Александр Андреевич отсутствовал четверть часа и вернулся не один - его сопровождал батальонный священник, отец Николай, в порванной рясе, прикрытой наброшенным на плечи тулупчиком, с засохшей на густой бороде кровью. В руке батюшка держал неизвестно где раздобытый драгунский палаш, который на ходу неодобрительно рассматривал на предмет повреждений.
- Дрянной клинок, Ваше Высочество. То ли дело Златоустовские…
- Сто семьдесят два человека в строю, Александр Павлович, - перебил ворчание священника Тучков. - Раненых сто четыре, но половина не доживет до утра.
- А утром триста одиннадцать было. Хреново.
- Истинно так, - поддержал отец Николай. - А англичан тысячи две будет. А сука губернатор ключи от города на подушке вынес.
- Но как же… - растерялся командир батальона. - Мы ждем подкрепления…
- Полки отведены губернаторским приказом. Я только что ходил с охотниками и сам видел удирающих улан, - перехватил взгляд Александра, обращенный на палаш. - А десяток англичашек все же прихватили со спущенными портками. Там и положили бляжьих детей.
- Но вам же нельзя… из сана извергнут.
Священник построжел лицом:
- Не о том думаем, отцы-командиры. Я-то свои грехи уж как-нибудь отмолю, а вот что нам делать? - Слово "нам" было выделено особо.
- Есть какие-либо предложения?
- Есть, Ваше Высочество. - Отец Николай приподнял край рясы и вытащил из-за голенища сложенную карту, положил на стол и ткнул почти в середину толстым пальцем. - Вечером, считайте уже ночью, подписание капитуляции. И ежели ударить по Екатерининскому дворцу вот отсюда…
- Чепуха, - ответил Александр. - Армия в темноте не воюет.
- Мы не армия.
- А кто, тати ночные?
- Разве нет?
Сравнение пришлось командиру явно не по вкусу. Он в раздражении стукнул кулаком по ни в чем не повинной карте и выругался вполголоса. И замолчал, когда в голову пришла простая мысль - отступать некуда. То, что англичане до сих пор не озаботились уничтожением потрепанного батальона, объяснялось лишь царящей среди них эйфорией от быстрой победы. Да еще тем, что окрестные дома заселены преимущественно законопослушными немцами, пока не получившими приказ доносить новым властям о каждом увиденном русском солдате. И если сейчас предпринять меры к отходу… уничтожат, зажав в узких улочках, даже крякнуть никто не успеет.
- Откуда знаешь о подписании капитуляции?
- Ихнего лейтенанта живьем взяли. Изволите посмотреть лично?
Посмотреть? А почему бы и нет, всегда полезно глянуть на противника перед смертью. Лучше всего - перед его смертью. И обычное любопытство - что это за зверь такой, первый в карьере пленник?
- А покажи.
Отец Николай подошел к неплотно прикрытой двери и крикнул:
- Сашка, тащи супостата под пресветлые очи!
В коридоре послышались шум, громкий шлепок оплеухи, и появившийся на пороге молодой плечистый штрафник бодро отрапортовал:
- Рядовой Засядько по вашему приказанию прибыл! - Не дожидаясь дальнейших указаний, швырнул удерживаемого за воротник мундира пленного под ноги командирам. - Инструмент тоже принести?
- Что принести? - не сообразил прапорщик.
- Александр Дмитриевич намекает на опыт запорожских казаков в развязывании чужих языков, Ваше Высочество, - пояснил батюшка. - Оно, конечно, грех… но ежели во благо Отечества, то вполне простительный. Совсем малый, даже епитимии не подлежит.
- Но… но как это соотносится с понятиями чести?
- Никак. - Священник пробарабанил пальцами на рукояти палаша залихватский марш. - Подлые захватчики чести иметь не могут, потому их допрос бесчестным занятием не является, приравниваясь к обычной трудовой повинности. А труд угоден Господу, ибо завещано нам добывать хлеб свой в поте лица своего. Истина и правда - суть хлеб души.
- Интересная трактовка, - покачал головой Тучков. - Вы где богословию обучались, отец Николай?
- На Нерчинском заводе, а что?
- Да так, к слову пришлось… А этот англичанин живой?
- Живее не бывает, - заверил Засядько и похлопал сомлевшего красномундирника по щеке: - Просыпайся, милок, третий ангел вострубил. Ага, очухался… Так я за инструментом, Ваше Высочество?
- Да, конечно… - Александр Павлович сбросил с себя некоторое оцепенение. - И потом поможете тут.
- Способный вьюнош. - Батюшка благословил выходящего штрафника. - И из хорошей семьи, между прочим.
- Мы тут все из хороших семей, - хмыкнул Тучков. - А как же он в заговор ввязался?
- Да никак. Попал по случайности - был арестован патрулем, когда покидал спальню Дарьи Христофоровны фон Ливен через окно. Сопротивлялся, конечно, причинив побои восьми нижним чинам и двум офицерам. Ну и как результат…
Приготовления оказались излишни - едва только на столе прямо поверх карты были разложены приспособления, позаимствованные у живущего неподалеку цирюльника, как англичанин забился в истерике и заговорил, опережая словами мысли. Тучкову, записывающему показания, пришлось несколько раз грубым образом обрывать изливающийся поток, чтобы перо успевало за откровениями. Хотя многого лейтенант и не знал по причине невеликого чина, но услышанного оказалось достаточно.
Эскадра прибыла сюда прямо от Копенгагена, где имела серьезный бой с флотом и береговыми укреплениями датской столицы. Упорные даны не желали сдаваться, несмотря на значительные потери, и лишь угроза сэра Горацио утопить плавучие батареи, куда свозили раненых с кораблей, вынудила их пойти на переговоры. И неизвестно, чем они могли закончиться, если бы не случившийся на флагмане взрыв, унесший жизни адмирала Хайд Паркера и половины команды, включая почти всех офицеров. Оставшийся без опеки сверхосторожного и рассудительного командующего Нельсон поблагодарил судьбу за столь великолепный и своевременный подарок. А поблагодарив, оставил в покое упрямых датчан и бросился на вожделенную и более привлекательную, по его мнению, цель.
- А ракеты? - ласково заглядывая пленнику в лицо, спросил Засядько.
- Я не знаю! Их привезли буквально вчера торговой шхуной, и откуда они взялись… Я простой морской пехотинец, сэр!
- Но дворянин? - зачем-то поинтересовался Александр Павлович.
- Да, сэр, Ваше Высочество, сэр!
- Не понял… ты высочество?
- Нет, сэр, это вы… Но моя семья достаточно обеспечена, чтобы заплатить выкуп.
- Не сомневаюсь, вы все и за все заплатите. - Александр забрал у отца Николая палаш и, коротко хекнув, почти без замаха рубанул англичанина чуть ниже уха. - Но кому-то нужно быть первым, не так ли?
Резко отвернулся от заваливающегося на спину тела и бросил клинок на расстеленную карту, обильно окрасив ее красными брызгами:
- Мы звери, господа! Если нам нет места среди людей - мы будем зверьми. Собирайте унтер-офицеров на совет, Александр Андреевич.
- Тихо, ты, придурок, весь Ревель разбудишь, - фельдфебель Величко показал увесистый, хорошо различимый даже в темноте кулак одному из унтеров. - Чего суетишься?
- Солдат у меня пропал, Афанасий Фомич. Вот только что, часа три назад, был, а сейчас нету.
- Заблудился, поди.
- Дык я его не посылал никуда. Все на глазах вертелся… вот оказия какая.
- Послужишь с мое, тогда и удивляться перестанешь. Солдаты созданы Господом в наказание начальству за грехи прошлые, настоящие и будущие. Вредные механизмы, к ружью прилагающиеся, Егорий Кондратьич. Дай им пушечное ядро, и его… того… поломают. А уж потеряться! Кто хоть таков?
- Из бывших, Муравьев.
- Который из них? Апостол, что ли?
- Ну.
- Да и хрен бы с ним, Егорушка, нашел о ком жалеть.
- Так для отчетности, Афанасий Фомич.
- Ну разве что.
Батальон, вернее его остатки, потихоньку выдвигался к своей цели кривыми переулками, стараясь пробраться как можно тише и незаметнее. Поначалу предприятие казалось безнадежным жестом отчаяния, но когда стали присоединяться поодиночке и целыми отделениями моряки сгоревшей эскадры, настроение понемногу приподнялось. Шесть с половиной сотен штыков - уже сила. Что смогут сделать какие-то англичашки, которых недавно побили даже индусы?
- Александр Андреевич, передайте приказ всем заткнуть пасти. Пожалуйста! - попросил великий князь. - Не к добру эти ажитации и игривости, не на свадьбу идем.
Штрафники дисциплинированно замолчали, хотя многие недоумевали - чего опасаться-то? Европа, как известно, ночную войну не одобряет и признает недостаточно рыцарственной, противник нападения не ждет. Разведчики говорят - даже часовых не выставили, только фонари зажгли вокруг. Ага, и в каждом окне свет.
- Отец Николай! - позвал Александр.
- Да, Ваше Высочество?
- Как и договаривались, берете полусотню фельдфебеля Величко, роту моряков и занимаете Кадриоргов парк. На вас тылы, и чтоб ни одна сволочь не ускользнула! А вы, господин начальник штаба, - перешел на официальный тон, - вы располагаетесь на близлежащих улицах и перехватываете возможное подкрепление к неприятелю. Я же… ну, тут уж как получится.
- Что получится?
- Не знаю, но глупо оно все как-то…
- Да ладно, - ободрил священник. - Вот, помнится, при осаде Оренбурга… хм… да… в том смысле - и хуже бывало.
- Вы еще здесь, отче? - Александр Павлович предпочел не заметить многозначительную оговорку. - Начинаем только после того, как приедет английский адмирал. Всем по местам!
Тишина, только изредка хлюпнет жидкая грязь под солдатским сапогом. Ну где же этот однорукий черт Нельсон? Неужели в последний момент передумал и решил принимать капитуляцию на своем корабле? Нет, невозможно, слишком сэр Горацио чувствителен к таким тонкостям - ключей на подушечке мало, нужна бумага! Красивая и солидная бумага для представления в Лондон. Да и не упустит возможности ощутить себя хозяином и повелителем взятого на шпагу города, тщеславен адмирал, ой как тщеславен. Приедет, никуда не денется, тем более губернатор уже тут и мнется у кареты, ожидая победителя. Повесить его потом, что ли? Кого? А обоих и повесить.
Что это вдалеке? Подковы по мостовой. Он? Он! Решил верхом? Нет, катит точно такая же карета, как и стоящая у подъезда. Старая власть заботится о новой, или то обыкновенный угодливый прогиб перед сильным? По спине пробежала нервная дрожь, ушла вниз, заставив с опаской насторожиться, и опустилась в колени, сделав их непослушными и мягкими. Держаться! Держаться, не показывая людям слабости! Днем получилось, а и некогда было вслушиваться во внутренние ощущения - руби, коли, беги… А сейчас, когда появился шанс…
Шанс. Он вообще странное существо. Или не существо? Кто определяет судьбу - мойры, парки, норны? Гарпии? Нынче, пожалуй, так. И вот интересно - если у судьбы есть возможность сыграть против русского человека, она, сучка такая, обязательно ее использует. Изменим? Сегодня, здесь, сейчас?
- Вперед, братцы! Ура!
Лучше бы молча, но с криком не так страшно самому… Нестройный залп ударил по ни в чем не повинным лошадям, сбил обернувшегося на крик форейтора, осыпал стекла из светящихся окошек, но не тронул карету - такую добычу, как Нельсон, стоило взять живьем. Только почему он без охраны? Отстала, или понадеялся на благоразумие местных жителей, подкрепленное собственной храбростью? Раздумья потом - из широких дверей дворца уже выбегают солдаты в красных мундирах. Выбегают, чтобы тут же попасть под новый залп.
Огонь на бегу неточен, и англичане успели укрыться за каменной балюстрадой, оставив на ступенях не более полудюжины тел. Пусть! Их пули уже не смогут остановить отчаянный штыковой удар. Посмотрим, как запоют, когда острая сталь порвет набитые овсянкой кишки!
Не обращая внимания на опасность, Александр бросился к карете, стремясь успеть первым. "Александр Первый, - пришел на ум каламбур. - Хоть здесь им стану". Рванул дверку на себя…
- Не ждал, тиран? - Худой блондин в смешных очочках нацелил пистолет в лицо. - Вижу - не ждал.
- Муравьев? - Прапорщик стиснул бесполезную шпагу.
- Муравьев-Апостол, Ваше бывшее Императорское Высочество! - Человек в очках отвесил шутовской поклон, не отводя оружия. - Или ты думал, что я буду вечно пребывать в позорном и хамском штрафном звании?
- Продал, Иуда?
- Ave, Caesar, morituri te salutant!
- В петле сдохнешь!
- Вместе с тобой, отродье тиранов! - Ствол пистолета уперся в один из многочисленных бочонков, набитых в карету. - Прощай!
Взрыв, разметавший все на расстоянии сорока шагов, послужил сигналом к неожиданному обстрелу сразу со всех сторон - на крышах и в окнах близлежащих домов то и дело вспыхивали длинные языки пламени, а грохот от них слился в устрашающий грозный вой. Хорошо видимые на освещенной площади штрафники являли собой прекрасные мишени, чем не преминули воспользоваться заранее изготовившиеся англичане. Первыми погибли схватившиеся с охраной дворца врукопашную - невидимые стрелки не щадили ни своих, ни чужих. Потом то здесь, то там пули сшибали с ног одетые в серые и черные бушлаты фигуры - порой в уже упавшего стреляли только из-за того, что его тело чуть шевельнулось от других попаданий.
Растерянные, потерявшие командование солдаты и матросы ринулись ко дворцу, надеясь сбить редких защитников и укрыться за толстыми каменными стенами. Но злобная фортуна отвернулась и на этот раз, явив вместо вида вздернутой аппетитной попки зияющие пушечные жерла. И пошла гулять картечь, истошным визгом рикошетов заглушая шепот последней надежды. Она и умерла последней, как обычно.
ГЛАВА 9
- Ваше Императорское Величество! В связи с полной своей неспособностью исполнять служебные обязанности прошу об отставке. И даже настаиваю на ней.
Я с удивлением смотрю на Бенкендорфа - что это в голову ударило полковнику? Вчера был весел и восторжен, особенно при рассказах о чудесах, вытворяемых в его гвардейской дивизии с новой кулибинской винтовкой. Иван Петрович таки умудрился довести их производство, вернее переделку из дульнозарядных штуцеров, до трех десятков в неделю. А к концу лета грозился сделать совершенно новые, истребовав под начало Сестрорецкий завод.
- Александр Христофорович, голубчик, ты где в начале мая умудрился белены найти, чтобы ей объесться? Али пил всю ночь? А ну дыхни… Отчего глаза красные?
- Государь! - Голос Бенкендорфа задрожал и натянулся подобно струне. - Плохие новости из Ревеля. Доставлены ночью, но я не решился разбудить… вот… - Оглядывается на приоткрытую дверь кабинета. - Разрешите позвать?
Ну, и что за сюрпризы он мне приготовил?
- Изволь.
Подглядывали в щелку, паразиты. По взмаху руки полковника вошли двое, и, странное ощущение, их обоих я где-то видел. Особенно вот этого батюшку с забинтованной головой и в порванной во многих местах рясе. Второй, совсем молодой человек, поддерживает едва стоящего на ногах священника. И тоже весь изодран, будто в зарослях колючего терновника устроил потасовку со стаей диких кошек. Но умыты, причесаны, новые сапоги сверкают синими искрами… Оно и правильно - одновременно выказывают уважительное отношение к августейшей особе и намекают на перенесенные трудности и бедственное положение.
- Разрешите представить, государь? - Бенкендорф на всякий случай встал между мной и вошедшими. - Начальник штаба штрафного батальона рядовой Тучков и батальонный иерей отец Николай.
Ага, понятно, отчего поп кажется знакомым - сам беседовал в Петропавловской крепости с кандидатом в комиссары. И не подвел ведь, а? Вот что значит правильная пугачевская закваска!
- Я слушаю вас, господа.
З-з-зараза… что за привычка появилась - давить в руке бокалы? На сей раз без порезов, но на будущее все равно нужно будет пользоваться серебряными чарками. Да и вообще… спокойнее надо. Два часа прошло после рассказа о судьбе штрафного батальона, а еще колотит.
- Машке пока не говорите. Она еще не пришла в себя от известия о смерти Александры.
- Марии Федоровне? - полуутвердительно переспрашивает сидящий напротив Тучков. Произведенный в капитаны, он нервно подергивает плечом, отвыкшим от тяжести эполета. Нормальные погоны ввести, что ли?
- Угу, ей. Проклятые австрийцы, не уберегли… - Да, в Вене еще вспомнят тот день, когда умерла моя старшая дочь, выданная замуж за суку эрцгерцога. Вспомнят… и вздрогнут. А я не забуду. - Тебя, полковник, это тоже касается.
Бенкендорф молчит, угрюмо уставившись в одну точку. Наконец с трудом поднимает взгляд:
- Ваше Императорское Величество, я никак не думал, что ларец решат открыть…
- Брось, Александр Христофорович, мы вообще ни о чем и ничем не думали, посылая тот подарок королю Георгу. Сиюминутное решение - возжелалось вот свинью подложить, и все тут! А Сашку жалко, да… Тело, как понимаю, так и не нашли?
- Да где там, государь, - откликается располагающийся по левую руку батюшка. - Там пудов двадцать пороху было. Может, меньше чуток, но…
- Легкая смерть. - Я машинально перекрестился, чего давно не случалось. - Выпьем за помин души. За всех павших.
Отец Николай освобождает глубокую фарфоровую вазу с оранжерейной клубникой, вываливая ягоды прямо на стол.
- Братину, государь? По древнему обычаю?
- Давай.
Встаю. Водка с тихим плеском льется из графина - нынче ее день. Оставим коньяки для размышлений, а игристые вина - праздникам. Сегодня пусть одна горечь хоть немного перебьет другую. Немного.
- Подожди, отче. - Протягиваю пустой стакан. - Это им.
Ставлю на край стола уже на две трети полный. Сверху - кусок ржаного хлеба. Батюшка благословляет братину:
- Прими, государь!
Хороший поп, правильный. В том ночном бою лично командовал штрафниками и моряками, ударившими с тыла по дворцу, где засели английские артиллеристы. В схватке, как говорят, зарубил шестерых, а также успел сделать один залп из захваченных пушек по стрелкам, облегчив положение атакующему засаду Тучкову. Облегчить… из обоих отрядов из Ревеля вырвалось двадцать шесть человек. Могло быть меньше, но три оставшихся в живых унтера из постоянного состава вызвались прикрывать отступление.
- Земля им пухом! - У водки странный привкус, наверное, примешивается кровь из прокушенной губы. - Погибшим - прощение, живым - слава!
Передаю импровизированную братину по кругу.
- Вечная память! - Это отец Николай.
- Вечная память! - эхом повторяет капитан, он же - новый командир штрафного батальона.
- Мы никому этого не забудем! - Бенкендорф молодец, даже сейчас думает наперед.
- Так будет! - Глоток из вернувшейся обратно чаши. - Я очень злопамятный.
Унылая торжественность момента нарушилась часовым, влетевшим в кабинет спиной вперед. Потеряв ружье, он прокатился по скользкому паркету от дверей до камина, безуспешно стараясь остановиться. Докатился, сшиб принесенную корзину с дровами, сел, потрясенно озираясь, да так и остался там сидеть, приняв лихой вид под августейшим взором. Появившийся следом военный министр имел противоположный, какой-то встревоженный вид:
- Ваше Императорское Величество, доставленные сведения требуют немедленного…
- Знаю, Алексей Андреевич, все знаю. Держи.