Красный паук, или Семь секунд вечности - Евгений Пряхин 15 стр.


– Так, – стал рассуждать вслух Кондратьев, – наверное, надо ввести данные и запустить эту информацию в обратном порядке: но не в режиме приемника, а в режиме передатчика. Наверное, так? Но я не уверен, что получится.

– Что значит: не уверен? – удивился Шустрый.

– Товарищ полковник, как мы сможем узнать, что импульс смерти достиг объекта? Надо составить некий алгоритм, понимаете? Хотя бы пару экспериментов.

– Экспериментов? – Шустрый смотрел на окровавленную наволочку на лице Петрова. – Стоп, я понял твою мысль. Надо проверить действие импульса смерти на "кукле". Правильно?

– На чем? – удивился Кондратьев.

– "Кукла" это приговоренный к смерти. Ему все равно умирать, – Шустрый показал на Петрова. – Только я хотел устроить показательную казнь с его непосредственным участием в главной роли. Но чего ради науки не сделаешь!? Бери, пользуйся и помни мою доброту, – улыбнулся Шустрый. – Кстати, посмотри, не умер ли он?

Кондратьев подошел и наклонился над лицом в наволочке.

– Пульс пощупай на шее, – посоветовал Марк Глебович.

Наклонившись ниже, Николай Иванович с трудом услышал слабое и сиплое дыхание.

– Живой, – шепнул Кондратьев.

– Очень хорошо, что живой, – обрадовался Марк Глебович, – я уж думал, лейтенант со страха – того. Так что, договорились?

Николай Иванович кивнул.

– Так, – Шустрый блестя очками, потирал руки, – если получится, быть тебе, Кондратьев, академиком. Не меньше. Так что давай, выжми из своей картинки все, что можно! Ты только представь! – Марк Глебович продекламировал, потирая маленькие ладошки, – включаем мы завтра радио, а там звучит: "От советского информбюро! Секретная операция по уничтожению кровавого преступника всех времен успешно завершена! Руководил операцией полковник НКВД Шустрый!". Как? Неплохо, по-моему? Твоя фамилия, естественно, в секретном списке на награждение. Давай крути быстрей свою шарманку!

Кроваво-красный паучок осторожно вполз на боковую поверхность клавиши буквы "Ш".

Николай Иванович с непонятным упорством смотрел на Петрова и ответил тихо:

– Я, наверное, не смогу это сделать, товарищ полковник. Можете меня пристрелить, но Гитлера убить – это одно, а безоружного Петрова – это совершенно другое.

– Что-о-о? Ты что, гнида? в благородного решил поиграть? Сейчас я тебе устрою на сон грядущий, – зверел Шустрый, расстегивая свою кобуру. – Морозов! – страшно крикнул он. – Ко мне!

Адъютант появился, как из-под земли.

– Держи, от греха подальше, – Шустрый сунул в огромную ладонь водителя свой ТТ. – Спрячь, а не то пристрелю этого гаденыша! Так он меня разозлил сегодня! А он мне пока еще живой нужен.

– Так ты будешь работать? – спросил Марк Глебович, – Морозов, вяжи его к стулу! Рядом с этим!

Получив два сильных удара в солнечное сплетение, Николай Иванович потерял сознание. Через несколько минут он очнулся от холодной воды. На голову ему уже надели окровавленную наволочку, снятую с головы лейтенанта Петрова.

– Зачем ты меня расстраиваешь, Коля? – задушевно говорил Марк Глебович с дивана. – Ты ведь знаешь, другой дороги для тебя нет. Давай, работай.

– Снимите! – закричал Кондратьев. – Я буду работать, только снимите…

– Вот и умница! Морозов, видишь, какой сговорчивый! Сними!

Лейтенант Петров, пришедший в себя, начал тихо стонать.

– Товарищ полковник, – произнес Кондратьев, шмыгая разбитым носом, – из расчетов получается: для того чтобы запустить импульс смерти по адресу, необходимо знать точные данные объекта.

Кроваво-красный паучок распрямил ножки и принял угрожающую стойку.

– Что? Обиделся Кондрат! – Шустрый спрыгнул с дивана, – я тебя даже и не бил как следует! Всего два раза врезал для профилактики. Вишь, и ты теперь, как шелковый. А то – "не буду работать!". Что, Петрова жалеешь? А чего его жалеть? Эй, да на тебе лица нет! Может, тебе валерьянки, Кондратьев? Сейчас закажу.

– Не надо валерьянки, – Кондратьев пытался унять подступающую дурноту.

– Нюни не распускай, – усмехался довольный собой Шустрый, – будь у фашистов такая возможность, они бы думать даже не стали: стерли бы нас всех с лица земли. А я хочу только одного выродка прихлопнуть! Записывай: Петров Иван Владимирович. Родился 24 декабря 1920 года в городе Уральске. Еще что-нибудь надо для точности попадания?

– Нет, – покачал головой Кондратьев, – думаю, достаточно. Вот что получилось, – он протянул листок с текстом будущего послания:

"В ночь на восемнадцатое апреля 1944 года скоропостижно скончался Петров Иван Владимирович, урожденный 24 декабря двадцатого года в городе Уральске".

Шустрый внимательно прочитал отпечатанный листок с текстом и спросил:

– И что дальше?

– Необходимо запустить сигнал по схеме в режиме передатчика. Хотя я не совсем уверен, что получится, – ответил Кондратьев.

– Тогда ты умрешь, – без затей поддержал разговор Марк Глебович, – умрешь, но очень медленной смертью. Изойдешь кровавым поносом и замерзнешь где-нибудь в бараке за Полярным кругом. Хорошо, рассмотрим вопрос под другим углом зрения: если получится, то когда это произойдет?

– Наверное, этой ночью, – зябко поводя плечами, ответил Кондратьев, – точнее сказать не могу.

– А ты можешь задать время – часиков так на семь утра? Я сейчас поспал бы, а то устал за эту неделю. А ты утречком с хорошими новостями меня бы разбудил: "Мол, так и так, товарищ полковник, Петров понес заслуженное наказание, и его настиг импульс смерти".

– Хорошо, – задрожал мелкой дрожью Николай Иванович, – постараюсь сделать часов на семь утра 18 апреля 1944 года.

– Вот и ладненько, – Марк Глебович ослабил ремни портупеи и подошел к кровати Кондратьева. – В семь часов будет нормально. Все, запускай. Я вижу, ты уже оправился от потрясения. Молодец. Хочешь добиться успеха, ничего не бойся. Не бойся даже убить ближнего своего. Такое правило жизни. Морозов! – И завалился на скрипящую кровать в одежде и сапогах, испачканных кровью.

– Я здесь, товарищ полковник.

– Сиди здесь и наблюдай, как он работает. А я вздремну до утра. Разбудишь в шесть. Понятно?

– Так точно, – гаркнул Морозов и уселся на стул рядом с кроватью.

Радиолампы тускло засветились желтыми огоньками, басовито загудел трансформатор, а соленоид тихонечко пел свою ноту "си". Лейтенант Петров со связанными за спиной руками тихо сопел окровавленным ртом и то ли спал, то ли притворился спящим.

"Увеличить силу тока на одну десятую", – мысленно отдал себе приказ Николай Иванович.

Пение соленоида заглушило гудение трансформатора. Санаторный номер заполнился сиреневым туманом, но никаких видений не возникло, только щелкнул телетайп, изготовившийся отстучать сообщение о скорой и неизбежной кончине Петрова Ивана Владимировича. Подполковник Шустрый, закинув руки за голову, внимательно наблюдал с кровати за действиями Кондратьева. Николай Иванович глянул еще раз на висящего на стуле лейтенанта Петрова и взялся за ключ.

В этот самый момент красный паучок вышел из оцепенения и заскользил по поверхности картины. К моменту, когда Кондратьев отстучал весь текст радиограммы, мистический кроваво-красный паучок невозмутимо скрылся в недрах передатчика.

Николай Иванович стоял у окна и ждал, когда телетайп отпечатает отправляемую телеграмму и вспоминал, как называется звезда рядом с Луной. Наконец, телетайп весело отбарабанил телеграмму и замер. Николай Иванович оторвал ленту и прочитал:

– "…Такого еще никогда не было на Земле!" Восемнадцатого июля 1999 года, в семнадцать часов двадцать две минуты тридцать секунд по ют и си в возрасте сорока одного года скоропостижно скончался гражданин Андрей Иванович Зорин, урожденный города Уральска в 1958 году. Момент смерти Зорина А.И. полностью совпал с моментом его рождения. Это уникальный случай в истории Homo Sapiens, он зарегистрирован, как рекорд Гиннеса.

– Постойте! Я же совсем другой текст печатал. Как же это получилось? – внимательно перечитывал отправленное сообщение Кондратьев, – Какой Зорин Андрей Иванович? Какое восемнадцатого июля одна тысяча девятьсот девяносто девятого года? И что же мне теперь делать?

Оглянувшись, Николай Иванович обнаружил: помимо спящего подполковника Шустрого, громко сопящего Морозов и стонущего на стуле Петрова.

"Надежный охранник у Шустрого, – отметил для себя Николай Иванович. – Ладно, пусть спят. Так спокойней".

Он укрыл плафон настольной лампы полотенцем, и стал быстро писать карандашом в зеленой ученической тетрадке перевод стихотворения, аккуратно выводя строки с наклоном влево:

Фантазия на тему стихотворения Джона Леннона "Across the Universe".

A Cross of the Universe – Крест Вселенной.

Тихим дождем бесконечным, капли – слова ниспадают,
Сонно скользят по Вселенной, льются в бумажный стакан,
Здесь – на пороге Вселенной, слезы – слова высыхают,
Там – на пороге Вселенной – липкий, холодный туман…

Капли печали игриво волны восторга рожают,
Гулко спешат по Вселенной, нет им дороги назад,
Слезы печали ревниво, мысли мои обнажают,
В ту глубину, проникая: ищут дорогу назад…

Ломаный свет, поглощая, жду на пороге Вселенной,
Нежно меня приглашает жаждущий трепетный взгляд:
Быть на пороге Вселенной. Сонно меня окликают,
В той глубине, поджидая – нет мне дороги назад…

Перейдя на другую страницу тетради, Николай Иванович продолжил записывать перевод. Быстро написав еще два четверостишья, он внимательно перечитал перевод и положил открытую тетрадь в чемодан.

– Теперь все готово для заключительного эксперимента, – произнес Кндратьев тихо. – Главное: подобрать правильные слова. Важен не только их порядок, но также смысл и глубина.

Кондратьев повернулся к рации и уверенно щелкнул тумблером. Полутемная комната моментально наполнилась светящимся сиреневым туманом. Николай Иванович погасил настольную лампу. Стоя у балконной двери, он с интересом наблюдал, как сказочный туман наполняет комнату. Не удержавшись от соблазна, наклонился и зачерпнул рукой сиреневое свечение: на ладони расположились смирные, микроскопические звездочки, радужно переливающиеся всевозможными цветами и оттенками.

"Прямо, как живые, – улыбнулся Николай Иванович, – неужели это и есть те "спящие фотоны", с которыми разговаривал Николо Тесла и которым он рассказывал сказки? А как же ваша нулевая масса покоя? Теперь я понимаю, что с таким "светом" можно не только беседовать, но и жонглировать, и делать из них шаровые молнии и складывать про запас в чемодан! Постойте, а может, все дело в этом чемодане? Получается, я правильно вычислил этот необходимый набор инструментария: чемодан Теслы с вензелем, картина лабиринта, индукционная катушка и тетрадь с переводом стихотворения Джона Леннона!"

Николай Иванович аж вспотел от волнения.

"Каждая из этих вещей, – думал он, глядя на туман, – сама по себе уникальна, а объединенные в единую схему Лабиринта, они творят чудеса! Но главное – мне удалось с помощью чуда спасти брата Валентины – Петра Осиповича Лукьянова! Слава Богу! Это невероятно, но это так!"

Кондратьев осторожно вернул туман с ладони на место и стал уверенно работать ключом передатчика. Затем переключил тумблер и отправил сигнал в эфир. Потом он быстро приблизился к входной двери и открыл ее: сиреневый поток уверенно двинулся в коридор, повернул направо и устремился в холл к танку. По пути сиреневый туман проник в ноздри и рот, улыбающемуся во сне Марку Глебовичу Шустрому, укрыл мягким плащом избитое тело лейтенанта Петрова, а потом плотно окутал боевой танк № 523.

Еще через три минуты, когда Николай Иванович любовался полнолунием, а лейтенант НКВД Петров, перестав стонать от ужаса и боли, погрузился в глубокий сон, боевой танк "Т-34" бесследно растаял в темноте холла. И уже мертвый палач Марк Глебович Шустрый продолжал улыбаться.

Кондратьев вернулся в номер, отключил аппаратуру, смотал провода и поместил всё в чемодан, а из черной коробки с алыми маками вытряхнул на стол оставшиеся конфеты. На секунду задумавшись, Кондратьев быстро открыл тетрадь, вырвал страницу с двумя последними четверостишьями перевода стихотворения "Через Вселенную", пододвинул массивную пепельницу и зажег спичку…

Глядя на яркое бумажное пламя, Николай Иванович взял ножницы и, быстро отхватив маленькую прядку своих волос с макушки, положил ее на огонь. Вдыхая дым, он вложил зеленую тетрадь внутрь коробки "Красный мак", затем покрыл приборы куском серого холста, сверху пристроил коробку и закрыл чемодан.

– Пожалуй, теперь все, – широко зевнул Николай Иванович и, посмотрев на настенные часы, начал писать письмо.

" Дорогой Юра" – вывел он первые слова, – а что… – тихо проговорил он, вглядываясь в написанное имя, – по-моему, "Юра" – хорошее имя для мальчика. И с отчеством сочетается – Юрий Петрович Лукьянов. И "Парус Майор" – тоже ничего. Так их и назовем. Где же сейчас этот чертов импульс смерти? Как теперь спасти этого Андрея Зорина из 1999 года?

Он продолжил письмо:

"Дорогой Юра! Когда ты получишь это послание, тебя уместнее будет называть, Юрием Петровичем. Так вот, уважаемый Юрий Петрович…".

Глава 24
Суббота, 17 июля 1999 года. Южный Урал. Восемь тридцать вечера

– Так это же и есть наше болото, товарищ полковник! – капитан Звягин забежал вперед. – Сейчас пойдем по кочкам. Будьте внимательны! Особой опасности нет, но промочить ноги возможность вполне реальная.

Смешанный лес закончился, и участники марша проникли через высоченную стену невероятных по высоте травянистых растений вглубь неведомого. Удалов шел с поднятым вверх подбородком и не переставал удивляться:

– Папоротники богатырские! Может, здесь уровень радиации высокий?

– Василий Несторович, – отвечал, улыбаясь, Валенда, – радиация в пределах нормы. – Для достоверности сказанного он показал дозиметр.

– Мы на Урале или где находимся? Случайно, не в пойме реки Амазонка? – спрашивала удивленная Наталья Павловна, – Павел Васильевич, вы не знаете, что это за растения гигантские такие?

– Наверное, тростник.

– Это не тростник, а какой-то китайский бамбук! – удивлялся Василий Несторович.

Голоса участников похода тонули в сплошном шуме и треске, парящем над необыкновенным оазисом: голоса сотен птиц и животных, тысяч насекомых сливались в бесконечный вибрирующий поток. Вскоре внимание Удалова привлекла настырная синица в ярком оперении, взиравшая на идущих людей с заметным любопытством. При этом наглая синица непрестанно вращала головой на сто восемьдесят градусов и иногда принималась стрекотать, словно подавала какие-то сигналы.

– Надо же? – подумал Удалов, обратив внимание по многолетней привычке на странный объект. – Птица как будто сканирует местность, а заодно и нас.

– Товарищ полковник! – капитан Звягин окликнул Василия Несторовича, засмотревшегося на синицу. – Вы под ноги смотрите, на деревьях белые грибы не растут. Глядите – вон там – целая семейка!

– Это я понимаю! – радовался, как ребенок, Василий Несторович. – Белые! Настоящие белые грибы! А запах-то! Запах! Эх! Корзинку не взяли!

– Почему не взяли? – приторно обиделся Звягин. – Нет корзинки, но вот, пожалуйста, прочные бумажные пакеты. И ножи есть на всех. – Вы только смотрите внимательно.

Болотными кочками оказались небольшие островки, соединяющиеся между собой тропинкой. На этих островах росли деревья и кустарники, и эти острова опоясывали болото почти по всему периметру. По ним можно было спокойно передвигаться посуху и в безопасности, в то время как основное болото оставалось справа. На этих-то островах и росли всевозможные грибы и ягоды.

– Прямо "магазин" какой-то! – радостно смеялся Василий Несторович, толкая Валенду в бок. – Ты видел? Что вам угодно, сэр? Белые? Пожалуйте, направо. Подберезовики? Налево. Вы лисички предпочитаете! Тогда вам прямо! Звягин, как ты посмел скрыть от своего командира такое удивительное явление природы? Выговор с занесением тебе обеспечен.

– Так у нас с вами только первое лето, товарищ полковник, – оправдывался Звягин, быстро укладывая крепкие подберезовики в свой пакет. – Полагал, все вам представлю чуть позже.

– Чуть позже, – передразнил его Удалов. – А если бы Наталья Павловна с Валендой не осчастливили нас своим прибытием, не видать мне такого роскошества! А что специалисты говорят по этому поводу? – Удалов показывал на изумрудные джунгли внутри березового леса, – только лиан не хватает с обезьянами.

– И попугаев, – добавил Валенда.

– Точно, – согласился Удалов. – И попугаев. Хотя одну наглую синицу я приметил.

– Вы тоже видели? – спросил Валенда.

– Да, видел. Но что такое эта синица в сравнении с этим болотом! Я не могу отделаться от ощущения, что в этих черных и теплых под ряской водах, водятся гигантские водяные змеи типа анаконды, не так ли, коллеги?

Коллеги промолчали, а Наталья Павловна внимательно смотрела на темные воды под ряской. Но там, кроме наглых, огромного размера лягушек, никого не было.

– Невероятно! – продолжал восхищаться Удалов, показывая рукой на высоченное растение с толстым стеблем, огромными листьями и совершенно тропическими соцветиями. – А живности всякой сколько?! Тут хоть ботаники с зоологами работают? Дают научную оценку происходящему?

– Стой, – скомандовал Валенда, внимательно разглядывая лес. – Ждите меня на этом месте, – он устремился вперед по тропе.

– Догоняйте, – крикнул он через минуту сверху. – Вон за тем пригорком и выйдем на искомый объект.

Вновь степенно зашумели над головами березы, и участники похода подошли к искомому оврагу.

– Спускаемся вниз, – снова командовал Павел Васильевич и протянул руку Наталье Павловне. – Осторожно, листья сухие и скользкие.

Группировка без особых проблем оказалась на дне оврага.

– Как-то здесь жутковато, – отметила, поводя плечами, полковник Зырянова. – На болоте было уютней. Тут как на кладбище: тихо и мрачно.

– Придется немного поработать, мужики, – скомандовал Валенда. – Грибы высыпайте вон туда, повыше на солнышко. Пусть посохнут, а мы пока землю покидаем.

– Зачем?

– Терпение, товарищи, – постарался выглядеть непринужденно Валенда и тихо добавил. – Я буду вторым, кого убьет сегодня наш тихий Лукьянов. Похоже, все в порядке – объект на месте. Мужчинам получить инвентарь и приступить к работе.

Валенда выдал ржавые лопаты и показал:

– Вы все начинайте отсюда, а я с другой стороны.

Через полчаса напряженной работы был отрыт верхний командирский люк, люк механика водителя и откопана сторона башни с пробоиной.

– Вот это сюрприз! – не переставал удивляться Удалов. – А ты, Петр, выходит, тоже не знал?

– Ничего не знал, – подтвердил Звягин. – Ума не приложу, как такая махина оставалась незамеченной столько лет! И как так случилось, что никаких сведений не просочилось? Ни местные жители, ни колхозники – никто ничего не знал. Удивительно! Но каким ветром его сюда занесло? – утирая пот Удалов. – Здесь испытания не проводились, и танковых заводов поблизости точно нет.

Вопрос остался без ответа. Невзирая на годы, проведенные в земле, "тридцатьчетверка" выглядела победоносно и внушительно. Присутствующие невольно залюбовались боевой машиной.

Назад Дальше