Глава 23
Апрель 1944 года. Южный Урал. Спец учреждение "Санаторий"
В номере Кондратьева горела лампа под оранжевым абажуром. Большие, настенные часы мерно постукивали. За круглым столом с чистой скатертью, чайными чашками и черной коробкой конфет с красными маками на крышке, сидели двое: полковник Шустрый и заключенный Кондратьев. Лейтенант НКВД Петров хлопотал с чайником и заваркой.
– Судя по пробоине, танк с передовой. Откуда он тут взялся? На втором этаже! – пронзительно улыбался Шустрый, помешивая теплый чай. – Почему сразу не доложили о таких сногсшибательных результатах, Петров?
– Хотелось все еще раз перепроверить, – врал по ходу Иван Владимирович, – все же такая ответственность. Кондратьев, доложи об опыте.
– Слушаюсь, – Николай Иванович встал смирно, – разрешите доложить, товарищ полковник?
Шустрый кивнул.
– Товарищ полковник, – Николай Иванович посмотрел прямо в глаза Марку Глебовичу, – если честно, то я и сам бы хотел побыстрее разобраться с произошедшим, но сначала прошу вас помочь вот в каком деле. Если можно, конечно?
Лейтенант Петров удивленно вскинул брови.
– Что там у тебя? – Марк Глебович протирал очки белоснежным платком.
– Вот, товарищ генерал, – Кондратьев протянул ему четверть листа, – я все записал. Это наш новейший танк "Т-34" с пушкой 85 миллиметров. Выпуск – начало марта тысяча девятьсот сорок четвертого года, номер – "пятьсот двадцать три". Он несколько минут назад участвовал в реальном бою на подступах к городу Умань в составе 5-й гвардейской танковой армии на втором Украинском фронте. Обратите внимание, товарищ полковник, это очень важно! Командир экипажа этого танка Лукьянов Петр Осипович остался живым при весьма загадочных обстоятельствах: бронебойный снаряд "Тигра" калибра восемьдесят восемь миллиметров пробил боковую броню со стороны командирского места танка, убив при этом наводчика и заражающего, но непостижимым образом оставив в живых командира – Лукьянова!
– Продолжайте, – заинтересованно кивнул Шустрый.
– Сейчас Лукьянов находится в полковом санбате: у него контузия. Если есть возможность, то его необходимо – как можно быстрее разыскать – и доставить сюда. Товарищ полковник, если все совпадет, мы получим неопровержимые доказательства подлинности результатов этого эксперимента!
– Хорошо, постараюсь что-нибудь сделать, – спрятал записку во внутренний карман Марк Глебович. – Я сейчас не спрашиваю, откуда вы все это узнали. Поговорим об этом позже. Я требую ответить мне, в результате каких ваших действий здесь появился боевой танк? Мы вот с лейтенантом Петровым коммунисты и твердо стоим на материалистической позиции, а с точки зрения материализма подобное невозможно. Так, Петров?
Петров с готовностью подтвердил.
– Я тоже материалист, ведь в наших университетах метафизике не обучают, – начал Кондратьев…
На этаже послышался громкий треск.
– Наверное, перекрытия уже не выдерживают веса танка, – опасливо предположил лейтенант Петров.
– Да черт с ним, с этим перекрытием, – Шустрый говорил уже серьезно, без улыбок. – Мне необходимо выяснить, как это у вас получилось? Вы хоть понимаете – то, что вы сейчас здесь продемонстрировали, уважаемый товарищ Кондратьев, как раз и является чистой воды метафизикой и чертовщиной!
– Да, товарищ полковник, понимаю. Мы с лейтенантом Петровым, – Кондратьев искоса смотрел на хмурого лейтенанта, – совсем недавно, точнее, позавчера обнаружили странные свойства одного элемента. Я включил этот элемент в конструкцию, и полчаса назад мы попытались достигнуть ранее полученных результатов.
– И, похоже, достигли? – ухмыльнулся Шустрый, кивая в направлении лестничной площадки.
– Не совсем, – отвел глаза в сторону Николай Иванович. – В наши сегодняшние планы не входило перемещать материальные объекты. До этого момента мы только принимали на ленту незашифрованные сообщения, я даже не подозревал, что подобное возможно! Скорее всего, при вашем внезапном появлении я от волнения допустил ошибку, нарушив тем самым последовательность выхода из сеанса.
– Ну, это понятно, – Шустрый погрозил пальцем Кондратьеву, – в основе открытия, как правило, лежит ошибка. Великая ошибка! Из ваших пояснений получается: если бы я не появился в тот момент, танк не возник бы на лестничной площадке. Так что ли?
– Похоже, так, товарищ полковник, – честно взглянул в глаза начальнику особого отдела гарнизона Николай Иванович Кондратьев.
– Все же молодец политрук Осадчий! Какое у него чутье! Очень вовремя доложил мне о вас и о вашей бурной деятельности! Лейтенант! – по-мальчишески вскричал Марк Глебович. – А ты чего насупился? Радоваться надо!
– Это я от радости, товарищ полковник, – промямлил Петров. – От осознания важности момента.
– Ишь, как научился отпираться, – Марк Глебович вскочил с дивана. – Так, показывайте мне все с самого начала.
– Да, – обрадовался Петров, – сейчас мы все покажем. Нам скрывать нечего. Начинай, Кондратьев!
– Только одно условие – не мешать, а то перекрытие не выдержит веса второго танка, – попробовал шутить Кондратьев, пристраивая катушку Теслы над чемоданом.
Через минуту лампы весело светились, и трансформатор басовито загудел шмелем. Лейтенант Петров, поддерживая штатив, проговорил:
– Товарищ полковник, необходимо встать рядом со столом напротив активного элемента, – и показал на чемодан.
– Вы меня разыгрываете, – Марк Глебович, освободившись от плаща, подошел к столу. – Этот старый чемодан с помойки – активный элемент? А это что еще за мазня?
Переполненный справедливым негодованием, Марк Глебович протянул руку, чтобы хлопнуть по крышке чемодана, как вдруг ему показалось, что нарисованные зеленые листья шевельнулись, а пол стал уходить вниз.
"Голова побежала, – отметил про себя удивленный Марк Глебович, с трудом удерживая равновесие. – Наверное, давление. Остаточные явления от вчерашнего".
Марк Глебович хотел крикнуть Морозова, но язык приклеился к небу, а в нижней части живота начальника особого отдела гарнизона полковника НКВД Шустрого образовался маленький шарик. Этот горячий пузырек стал нетерпеливо толкаться и подниматься вверх, подобно воздушному шарику, увеличиваясь при этом в размерах.
Пораженный этим невиданным обстоятельством, Марк Глебович с глазами полными слез схватился за край стола.
Лейтенант Петров с нескрываемым любопытством наблюдал за действиями начальника. А горячий пузырек, между тем, уверенно толкаясь, достиг уровня сердца полковника, мягко надавил и лопнул, разлив по полости грудной клетки теплоту, породившую пронзительное ощущение предстоящего чуда.
Подобное с полковником НКВД и начальником особого отдела гарнизона Марком Глебовичем Шустрым произошло лишь однажды в детстве на праздновании Нового года, когда из-за елки вдруг вышел настоящий Дед Мороз со Снегурочкой.
А сейчас, стоя перед странной картиной, нарисованной на крышке фибрового чемодана, к своему глубочайшему удивлению полковнику НКВД Шустрому нестерпимо захотелось увидеть, что же там могло шевельнуться.
Накренился свет люстры, а темно-зеленые листы неизвестной растительности, обрамлявшей плод, разошлись в стороны. Продолговатый лист сложился в шляпу, а из округлой поверхности сине-зеленого космического яблока вытянулся длинный нос. Над одутловатыми щеками блеснули круглые стекляшки очков и щелочки глаз под ними. Полковник Шустрый сразу узнал Наркома Внутренних дел. Губы "яблока – наркома" энергично, но беззвучно шевелились, а нос и щеки двигались в такт словам, и Марк Глебович сразу понял, что нарком пытается ему лично что-то втолковать.
Взмокший от напряжения полковник НКВД Шустрый Марк Глебович стал хватать открытым ртом воздух, в надежде услышать хоть слово, подался вперед всем телом и встал на колени перед чемоданом с вензелем "NT".
– Что? – хмыкнул лейтенант Петров. – Зацепило, товарищ полковник? Наверное, остаточные явления от предыдущего эксперимента? У меня тоже так было.
Пожелтевший лицом полковник Шустрый с мокрыми от слез щеками только слабо вращал глазами.
– Я вас не понимаю, – продолжал зло улыбаться лейтенант НКВД Петров. – Надо же, как прохватило! – обратился он к Кондратьеву, изо всех сил показывая глазами: "Молчи! Во что бы то ни стало!".
Но Кондратьев, спрятавшийся было за рацию и якобы увлекшийся работой с приемником, все же вернул реостат на ноль и крикнул:
– Морозов!
Тот появился – как из-под земли, оттолкнул лейтенанта и втащил полковника Шустрого на кровать.
Марк Глебович закатил кровавые белки под лоб, но потом сипло выдохнул:
– Допрос с пристрастием!
И проткнул желтым пальцем воздух в направлении Ивана Владимировича.
– Петрова? – удивился Морозов и сунул в рот полковнику Шустрому таблетку. – Под язык ее, Марк Глебович, под язык!
Через минуту лейтенант НКВД Петров с набрякшей нижней губой и пунцовой щекой сидел на стуле со скрученными электропроводом за спиной руками.
– Ты что, гнида? – шептал полулежащий на диване Марк Глебович. – Ты не видел, что мне плохо стало? Я же чуть не умер! А ты, гад, ухмылялся!
Лейтенант Петров смотрел на Кондратьева широко открытыми, вращающимися от ужаса черными глазами и молчал.
– Морозов! – закашлялся Шустрый и с трудом продолжил. – У меня дикое желание поджарить его прямо сейчас!
– Где? – удивился громила Морозов, привыкший выполнять любой приказ. – В номере?
– Да, – помял себе грудь полковник Шустрый. – Вот прямо здесь подвесить, а на столе развести огонь под его ногами. Лезь туда и посмотри, за что зацепить.
Петров затрясся всем телом.
– Хорошо, Марк Глебович, – снимал портупею лейтенант Морозов. – Сейчас посмотрю, как пристроить, – он моментально залез на скатерть в сапогах.
– Нет, Марк Глебович, похоже, не получится, – застучал он пальцем по потолку, – одна труха и штукатурка. Не выдержит.
– Ладно, повезло гаду, – проскрипел Шустрый, – тогда обработай его сейчас от души, а потом к себе увезем: там и подвялим.
Кондратьев превратился в камень и наблюдал за происходящим сквозь опущенные веки и ресницы. Морозов спрыгнул со стола, подошел к Петрову сзади и правой рукой сдавил ему шею, локти взлетели вверх, и лейтенант оказался на коленях, упираясь губами и носом в грязный пол. Иван Владимирович Петров тут же потерял возможность мыслить и дышать, перед глазами поплыли коричневые яблоки с зелеными краями, и только в ушах он слышал биение своего сердца.
– Нежнее, Володя, нежнее, – сипел Марк Глебович. – Как ты думаешь, лейтенант оценит твою обходительность и поумнеет? Отпусти его чуть-чуть, а то синеть начал.
В легкие Петрова снова хлынул воздух.
– Хлипкий какой, – продолжал несколько оправившийся от приступа Марк Глебович. – Разверни-ка его поудобнее. – Шустрый с трудом встал с дивана, – я всегда бокс уважал. Моим кумиром был американец Джейк Ла Мота. Очень способный был парень этот Джейк! Он кулаком людей убивал прямо на ринге! А я не стал боксером, потому как нос слабый, но убивать людей люблю. Держи ему голову прямей.
Кроваво-красный паучок с интересом наблюдал за происходящим.
Удар хромовым сапогом пришелся Петрову в нос. Заботливый Морозов успел подхватить потерявшего равновесие Марка Глебовича.
– Врешь ему пару раз, – шептал осипшим голосом Шустрый, и сел на кровать, – он же смерти моей хотел! Хотел, гад, посмотреть, как я загнусь! Только не убей дурака.
Николая Ивановича Кондратьева затошнило. Удар "чугунным" носком сапога Морозова в область солнечного сплетения откинул Петрова навзничь, и он потерял сознание.
– Слизняк! – раздраженно прокомментировал Марк Глебович. – Со второго удара вырубился. Ладно, посади его на стул и держи голову, а то кровью захлебнется, – скомандовал он Морозову. – И окати его водой.
Николай Иванович закрыл глаза, плотнее сжал зубы и старался не вдыхать кровавый "аромат".
– Крови то, крови! Мать честная, как от поросенка! – причитал Марк Глебович. – Кондратьев! Неужели не воспользуешься представившейся возможностью и не добьешь поверженного врага? Подойди и всади ему в глаз его пилочку для ногтей! Она лежит на полу. Вот было бы славно! Петров именно так и поступил бы на твоем месте. Ты помнишь, сколько гадостей он тебе сделал?
Николай Иванович сразу вспомнил вращающиеся черные глаза Петрова, голубой конверт и стал судорожно сглатывать горькую слюну.
– Что? Не можешь ударить поверженного врага? Все вы слизняки мягкотелые, – раскраснелся от возбуждения Марк Глебович. – Хотите чистенькими остаться в этой жизни? А всю грязную работу, значит, нам…
Оглохший Николай Иванович заворожено смотрел на кровь на полу.
– Морозов, – почти крикнул Марк Глебович. – На рожу его смотреть тошно! Надень ему на голову мешок что ли? чтобы ее не видеть, прости меня грешного. Вон – возьми наволочку с подушки!
Кондратьев из-под полузакрытых век следил, как лейтенанта НКВД Петрова деловито окатили водой из ведра, затем привязал веревкой к спинке стула и сунул головой в наволочку. После этих манипуляций мокрый Иван Владимирович с замотанной головой стал похож на египетскую мумию. Сдернув с постели Николая Ивановича простыню, Морозов бросил ее на пол, прикрыв лужу крови.
– Послушай, дышит или нет, – поступила очередная команда.
Морозов утвердительно кивнул и вышел в коридор. Полковник Шустрый посмотрел на часы и, откашлявшись, продолжил.
– Итак, Николай Иванович, наступает самое интересное. То, ради чего, собственно, я здесь и появился. Такое, согласитесь, в жизни исследователя случается очень редко. Но случается. Просто сгораю от нетерпения услышать ваш рассказ.
Кондратьев молчал, пытаясь справиться с новой волной тошноты.
– Хорошо, я понимаю ваше состояние и уверяю – подобное вам не угрожает, пока я жив, понятно?
– Понятно, товарищ полковник.
– Вот и хорошо, – шумно задышал Шустрый. – Что-то сердце стало шалить в самый неподходящий момент. Ну, да ладно. Меня интересует ваше открытие, молодой человек. Вы говорите, все произошло случайно. Случайность – великая штука, без случайностей не было бы прогресса!
– Я вам расскажу все, что знаю, товарищ полковник, – тихо проговорил бледный Кондратьев.
– Но прошу вас, Марк Глебович, пощадите Петрова.
– Нет, – резко ответил Марк Глебович. – Благодаря твоему опыту я понял: Петров – мой враг! Я видел его глаза! А своих врагов я всегда убиваю. Морозов! Чаю!
– А теперь давайте по порядку, товарищ Кондратьев, – полковник Шустрый допил второй стакан чая и откинулся на диване.
– Я случайно поместил свою картину в электромагнитное поле. – Кондратьев кивнул на чемодан, – Что произошло в тот момент, описать словами невозможно, но результат эксперимента – в холле второго этажа.
– Хорошо. Допустим, я всему поверил, – Шустрый встал из-за стола и прошелся до балкона.
– Означает ли это, что с помощью этой аппаратуры можно добыть любую материальную вещь?
– Не знаю, товарищ полковник, надо все проверить, – осторожно ответил Кондратьев, косясь на неподвижного Петрова, – разрешите встать?
– Да, – кивнул Марк Глебович.
Кондратьев подошел к окну и отдернул тяжелую штору. Закат догорал над далекими горами, и верхушки сосен за озером уже освещались появившейся Луной.
– Одно могу точно сказать, – продолжил Николай Иванович, – эти "фокусы" – проявление каких-то неизвестных мне сил, неисследованных полей или частиц. Поэтому надо срочно продолжать и проводить эксперимент за экспериментом. А открывающиеся перспективы потрясающие! С помощью этой или более совершенной аппаратуры можно получить доступ, возможно, ко всей мировой информации. Или, допустим, ко всем стратегическим запасам угля, нефти. А может быть, и к тайнам Вселенной, к новым космическим объектам, к новым технологиям и неизвестным пока источникам энергии.
– Я, пожалуй, соглашусь, – кивнул Шустрый, – транспортировка танка с передовой – факт в высшей степени убедительный. А что еще можно натворить с помощью твоей картинки? Давай сейчас ночью стащим у Гитлера все его танки и самолеты, а завтра разгромим фашистов по всем фронтам! И выиграем войну! А что? – выпалил Шустрый.
Кроваво-красный паучок как загипнотизированный смотрел на черную кровь, проступающую большим пятном на белой простыне.
– Не уверен, товарищ полковник, что сумею произвести правильные настройки, – отрицательно покачал головой Кондратьев, – А вдруг ошибка… и мы выкрадем свои танки, что тогда?
Подполковник Шустрый встал с дивана и подошел к балконной двери.
– Красивая Луна, – произнес он отрешенно. – А нельзя ли через твой реостат, положим, просто Гитлера укокошить? И тогда уж точно делу конец!
Кроваво-красный паучок, высоко поднявшись на вытянутых ногах, потирал ядовитые хелицеры.
– Ты представляешь? – загорелся смелой идеей начальник особого отдела гарнизона подполковник Шустрый, – вот это было бы дело!
– Тут надо крепко подумать, товарищ полковник, – закусил губу Кондратьев, – допустим, послать по радио направленный модулированный сигнал – импульс смерти?! Мне как-то не по себе стало, товарищ полковник.
– Как ты говоришь? Импульс смерти? По-моему, звучит неплохо, – обрадовался Шустрый.
– Звучит интересно, даже можно сказать: зловеще, – зябко повел плечами Кондратьев, – только в этом случае мы вторгаемся в неизведанную, запретную область, – он посмотрел на нарисованные листья. – Такое воздействие может самым негативным образом повлиять на естественный ход развития человечества. А вдруг этот импульс куда-нибудь не туда попадет? Я пока ничего гарантировать не могу, товарищ полковник.
– Что значит: "не туда"? Ты сделай так, чтобы импульс смерти попал, куда надо, и кого надо укокошил! Кондратьев! Надо мыслить в государственных масштабах! – почувствовал азарт Шустрый, – ты же знаешь, сколько этот душегуб наших людей извел? Мы ведем кровопролитную войну за свою независимость. За каждую пядь земли русской. Поэтому все разговоры о пощаде врага расцениваются, как преступление и предательство.
– Марк Глебович, – серьезно заговорил Кондратьев, – я понимаю ваше желание: раз и готово! Но вы подумайте, что если мы сейчас здесь запустим в неизвестность какое-нибудь задание, типа "смерть Гитлеру", а выйдет все наоборот, что тогда?
– Что тогда? – спросил Шустрый.
– Не знаю, товарищ полковник, – с тоской в голосе отвечал Кондратьев, – уверен в одном: стоит только что-нибудь дельное изобрести или открыть, как тут же это применяется против человека и всего человечества. Порох изобрели для праздничных фейерверков, а сейчас только у нас в России сколько народу поубивали этим порохом.
Кроваво-красный паучок мгновенно переместился на букву "Ш" и замер.
– Ты что, Кондратьев? Фрицев жалеть вздумал? – Марк Глебович нахохлился и выставил вперед нос, – да эти нелюди мою двоюродную сестру с семьей под Смоленском расстреляли! И сожгли все на сто верст в округе. Ты их жалеть вздумал?! Ты сейчас же сделаешь все, что я тебе буду приказывать, понятно?
– Понятно, – отвечал тихо Кондратьев, – я все понял, товарищ полковник.
– Давай, думай скорей, как это все оформить, – подпрыгивал от нетерпения полковник Шустрый.