– И не надо, не справитесь, – Валеру Терёшина, со смешным прозвищем "Гедеван" я знал много лет. Сын преподавателя питерской консерватории, чью семью мы пригрели вскоре после наступления Тьмы, скрипач, поэт и бабник. И при этом – один из лучших наших аналитиков. Да, он мог бы сильно помочь, если бы не кривой расклад. Ребята километрах в десяти-двенадцати на посту у паромной переправы. Скорее всего, встречают кого-нибудь. Но их всего трое. Да и редко Гедеван в последнее время выезжает куда-нибудь, всё-таки его задача – головой думать, а по кустам скакать – это ко мне. Да и постарше меня он лет на пять. Прозвище своё он, кстати, получил, когда немногочисленные тогда молодые, "свежевылупившиеся", Следопыты посмотрели "Кин-Дза-дзу", и кто-то, сейчас уже не помню, кто именно, позвал Валеру, самозабвенно игравшего во дворе на скрипке: "Эй, Гедеван Александрович, кончай пилить – обедать пора."
– А мы и не рвёмся, дорогой! Ты "могилу неизвестного мародёра" знаешь? – продолжил Валера.
– Да.
– В тридцати метрах от неё к юго-востоку – горелый "Тахо". В нем – "точка" и вход в коллектор.
"Точками" мы называем любые, специально подготовленные места: тайники, закладки, базы.
– Спасибо, брат! "Точка" пустая?
– Три недели назад сам туда инструменты клал, – обрадовал меня Гедеван. – Коллектор, там от заправки идёт, так что пересидишь, если у них собак нет.
– Я не видел, а за наколку спасибо. С меня подарок, Паганини ты наш! Из следующего рейда я тебе рояль притащу – знаю, где стоит!
– Замётано. Удачи!
Приятно, когда друзья помогают решать проблемы, но и самому пошевеливаться надо – до цепи преследователей метров двести, а до большого креста сделанного из двух металлических труб и известного как "Могила неизвестного мародёра", мне в полтора раза дальше. И про грузовик с пулемётами на трассе забывать не стоит…
***
До "Тахи" я дошёл минут за десять, хорошо, что загонщики шли сторожко и не торопились, резонно опасаясь подлян с моей стороны. Машина выглядела так, будто стоит здесь с проклятого двенадцатого года, что, скорее всего не соответствует действительности – я думаю, наши её специально передвинули, закрыв вход в коллектор. Занырнув в приоткрытую заднюю дверь, висящую на одной нижней петле, я пролез в багажник. "Просторно тут у вас, граждане!" – передние сиденья, впрочем как и задние, кто-то давно спёр, так что внутри можно если не в футбол, то в настольный теннис играть. Или бильярд. "Так, где же вход?" – спрашиваю сам себя. Грязное ковровое покрытие больше похоже на утоптанную землю, чем на продукт рук человеческих. Хотя… "Не думаю, что наши здесь что-нибудь чрезмерно хитрое сделали…" – и, достав нож, я воткнул его острие в чуть заметную щель у самой стенки. Подцепив большую квадратную панель, я открыл люк. Снизу повеяло затхлостью. Как из старого, давно заброшенного погреба. А вот и обещанные "инструменты": в нише, образованной днищем автомобиля и поверхностью земли я заметил продолговатый свёрток. Но вначале надо спрятаться!
Спустившись на несколько ступенек по деревянной лестнице, я закрыл за собой крышку люка и достал из кармана фонарик с генератором. Есть у меня, конечно, и на батарейках, но сейчас не тот случай. Несколько нажатий на рычаг, и в тусклом свете я могу осмотреться получше.
Ниша достаточно велика для того, чтобы в ней могли достаточно комфортно лечь человека три, не меньше. Вон, в дальнем углу даже скатка ковролина лежит на такой случай. А это что у нас тут поблёскивает? Антенный кабель! Точнее блеснул в луче света разъём, он из нержавейки сделан, а сам кабель и не заметишь. С уверенностью могу сказать, что он на вершину какого-нибудь дерева неподалёку выведен. Всё знакомо – сам немало похожих нычек строил. Для нас, Следопытов, это важно. И непогоду переждать, и подхарчиться, а то и засаду устроить. Без гранат меня, к примеру, отсюда выкурить будет довольно сложно, что сверху, что снизу. А Следопыт может подмогу вызвать. Хоть и шалит связь, и рации редки, но "птенцу", два года "по тропе" походившему и выжившему при этом, рация в торжественной обстановке вручается. У меня их так вообще шесть штук имеется. Да и у остальных стариков вряд ли меньше. А на стационарных "приютах" и сканеры стоят и серьёзные базовые станции есть. Это ведь для посторонних мы – "перекати-поле", бродяги, с мародёрства живущие, а на самом деле мы для нашей общины и армия, и разведка с контрразведкой, и полиция. Кстати, те люди, что в окрестных государствах, так сказать, у кормила стоят, об этом прекрасно знают и к нам с должным уважением относятся. В свете чего кривой заход "псевдо-Дуба" представляется мне более чем интересным. Можно, конечно, списать это на бандитскую отмороженность, но все мало-мальски серьёзные банды в радиусе восьми сотен километров так себя вести бы не стали. Тем более на нашей официальной, так сказать, территории. То есть эти откуда-то издалека приехали. Но этому противоречит их слишком хорошая информированность.
"Насколько я помню, по последним данным Дуб, настоящий конечно, базу где-то под Калязиным имел. Если точнее – то между Кашиным и Калязиным. А это – почти полторы сотни километров от нас, – я достал из кармана карту-"пятивёрстку". – То есть его можно считать близким соседом, на подобную глупость никогда бы не решившимся. Остается, пожалуй, одно – кто-то из далёкого далека прихлопнул Дуба, предварительно хорошо его порасспросив, причём "прихлопнул" не обязательно физически. Вполне может быть, что Михаил Поддубный сидит сейчас в собственном погребе на короткой цепи и иногда консультирует своих пленителей. А пришлые, используют знакомое многим имя, как прикрытие для непонятных мне пока дел. Но дела явно нешуточные, иначе меня дядя Виталий так бы не накачивал. Хотя я его понимаю, по слухам за последние три месяца, то есть с мая, пропало или было убито восемь Следопытов, с Дубом дело имевших. Следовательно, что? Можно предположить, что кто-то "зачищает" тех из наших, кто его в лицо знает. Никому, и главе нашему это в голову, кстати, не пришло. Хотя откуда мне знать, что там у Виталия Алексеевича в голове! Вполне возможно, что и пришло, только он мне не сказал…"
Размышления эти совершенно мне не мешали совершать привычные действия по расконсервации "закладок". Достав из брезентового чехла старый добрый АКМС, я быстро разобрал его и принялся удалять консервационную смазку ветошью, специально для того положенной в чехол. Люди Гедевана явно делали эту нычку на всякий случай, и не предполагали, что ей кто-то воспользуется так скоро, а потому ружейного сала не пожалели. Ну да нам не привыкать, заодно и помедитируем. Вообще оружие меня успокаивает. Нет, не тем, что дает ощущение защищённости, как многие говорят. Меня завораживает то, как все эти хитровыделанные металлические закорюки, взаимодействуя друг с другом, живут своей жизнью. Меня потрясает, сколько труда, фантазии и усилий потратили люди на создание такого, казалось бы, немудреного устройства как АК!
В "холодняке" свой кайф, особенный. Там то, что я называю "магией холодного железа". Хороший клинок похож на солнечный луч, пробившийся в тёмную комнату. Смотреть на него я могу бесконечно, особенно если он сделан с душой и хорошим мастером. А заточка?! Бывалоче достанешь камушки, а у меня их много – насобирал, знаете ли, за долгие годы скитаний. Разложишь их на столе, а какие и в воде замочишь на полчасика. Потом берёшь нечто, остротой больше на зубило похожее, и начинаешь точить. На грубом обдерёшь, потом средний, потом всё тоньше и тоньше. И так до полной острорежущей нирваны. Главное – не торопиться и не спешить! Я заметил в своё время, что постепенно, дыша в такт движениям, я как бы сливаюсь с клинком, становлюсь с ним одним целым… И работать таким, своими руками заточенным клинком, гораздо приятнее. И тупится он хуже и режет лучше. Отец, посмеиваясь, называл меня оружейным маньяком. Эх, как же бати мне не хватает порой! Его слегка циничной насмешливости, знаний с опытом, осторожной, ненавязчивой заботы. Уф, что-то зарефлексировался я совсем… Но, зато не заметил, как автомат чистить закончил. Патронов в закладке было не так чтобы очень много – сотни две россыпью. И четыре магазина в старых, советских ещё подсумках. Ещё десять минут и я "вооружён и очень опасен"! Очень многие из старшего поколения отмечали, кстати, что я очень часто употребляю фразы и обороты из "раньшего" времени. Один бывший университетский преподаватель из Вятки, Геннадий Алексеевич Ветлугин, даже исследования со мной пытался проводить. А что поделаешь, хоть у нас он и был учителем по всем предметам, а старая профессия психолога нет-нет, да и прорывалась в нём. Жаль только, умер он два года назад. Но сколько ребятишек за свою жизнь выучил. И ещё пулемётчиком хорошим был. Он до Тьмы поисковыми группами руководил, которые павших солдат Великой войны по лесам и болотам искали, так что в смертоносном железе толк понимал. Он к нам случайно, честно говоря, попал. Ехал с женой из отпуска, который в Питере проводил, а тут и атака началась. Поезд их на перегоне между Вышним Волочком и Лихославлем встал. Так они и добрели до Торжка, а там и до нас. Потом уже, в двадцатом году Геннадий Алексеевич до родной Вятки добрался и даже знакомых и студентов своих нашёл. К нам в общину четыре семьи привёз. Подвиг по тем временам героический – тысячу километров туда и столько же обратно по растерзанной, охваченной хаосом стране. Хотя Следопыты ему тогда помогли, экспедицию организовали. Отец рассказал, что очень им тогда надо было контакты на северо-востоке наладить.
Именно тогда наши вожди с ярославскими и вологодскими начальниками договорились. Они нам всякие промтовары везти начали, а мы им добычу. В Город тогда мало кто ходил. Полоса, по которой основной удар пришелся, перечеркнула страну от Смоленска до Нижнего. А в землях, что южнее Москвы лежат, такая катавасия первые года три после наступления Тьмы была, что только держись! Люди в тёплые края подались, и некоторые по дороге облик человеческий потеряли, непотребства всяческие творили. Хуже зверей диких. А многие тогда рассудком повредились, одномоментно потеряв всех родных и близких, работу, смысл жизни. Мать мне рассказывала, что в пятнадцатом или шестнадцатом, она точно не помнила, году забрёл в нашу деревню мужик какой-то. Седой весь, одет в лохмотья невообразимые, голова трясётся, руки дрожат. Меня на улице увидал, мы с ребятами как раз играли после занятий. Бросился ко мне, приговаривая: "Максимка, Максимка! Сыночек нашёлся! Сыночек!" В охапку схватил и в лес убежать попытался. Мама, когда про это рассказывала, плакала. Мужики наши его, конечно, поймали, меня отобрали. А мужика на дальнем хуторе поселили, от соблазна в виде меня подальше. И такие страдальцы ведь сотнями в те годы по стране мыкались. Этот-то потом в чувство пришёл. В заботливых руках Геннадия Алексеевича. Тот четыре года горемыку этого выхаживал, "дранку гвоздями к крыше приколачивал". Это наш мозгоправ сам так говорил. И жил теперь бывший московский банкир, так не вовремя в своё время порыбачить на Валдай уехавший, простым крестьянином.
***
"Ну, вот, теперь можно и повоевать!" – я вставил в "калаш" снаряжённый магазин и передёрнул затвор. Хотя в начале лучше, конечно, определиться на местности. Во времена былые, подобное убежище наверняка оборудовали бы перископами, а то и камерами наблюдения, но где их взять теперь? Так что наружу я смотрел сейчас через щели, аккуратно прорезанные в стенкаж убежища. Фонарик,я, само собой разумеется, выключил.
Ни с правой, ни с левой стороны от машины никого не было, а вот в щель в заднем бампере я разглядел силуэт в непривычном "камке". Человек присел на одно колено у исковерканного и изоржавленного остова вазовской "девятки" метрах в пятнадцати от моего укрытия. Молодой мужчина лет двадцати пяти – двадцати семи, с правильными чертами европейского лица, блондин, рост из-за позы определить сложно, но по первым прикидкам – не ниже ста семидесяти пяти сантиметров. Камуфляж я такой видел, но не мог вспомнить где и когда. Блёклые зелёные и коричневые пятна на куртке нерусского кроя. Разгрузка непривычного образца, "калашников" в руках, из подсумка за левым плечом торчит антенна рации-малогабаритки. Человек склонил голову немного набок, очевидно слушая распоряжения, которые ему сейчас давали по этой самой рации. Очень характерный, кстати, жест. Мало кто не изгибается в ту сторону, где у него наушник. Похоже, всё не так уж для меня и радужно. Наш разговор с Гедеваном вполне могли перехватить, что плохо. А вот расшифровать… У нас для связи между своими рации со скремблером, так что это вряд ли, но вот запеленговать и понять, что что-то тут не чисто, они могли.
Тут незнакомец повернулся и я увидел, что то, что я принял поначалу за "калаш" на самом деле не он, а "Галил"! Всё сразу стало на свои места и я вспомнил где видел такой камуфляж. Шмотки армии бывшей независимой Эстонии носили наёмники-кайтселитчики, что вот уже много лет прут и прут на Новгородчину и доставляют много проблем вологодским дружинникам.