Капитаны согласились, и корабли плавно разошлись - три подались обратно на север, в Карибское море, охотится на испанские навио, а галиот пересёк залив и заплыл в Макарео - один из десятков рукавов, на которые ветвилась Река.
Так, с большой буквы, её называли индейцы - "Оринуку" - Река.
Сезон дождей заканчивался, и Ориноко разлилась широко и вольно.
Огромная дельта распадалась на рукава и протоки, озёра и старицы, болота и острова.
Ближе к океану топкие берега покрывались мангровыми зарослями, а чуть выше по течению начинались дремучие леса. Сельва.
С узких пляжей и намытых островков лениво сползали в воду огромные оринокские крокодилы.
Сколько Олег ни приглядывался, а рептилии меньше пятнадцати футов в длину ему не попадались на глаза.
Огромные ящеры бесшумно ныряли в мутные волны, выставляя одни гребенчатые спины да надглазья.
Жёлтые бельма бесстрастно взирали на двуногую дичь, упорно не желавшую становиться пищей.
Мелкие кайманы были суетливы на фоне своих громадных собратьев, зато черепахи не двигались вовсе, словно памятники самим себе.
- Руки-ноги в воду не совать, - строго предупредил Пончик.
- А чего? - удивился де Жюссак.
- Сейчас покажу…
Шурка достал здоровый шмат солонины, уже попахивавший, и швырнул его за борт.
Вода тотчас же закипела - рыбины длиной в локоть и зело зубастые принялись рвать шмат, не позволяя тому утонуть.
На счёт "три" угощения не осталось.
- Ни-че-го себе… - выдохнул барон де Сен-Клер.
- Это пираньи, - сурово сказал Пончик. - Корову или быка они обглодают за минуту, человека съедят ещё быстрей. Акулищи тут тоже водятся, заплывают с приливом. И ещё есть такие угри, большие, электрические…
- Какие-какие угри?
- Электрические! Они током бьются… Ну как от молнии. И тоже - насмерть.
- Всё, - решительно заявил Жак де Террид, - в реку я ни ногой!
- И ни рукой! - подхватил Кэриб.
Усмехнувшись, Сухов перевёл взгляд на кроны деревьев.
Туда смотреть было куда приятней - на ветках мостились алые ибисы и ярчайшие туканы.
С ними спорили расцветкой попугаи, среди листвы копошились всякие мартышки, понизу расхаживали цапли-ябиру, складывая мосластые ноги.
Запахи прели, сладковатые ароматы цветов плыли над рекой, щекоча нос и дурманя рассудок.
Деревня племени варао открылась за очередным поворотом русла. Не на берегу, суши вообще видно не было - дома стояли на сваях.
Часто они имели всего лишь две-три стены, а то и вовсе обходясь без оных - один дырчатый пол да крыша из пальмовых листьев.
В тени качались пёстрые домотканые гамаки. Лачуги соединялись между собой мостиками, к которым были причалены десятки каноэ-куриар.
И тишина…
- Разбежались все, наверное, - предположил Быков, - попрятались. За испанцев нас держат.
- Хиали! - окликнул кариба Олег. - Позови их, скажи, что мы не враги.
Индеец сложил руки рупором и прокричал нечто гортанное и абсолютно непереводимое.
- Моя сказать: мы враги испанцев, - пояснил Хиали.
Такая характеристика оказала-таки "положительное влияние" - один за другим полуголые варао стали показываться.
С помощью кариба удалось кое-как договориться насчёт ночлега - солнце садилось.
Зато какое индейцы проявили радушие, когда Сухов возымел желание купить у них четыре каноэ!
Железные топоры и ножи в обмен на пироги из крокодильих шкур, натянутых на бамбуковые каркасы, - подобный бартер вызвал настоящий ажиотаж.
Пожилой индеец, владевший самыми лёгкими и прочными каноэ, поначалу с недоверием отнёсся к топору из стали, тогда Пончик устроил ему презентацию - притащил плоскую каменюку, да и ударил по ней обухом.
Индейцы вскрикнули, а топору ничего, только звон прошёл. Зато каменюка - напополам.
Тут уж лодочник двумя руками ухватился за столь ценный инструмент.
Короче, сторговались.
А вечером индейцы дали званый ужин - и рыба была на столе (вернее, на полу, на огромных разложенных листьях), и фрукты-овощи, почти все из которых Олег видел первый раз в жизни, и жареное мясо пекари, и маисовые лепёшки.
- Недурственно, - промычал Пончик, набив полный рот, - весьма недурственно! Угу…
Один лишь местный шаман, он же знахарь, был огорчён, что ничего на продажу не выставил.
Стоило же ему узнать, что "Синяя чайка" направляется к реке Карони, как он обрадовался и сбегал к себе в хижину.
Возвратившись с горшочком резко пахнущей мази, с виду похожей на знаменитый бальзам "Звёздочка", он подходил то к Олегу, то к Быкову и страстно уговаривал их купить зелье, замогильным голосом стращая:
- Пури-пури! Пури-пури!
Сухов только улыбался да плечами пожимал, Хиали тоже не знал, о чём речь. Знахарь уже было отчаялся, когда ему попался Пончик.
- Пури-пури? - переспросил Шурка строго.
- Пури-пури! - вскричал шаман.
И Шурик, не торгуясь, вручил знахарю тяжёлый нож-секач. Тот, осчастливленный и гордый, удалился.
- И чем это ты таким разжился? - с сомнением спросил Ярик.
- Мазью от пури-пури.
- Что за зверь такой?
- Хуже зверя. Угу… Комаров на Карони нет, зато есть мошка пури-пури. От её укусов вздуваются такие фурункулы, что месяцами не заживают. Понял?
- Понял. Ёш-моё, поздравляю с покупкой!
Улеглись спать уже в полной тьме. Олег расположился на палубе. Лежал и слушал. Плеск реки, крики, вой, уханье, рыки, доносившиеся из сельвы.
Луны не было, зато в тёмном лесу метались целые созвездия, настоящие звёздные скопления светляков.
Иногда доносились звуки, похожие на детский плач, - это кайман подавал голос.
А потом Сухов вздрогнул - с реки донёсся приглушённый автомобильный сигнал.
Он привстал, но Хиали удержал его.
- Не надо, - тихо проговорил он, - это великий змей подавать голос.
- Анаконда?
- Так говорить испанцы.
Тут лунный свет проглянул сквозь тучи, и Олег разглядел огромную голову удава, что поднимался из воды выше борта галиота.
- Судя по тому, что гад толщиной с человека, - донёсся громкий шёпот Пончика, - в длину он будет футов сорок, как минимум. Если не все полста. Угу…
В тишине клацнуло железо. Сухов тоже придвинул поближе свой флинтлок. Но тут анаконда передумала ужинать и нырнула.
Её извилистое тело заскользило прочь, иногда блестя над водой толстыми полукольцами.
- Всё, бандерлоги, - пробормотал впечатлённый Быков, - можете спать спокойно. Каа удалился…
Тут занялся проливной дождь, и все разбежались прятаться в душный кубрик и по каютам.
утра "Синяя чайка", гружённая пирогами и съестным, отчалила.
Ветер, хоть и был попутным, шибко посудину не разгонял, поэтому Олег усадил свою команду на вёсла - весьма немаленькие, каждое приходилось ворочать вдвоём. Ходу прибавили.
Так и шли больше недели. Однажды, пристав к левому, низменному берегу Ориноко, за которым расстилались плоские льяносы - обширные пространства, заросшие травою, с одиноко торчавшими пальмами мо-риче, - корсары познакомились с местными пастухами льянерос, нищими потомками конкистадоров и местных индейцев.
Льянерос пасли скот и охотно продали свежего мясца - уж они-то, в отличие от варао, цену деньгам знали и весьма обрадовались новеньким серебряным песо.
Устье Карони узнавалось сразу - её тёмные воды долго не смешивались с желтоватой Ориноко. Так и текли бок о бок.
"Синяя чайка" медленно втянулась на стрежень могучего притока и потащилась вверх по течению.
Ну особенно длительным её путешествие назвать было нельзя: и пары лиг не успели миновать, как воздух задрожал от гула и рёва - река впереди пенилась, низвергаясь водопадом за сотню футов высотой.
- Всё! - прокричал Олег. - Дальше только на каноэ!
Он внимательно оглядел корсаров.
Каждый из них будет рад пойти с ним и за ним, но надо же кого-то и с галиотом оставить.
Обратно-то как выбираться? На пирогах?
Усмехнувшись - Кэриб незаметно для других тыкал в себя пальцем, выразительно кругля глаза, - Сухов мягко сказал:
- Со мной пойдут только семеро. Тем, кто останется, надо будет присматривать за "Синей чайкой". Пойдут Виктор, Яр, Понч, Франсуа, Хиали, Жерар Туссен и… Да и чёрт с тобой! И Кэриб.
Счастливый юнга запрыгал от радости, а прочие разделились на провожающих и отбывающих.
Олег пожал руки всем "сторожам", с кем-то перебросившись словом-другим, с кем-то молча, и сошёл на берег.
Уложив всё своё в каноэ, "члены экспедиции" подхватили их, берясь по двое за пирогу, и потащили.
Конечно, пирога из берёзовой коры, сработанная каким-нибудь ирокезом, была бы полегче, но где ж взять берёзу в сельве?
Да и кожа, что плотно обтягивала упругий бамбуковый костяк лодки-куриары, куда прочней бересты.
Обойдя водопад посуху, команда Сухова спустила каноэ на воду. Рассевшись по двое, загребли маленькими вёслами, да и поплыли.
За изумрудами. За тайнами. За приключениями. За богатством.
За обратными билетами.
Домой. В родное время.
Глава 16, в которой Олег выбирает сувениры
Карони то сужалась в теснинах-ангостурах, ускоряя своё течение, то разливалась, сразу обретая плавность и неторопливость.
Бывало, что вода "вставала на дыбы", гремя порогами и водопадами, и тогда гребцы причаливали к берегу, двигаясь по сухопутью и волоча плавсредства за собою.
Хотя понятие "двигаться" в условиях сельвы имело много значений.
Иногда это означало - шагать, переступая через выпирающие корни, избегая паутин с их мохнатыми обитателями в ладонь величиной, задыхаясь от испарений, чувствуя, как деревенеют руки, удерживающие чёртову лодку.
Порою было гораздо хуже - приходилось сначала выхватывать абордажные сабли, используя их не по назначению, - рубить подлесок, забивавший все про-галы между огромными деревьями. Буквально протискиваться сквозь заросли.
Лишь изредка путь в обход очередного ревущего водопада казался прогулкой.
Колоссальные стволы уходили вверх, словно колоннада неземного храма, сплетаясь в вышине ветвями так плотно, что до сырой земли едва доходил рассеянный зеленистый свет.
Лианы-халявщицы обвивали могучие деревья, уползая по ним всё туда же, к небу и свету.
Вся жизнь проходила в кронах - там роились гигантские бабочки, носились стаи птиц, скакали обезьяны.
А внизу была гниль и прель, цвели орхидеи и крались суперкошки - пумы с ягуарами.
Олегу, привыкшему к мытью, жилось труднее того же Франсуа, уверенного, что вода расширяет поры в коже и тем пропускает разные хвори.
Жара и духота угнетали, хотелось сорвать с себя хотя бы рубаху, но зудение пури-пури тут же отбивало охоту обнажать торс.
Мази едва хватало на то, чтобы натирать восьмерым запястья, шеи и лица. Так что приходилось терпеть и пот, и вонь.
Слава богу, мучения его кончились, когда равнина стала сменяться плоскогорьем.
Появились холмы-банкос и маленькие плато-мезас, всякие симас - круглые каньоны с плоским дном, и знаменитые тепуи - огромные столовые горы с отвесными слоистыми стенами, курчавые от зелени на плоских вершинах.
Они были невозможны, эти создания природы, похожие на исполинские постаменты…
Да нет, ни на что они не смахивали.
Однажды, уморившись грести, каноэ задержались в тихой заводи.
Олег не сразу, но заметил-таки индейца, неподвижно стоявшего среди зарослей.
Это было похоже на картинку-загадку "Найди зайчика".
Надо было выделить какие-то элементы из видимого, увидеть иначе, вглядеться.
Лицо у краснокожего было размалёвано, под носом торчал полумесяц из рога, пучок крашеной травы заменял штаны, а правою рукой "индио" сжимал копьё.
Сухов поднял пустую правую руку - древний жест добрых намерений - и улыбнулся.
Индеец постоял, поморгал, а после переложил копьё в левую руку и повторил Олегов жест.
Гортанным голосом он начал что-то говорить, но даже Хиали не понял ни слова.
Потом кариб пустил в ход иные наречия, и контакт с грехом пополам был налажен.
- Он говорить, что вперёд идти опасно, там живут злые духи.
- Передай ему, что наша магия сильнее.
Понял ли индеец Хиали, осталось неизвестным - он повторил жест миролюбия и скрылся в лесу. Канул. Растворился.
А далеко за лесом загудели барабаны, то учащая ритм, то замедляя.
- Интересно, а местные туземцы - людоеды? - задумчиво сказал Кэриб.
- Да нет, - утешил его Быков, - так, через одного.
- Просто всем не хватает человечины, - подхватил Шурик. - Угу…
Ведя столь милые разговоры, они добрались до того места, где в Карони впадала река Каррао.
Изгибаясь, она растекалась в Лагуну-де-Канайма, а неподалёку грохотал водопад, разбиваясь на гряды.
Олег заоглядывался, высматривая обещанную Каонобо речку, и обнаружил аж четыре потока. Все они скатывались в Карони по отлогому склону, но лишь одна из речушек обтекала невысокую белую скалу, походившую на неровный конус.
- Верным путём идём, товарищи! - крикнул Сухов, указывая на белую скалу. - Вылезаем. Хватаем и тащим. Во-он туда.
Привычным усилием подхватив пироги, корсары потопали "во-он туда".
"Во-он там" обнаружился скромный прудик, куда вливалась небольшая речушка, узенькая - перепрыгнуть можно, ежели с разбегу, но глубокая, по пояс.
- Вперёд!
Речушка текла и текла, шире не становясь. С обоих берегов её обступали деревья, прикрывая сплетавшимися ветвями.
Солнце почти не заглядывало, лишь изредка к воде пробивался одинокий луч - и снова тень.
- Знаете, что мне эта речка напоминает? - проговорил Пончик. - Канал! Или арык.
- Похоже, - кивнул Быков.
- Это ж сколько рыть надо было! - покачал головой Франсуа.
- А куда спешить? Рой да рой…
- Плыви да плыви.
Так и плыли - день, другой, третий. А на четвёртый речушка, чьё происхождение посчитали искусственным, потекла вдоль необъятного подножия тепуи.
Глянешь вверх - словно у подъезда небоскрёба стоишь.
- Ничего себе, - воскликнул Кэриб, - громадные какие!
- Ещё шлёпнется чего-нибудь на голову… - проворчал Шурик, опасливо поглядывая вверх, на отвесные красные стены, за которые даже лишайник не цеплялся.
- Яйцо птеродактиля, конечно же, - предположил Виктор, оборачиваясь с каноэ, плывущего впереди.
- Молчал бы уж, - буркнул Пончик. - Тоже мне, лорд Рокстон выискался…
Сухов не стал им говорить своё начальственное "цыц", он сосредоточенно искал следующий ориентир - Двухглавую скалу.
И нашёл.
Холмы, подходившие почти вплотную к тепуи, отступили, речушка словно расслоилась, разбегаясь по трём руслам, но лишь на берегу одного из них высилась крутобокая скала с двумя вершинами, похожая на собор в каком-нибудь Сан-Фернандо-де-Сибао. Она почти примыкала к тепуи, бросая тень на его кручу.
- Нам туда!
- Куда - туда? - удивился Пончик. - Там же стена!
- Каонобо не мог обмануть.
И впрямь, когда пироги добрались до Двухглавой скалы, оказалось, что речка обтекала гладкие бока не одного тепуи, а двух - высоченные утёсы почти смыкались боками, но всё же не совсем, узкое ущелье, скорее даже щель, разделяло каменных исполинов. Именно её и заслоняла скала - если не знать, что имеется проход, со стороны ни за что не разглядеть.
- А не застрянем? - задумчиво спросил Уорнер, осматривая расщелину.
- Пустяки, - утешил его Быков, - поторчишь тут недельку, схуднёшь - и протиснешься!
Пироги вошли в каньон, в этот узкий пропил, и их сразу объяли тьма и промозглая сырость.
Неба отсюда не увидать, только лёгкий сероватый отсвет реял в высоте, обозначая краешек солнца, заглянувшего в провал-узину.
Вскоре стало темно, как ночью, - собственную пятерню разглядишь с трудом. И только плеск вёсел раздавался в тишине.
Но страха не было - никакая зубастая тварь, норовящая вцепиться в дно лодки, не мерещилась, уж слишком тесен был проход. Вытянув руки, можно было коснуться обеих стен, холодных и влажных.
- Свет вроде… - неуверенно молвил де Жюссак.
- Не вроде, а точно! - взбодрился Быков.
Стало понемногу светлеть, из мрака проявлялись ноздреватые стены ущелья, силуэты товарищей, гребущих впереди, и вот Олег оказался вне давящих тисков тепуи.
Каньон продолжался, только стены его разошлись, пропуская солнечное сияние до половины. Самое дно ущелья пряталось в тени.
Зрелище было завораживающим - отвесные твердыни уходили в небеса, курчавясь по кромке зеленью, и словно парили в лучезарном воздухе, отрываясь от земли, до которой не доставали солнечные лучи.
Каньон описал букву "S" и раздвоился, ушёл налево и направо, будто расклиненный огромной скалой, похожей на колоссальный кусок торта, слоистый, кремового оттенка.
- Куда поворачивать? - крикнул Быков, тормозя веслом.
Олег внимательно оглядел скалу.
- Давай справа посмотрим!
Каноэ дружно подгребли, и Сухов, подняв голову, разобрал на обрыве смутные, полустёршиеся петроглифы: бегущие человечки прогоняют скачущего ягуара… Охотники с копьями закалывают… ну кого они там закалывают… Пекари, наверное. Или врага.
- Скала рисунков! Нам сюда!
И маленький караван двинулся дальше по запутанному лабиринту каньонов, симас и тепуи.
Впереди, по левой стороне, обозначилась крутая осыпь.
Из каменного крошева выступала под сильным наклоном скала, похожая пропорциями и формой на колокольню или заострённую башню.
- Падающая скала… - вымолвил Олег.
Мороз проходил по коже, стоило только представить себе, что нужно грести под этой угрожающе нависшей тяжестью, миллионами пудов камня.
Умом Сухов понимал, что махина впереди простояла под углом целую вечность и столько же у ней впереди, но душа замирала.
- Гребём! - отрывисто скомандовал Олег, вырываясь вперёд. - Живо!
Углубившись в хаос скал и каньонов, корсары оказались на развилке - три одинаковых ущелья расходились перед ними.
Но лишь в устье одного из каньонов высилась забавная столбчатая скала, на вершине которой задержалась огромная глыба, напоминая шапку. Скала-с-шап-кой-на-вершине.
- Туда!
В выбранном ими ущелье речушка обмелела, а после и вовсе усохла. Только мелкий водопадик рушился с высоты, рассыпаясь в пыль и пуская радугу.
Сухов молча вытащил каноэ на берег и подхватил самое нужное - оружие и пару рогожных мешков.
Не в карманах же тащить драгоценности…
Им-то хватит и пяти изумрудов - ну ладно, шести или семи, - но они не одни, и товарищам нужно иное оправдание дальнего пути, выраженное в золоте и каменьях.