- Да это "бепо"!
Да, навстречу десятиколёснику следовал бронепоезд. Авинов даже название разобрал - "Стенька Разин". Ну уж коли в честь разбойника и вора названо, стало быть, большевики!
Два поезда замедлили ход и замерли друг против друга.
- На выход, - устало сказал Кирилл.
Тяжело спрыгнув на землю, он пошагал навстречу подбегавшим красноармейцам.
- Кто такие? - закричали те, щёлкая затворами. - Откуда?
- Кто командир? - резко спросил Авинов.
- Ну я.
Вперёд вышел высокий мужчина с широкими, хотя и костлявыми плечами, настороженно ощупывая Кирилла маленькими прищуренными глазками.
- Начальник железнодорожного губчека Брук.
- Комиссар Юрковский, - представился штабс-капитан, протягивая свой мандат.
Как всегда, подпись "самого Ленина" возымела действие.
- Не подбросите до Вологды? - небрежно поинтересовался Авинов.
- Отчего ж… - сказал растерянный Брук. - Подкинем, раз надо.
- Очень надо, товарищ Брук! Кстати, неплохо бы и паровоз отогнать. Мы его экспроприировали в Архангельске. Машинист в кабине, убит белобандитами. Зовут Михаилом Чугой…
- Похороним по совести, - кивнул начальник губчека.
…Бронепоезд мчался на всех парах, вагон качало немилосердно. Иной раз Авинову казалось, что на повороте, когда из окна виден был паровоз, бешено крутивший шатунами, состав не выйдет из крена и полетит под откос, ломая укутанные снегом ели, калеча бойцов. Бойцы курили вонючую махорку, пили вонючую самогонку, сушили вонючие портянки. Симпатичный парень в новенькой форме голосил, терзая гармошку:
Эх, яблочко,
Да ты хрустальное,
Революция,
Да социальная.
Эх, яблочко…
Да наливается,
Пролетарии всех стран
Соединяются!..
Вологда встречала приезжих настороженно - вроде и далека от позиций, а по сути - фронтовой город.
Сойдя на дощатый, заплёванный перрон, Авинов сразу направился в отдел по выдаче пропусков при штабе 6-й армии.
- Спать хочу, не могу, - пробормотал Алекс, спотыкаясь.
- Выспимся в поезде.
В отделе стояло три шкафа, забитых бумагами, стол и стул. На стуле сидел строгого вида лопоухий чекист. Больше всего он напоминал прилежного ученика за партой.
- Что вам, товарищ? - осведомился начотдела.
- Мне нужен пропуск до Петрограда, - дал ответ Кирилл. - На меня и моих товарищей.
- Ваши документы.
Ознакомившись с бумагами, чекист кивнул с важным видом и выписал пропуск.
- Получите, товарищ Юрковский.
Авинов удалился, поневоле испытывая облегчение.
- До отправления поезда ещё целый час… - протянул он.
- А может, и все три, - фыркнул Кузьмич.
- Прогуляемся на базар, товарищи, купим чего поесть!
И товарищи отправились на базар. Располагался тот неподалёку, на "Площади борьбы со спекуляцией", как гордо гласила табличка.
Бледная интеллигенция торговала книгами в роскошных переплётах, толстые бабы, похожие на матрёшек, продавали масло и сметану, беспризорные мальчишки предлагали спички - по пять штук зараз.
- А вот спички, спички, кому спички!
- Леденцы саха-арны! Ландрин поштучно!
- Пирожки-и, пирожки горячие!
- Та-ачу ножи-ножницы! Бритвы пра-авлю!
- Папироски не жалаете?
Купив полдесятка варёных яиц, Авинов с друзьями "пообедали", а часом позже они отбыли в Петроград - поезд подали по расписанию, бывало и такое в Наркомтрансе…
Глава 24
ПЕТРОКОММУНА
Сообщение ОСВАГ:
Корабли Черноморского флота и 1-й британской эскадры подошли к берегам Копорского залива у Пейпийа, к Аужской губе, и высадили десант.
Действующий отряд краснофлотцев отразил атаки английских торпедных катеров, потопив подводную лодку L-55, но не справился с авианалётом - гидропланы "Илья Муромец" подвергли бомбардировке корабли ДОТ и пустили на дно линкор "Андрей Первозванный". Крейсер "Рюрик" отступил к Кронштадту, ведя заградительный огонь, а эсминцы "Гайдамак", "Азард", "Гавриил" и "Автроил" спустили красные флаги и подняли Андреевские.
Северная Добровольческая армия, отбив у финнов Выборг, развивает наступление на Сестрорецк.
Поезд миновал окраины и сбросил ход. За окнами медленно, под раздумчивый перестук колёс, проплывал Питер. Авинов узнавал и не узнавал родной город.
Год назад он покинул его - и какие же чудовищные перемены вытерпела столица!
Блестящий, державный Петербург выглядел убогим и запущенным - всюду страшная грязь и горы мусора, дома облуплены, чернеют провалами выбитых окон, на обвислых проводах покачиваются верхушки столбов, спиленных на дрова.
Людей почти не видно, город казался выморочным, да так оно и было - год назад тут проживали три миллиона человек, нынче же народу вчетверо меньше. Кого большевики расстреляли да повыселяли, а прочие замёрзли в нетопленых квартирах, померли с голоду, разбежались по деревням, махнули за границу…
Долгий год в Петрограде хозяйничал "уголовный элемент" - бандиты соревновались с мародёрами и чекистами, расхищая всё - от фамильных драгоценностей до ношеных трусов, врываясь в квартиры средь бела дня, убивая за булку хлеба. И никто не боролся с ними - полицейских с жандармами разогнали ещё при Керенском, а красногвардейцы сами грабили без зазрения совести…
- А насвинячили-то, господи… - брюзгливо молвил Кузьмич.
- "Товарищам" некогда заниматься уборкой, - сказал фон Лампе, усмехаясь неласково, - у них мировая революция на уме.
По левую руку проползли склады Стопкина, справа, за Обводным каналом, показались казачьи казармы. На Атаманской улице лежала перевёрнутая извозчичья пролётка. Над трупом худущей лошадёнки, павшей от бескормицы, грызлась стая собак.
Показался Чубаров переулок, за окном с правой стороны веером разошлись ржавые рельсы товарной станции.
- Прибываем, однако, - крякнул Исаев.
Авинов почесал бороду - зарос совершенно. Вихры нестрижены, щёки небриты… Вахлак вахлаком. В длинной солдатской шинели без хлястика, в мохнатой папахе Кирилл больше походил на дезертира, чем на комиссара. Зато не выделяешься из толпы…
Поезд тихонечко остановился, сначала жалобно заскрипев, а после раздражённо лязгнув.
- Выходим? - спросил зачем-то Алекс.
- Пошли! - сказал штабс-капитан.
Пассажиров было немного, а на перроне их встречали матросы, увешанные пулемётными лентами крест-накрест, и держиморды из Петрочека.
- Документики, - хмуро потребовал бледный чекист, с красными от недосыпа глазами.
Авинов привычным движением сунул ему мандат и повёл головой в сторону Кузьмича и Лампочки:
- Эти со мной.
Сонно моргая, бледнолицый вернул Кириллу документ и сделал жест: проходите.
- Куда теперь? - поинтересовался Алекс.
- Найду Сталина, доложусь, а дальше видно будет…
В гулком здании вокзала было пусто и грязно. У открытого кабинета начальника трансчека человек пять красноармейцев смолили "козьи ножки", а из дверей нёсся хриплый бас:
- Алё, Смольный? Алё! Это Смольный? Зиновьева мне! Что значит - нету?! Найдите! С кем, с кем? Так это… Алё! Чего? Сам иди! Знаешь куда?..
Телефонная трубка с треском опустилась, и из кабинета вырвался разъярённый коротышка, затянутый в кожу. Углядев Авинова, он притормозил.
- Вы ко мне?
- Комиссар Юрковский, - отрекомендовался Кирилл. - Хочу от вас позвонить в Смольный.
- Зачем?
- Мне нужен товарищ Сталин.
- Товарищи Сталин и Зиновьев только что отбыли.
- Куда?
- На Путиловский!
На Путиловский так на Путиловский. Выйдя на Знаменскую площадь, Авинов стал искать средство передвижения. Трамвайный вагон он увидел сразу - и понял, что стоит тот давно, как на якоре. Потеряв Царицын, большевики лишились и нефти, а без неё электростанция не давала тока. Остановились трамваи, погасли лампы, замерли автомобили. Редкие пролётки сновали по улицам бывшей столицы, подводы да верховые. А нету лошади - ходи пешком…
- Едут! - сказал Алекс.
С Невского на Лиговскую вывернула полузабытая питерцами конка - пара здоровенных меринов тащила вагончик с выбитыми стёклами.
- Садимся!
Конка везла мобилизованных рабочих - угрюмых, злых дядек. На заскочившую троицу они смотрели без интереса или вовсе отворачивались.
Вдоль Обводного канала вагончик дотащился до Балтийского вокзала, а там Авинов со товарищи пересел на подводу скучного крестьянина из деревни Емельяновки, соседствующей с Путиловским заводом.
Крестьянин долго и нудно жаловался на жизнь. Раньше, дескать, сдавал угол путиловцам, по три метра "гробовых" выделял на душу населения. Платили мало, а всё ж доходец имелся. А нынче ни денег у трудяг, ни самой работы, зато большевики совсем озверели - мало им "чеки", так они ещё ревтройки удумали!
Авинов сидел на телеге, свесив ноги, и не особенно слушал возницу. Интереснее было наблюдать за Петроградом. "Красный Питер" усиленно готовился к обороне - город разбили на районы, руководимые революционными штабами, важнейшие пункты опутывали колючей проволокой, на площадях и перекрёстках устанавливались орудия, укреплялись каналы, скверы, стены, заборы и дома, на окраинах и вдоль Невы рыли окопы, а улицы перегораживались баррикадами.
Тревожно было в Петрограде, страшно. Голод, холод, холера подкашивали даже крепких и стойких. Паника и растерянность сверху донизу и снизу доверху.
За Нарвской заставой подвода выехала на Петергофское шоссе, от коего отходили улицы и переулки, упиравшиеся в огороды, пустыри, болота.
Трубы Путиловского дымили, работа шла - а куда было рабочим деваться? Не выйдешь на смену сам - мобилизуют. У заводских ворот топтались караулы из мастеровых, вдоль высоких заборов вышагивали патрули - из прокатчиков, сварщиков, кузнецов.
- Нам сходить, - усмехнулся Авинов, соскакивая с подводы.
Пройдя к воротам, он поинтересовался у рабочих, чьи руки привычно оттягивали ремни винтовок за плечами:
- Товарищ Сталин здесь? Я комиссар…
- Комисса-ар? - перебил его усатый пролетарий в новенькой телогрейке. - Пошли, раз комиссар. Проводим!
- Далеко нарком?
- Где завком, - буркнул усатый. - Савелий и ты, Кирюха, со мной.
Так и пошли, трое на трое, пока не вышли к заводскому комитету, у крыльца которого волновалась огромная масса народу - тысячи три-четыре, не меньше. Выступал комендант Путиловского, он же председатель заводской ревтройки. За гомоном толпы речь его почти не достигала ушей Кирилла, хотя и вслушиваться особо было не во что. Комендант вещал о "золотопогонниках-генералах, ведущих белогвардейские банды на Красный Питер, несущих цепи рабства и насилие для рабочего класса…"
- Будя с нас! - раздался вдруг крик. - Наслушались!
- Хлеба давай!
- Хле-еба-а!
- Это чё за норма - полфунта на купон?
- Мне моей зарплаты на два дня хватает!
- Посокращали всех, а как белые полезли, так сразу мобилизация у них!
- Долой!
- Доло-ой!
Дюжий вальцовщик поднялся на крыльцо и с размаху вмазал коменданту в челюсть. Тот так и кувыркнулся через хлипкие перильца - толпа раздалась - и тут же сомкнулась, верша расправу.
- Товарищи! - неожиданно закричал провожатый Авинова. - Мы ещё одного комиссара заловили!
- Сюда его, до кучи! - поднялись голоса.
- Кончать их всех к такой-то матери!
- Натерпелись!
Кирилл рванулся в сторону, выхватывая маузер и проклиная свою расхлябанность. Думал ты много, комиссар, в облаках витал - и довитался!
Сбоку подлетел плечистый Кирюха, спеша вмазать комиссару прикладом в зубы. Авинов мгновенно пригнулся, делая путиловцу подсечку. Тот грохнулся, оброненную винтовку тут же подхватил Исаев.
Орущая толпа стала обтекать троицу, грозя недолгой, но мучительной смертью. Двое схватили Алекса, Кирилл съездил одному по зубам, на смену выбывшему подоспели трое…
Елизар Кузьмич не сплоховал - орудуя то прикладом, то стволом трёхлинейки, он отбил Лампочку и заорал:
- Вы что творите?! Мы ж свои!
- Комиссаров - на фонарь! - закричал кто-то шибко грамотный, и толпа угрожающе нахлынула на Авинова.
Исаев дважды выстрелил под ноги путиловцам и вскинул винтовку.
- Не комиссар это! - заорал он. - А белый офицер! А я у него ординарцем!
Толпа, будто волна прибойная, отхлынула. Кирилл похолодел.
- Скажите им, ваше благородие! - обернулся к нему Исаев.
Авинов молча сунул маузер в кобуру и поднялся на крыльцо. Оглядев притихших людей, он чётко отдал честь.
- 3-го Дроздовского полка капитан, - представился Кирилл. - Честь имею!
Толпа заревела, колыхаясь, будто всамделишные волны. Кое-где и "водовороты" закрутились - это наиболее накалённые путиловцы сцепились в "политической борьбе".
- Говори, ваше благородие! - послышался крик.
- Говори! Говори! - зашумела добрая тысяча народу.
Авинов прикинул, что форс-мажорные обстоятельства позволят ему оправдаться перед Сталиным. Дескать, пришлось красному комиссару срочно перекраситься в белый цвет, а то не сносить бы ему головы… Ну это на самый крайний случай, когда, как говорится, не отвертишься. Пока же всё вроде нормально - его тут никто не знает. А после того, как он побреется и переоденется, и не узнает… Или не опознает. Ну это уж как карты лягут…
- Я тут краем уха слыхал, как ваш комендант брехал про золотопогонников… - начал Авинов. - Особенно мне понравилось про "цепи рабства и насилие для рабочего класса". Враньё это! На екатеринодарском заводе "Кубаноль" ваши товарищи работают по восемь часов в день, получая по сто шестьдесят, по двести рублей в месяц! Чёрный хлеб там стоит двенадцать копеек, белый - двадцать, говядина идёт за рубль десять кило, масло за три двадцать, чай - восемнадцать рублей, молоко - сорок копеек за штоф, мыло по рублю за фунт. И так по всему Югу России - на новороссийской "Судостали", на царицынском "Урал-Волге", на бакинском "Бранобеле", на николаевском "Наваль-Руссуде"! Врать не буду, марципанами, рябчиками и ананасами рабочие на Белом Юге не объедаются, но и нет такого, чтобы дети трудящихся мёрзли и голодали! И это вас тут мобилизуют большевики, чтоб их Советскую власть спасали, а по ту линию фронта рабочие сами идут в Белую гвардию! Ижевская рабочая дивизия, Воткинская рабочая дивизия, Мотовилихинская, Сормовская - вон их сколько! - набрав воздуху побольше, Кирилл выдал: - За Советы без большевиков! Даёшь Путиловскую рабочую дивизию!
Когда штабс-капитан выкрикивал лозунги, то целью имел лишь собственное спасение да убережение от смерти друзей своих, однако того взрыва энтузиазма, свидетелем коему стал, он не ожидал.
- Даёшь! - грянули путиловцы. - Даёшь! Даё-о-ошь!
На пике эмоций рабочие перебили навязанную им заводскую ревтройку и тут же выбрали свою - из вальцовщика Егора Вожжеватова, кузнеца Николая Стратофонтова и слесаря Максима по кличке Люфт.
Вся тройка засела вместе с Авиновым в нетопленом завкоме.
- Так был тут Сталин или не было его? - уточнил Кирилл.
- Был! - кивнул Люфт.
- Сбежал, зараза, - прогудел Вожжеватов.
- Это плохо, - нахмурился Авинов. - Тогда он пошлёт сюда матросов… Если уже не послал! И пушки может подтянуть…
- Орудий тридцать и мы, пожалуй, сыщем, - сказал Стратофонтов, заметно окая.
- Тридцать две, - уточнил Люфт. - Пять штук "канэ" из ремонта, остальные наши, путиловские, новенькие.
- Что ещё у вас есть убойного?
- В вагонном отделе два бронепоезда стоят, пятый и шестой номер. На пятый мы позавчера поставили шестидюймовое крепостное орудие. В лафетно-снарядной мастерской пять бронированных автомобилей "остин".
- Ясно! На "остины" садим знающих это дело спецов и выводим на Петергофское шоссе, на Берег Финского залива к деревне Волынкиной. "Бепо" пусть выезжают на Путиловскую ветвь - пятый номер становится на пересечении с Петергофским шоссе, шестой - у Балтийской железной дороги. Сколько людей в карауле?
- Сто десять.
- Удвойте и утройте это число! Вожжеватов, бери моего Кузьмича и строй всех, кто не путает приклад с дулом. Надо сколотить отряд хотя бы человек в двести-триста.
- Сколотим, чего ж… Ну я побежал?
- Беги. Николай… как вас по батюшке?
- Иванович…
- Николай Иванович, срочно шлите надёжных людей на Обуховский, Ижорский, Металлический, Сестрорецкий оружейный и Охтинский пороховой. Нечего им в сторонке стоять, пускай тоже участие примут!
- Есть! - по-строевому ответил Стратофонтов.
- Максим!
- Тута я!
- Алексей!
- Я здесь!
- Организуйте госпиталь и военно-питательный пункт…