты Кремля, неловко топтался перед Лениным, бубня о первостатейной необходимости защитить вождя от зловещих происков, дабы обеспечить тому покой и лечение, "что доктор прописал". Владимир Ильич слушал его с непроницаемым видом, а потом, когда "свердловский опричник" увял, спросил, неласково усмехаясь:
- Ну как, товарищ Мальков, ремонт в моей квагтире скоро закончится?
Комендант аж закряхтел.
- Да знаете, Владимир Ильич, туго дело идёт… То материала нет, то того, то другого… Сами понимаете.
- Так-так! - усмехнулся Ленин. - Значит, говорите, матегиала нет? Того да дгугого? Так-так…
Лицо вождя разом посуровело.
- Ремонт в Кгемле уже два дня как закончен, - резко сказал Ильич. - Я это выяснил. Завтра же я возвращаюсь в Москву и пгиступаю к работе. Да-да, завтра! Пегедайте, между пгочим, об этом Якову Михайловичу. Я ведь знаю, кто вас инструктирует. Так запомните - завтра!
Глава 15
ДЕЛО ЛОККАРТА
Сообщение ОСВАГ:
Добровольческая, 1-я и 2-я Донская армии перешли в наступление по Южному фронту. Казаки генерала Мамонтова, форсировав Дон и прорвав железнодорожный путь Поворино - Царицын, двинулись вверх по Медведице. 1-й армейский корпус генерала Кутепова, переправившись у Калитвы, направился по Хопру на Поворино. К 30 августа наши войска вышли на линию Балашов - Поворино - Лиски - Новый Оскол.
В тот же день случилось непредвиденное - Ленин прогнал коммунаров-чоновцев. Этот мужичок-недоросток, с двумя пулями, засевшими в груди и шее, прогулялся до Берёзовой аллеи и устроил страшный разнос командиру отряда. Хоть левая рука Ильича уже не висела на перевязи, он всё ещё держал её полусогнутой. И общая скованность оставалась в теле, словно в ожидании боли, и жёлтый восковый налёт на лице, как у тяжелобольного, но ярость Предсовнаркома была такова, что, казалось, выступи против него целая армия, он и её "вздует".
Бойцы ЧОН топтались, мыча оправдания, вжимая головы в плечи, а Ленин всё наскакивал на них, громя и вопя о "безответственных элементах", о "белогвардейщине и скоропадчине"… Через полчаса блокада была снята.
- Да что же он творит? - причитала Крупская, нервно теребя платочек. - Володе же нельзя волноваться! У него постоянные головные боли, бессонница… Товарищ Юрковский, повлияйте хоть вы на него!
Авинов вздохнул.
- Повлиял бурундук на медведя и полосатым стал…
Широко шагая, он двинулся по аллее навстречу Ленину - тот возвращался с видом триумфатора. Врачи сняли бинты, отчего их пациент держался вольнее, чем обычно. Вот и не сдержал бешенства…
- А погодка-то какова! - весело воскликнул Ильич. - Эх, на охоту бы… Раньше у меня централка Франкота была, шестнадцатого калибра. Хогошее ружьецо!
Кирилл, ничего не говоря, с немым укором смотрел на него.
- Каюсь! - бодро откликнулся Ленин. - Пгизнаю. Обещаю исправиться.
- Владимир Ильич…
- Виктор Палыч! - завёл вождь в том же тоне. - Хоть вы со мною не нянчитесь! Вы тут единственный, пожалуй, кто не склонен к комвранью, так останьтесь на моей стогоне, не слушайте этих клушек! Вот вы бы сами как поступили?
Авинов подумал.
- Я человек армейский, товарищ Ленин, - сказал он с осторожностью, - я бы пошёл на прорыв.
- Вот! - просиял Ильич. - И я туда же! Коли воевать, так по-военному!
Вечером, когда солнце село, но сумрак ещё не окутал землю, на Хоздвор, скрипя и грохоча, заехали две ломовые телеги, гружённые дровами, - латыши запасались на зиму. Тут же затеялся скучный, но обстоятельный скандальчик - один из мужиков-возчиков, крякая и хлопая себя по ляжкам, нудил: "Договаривались за деньгу, дык рассчитайся. Ну во-от… А сметаной не возьму, ни к чему мне ваша сметана, в своей, как вареник, плаваю. Ну во-от… Договаривались за деньгу, вот и давай. Ну во-от…"
Коммунары препирались с ним в той же затянутой манере - ругались чинно, матерились степенно, пока не условились по новой. Вышли бабы с ребятишками и всем гамузом стали перекидывать поленья.
Второй ломовик стоял молчком, пока не углядел Авинова. Переваливаясь, он подошёл попросить огоньку. И лишь теперь Кирилл разглядел "Буки 02" - в армяке и бесформенной шапчонке, из-под которой выбивался парик, главнокомандующий был неузнаваем. Закрученные усы его повисли, борода растрепалась… Мужик мужиком. "А ишшо енерал!" - улыбнулся штабс-капитан.
- Сухие дровишки-то? - поинтересовался он, поднося зажигалку, умелыми руками сготовленную из патронной гильзы.
- Знамо дело, на том стоим, - солидно ответил Стогов и заговорил вполголоса: - Долго вам ещё здесь "лечиться и отдыхать"?
- Завтра как будто возвращаемся.
- Отлично! Знал бы, не тащился сюда.
- В любом случае это было опасно, - попенял ему Авинов. - Курьеров, что ли, нехватка?
Генлейт помотал головой и закашлялся от едкого дыма.
- Дело больно важное, - сипло выговорил он, перхая. - В Москве развернулся некий Локкарт, сэр Роберт Гамильтон Брюс Локкарт. Он возглавляет специальную британскую миссию при Советском правительстве - и шпионит вовсю, тем более что при нём состоит такой матёрый разведчик, как Сидней Джордж Рейли, бывший одессит Семён Розенблюм. - Буки перемежал свою речь жестами, не относящимися к ней, - указывал то на телегу, то в сторону Хоздвора руку протягивал - создавал впечатление, что селянин о дровах твердит. - Так получилось, что сеть "Азбуки" задела сеть Локкарта. Мне точно известны имена нескольких его агентов - это подполковник Фриде, агент 20, а его сестра - курьер. Подполковник Генштаба Голицын носит 12-й номер… Но не в них дело. По моим сведениям, Локкарт возглавляет настоящий заговор трёх послов - кроме него самого, задействованы французский и американский посланники. А затевают они, ни много ни мало - антибольшевистский переворот!
Локкарт подкупает латышских стрелков, охраняющих Кремль, чтобы в день "Д" с их помощью арестовать весь ВЦИК с Лениным, с Троцким и занять ключевые пункты Москвы. После чего два полка латышей вроде бы направят в Вологду - на соединение с английскими войсками из Архангельска… Как вам этакий замах?
- Замахнулся-то Локкарт изрядно, - хмыкнул с сомнением Кирилл, - каков только выйдет удар…
- Правильно, согласен с вами. Ну а если мы поддержим? Локкарт хорошенько удобряет почву, раскидывая миллионы и подкупая всех подряд. Несмотря на то что главным резидентом английской разведки в России был и остаётся Эрнст Бойс, лейтенант английской разведки Рейли получил практически неограниченные полномочия. Дошло до того, что некто Орлов-Орлинский, эсер со странной партийной кличкой "Люди першой кляссы", оформил Сиднея Джорджа сотрудником Петроградской ЧК с фамилией Релинский, и по этому-то удостоверению Рейли выписали пропуск в Кремль! Каково?
- Заманчиво, чёрт… - протянул Авинов. - Но и ошибиться никак нельзя, тут надо не семь раз отмерить, а семьдесят семь!
- Согласен! Вот вы и займитесь "примеркой" - вступите в контакт с Рейли и Локкартом, прощупайте их. Лично я не доверяю англичанам - эти торгаши всегда помогают во имя собственных выгод. Но уж коли имеется шанс, грех не использовать его! Вот папироса, в ней свёрнута записка с адресами и прочим…
Благодарно кивнув, Кирилл сунул "пушечку" в рот и закурил. Со стороны их разговор не выглядел чем-то особенным - пообщались братья по классу, покурили по одной… Смычка города и деревни.
Когда совсем стемнело, ломовики убыли восвояси, и настала тишина. Только и слышно было, как латыши клянут русских скупердяев - клянут медлительно, словно рассуждая.
Вернувшись в свою комнату, Авинов распотрошил папиросу, вызубрил написанное, а улику сжёг. Спать он лёг рановато, проворочался больше часа, но Аня так и не пришла.