– Саша, – мягко укорил Александра Христофоровича отец. – Ты преувеличиваешь. Посмотри вокруг – хоть кто-то из собравшихся бросит вызов Александру Фёдоровичу?
– Oui, papa, но вы забываете, что сегодня здесь присутствуют только те, кто Отчизне посвятил души прекрасные порывы.
– Изрядно сказано! Сын, ты поэт!
– Это из сочинений Его Величества.
Да уж... не помогает прямое упоминание авторства, объясняемое молвой обычной скромностью, и я поневоле прослыл изрядным виршеплётом. Осторожнее надо в следующий раз, а то рискую оставить русскую литературу в глубокой заднице, где она, собственно, сейчас и пребывает. Редкие исключения вроде Державина можно не принимать во внимание, они лишь подчёркивают общее плачевное состояние. В книжных лавках сплошь французские да немецкие фамилии на обложках... срамота! А названия? Куда смотрит цензура? Взять хотя бы сочинения некоего Андреаса фон Кумарера – "Красный афедрон", "Белый афедрон", "Синий афедрон"... Это к чему говорю? А к тому, что Гавриил Романович из-за услышанных стихов Сергея Есенина чуть было не бросил писать свои. А нельзя, ему ещё Пушкина благословлять перед схождением в гроб. Нет, гроб не для Пушкина... маленькому Саше пока только три года, но Сергею Львовичу, его отцу, недвусмысленно дали понять, что Нижегородское Суворовское училище через несколько лет примет нового воспитанника с распростёртыми объятиями.
– Не нужно так грубо льстить, Александр Христофорович, а то сделаю вывод, что лестью ты пытаешься увести разговор от печального положения дел в собственном ведомстве.
Бенкендорф-младший виновато промолчал. Ладно, не будем сегодня о грустном и наболевшем, тем более дежурный порученец в пятнистом лейб-егерском мундире уже разлил водку по рюмкам.
Последний писк моды, кстати. Это про егерей, а не про рюмки. С недавнего времени в высшем свете стало модным заменять лакеев отставными солдатами гвардейских полков, отказавшимися от получения земельного надела, которые одновременно являлись телохранителями и преподавателями военной подготовки для наследников, если таковые имелись. Надо будет как-нибудь спросить у Александра Христофоровича, не упустил ли он возможность иметь почти в каждом приличном доме своего человека. А то мало ли чего. Но это маловероятно, чтоб упустил – у министра госбезопасности не голова, а Дом Советов.
– Ну что, первый тост за Родину, господа генералы?
– А мне, как лицу сугубо статскому, позволено будет выпить? – Беляков освоился и теперь пытается шутить.
– И не надейся избежать мундира, Александр Фёдорович, – обнадёживаю министра. – Золото, оно кровь войны, и ответственному за его добычу никак не миновать генеральского чина.
Не поверил, приняв за удачный каламбур. А зря, между прочим! В моих ближайших планах есть освоение Колымы с Аляской, а на такие масштабы нужно назначать по меньшей мере генерал-лейтенанта. Иначе не поймут, дикари-с... И пару-тройку казачьих полков в придачу. Не помрут там с голоду? Если с умом подойти, то и нас переживут.
А огурчики в самом деле хороши! Под такие можно повторить, и не единожды. И уж потом, откинувшись с трубкой в руке на спинку дивана, спокойно и обстоятельно обсудить дела, для маскировки серьёзного разговора посматривая в сторону дам. И они хороши, даже более чем! Некоторые настолько обворожительны, что начинаю немного сожалеть об оставленном в будущем возрасте – ведь сорока ещё не стукнуло, тогда как тут почти вплотную подобрался к половине века. Каких-то пара лет и...
– Да, государь! – кивает Бенкендорф-старший, перехватив мой взгляд. – Были и мы рысаками, не то, что этот вот...
Александр Христофорович слегка пригибается от любящего отцовского подзатыльника и, оправдываясь, обещает:
– Сразу после завершения операции непременно займусь кобелированием, предамся разнузданным оргиям с гетерами и одалисками. Но не раньше, хорошо?
– Твои бы слова, да Богу в уши, – ворчит Христофор Иванович, и тут же становится предельно серьёзен. – Когда начинаем?
– Тут уж всё от Александра Фёдоровича зависит.
– Что именно? – удивляется Беляков.
Правду говорят, что меньше знаешь – крепче спишь. Вот пускай теперь и господин министр по ночам ворочается с бессонницей, не всё же нам одним. Нам, это обоим Бенкендорфам, Аракчееву и Ростопчину. Последнему предстоит самое сложное – организация нужных слухов и написание пространных статей в газеты, объясняющих народу полезность и необходимость проводимых чисток. Ну да, куда же без чисток?
В первую очередь планируем нанести удар по уголовному элементу, которого расплодилось, как головастиков в деревенском пруду. Не пробовали зайти в какой-нибудь кабак хоть в Москве, хоть в Ярославле, хоть в Саратове? Ах, пробовали... А выйти из него, особенно если задержались до позднего часа за штофом анисовой? На улицу, допустим, выйдете, но вероятность добраться до дома невредимым – примерно половина на половину. И ладно если просто обчистят до исподнего, предварительно треснув дубиной по темечку, так могут и жизни лишить запросто. Думаете, приятно будет вашим домочадцам, если заявитесь домой с головою в руках?
Вот неизвестные живорезы и нападут на Александра Фёдоровича не далее как через два месяца, когда тот будет сопровождать из Нижнего Новгорода в Петербург очередной обоз с уральским золотом. И ограбят его, само собой... непременно ограбят! Зря что ли потратили столько времени на тренировки и сожгли холостыми выстрелами чуть не полпуда пороха? Денег стоит, а куда деваться? Всяко лучше, чем охрана с нападавшими друг друга случайно ранят – люди дороже.
Ну а потом займёмся поисками похищенного, так как спускать разбойному люду во все времена не принято. Заодно подгребём народ свободных занятий, вроде карточных шулеров, бильярдных игроков, конокрадов, профессиональных нищих, фальшивомонетчиков и прочую шушеру. Оно, конечно, быстро не управимся, работы непочатый край, но надо же когда-то начинать, верно?
Правда, разделились мнения о дальнейшей судьбе арестантов. Аракчеев категорически возражал против идеи министра государственной безопасности использовать оных для пополнения штрафных батальонов, справедливо полагая, что штрафбаты в их нынешнем виде никак не могут быть местом отбывания наказания. Продвинуться по службе, пусть с величайшим риском для жизни, это пожалуйста. Или получить сто десятин земли, вместо обычных шести в аренду... Но ни в коем случае не филиал тюрьмы. Алексей Андреевич настаивал на отправке воров и разбойников в Сибирь, что шло вразрез с мнением графа Ростопчина.
Фёдор Васильевич полагал слишком опасным заселение новых земель на востоке преступниками, и отчасти был прав. Не дело равнять отбросы с отставными солдатами, получавшими земельные наделы по выслуге лет или увольнению по ранению. Жить в Сибири должно стать привилегией, не наказанием.
Сошлись на том, что строящейся линии оптического телеграфа Петербург – Москва – Нижний Новгород – Казань тоже нужна рабочая сила, а то пленные англичане со шведами слишком быстро заканчиваются. Нет, не то, что вы подумали, всё проще... Многих выкупают родственники, заплатив точно подсчитанную долю от нанесённого стране ущерба и неотработанные затраты на содержание. Кто-то действительно умер в первый же месяц, но впоследствии такого не случалось – пленные довольно быстро привыкли к трёхразовому горячему питанию с неограниченной добавкой, и больше не объедались до заворота кишок.
– Ну так как, согласен пострадать за Отечество? – спрашиваю у немного опешившего от предложения Белякова.
Александр Фёдорович кивает:
– Как прикажете, Ваше Императорское Величество.
– Не приказываю, бери выше – добровольцев ищу.
Подскакивает с места и вытягивается:
– Если приказано стать добровольцами – будем ими!
Это прозвучало несколько пафосно, но впечатление оказалось смазано появлением подвыпившего Кулибина. Иван Петрович счастливо улыбнулся, покопался в бездонных карманах кафтана старинного покроя, снова вошедшего в моду, и положил перед нами что-то круглое, размером с некрупное яблоко, но с непропорционально толстым хвостиком.
– Твою жеж мать, граф! – первое желание – упасть под стол и уползти за ближайший угол. Удерживает только любопытство. – Это что такое?
– Мы вот тут с Товием Егорычем подумали, государь... три десятка ещё есть... Принести?
В это же время. Крыша Михайловского замка.
– Миша, слева один у моста, – тихий голос командира полка, бывшего Ахтырского, а ныне Третьего Гусарского Особого, прозвучал для Мишки Нечихаева громом небесным. – Спишь, аспид?
– Никак нет, господин полковник, – встрепенулся воспитанник, и взял на мушку дальнобойной кулибинской винтовки неясную тень на берегу канала.
– Смотри у меня.
Сегодня очередь Ивана Дмитриевича Бердяги лично давать урок воинского ремесла сироте, взятому на воспитание полком почти год назад. И такой не один, по спискам числится пятьдесят два кадета, но Мишка, как первенец, самый любимый. И с него же больше всех спрашивается. Берёзовую кашу в армии запретили, а то бы и её хлебнул...
Недавно вот что учудил – неизвестным образом проник в пороховой погреб, и разобрал там полностью четыре новейшие ручные ракеты системы старшего лейтенанта Засядько, только-только начинающие поступать на вооружение. А когда был пойман и награждён неделей отсидки на гауптвахте, то сильно обиделся – важному научному открытию вроде как помешали. Какому именно, так и не признался, но обещал в полёт на Луну отправиться в одиночестве, и никого с собой не взять.
Но это так, старческое ворчание на молодёжь. Случись Мишке уродиться тихим и послушным, разочарованию полковника Бердяги не было бы предела. Тем более и проказы, бывает, идут на пользу делу – сидя под арестом на гауптической вахте, воспитанник Нечихаев изрядно подправил произношение в английском, французском и немецком языках, доселе хромавшее на обе ноги. А куда деваться, если караул несут строгие учителя, донельзя раздосадованные внеурочной службой?
– Иван Дмитриевич, – тень у канала оказалась прикормленной в замковой кухне обыкновенной дворнягой, и Мишка позволил себе немного отвлечься. – А для чего гусару требуется умение лазать по крышам? Мы вроде как с острой саблей на горячем коне должны?
– А думать, значит, уже не должны? Нет, ежели хочешь, то в следующий раз с конём сюда забирайся.
– И всё же?
Полковник, которому и самому неоднократно приходили в голову вопросы о странных способах обучения гусар, только неопределённо пожал плечами, что, впрочем, так и осталось незамеченным в темноте. И тем не менее, приказом Его Императорского Величества кавалерия нынче превращалась во что-то невообразимое. Сегодня, например, отрабатывалась тайная охрана "важных объектов народно-хозяйственного значения". Ну причём здесь народ и его хозяйство? И тем не менее в присланной бумаге именно так и обозначено.
– Скажи мне, гусар Нечихаев, в чём состоит первейшая задача военного человека?
– Служить государю и Отечеству.
– Вот! Теперь понял?
– А чего я должен понять?
– А то, что никогда не можешь знать наперёд, куда тебя служба забросит и что делать заставит. Так вот и учись всему заранее. А ну как завтра прикажут Париж штурмом брать?
– Зачем?
– Зачем прикажут, или зачем брать?
– И то, и другое. Кавалерия, вроде как, для штурма городов не предназначена.
– Прикажут – будешь.
– Я тогда... – Мишка на минутку задумался. – Я тогда с воздушных шаров десант высажу.
– Вместе с конями?
– Не-е-е, пешком. В смысле, на парашютах.
Иван Дмитриевич поёжился и недобрым словом вспомнил фельдмаршала Кутузова, первым предложившего использовать сию дьявольскую выдумку в военных целях. Малоприятное занятие на старости лет – выпрыгивать из-под облаков с жестяным коробом за спиной и гадать, раскроется ли уложенное в него шёлковое полотнище, вытягиваемое за привязанную к корзине шара верёвку. Пока, слава Богу, несчастных случаев не было, зря что ли два месяца подряд коз да свиней сверху сбрасывали, но всё равно страшно.
Это молодёжи нипочём. Им лишь бы дух захватывало, а в зрелом возрасте тяжело привыкать ко всяческим новинкам, для испытания которых как назло всегда выбирают именно Третий Особый гусарский полк. Взять вот те же ручные ракеты системы Засядько – лошади гадят с перепугу, когда атакующий эскадрон одновременно выпускает по мишеням полсотни таких хреновин. По другому и не назовёшь, уж больно похожа в снаряжённом состоянии на... хм... Уж не был ли покойный Иван Семёнович Барков провидцем, описывая незабвенного Луку Мудищева?
– Господин полковник, сигнал с шестого поста, – напомнил о себе Мишка Нечихаев.
– Читай.
Ещё одно нововведение – какой-то выживший из ума немец по фамилии Осоавиахим (так было написано – "распространить и взять на вооружение опыт Осоавиахима") придумал хитрую азбуку для переговоров на расстоянии. Сволочь... Учи теперь, ломай голову.
– Полковнику Бердяге срочно прибыть к Его Императорскому Величеству, – перевёл Мишка сигналы моргающего вдалеке фонарика.
– Этого ещё не хватало, – недовольно пробормотал Иван Дмитриевич. – Не к добру.
– Вы увидите самого государя! – восхищённый юный гусар совсем забыл о необходимости соблюдать тишину, за что и получил подзатыльник.
– Я-то увижу. А ты бди, до смены ещё целый час.
В казармах полка командир появился только поздним утром. От него пахло душистым турецким табаком, дорогим французским коньяком, и крупными неприятностями.
– Ну что, орлы, полетели?
Застывшие в пешем строю гусары не ответили.
– Молчите? Ну и правильно делаете. Слушайте боевой приказ!
Глава 4
– Что они делают, сержант? – капитан Винсли с недоумением обратился к Питеру Симмонсу, стоящему рядом с самым почтительным видом.
– Купаются, сэр.
– Зачем?
– Я же обещал, что приведу на наш корабль самых отчаянных головорезов? Вот это они и есть.
– Да, но причём здесь купание голышом?
– Самое непосредственное, – Фёдор Толстой уже битый час объяснял капитану некоторые странности в поведении новобранцев. – Развивает мышцы, требуемые для надёжной работы абордажной саблей.
– Возможно, – нехотя согласился сэр Чарльз.
Собственно, ему были глубоко безразличны привычки появившегося на "Геркулесе" пополнения, но скука бесцельного стояния на рейде Ярмута заставляла искать развлечений. Не таких, конечно, как придумали эти дикие немцы. Это надо же додуматься – с громкими воплями прыгать в холодную воду прямо с палубы, да ещё видеть в этом удовольствие! У настоящего джентльмена есть сотня других способов прогнать сплин. Вот только, чёрт побери, пока не удалось использовать ни единого! Играть в карты или пить ром? Но с кем? После того, как неделю назад все офицеры фрегата были отправлены на берег с одновременным расстройством желудка, составить приличную партию или общество за столом совершенно не с кем. И замены не присылают, несмотря на ежедневные жалобы лично адмиралу. Хорошо ещё выход в море постоянно откладывается, оставляя надежду на выздоровление дристунов до соответствующего приказа.
– Симмонс, а что означают слова "past porvu, vibliadok"?
– Верхне-саксонский диалект, сэр! Я сам его понимаю с большим трудом, но скорее всего, это просьба к матросу не подходить близко к сложенной одежде и не трогать её. Знаете, сэр, эти обедневшие немецкие дворяне настолько щепетильны в вопросах чести...
– Так среди них есть и дворяне? – удивился Винсли.
– Конечно. Вот этот, что бьёт беднягу Салливана, целый барон из древнего рода, известного со времён Второго крестового похода.
– Барон? – переспросил капитан. – Тогда пусть бьёт.
– Более того, сэр, Алекс фон Тучкофр неплохой артиллерист и командовал батареей в сражении при... Впрочем, он не любит распространяться о своём прошлом.
Винсли задумался. Ему всегда нравились люди, не любящие вспоминать о прошлом. Значит, есть в нём что-то такое, отчего человека не тянет домой, а если и тянет, то благоразумие удерживает от столь опрометчивого поступка. Наверняка этого барона в родной Саксонии ждёт топор палача за кое-какие неблаговидные дела. Тем лучше, флоту Его Величества всегда нужны отчаянные головы, не оглядывающиеся назад.
Питер Симмонс понял глубокомысленное молчание капитана немного неправильно:
– Вы поставьте его к орудию, сэр! Барон фон Тучкофр способен положить шестифунтовое ядро за половину мили точно в лоб любому раззяве на берегу.
– Любому?
– На ваш выбор. И если бы вы видели, как он командует артиллерией!
Фёдор Толстой изо всех сил подталкивал капитана Винсли к принятию правильного решения, и внутри весь кипел от тугодумия англичанина. Сколько трудов затрачено на то, чтобы успеть вовремя доставить из Киля в Дувр бойцов батальона "Красная Гвардия"... Неужели придётся прибегнуть по второму варианту, ввиду такого развития событий? Александр Андреевич Тучков изначально предлагал действовать так, но Толстого не оставляла надежда решить вопрос полюбовно, к обоюдному согласию и по непротивлению сторон. Нет, если нужно, он первым перережет горло сэру Чарльзу и не поморщится... Главное, как говорит отец Николай, не испытывать от смерти врага удовольствия.
– Значит, артиллерией, – пробормотал капитан и опять замолчал.
– Осмелюсь заметить, сэр, не только ей.
– Чем же ещё?
– Видите вон того высокого юношу со шрамом на лице? Не смотрите, что молод... Андреас зу Пкофф лучший штурман из тех, кого мне приходилось когда-либо встречать. Потомок самого де Риттера!
– И тоже барон? Какие ещё сюрпризы ты мне припас, сержант?
– Никаких сюрпризов, сэр! Просто я подумал, что при недостатке офицеров на нашем "Геркулесе" их обязанности могли бы исполнять... Вы понимаете?
– Вздор, Симмонс, совершеннейший вздор! Кто выдаст патент на офицерское звание во флоте Его Величества каким-то подозрительным иностранцам? Да адмирал мне в лицо рассмеётся, стоит только заикнуться о подобном. И будет прав! Думай, что говоришь, сержант.
– Милорду Нельсону вовсе незачем об этом знать, сэр! Ведь есть же кое-какая разница между исполнением обязанностей и получением жалованья?
И только сейчас до капитана дошёл второй смысл предложения сержанта Симмонса. А этот плут далеко пойдёт! Ведь правильно говорит – можно одновременно решить несколько проблем. Во-первых, заполнить образовавшиеся вакансии, во-вторых, перестать надоедать адмиралу ежедневными жалобами, а вот третье, оно самое приятное... Немцам не нужно платить как полноправным офицерам, с них достаточно того, что дворянское происхождение будет оценено по достоинству. А разница между достоинством и жалованьем изрядно округлит отнюдь не тугой капитанский кошелёк.
– Хорошо, Питер, – принятое решение располагало сэра Чарльза к некоторой фамильярности. – Пригласи этих господ ко мне в каюту на вечерний чай.
– Всех, сэр?
– Всех не нужно, только будущих офицеров.