- Скорблю вместе с вами, Ваше Величество! - Аракчеев принял протянутую вазу, принюхался и с превеликой охотой припал губами к краю. Остановился перевести дух и снова приник.
- Силен… - прошептал отец Николай еле слышно, но с завистью.
Министр перевернул опустевшую братину.
- Слава героям! Только я по другому поводу, государь!
- И опять что-то плохое?
- Так точно! В прошлый раз вами было приказано выбросить рапорт о злоупотреблениях генерала от инфантерии Кутузова и наказать доносчика…
Хм… а что это он так многозначительно замолчал и косится в сторону моих собутыльников, пардон, других, ранее удостоенных аудиенции? Что за секреты? Ну, подумаешь, запретил Михайло Илларионович своей властью печатать в Вильно газеты на любых языках, кроме русского, и что? Издатели обиделись на звание геббельсовских выкормышей, данное им военным губернатором? Или объявление прусских купцов, промышляющих английской контрабандой, фашистскими пособниками кому не по нраву? Я, например, очень даже не в претензии. Более того, совершенно одобряю.
Уж не знаю, насколько велика вероятность того, что случилось невероятное… Но только в том доносе абсолютно все указывало - ежели Михаила Илларионовича окликнуть фамилией Варзин, он непременно отзовется. Кто еще сможет устроить в провинциальном гарнизоне службу по уставу, который даже не написан? С ночными тревогами, рытьем окопов и блиндажей, с вечерними прогулками строем под песню "Мы не дрогнем в бою за Отчизну свою, нам родная страна дорога…". А последние сомнения пропали от упоминания некоего капитана Алымова, который непременно бы вывернул нерадивым подчиненным наизнанку все, до чего успел бы дотянуться.
- Ты хочешь сказать, Алексей Андреевич, что литовский губернатор недостаточно усерден в службе?
- Никоим образом, Ваше Императорское Величество! С некоторых пор он даже излишен в своем рвении.
Интересно, что же должен натворить гвардии рядовой, чтобы это беспокоило военного министра? Объявил войну Англии? Так мы ее уже имеем. Войну имеем, а не Англию, хотя, конечно же, лучше наоборот. Или уговорил прусского короля повесить всех подданных с именем Адольф? С Мишки станется… Но если у него, как у меня, остались воспоминания, чувства, знания… Нет, лишнего не позволит. Наверное, не позволит.
Да, кстати, а кем сейчас Мишка стал? Я, по большому счету, более чувствую себя императором, хотя прекрасно знаю, что это не совсем так. Кто он? Генерал от инфантерии с характером красноармейца-гвардейца был бы предпочтительнее рядового с генеральскими замашками. Конечно, немного цинично по отношению к другу, но…
- Да ты продолжай, Алексей Андреевич, продолжай, - подбадриваю сделавшего паузу Аракчеева. - Чудится, скажешь нечто презабавное.
- Куда уж забавнее? - Голос министра сух и горек. - Войсками литовского губернатора захвачен город Кенигсберг, а королю прусскому направлен оскорбительный ультиматум, требующий немедленной отправки Королевского флота для блокирования Балтийских проливов против английской эскадры.
- У Пруссии есть военный флот? Не знал.
- Его нет, Ваше Императорское Величество. Но сей факт не смутил Михаила Илларионовича, ссылающегося на заключенный им же договор.
- Э-э-э…
- Конечно же, государь, это вы заключили договор, а Кутузов был лишь посредником.
- Так, значит, его требования законны?
- Да, но сам акт агрессии? И что скажет Европа?
- А Европа, милейший Алексей Андреевич, пусть поцелует мою азиатскую задницу. Фридриху Вильгельму немедленно отправить поздравления по случаю успешного предотвращения фельдмаршалом, да-да, не ослышались… фельдмаршалом Кутузовым… попытки высадки английского десанта близ Кенигсберга. И заверьте, что Россия впредь не допустит враждебных действий по отношению к дружественному государству со стороны кого бы то ни было. Напишешь? Или Ростопчина попроси, у того слог побойчее.
- Но это война, государь!
- С кем? Не смеши - проглотят и утрутся. А поздравления позволят сделать это как бы без урону для чести.
- Как бы?
- Не придирайся к словам! Располагаясь между наполеоновым молотом и моей наковальней, пруссаки обязаны любить и ненавидеть только того, на кого укажу им я! Улавливаешь мысль?
- Да, но после ревельского разгрома…
- Разгрома, говоришь? Ну-ну…
Всё, наконец-то разошлись, оставив в одиночестве. Не часто такое, обычно всегда кому-то срочно нужен. И получается царь на побегушках - величество туда, величество сюда… Вон французский посланник третьи сутки встречи добивается - ну его на хрен! Не могу просто и прямо глядя человеку в глаза заявить, что в гробу видал всю египетскую армию вместе с генералами. Не поймет, будет опять плакаться и клянчить помощь, предлагая взамен честно поделить Оттоманскую Порту. Обойдется! И вообще, судьбы мира могут подождать, когда русский император пребывает в печали.
Но долго в ней пребывать не получается - в голову лезут мысли. Мысли разные, толковые и бестолковые, умные и не очень, грустные и… и опять грустные. Кулибин взялся за перестройку Сестрорецкого оружейного завода - где взять денег на новые молоты, хотя бы падающие? Иван Петрович нашел аптекаря, оказавшегося чуть ли не великим химиком, - где взять денег для нового порохового производства? Я запретил торговлю с Англией - где взять денег, чтобы самому скупать то, что еще недавно уходило за море? Я - голодранец! Штаны продать, что ли? Товарищи, никому не нужны царские штаны? Так и знал, никому… Дожидаются, пока они останутся последними, да отберут за долги.
Кстати, о долгах. И как мамаша умудрилась набрать столько, что и моим правнукам придется расплачиваться? И главное, где эти денежки? А нема золотого запасу! Разошелся по ее хреноголовым хахалям - сто тыщ направо, сто тыщ налево… Налево больше уходило. Курва матка, по-польски выражаясь!
- Дежурный!
- Здесь, Ваше Императорское Величество! - Тут же, будто из-под земли, появился один из лейб-кампанских прапорщиков.
- Графа Кулибина ко мне! Срочно! Аллюр три креста!
Гвардеец скосил глаза на грудь, где горделиво и одиноко висела маленькая медалька, что-то прикинул про себя и опрометью бросился исполнять приказание. Хм, меня, кажется, опять неправильно поняли.
Иван Петрович появился только на следующий день к вечеру, когда после тяжелого разговора с Марией Федоровной в графине с коньяком оставалось меньше половины. Механик выглядел осунувшимся, лишь нос из бороды торчит, но сияющим и восторженным.
- Слушай, граф, ты аж светишься весь. Если клад нашел, делись.
- Лучше, государь, куда как лучше! Чистейший бриллиант пяти пудов весу!
- Не понял…
- Ну как же, разве не по вашему соизволению полковник Бенкендорф привел ко мне одного из своих родственников?
- Это кого?
- Александра Дмитриевича Засядько из штрафного батальона. Самородок, ей-богу, самородок, с золотыми руками и ясным умом.
- Он что, тоже немец?
- Вроде нет, но Александр Христофорович странно улыбался, представляя его родственником. Может, через Дарью Христофоровну фон Ливен как-то в свойстве? Она же урожденная Бенкендорф.
- Ну если так… Дашка-проказница… Рассказывай, чего там натворили?
- Э-э-э…
- Не мямли, граф!
- Государь, - обиделся механик, - выражение восхищения не является мямлостью. Простите, мямличаньем… мямлованием?
- У Державина спроси, как будет правильно. Ну?
Кулибин зашарил по карманам. Опять что-нибудь взрывчатое? Эх и отчаянный человек Иван Петрович - я бы не стал таскать такое близко к… ну, в общем, не стал бы. Не приведи Господь, бабахнет, оторвет же все напрочь!
- Вот!
И что это такое? Подозрительная склянка с подозрительным содержимым подозрительно неопределенного оттенка. Неопределенного потому, что через зеленое мутное стекло ни черта не разглядишь. А притертая пробка предусмотрительно обвязана проволокой.
- Что сие есть?
- Товий Егорович…
- Твой аптекарь, что ли?
- Он ваш, государь! Товий Егорович много лет бился над разгадкой рецепта греческого огня…
Нормально… а нам капитан Алымов говорил, что жидкость КС была изобретена… не помню когда, но никаких немцев-аптекарей и рядом не стояло, это точно.
- Ты хочешь сказать?..
- Действие похоже на описанное в некоторых источниках. Желаете провести испытание?
- Стой, только не в камине!
Механик ответил несколько удивленным взглядом и заверением, что ни о чем таком и не помышлял, а собирался пригласить меня на Сестрорецкий завод, где с должными предосторожностями будут проводиться пробные запуски зажигательных шутих. В доказательство и эскиз прожекта предъявил.
- А это чего за хреновина торчит? - указываю пальцем в непонятное место на рисунке.
- Это, государь, шест.
- Зачем?
- Дабы обеспечить прямой полет ракеты.
- А, понятно. А я-то подумал - оглобли для конной тяги.
- Простите, Ваше Императорское Величество…
- Не прощу! Еще Петр Великий предупреждал не держаться Устава аки слепой - стенки. А вы? Подсмотрели, значит, у англичан и на этом остановились? А дальше?
- Что дальше?
- Вот это и я хотел спросить. Тебе, кстати, что милее будет - титул князя Камчатского с немедленным отбытием в новую вотчину или нормально летающая ракета? Мичуринцы, бля…
Хм… и чего я так взбеленился? Работают же люди, не груши околачивают. Ага, экспериментируют… А потом получается как с той же кулибинской винтовкой - пока Иван Петрович сам делает, то винтовки и делаются, стоит поручить другому - имеем угребище такое, что ни в сказке сказать, ни пером описать. Так что к бесу голую теорию - пока ружье не сможет изготовить какой-нибудь Васька Суходрищев из деревни Большие Пни на соответствующих станках, разумеется, и с должным тщанием… Кадры пусть готовят, кадры!
- Извините, Ваше Императорское Величество…
- Да? Не обращай внимания, задумался. Значит, так - ракеты забудь. Не насовсем, временно. Пока же назначу тебя на должность Спасителя Отечества.
- Э-э-э?
- Потом объясню, после парада.
- Парада?
- Глухой? У нас будет траурный парад. Как это - не бывает таких? Я велю - значит, будет.
Смотрит удивленно и немного жалостливо. Думает, будто у меня опять в голове валеты королей гоняют? Да и пусть думает - с репутацией опасного сумасшедшего жить легче. Именно легче, а не безопаснее и дольше. Зато можно с умным видом городить любые глупости… и пинком под зад вышвыривать подхалимов, ищущих и находящих в них гениальный второй смысл.
- Понятно, Ваше Императорское Величество. - У Кулибина вид как у ребенка, которому пообещали конфету, но подсунули рыбий жир: - Но ведь ракеты - это…
- Это то, что упадет тебе на башку и разнесет ее к чертовой матери! Ну чего вы могли сделать за полдня, прожектеры несчастные? На хорошую пьянку времени не хватит, ежели серьезно ею заняться. Эх, механикусы… Всё, свободен.
Иван Петрович ушел опечаленный, а я все пытался вспомнить причину по которой его вызывал. Так и не вспомнил. Ладно, потом, после парада.
Документ 9
"Высокомерие русского кабинета становится нетерпимым для европейцев. За падением Очакова видны цели русской политики на Босфоре, русские скоро выйдут к Нилу, чтобы занять Египет. Будем же помнить, ворота на Индию ими уже открыты. 1791."
"Мы не только превратим Петербург в жалкие развалины, но сожжем и верфи Архангельска, наши эскадры настигнут русские корабли даже в укрытиях Севастополя! И пусть русские плавают потом на плотах, как первобытные дикари. 1791".
Уильям Питт-младший
ГЛАВА 10
Момент истины! Так, кажется, называется нечто подобное? Сейчас выйду на балкон, и станет ясно - царь я или не царь. Нет, не так немного… Царь-надежа или сволочь и мерзавец, использующий гибель сына в личных интересах. Опять что-то не то… где они у меня, эти самые личные интересы? Может, и были когда-то, да вышли все. Кончились, ага. И остались только государственные. Мария Федоровна понимает - стоит рядом и успокаивающе поглаживает по руке. Эх, Маша… Чуть позже тоже будем вместе, олицетворяя собой… потом Ростопчин придумает, чего мы олицетворяем.
Сквозь закрытые балконные двери доносится гул толпы. Боюсь. Память предков заставляет бояться. Хотя знаю, что сам собрал этих людей на площадь и что там нет стрельцов в красных кафтанах, с красными от вина рожами, с красными от безнаказанной ярости глазами. И не толпа - руда, из которой предстоит выплавить сталь и выковать клинок.
- Готова? Пошли!
Шаг вперед. Распахиваются высокие застекленные створки. Еще шаг - от дверей до перил их пять, но кажутся бесконечными. Возьми себя в руки, гвардеец! Не сметь дрожать! Или просто в теле отзывается тревожная барабанная дробь? Дружный вдох, ощущаемый мягким ударом в грудь. Не ждали в таком виде? Нет треуголки и тесного немецкого платья… Или вам царь не настоящий?
Барабаны все громче… литавры… труба на высокой ноте будто плачет… В небо взметнулись сотни белых голубей, собранных по Петербургу и соседним губерниям, и сводный хор дьяконов начал:
Вставай, страна огромная,
Вставай на смертный бой!
С английской силой темною,
С проклятою ордой!
Тайные репетиции не прошли даром - от мощных голосов по спине не мурашки, кони копытом бьют. Позади что-то бормочет Аракчеев. Молится? Значит, даже его проняло, а ведь именно он был самым горячим противником следующих строчек. Доказывал невообразимую их опасность, не убоявшись угрозы Сибирью.
Пусть ярость благородная
Вскипает, как волна!
Идет война народная,
Священная война!
Внизу, на площади, кто-то опустился на колени. Зачем?
Дадим отпор душителям
Всех праведных идей,
Насильникам, мучителям,
губителям людей.
На коленях уже все. Бенкендорфа убью - скорее всего, это его придумка. Иначе почему мастеровые в первых рядах так прямо держат спину и крестятся одновременно? Но не мог же полковник заставить людей плакать?
Не смеют крылья черные
Над Родиной летать.
Поля ее просторные
Не смеет враг топтать.
У самого сердце стучит почти у горла. Держись, гвардеец…
Гнилой английской нечисти
Загоним пулю в лоб.
Отродью человечества
Сколотим крепкий гроб!
Звук трубы еще пронзительней и выше, хотя, кажется, уже и некуда. За секунду до последнего куплета по булыжникам площади ударили тяжелые сапоги бывших штраф-баталлионцев.
Пусть ярость благородная
Вскипает, как волна!
Идет война народная,
Священная война!
Идут. Двадцать шесть человек в серых бушлатах. Четверо надели их добровольно-выжившие в том бою моряки с "Памяти Евстафия". Подали рапорта, хотя каждому предлагалась почетная отставка с пенсией и личным дворянством. Отказались и вот теперь идут в строю. Развернутое красное знамя… там нет серпа и молота - с полотнища Богородица с немым укором смотрит на тех, кто еще не взял в руки оружия. Нет больше штрафников - Красная гвардия редкой цепочкой встает передо мной, по команде Тучкова обнажив головы.
Теперь я. Ну? Скажи им! Они ждут! И простые люди, и те самые заговорщики, что еще недавно хотели задушить меня шарфом. Недавно… и давным-давно. Они смотрят, как на… да не знаю, как смотрят. Нет в глазах ни угрозы, ни вызова, есть только вера. Нет, не в человека, стоящего на балконе в шитом золотом становом кафтане, - в то, что этот человек олицетворяет. Огромную страну, которая встанет и отомстит. За всех и всем.
Барабаны смолкли. Только один, самый большой, отбивает ритм сердца и не дает успокоиться. Ну? Выдох, заставляющий разжать сведенные челюсти…
- Братья и сестры! Друзья! Спасибо вам и поклон до самой земли. Встаньте, ибо не вы, а я должен стоять на коленях. - Невнятный шепот, то ли удивленный, то ли испуганный. - Не могу прийти к каждому кто потерял родного отца, сына, мужа, павшего от руки подлого захватчика. Но еще раз говорю спасибо пришедшим разделить нашу скорбь. Разделим, мы все разделим! От веку на Руси делили не только радости, но и беду - на всех, не считаясь с титулами и чинами! И вот явилась новая… Жадные английские лорды тянут свои грязные лапы к нашей земле. Нет, уже не грязные - они омыли их в крови наших детей! Это орда, это Британская Орда, и теперь встает вопрос о выживании нашем не только как великой державы, но и о самом существовании русского народа. Вы хотите жить? Вы хотите, чтобы ваши дети жили на вашей земле?
Молчание в ответ. Странный государь задает странные вопросы? Ничего, ужо и ответы на них получите.
- Сказал когда-то апостол Павел - нет перед лицом Господа ни эллина, ни иудея. Лорды, упившись допьяна кровью, возражают учению святоотеческому - нет людей на свете, кроме как в Англии. Кому собрались нести они Иудино слово? Нам? Уже несут, так несут, что горят православные храмы и бросаемы в огонь невинные младенцы. Этого хотите, люди?
Где-то вдалеке женский истерический плач, туда сразу же бросается один из дежурных лекарей с небольшим кожаным сундучком и белой повязкой на рукаве. Перевести бы дух, но нельзя упускать эту тишину, это напряженное внимание - пока они податливы и поддаются воздействию… бери руками и делай свой клинок, гвардеец!
- Мерзавцы и богоотступники называют свое змеиное кубло империей, над которой никогда не заходит солнце. Забудьте! Я обещаю, что отныне оно будет светить только там, где укажет русский солдат. Раздавим английскую гадину! Сколько раз встретишь, столько и убей. Не получилось пулей - коли штыком, нет оружия - порви глотку зубами… Не можешь и этого - крепи карающий меч справедливого возмездия честным трудом! Все для фронта, все для победы!
Я закашлялся, потирая саднящее горло. Тут же из-за спины чья-то рука протянула стакан с водой. Некогда…
- Да, сказано когда-то - будет хлеб наш горек. Но еще горше, когда вырастет он на костях наших и сыто рыгающий супостат будет со смехом пинать лежащие в меже черепа. Этого хотите, люди?
Слитный возмущенный рев волной прокатился по площади, ударил в стены и отхлынул обратно. Вижу открытые в крике рты, поднятые руки со сжатыми кулаками… Аракчеев склонился к моему уху:
- Это не опасно, Ваше Императорское Величество?
- Для меня?
- Ни в коем случае не для вас, государь. Просто народ так воодушевлен, что я боюсь… и ощущаю петлю на шее. Так сказать, в подтверждение древней сказки о хорошем царе и плохих боярах.
- Тебе-то чего бояться, Алексей Андреевич?
- Да на всякий случай. Вы, Ваше Императорское Величество, конечно, являетесь сосредоточием всяческих добродетелей, нашим знаменем, по сути. А ну, как решат, что знаменосцы никудышные?
- Не говори ерунды, граф! Народ и Величество едины, да… но ты ведь тоже народ?
- Имею честь быть им.