Испанец был вооружён шпагой, и это изделие толедских оружейников металось в его руке весьма умело, жаля корсара то в живот, то в ногу - и всё мимо.
Мулата фехтованию не учили, правда, но опыт Диего нажил богатый, недаром камзол соперника распорот был в паре мест.
В зияния проглядывала окровавленная рубаха.
Сколько бы ещё длилась дуэль, неизвестно, но тут испанец узрел Сухова, отвлёкшись на долю секунды.
Этого времени Диего хватило, чтобы выиграть поединок.
- Всех уделали? - поинтересовался Олег.
- Почти! Четверо в доме засели. Выковыриваем!
- В этом или в том?
- В том!
- Пошли.
Искомый дом корсары окружили плотно, узкие стрельчатые окна были выбиты, из одного выглядывала кокетливая занавесочка - и чёрное воронёное дуло. Выстрел! Мимо…
Железная Рука выстрелил из пистолетов, с обеих рук.
Пули влетели в комнату, чиркнув по стене.
Послушав, как зудят пули, пущенные из дома, Сухов покачал головой и крикнул:
- Сдавайтесь! Или запалим дом! Сгореть не сгорите, но задохнётесь! Поджигать? Или выходите?
- Мы выходим! - отозвался высокий женский голос.
Маша полотенцем, из двери показался пожилой мужчина, крупный и не сказать что худой. Жирный - так будет вернее.
Следом за ним вышел юноша бледный со взором горящим, а последней покинула дом хрупкая женщина в тёмно-синем платье с массой тонких кружев.
В одной руке она несла веер, в другой держала пистолет.
- Надеюсь на ваше благородство, сеньор! - сипло проговорил толстяк, срываясь на одышку. - Единственная вина сеньоры Лауры Риарио де Мартинес в том, что она является супругой хефе - начальника рудника "Каньон дель Оро", ныне отправившегося по делам в Санто-Доминго!
- Браво, сеньор, - насмешливо сказал Сухов. - Очень возвышенно. Я бы с удовольствием повесил самого Мартинеса за то, что мордовал сотни индейцев, но к его законной жене претензий не имею.
Тут законная жена вздёрнула свою хорошенькую головку и сказала:
- Мой муж никого не мордовал, сеньор, а в том, что эти дикари гибли, виноваты они сами.
- Конечно-конечно, сеньора! - подхватил Олег. - Какое они имели право селиться на земле своих предков? И что это за наглость - сопротивляться добрым и милосердным захватчикам, кротко сжигающим индейские деревни и смиренно насилующим туземных девушек! Извините, сеньора Мартинес, но единственные дикари на этом острове, как, впрочем, и во всём Новом Свете, - это испанцы!
Лаура закусила губку, приходя в бешенство. Толстяк попробовал было образумить её, но женщина с негодованием отбросила его пухлую руку.
- Испанцы, сеньор, - сказала она с вызовом, кривя рот, - несут дикарям Слово Божие, поучают этих невежд, не знающих животворящей силы креста!
- Сеньора, эти невежды строили выложенные камнем дороги, по сравнению с которыми лучшие испанские тракты всего лишь жалкие звериные тропы. Они знали астрономию и математику куда лучше европейских мудрецов. И что сделали ваши убогие предки, набившиеся им в просветители? Сожгли майянские книги, каждая из которых стоила куда дороже жалкого золотишка!
- Тем не менее вы явились сюда, сеньор, именно за этим жалким золотишком!
- Ну не оставлять же его! Так, сеньора, насколько я понимаю, перлы моего вразумения завязли в навозной кучке, а посему предлагаю вам закончить дискуссию и удалиться, да поскорее, иначе, боюсь, кто-нибудь из индейцев вздумает сделать вас своею скво!
Гордо задрав носик, супруга хефе удалилась в сопровождении толстяка и юнца.
- Шанго! Что в доме?
- Два трупа! И… и всё!
- Ну и ладно…
Залп из трёх или четырёх мушкетов, раздавшийся за углом, мигом разрушил иллюзию некоего умиротворения. Зачистка продолжалась.
На единственной улочке гарнизонного посёлка, куда выходили дома офицеров, пробирная палата и прочее, уже перебегали корсары из отряда Мулата Диего.
- Командор! Тут эти… крысы конторские! Их куда?
Олег приблизился к группке перепуганных служащих, чьи камзольчики были перепачканы в глине.
Оглядев их по очереди, он обратился к самому старшему:
- Имя!
- Дон Луис Федерико де Силва, - ответил тот, собирая остатки достоинства.
- Сколько золота на складе?
- Там совсем мало… - промямлил дон Луис.
А глазки-то забегали! Сухов усмехнулся и сказал ласково:
- А вот мы сейчас приведём сюда индейцев с рудника! Пусть они тебя сами поспрошают, где золото и сколько его!
Де Силва мигом бухнулся на коленки прямо в пыль:
- Нет, нет! Не надо, я всё скажу! И покажу! И проведу! Ключи у меня!
- Так чего стоишь? Веди! Диего, всё чисто?
- Всех уложили, командор! Кроме этих, - Мулат указал на конторских.
- Порядок… А наши как?
- Одного убило…
- Ч-чёрт… Кого хоть?
- Люка Роше. А Жака Ротонди, который де Бикар-ра, ранило.
Невидимый Пончик отозвался:
- Не опасно! Кровь я остановил. Угу…
- Ясненько… Вперёд, дон Луис!
Тот провёл Сухова не на склад, а в свою контору.
Выстроенная из камня, с толстой дверью и узкими оконцами-бойницами, контора больше походила на маленький форт.
Жёлтый металл находился здесь. Золотой песок и маленькие самородки были расфасованы по кожаным мешочкам, под весом которых проседали толстые деревянные полки в чуланчике, что "исполнял обязанности" сейфа.
"Пудов пять, если не больше!" - прикинул Олег, осматривая хранилище.
- Неплохо для начала, - сказал он и отдал приказ: - Нолан! Это самое… Возьми двоих, и грузите золото на лошадей.
- На наших?
- На наших. Тех, что в конюшнях, отдадим индейцам.
- Слушаю, капитан!
Сухов безразлично посмотрел на конторских и сказал:
- Дуйте отсюда, и чтоб я вас больше не видел.
- Нас же спросят, - заныл дон Луис, - куда делось золото!
- А вы им ответьте, что Капитан Эш его реквизировал. Свободны! А то передумаю.
И конторские служащие удалились по дороге трусцой, прижимая локотки и часто оглядываясь.
- Пошли, Яр, - сказал Олег, - освободим заключённых. Катакоа, ты тоже со мной, будешь переводчиком.
На рудник вели ворота, уходившие под вал.
Сырую арку, выложенную брёвнами в накат, перегораживала металлическая решётка. Ещё одни ворота открывались с другой стороны вала, выводя в карьер.
Когда створки разъехались, скрипя несмазанными навесами, Сухов увидел индейцев, сбившихся в толпу.
- Катакоа, скажи им, что они получат свободу, если продолжат начатое мною дело - будут освобождать своих соплеменников на других рудниках.
Буканьер кивнул и сделал шаг.
Подняв руку, он прокричал нечто гортанное и непонятное. Однако невольники разобрали сказанное им и заволновались.
После недолгой кутерьмы к Олегу приблизились трое смуглых, истощённых туземцев со следами побоев и давних ран.
- Мой - Гуанакачири, - шлёпнул себя по груди самый высокий. - Кто есть ты?
- Капитан Эш, - спокойно представился Сухов. - Индейцы зовут меня Длинным Ножом.
Таино переглянулись, а в толпе прошёл шумок - это имя было известно даже среди невольников.
- Мы согласные воевать, - сказал Гуанакачири. - Мы потерять дома и жён, нам некуда возвращаться. Мы будем убивать испанцы и давать свобода тайно. Но мы не иметь оружие.
- Двадцать мушкетов ждут вас за этими воротами. Испанцам, у которых мы отобрали их, оружие больше не нужно - они мертвы. Есть ножи и сабли, порох и пули. Лошадей возьмёте в конюшнях. На первое время всего этого хватит, остальное добудете у захватчиков. Только уговор: не резать испанских женщин и детей, они не виноваты в ваших бедах. Согласны?
Катакоа старательно перевёл краснокожим рабам слова Длинного Ножа, и те дружно согласились.
Вряд ли, конечно, индейцы удержатся от "непропорционального насилия", но совесть Олегова будет чиста…
- Наш старейшина болен, - сказал Гуанакачири, - он не сможет садиться в седло.
Обернувшись к воротам, в проёме которых маячило человек десять, Шурик в том числе, Олег крикнул:
- Понч! Твоя помощь требуется! Веди, Гуанакачири.
Таино пошагал к хижинам, обходя раскопанные
ямы, полные грязной воды, и обычные лужи.
Вблизи хижины выглядели ещё ужасней, наполняя воздух зловонием.
Гуанакачири провёл освободителей в самое большое из обиталищ.
Оно было пусто, лишь на жалкой циновке в углу лежал старик, больше всего похожий на ожившую мумию. Вернее, на чуть живую.
Грудь его вздымалась, выделяя рёбра, впалый живот без лишних комментариев убеждал в скудости здешнего меню.
А вот лицо старейшины было совершенно спокойно.
Запавшие глаза, беззубый рот, перебитый нос - всё это были лишь отдельные черты, не застилавшие главного впечатления - достойного покоя.
Сухов только головою покачал: этот человек был свободен! Заточите такого хоть в самую глубокую темницу, он не утратит своей воли, ибо внутреннее благородство, честь и достоинство не покинут его нигде и никогда.
- Его имя - Каонобо! - выдохнул Гуанакачири.
При этих словах глаза старейшины открылись. Они
были ясны и полны печали.
- Это сам Длинный Нож! - с поклоном сказал Гу-анакачири. - Он освободил нас и дал нам оружие!
Губы Каонобо расползлись в улыбке.
- Хорошо… - тихим голосом сказал он.
- Позвольте врачу осмотреть вас, - почтительно произнёс Олег.
Пончик неуверенно присел рядом со стариком.
- Не стоит, - улыбнулся старейшина. - Хворь мою не в силах излечить никто, ибо имя ей - старость. Я умру сегодня, но испытывая великую радость - мой народ наконец-то свободен!
- Вряд ли это надолго, Каонобо, - покачал головою Олег. - Испанцев много, и за ними сила. Они всё равно покончат с тайно, и я уже говорил это - лучше погибнуть в бою, как подобает воину, чем быть забитым плетьми.
- Ты слышал это, Гуанакачири? - проговорил Каонобо. - Длинный Нож сказал правду.
- Да, старейшина, - поклонился Гуанакачири, - и я согласен с нею.
- Вот и хорошо… Оставьте меня все, я буду говорить с Длинным Ножом наедине.
Краснокожие и бледнолицые удалились, а Сухов опустился на колени и присел на пятки по индейскому обычаю.
- Я слушаю тебя, Каонобо.
- Чего ты хочешь, Длинный Нож? Что ты ищешь в нашем мире?
- В вашем мире? - насторожился Олег.
Внимательный взгляд старейшины он выдержал, не
дрогнув, не отводя глаз.
- Ты чужой здесь, я это чувствую.
- Ещё никто не признавал во мне чужака, - покачал головою Сухов. - Ты прав, Каонобо, это не мой родной мир. Я попал сюда не по своей вине. Отсюда и моё желание - вернуться туда, откуда я пришёл.
Старейшина кивнул удоволенно и закрыл глаза, словно устав держать их открытыми.
- Тебе нужно золото?
- Золото? - Олег пожал плечами. - Да нет… Золота у меня достаточно.
Каонобо растянул беззубый рот в улыбке.
- Так что же ты тогда ищешь? Славы?
- Пусть её ищут те, кому не хватает почестей.
- Тогда чего?
Сухов усмехнулся.
- Если честно, мне не хватает пяти или шести крупных изумрудов. Без них мы не можем вернуться. Моя задача - отобрать такие камни у испанцев или попросту купить их.
- Ага… Слушай меня, Длинный Нож, очень внимательно и ничего не упусти из моей речи. Я - не тайно. Мой отец был вождём-согамосо в землях муисков, зо-вомых также и чибча. Его звали Мичуа, сын Тискесу-се. - Старейшина вздохнул. - Наши долины были обильны зерном и плодами, мы строили храмы и возносили молитвы богу солнца Чиминицагахуа. Так было всегда, но вот испанцы прослышали, что у нас много золота, и они ринулись к нам, как бешеные звери, прозывая нашу страну на языке своих мечтаний - Эльдорадо. Они перебили множество народу, они хохотали, как безумные, срывая золотые пластины с кровель наших домов, алчность сжигала их изнутри. Мой отец сумел увести тысячу или больше женщин и детей. Они ушли по реке, которую испанцы зовут Метой. Она впадает в Ориноко. Тебе нужно будет проделать очень долгий и трудный путь, но ты и твои друзья будут вознаграждены. От тех мест, где Ориноко впадает в океан, надо плыть к устью правого притока этой великой реки - Карони. Поднявшись по нему на несколько миль, судно придётся оставить - через пороги и водопады ему не пройти. Лучше всего будет купить каноэ у индейцев варао, что живут в дельте Ориноко. Плывите по Карони вверх до самого Большого плато. В том месте, где в Карони вольётся река Каррао, разливается Лагуна-де-Канайма. Там будет ещё одна маленькая речушка, впадающая в Карони. Ты узнаешь её по белой скале. Поднимаясь по речке вверх, окажешься в тайном городе Маноа, где скрылся Мичуа и где похоронили его. Там ты обретёшь изумруды любого размера и в любом количестве…
- Мне много не надо, - улыбнулся Олег.
Каонобо ответил на его улыбку и сказал:
- Запоминай путь.
Старейшина подробно рассказал, как добраться до убежища согамосо, бежавшего от испанского нашествия, перечисляя вехи - приметные скалы: Белую скалу. Двухглавую, Скалу рисунков, Падающую, Скалу-с-шап-кой-на-вершине…
Выдохшись, Каонобо полежал в изнеможении, после чего запустил руку в густые седые волосы, заплетённые в две косы, и выудил оттуда маленький золотой диск, величиной с монету, искусно спрятанный под прядью.
На диске было выбито некое страшилище, похожее одновременно и на птицу, взмахнувшую крыльями, и на извернувшегося крокодила.
Это был тихуэлос - что-то вроде монеты, ходившей в государствах чибча.
- Когда выйдешь к вратам, покажешь это, и тебя пропустят как друга. Вот и всё… Много слов я сказал в своей жизни, слов любви и слов злобы, слов мира и слов войны. А ныне пришёл черед замолчать… Гуанакачири!
Таино возник, будто из воздуха материализовался.
- Слушай Длинного Ножа, Гуанакачири, и повинуйся ему, а когда он покинет нас, помни его наставления… Похороните меня на вершине горы, что ближе всех отсюда… Помните или забудьте, богам всё равно… Я сказал.
Каонобо медленно закрыл глаза. И умер.
Глава 12, в которой одни Олега славят, а другие мечтают повесить
1
Вест-Индия, остров Сент-Кристофер
Флотилия де Каюзака несколько отклонилась к югу, выйдя к Барбадосу.
Тамошний английский губернатор, чувствуя себя на птичьих правах и боясь даже тени коварных испанцев, сильно перепугался, увидав на рейде французские корабли.
Он быстро пришёл в себя, когда понял, что страху нет, то не король Филипп послал своих головорезов вразумлять англичан.
Ну и слава Богу…
На радостях губернатор и провизии уделил французам, и водой свежей снабдил.
Снасти поизносились? Берите, у нас ещё есть!
Парус лопнул в пути? Починим! А хотите, новый дадим?!
Передохнув, флотилия де Каюзака двинулась на север, к Сент-Кристоферу.
Можно себе представить торжество, с которым д’Эснамбюк высаживался на острове!
Он прибыл с новыми переселенцами (читай - новыми работниками на плантациях), а за спиной его грозно маячили пушки эскадры. Знай наших!
Надо ли говорить, что Эдварду Уорнеру пришлось кисло?
Правда, Жан де Баррада, сьер де Каюзак, не показал себя жёстким и беспощадным карателем, хоть и потребовал грозным голосом вернуть французам отобранные у них земли.
Уорнер злобствовал, оставаясь один, приторно улыбался и юлил на встречах с де Каюзаком.
И тянул, тянул время, дожидаясь, когда же король Англии пришлёт корабли в подмогу, дабы посчитаться с лягушатниками. Но горизонты были чисты…
Де Каюзак ждал долго.
Неделя прошла, а ответа на его ультиматум не поступило.
Вторая пошла, и тут терпение у генерала флотилии лопнуло - Жан де Баррада решил действовать.
"Труа Руа", "Нотр-Дам", "Интендант" и "Дофин" с "Эглом" объявились на рейде Форт-Чарлза, где стояли пять английских флейтов.
Никто уже точно не скажет, кто первым открыл огонь, хотя колонисты уверены, что первые выстрелы по французской флотилии сделали орудия форта.
А тут и британские корабли поддержали сухопутных канониров.
И пошла веселуха…
Чуть ли не тридцать человек скосили английские ядра на "Дофине", разрывая человеческие тела и ванты с одинаковым успехом и лёгкостью.
Пострадали не только простые моряки, пушкари и младшие офицеры - ядро снесло полголовы самому капитану Мориньеру-Понпьеру, старому пирату, славному своими победами.
За три часа сражения флагман потерял всего четырёх матросов, зато дыры в борту зияли такие, что даже в лёгкое волнение вода станет захлёстывать в трюм.
На "Интенданте" полегло десять человек, но "Дю-мэ" с "Ломбардцем" доказали, что не зря хаживали в Вест-Индию, устраивая корсарские набеги, - французские пушки стреляли метче, а палаши были острее.
Лишь один английский корабль сумел уйти, остальные легли на дно или сдались на милость победителя.
Всё, карты Эдварда Уорнера были биты.
Следующим утром к борту "Труа Руа" причалила барка Уорнера с белым флагом. И что бы вы думали?
Англичанин с непристойным нахальством выразил своё "фи!" Дескать, что это за стрельбище?
Как можно применять грубую физическую силу к мирным английским плантаторам?
Де Каюзак, смягчивший свой нрав за ночь, не стал грозить Уорнеру виселицей, а снова потребовал по-хорошему вернуть захваченные земли французам.
Тот стал ныть, что сам-де ничего решать не может, нужно-де послать корабль в Лондон, пусть король сам решает, как тут быть, а он человек маленький.
Надо полагать, Жан де Баррада снова рассердился, и Уорнер не стал дёргать тигра за хвост, смирился - и попросил отсрочки в пять дней.
"Жду вашего ответа до завтрашнего утра!" - ответил де Каюзак.
Что было делать Уорнеру? Английские корабли так и не появились…
И утром он принял все условия ультиматума.
И новый договор подписал, и даже выпил с де Каю-заком за здоровье королей.
А де Баррада, радуясь, что не нужно применять крайних мер, изгоняя англичан с острова, устроил салют из пушек…
2