- И все же ты не прав, Арчи, - король явно был в хорошем настроении и склонен поговорить. - Кто такой сэр Хорейс? Неизвестный никому тэн якобы из Норфолка. Да, у него мощный отряд, способный разбить в бою все наше ополчение. Ну и что? Ни один эрл не пойдет за ним, а без поддержки Совета Мудрых он - никто. Править Англией с помощью двух сотен и полсотни людей невозможно. Следовательно, он мне не соперник. Лучше твои соглядатаи пусть за сторонниками Эдгара Этелинга смотрят. Они у меня больше опасений вызывают. Да и мои родственники что-то не спешат свою сестру и своего короля проведать. Что о них слышно?
- Ваше Величество, - заметив гримасу на лице Гарольда, Арчибальд поправился, - милорд, они видимо считают, что ни ваша победа, ни ваше поражение ничего не меняют в их положении. Сейчас они распустили фирд и зимуют в своих землях. Соглядатаи не могут узнать, собираются ли они весной прибыть в Лондон. Да и никаких признаков того, что сии эрлы вашу полную власть признают, тоже не замечено, милорд.
- Что же, если эрл не идет к королю, то король может прийти к эрлу, - произнеся эту фразу, Годвинсон подошел к столу и взял стоящий на нем кубок. Отпив, он вытер усы и внимательно посмотрел на лежащий перед советником развернутый свиток.
- Это то, о чем я думаю? - спросил король.
- Да, милорд, первые записи переписной книги. Лондон и Саутуорк, первые сведения. - И как все проходит?
- Все хорошо милорд. Только назвали сию книгу уже 'Книгой Страшного суда', за присягу о том, что переписываемый будет говорить только правду, как на Страшном Суде. И слухи в деревнях и шайрах ближних уже расходятся о ней, мой господин.
- Не страшно сие, мой добрый советник, не страшно. Пусть говорят, что хотят, лишь бы от переписи не уклонялись. А помощь, которую Стиганд обещал нам, сии слухи преодолеет. Да поведай, а где он сейчас, он ведь опаздывает на встречу с нами? - Мне донесли, милорд, что он последнее время с одним блаженным, что на паперти Вестминстерского аббатства появился, беседует часто.
- Что за блаженный? Отколь возник?
- Отколь появился - неведомо. Похож на сильно израненного воина из войска норманнского, да и говорит сходно с французами. Очень его слова архиепископу понравились, поелику призывает он церковь нашу из влияния папского убрать и главой английской церкви сего архиепископа сделать.
- Сие мне понятно. Что же, если Стиганд сумеет нашу церковь английской подлинно сделать, я его поддержу. - оба, король, и советник понимающе улыбнулись. - Но ты мне так и не сказал, что за вести корабль из Руана привез. Надо же, штормов не убоялись и сумели Серое Море зимой одолеть.
- В Нормандии беспорядки, милорд, о сем они поведали. Даже в Руане неспокойно, сторонники Роберта и Ги Понтейского оружно временами бьются на улицах. А вот бретонцам повезло, я мыслю. Слуги герцога Конана составили заговор против своего господина, собираясь отравить его прямо среди лагеря воинского. Заговор разоблачили, виновных повесили, а заодно и Руаллон с Кадуаллоном повешены были. Ходят слухи, что Бастард сей комплот организовал, еще когда собирался на нас войной, а некоторые говорят - Матильда на сие отважилась, видя неминучую беду Нормандии от действий герцога. Взбешенный герцог поклялся, как утверждают, отмстить и внимания ни на зиму, ни на потери не обращая, замок Боврон приказал штурмом взять. Теперь его войска разоряют земли Авранша и Контантена, а замок взят в осаду. Но это еще не все, милорд, говорят, что от имени короля французского в сию смуту свои силы и Балдуин Фландрский бросить собирается. Слухи о сем разные ходят, милорд. Кто-то речет, что за Матильду и ее сына он вступится, а некие считают, что хочет он разделить герцогство сие между своими вассалами и вассалами короля французского…
'Нейстрия (фр. Neustrie, лат. Neustria, англ. Neustry) - королевство, конституционная монархия с 1815 г. Входит в состав Франкской Конфедерации. Член Католической Лиги.[…]
История.
Первоначально так называлась юго-западная часть франкского королевства Меровингов со столицей в Лютеции (ныне - Париж). Охватывала области между реками Шельдой и Луарой. Как отдельное королевство, Н. образовалась в 567 г., после нескольких разделов земель между сыновьями Хлотаря. В 719 году полностью потеряла самостоятельность и вошла в состав франкской монархии. После распада Каролингской империи стала частью королевства Франции (см….) […]По своему географическому положению приморская часть Нейстрии более других частей Франции подвергалась опустошительным нападениям норманнов. В конце IX века во главе вторгавшихся в северную Францию норманнов встал Роллон или Рольф (Hrolf), сын Рогнвальда. После нескольких вторжений Роллон прочно утвердился в северной Нейстрии, которая получила имя 'Нормандия'. […].
Восстановлено королевство в 1184 г., после знаменитой битвы у Орлеана. […]'
Talbooth 'Encyclopedia Maxima mundi', vol. XV, London, 1898 г.
'Священная Римская империя (с 1212 г. - Священная Римская империя германской нации) (англ. Sacred Roman Empire, лат. Sacrum Imperium Romanum Nationis Teutonicae, нем. Heiliges Römisches Reich Deutscher Nation) - государственное образование, существующее с 962 года и объединяющее территории Центральной Европы. В период наивысшего расцвета в состав империи входили Германия, являвшаяся её ядром, северная и средняя Италия, Швейцария, Бургундское королевство, Нидерланды, Бельгия, Чехия, Силезия, Эльзас и Лотарингия. С 1134 года формально состоит из трёх королевств: Германии, Италии и Бургундии. С 1135 года в состав империи вошло королевство Чехия, официальный статус которого в составе империи был окончательно урегулирован в 1212 году.
Империя была основана в 962 году германским королём Оттоном I Великим и рассматривалась как прямое продолжение античной Римской империи и франкской империи Карла Великого. Процессы становления единого государства в империи за всю историю её существования так и не были завершены, и она остается децентрализованным образованием со сложной феодальной иерархической структурой, объединяющей несколько сотен территориально-государственных образований. Во главе империи стоит император. Императорский титул не наследственный, а присваивается по итогам избрания коллегией курфюрстов. Власть императора никогда не была абсолютной и ограничивалась высшей аристократией Германии, а с конца XV века - рейхстагом, представлявшим интересы основных сословий империи.
В ранний период своего существования империя имела характер феодально-теократического государства, а императоры претендовали на высшую власть в западном христианском мире. Усиление папского престола и многовековая борьба за обладание Италией при одновременном росте могущества территориальных князей в Германии значительно ослабили центральную власть в империи. В период позднего Средневековья возобладали тенденции дезинтеграции, угрожающие превратить Священную Римскую империю в конгломерат полунезависимых образований. Однако осуществлённая в конце XV - начале XVI века 'имперская реформа' позволила укрепить единство страны и сформировать новый баланс власти между императором и сословиями, позволившей империи относительно успешно конкурировать с национальными государствами Западной Европы. Кризис Реформации и Тридцатилетней войны был преодолён ценой дальнейшего ограничения власти императора и превращением общесословного рейхстага в главный элемент имперской конструкции. Империя нового времени обеспечивает сосуществование нескольких конфессий в рамках единого государства и сохранение самостоятельности её субъектов, а также защиту традиционных прав и привилегий сословий, однако она потеряла способность к экспансии, усилению центральной власти и ведению наступательных войн. Развитие крупных немецких княжеств по пути внутренней консолидации и становления собственной государственности входит в противоречие с застывшей имперской структурой, что в XVIII веке едва не привело к параличу центральных институтов и развалу всей имперской системы. […]'
Talbooth 'Encyclopedia Maxima mundi', vol. XVII, London, 1898 г.
Глава X
И застыла на мгновенье ночь на ранах дня
Не лепо ли ны бяшеть, братие, начяти старыми словесы
трудных повестий о полку Игореве…
Лето шесть тысяч пятьсот семьдесят первое сотворения мира начиналось при столь неблагоприятных знамениях, что не один летописец занес их в свои рукописи: 'Знаменья бо в небеси, или звездах, ли солнца, ли птицам, не на благо бывает, но знаменья сице на зло бывает, ли проявленье рати, ли гладу, ли смерть проявляют'. И правы они были, так как княжьи усобицы на Руси не прекращались. Не успели Ярославичи в прошлом году порадоваться смерти смутьяна Ростислава, отравленного греками в Тмутаракани, как вслед ему выступил против Ярославичей Всеслав Брячиславич - князь полоцкий. Он решил укрепить свое княжество землями Псковскими и Новогородскими. В прошлое лето шесть тысяч пятьсот семидесятое напал он на Псков, но не смог взять его. На этот же год внезапно подступил к Новгороду 'в силе тяжкой'. Полоцкое войско ворвалась в город, захватив его на короткие три дня. Всеслав даже на стол хотел сесть, но новгородцы отказались принять его князем. Понимая, что против воли Господина Великого Новгорода князю в городе и в землях его не удержаться, ушел Всеслав. Но перед уходом полоцкая рать пошла по дворам, грабя и захватывая жителей в плен, уводя их для заселения своей земли и на продажу, грабя дома и храмы. Всеслав не пощадил и храма святой Софии Новгородской - приказал снять с нее колокола и увезти к себе в Полоцк, а из самого храма люди Всеслава вынесли все самое ценное, даже паникадила.
И снова поскакали по Руси гонцы, передавая вести князей друг другу. Что делать, куда направить войска? На юге неспокойно живет Тмутаракань, тревожат границы русской земли своими набегами половцы. На севере Всеслав, совершив дерзкий поход, мрачно сидит в своем Полоцке, ждет, что будут делать Ярославичи. Нет власти княжеской в Ростове и Суздале, Владимире-Волынском и Смоленске. Пусты их престолы и неизвестно, кто станет там править. А ведь как просто и удобно продумано было 'лествичное право' по которому вся Русь считалась вотчиной Ярославова рода и менялись князья по старшинству на столах княжеств. Старший же в роду князь сидел на киевском столе и звался Великим. Но взыграла гордость у князей, и стал каждый из них говорить: 'Это мое, и это мое тоже'. Нарушился завещанный Ярославом порядок, сильные князья обижали слабых, каждый хотел получить край побогаче и оставить его своим сыновьям. Сидящий же в Киеве Изяслав, старший в роду Ярославичей, никак не мог или не желал обуздать княжью вольницу. К тому же не слишком уверенно сидел он на столе своем, недолюбливали его киевляне за любовь к латынянам, за множество советников из земель ляшских вокруг него. Еще за несколько лет до этого монахи Печерского монастыря выражали великому князю свое недовольство. Запершись в уединенной келье, Антоний вещал братии, что великие напасти ждут Русь, если она преклонит колена перед еретиками.
Старший брат Изяслав уступал среднему Святославу в силе воли, и Святослав никогда не щадил старшего ни словом, ни делом, командуя Великим Князем Киевским при любой возможности и по любому поводу. Третий брат, Всеволод, князь Переяславский, самый из всех троих умный, начитанный, знающий, оглядывался на старших, стараясь быть с обоими в дружбе, но не более того. К тому же, будучи женат на дочери византийского императора, он был тесно связан с греческими иерарахами в русской церкви и с подозрением относился к пристрастиям старшего брата. Семена раздора, посеянные в христианской кафолической церкви ссорой из-за 'filioque' в году шесть тысяч пятьсот пятьдесят девятом, всего дюжину лет назад при Римском Папе Льве IX и Патриархе Константинопольском Михаиле Келурарии, успели прорасти к этому времени пышным цветом.
В Тмутаракани к весне наконец воцарился мир, Глеб вернул себе престол, но тревога на Руси не утихла. В Переяславском княжестве готовились к войне с Всеславом. Прославленный как ведун, князь внушал сильные опасения своим противникам, поэтому Ярославичи решили напасть на него все вместе и только после тщательной подготовки.
В то лето сыну Всеволода, Владимиру Мономаху исполнилось тринадцать лет. Старший сын князя Всеволода родился в шесть тысяч пятьсот пятьдесят девятом году, еще при жизни Великого князя Ярослава. Именами своими новорожденный мог гордиться. Во-первых, назвали его по деду Владимиром. По старому русскому обычаю имя это давали вождям. По крещении же получил он греческое имя Василий. Тоже непростое, славное имя, в переводе с греческого - властелин земли, а если перевести на русский - опять же Владимир. Третье имя - прозвище дали по деду с материнской стороны. Отец матери был базилевс византийский Константин по прозванию Мономах, и внук стал Мономахом.
Говорил в те дни отец Владимиру, чтобы никогда не полагался он на воевод и разных служилых людей, а чтобы во всем надеялся только да себя: 'Сам не проверишь, сыне, сторожи, крепости, оружие, - никто за тебя это не сделает. Передоверишься людям - не оберешься беды. Князь должен быть хозяином во всем. Когда сам станешь править, то поймешь, что ныне власть нельзя сохранить только честью. Избави тебя господь, сыне мой, но думаю, что и тебе придется испить горькую чашу душевных мучений, когда станешь выбирать свой путь в борьбе с врагами. Власть любит людей, которые способны идти без оглядки. Увы, но власть любит также людей скрытных и льстивых, коварных и смелых. Зри - простодушие, искренность и власть никогда не идут вместе. Переменчива жизнь. Вчера мы были победителями, завтра побили нас. Так будет в жизни всегда. Она поворачивается как колесо - то счастливой, то несчастливой стороной, и все катится и катится вперед. И если плохо тебе придется в жизни - не унывай, знай, что повернется снова колесо жизни и засияет для тебя солнце. Потому и не скучно людям жить, все время они между радостью и страхом, между отчаянием и надеждой'. Всеволод ласково смотрел в глаза сына, усмехался. 'Ну а пока выкинь это из головы, молод ты еще для этих мыслей. Зане обязательно запомни: пока смерд у тебя имеет избу, пока он сыт и при коне, орает землю, до тех пор будут у тебя люди в полку, будет хлеб в твоих княжеских амбарах и мед в твоих медушах. Но коли обнищает и разорится смерд - тогда и княжескому хозяйству грозят неисчислимые беды'. Владимир запоминал, стараясь приложить слова отца к жизненным ситуациям, копил в памяти поучения, как другие копят куны, понимая, что не зря отец так разговорчив с ним. Возможно, тогда и зародилась у него мысль о письменном поучении своим будущим сынам.
Едва подсохла земля и стали доступны дороги из Переяславля на север, князь Всеволод вызвал сына и приказал ему собираться в дорогу: 'Поедешь в Ростов и будешь держать там ростово-суздальский стол'. Всеволод рассказал сыну, что с Всеславом полоцким начинается настоящая война - князь не идет на мировую, гонит гонцов прочь, хочет отложиться от Киева, не признает Ярославичей за старших князей. Поэтому его, Владимира, обязанность: строго соблюдать порядок в ростово-суздальской земле, управлять ею, а главное - готовить войска для борьбы против Полоцка.
Вместе с Владимиром князь Всеволод посылал своих опытных дружинников, часть младшей дружины и Владимирова друга, боярина Илью Дубенца. Сборы продолжались несколько дней. И вот, в первом часу дня, едва солнце поднялось над окоемом, отряд конников с обозом вытянулся по узким улицам Переяславля, двигаясь к северным воротам. Впереди ехали старшие дружинники, за ними гарцевали сам Владимир Всеволодович и ехавший рядом с ним Илья, далее шли телеги с княжеским и боярским добром, посудой, одеждой, оружием, замыкала же строй младшая дружина. Отъезжая, Владимир оглянулся на закрытые ставнями окна княжеского дворца. Одно из них открылось, в темном его проеме появилась, белея, чья-то фигура. Владимир не видел лица, но догадывался, что это мать поднялась на верх терема и теперь провожает сына в его первый княжеский поход. Ему захотелось снять шапку и помахать ей на прощанье, но он покосился на окружающих его всадников и лишь отпустил узду, ускоряя ход коня. Скоро Переяславль едва виднелся на горизонте темной полосой, а немного позднее исчезла и она.
Отряд неторопливо рысил по дороге, а вокруг поля сменялись перелесками и дубравами, деревнями и селами, веселым перезвоном монастырских колоколов и шелестом дубовых листьев. Двигались быстро, дорога шла по коренным переяславльским землям. Владимир внимательно рассматривал окружающее, примечая, как изменилось все вокруг. За три года после опустошения княжества половцами его последствия были совсем незаметны, жизнь взяла свое. Но тринадцатилетний Владимир помнил сожженные деревни и валяющиеся на земле трупы, помнил вытоптанные поля и разоренные церкви. Вспоминая прошлое, покачиваясь в седле и прислушиваясь время от времени к разговорам ближних дружинников, он напряженно думал, как избежать такого в будущем.
Примерно через неделю пути все переменилось. Дорога вошла в лес, который быстро становился все гуще и сумрачней, оставляя все меньше было света вокруг. Наконец лес надвинулся со всех сторон сплошной чернотой, закрыл своими ветками землю, и небо, и воздух, накрыл всадников прелым сладким запахом, постелил им под ноги мягкие зеленые мхи.
Ночевали путники в селах, которые в этих чащобах избежали разорения во время набега Искала и были побогаче оставшихся за спиной. Население их щедро угощало князя и его спутников, лишь мяса по-летнему времени не было. На возмущенье воинов князь, ничуть не переменившись в лице, мудро отвечал:
- Мы не половцы, и они не враги наши. Ограбим их, кто будет платить положенную дань - и бараном, и курицей, и яйцом, и медом, и воском?
Дивились уму не по летам мало видевшие до того княжича воины, но те, кто давно служил в дружине Всеволода, напоминали им, что княжич с отцом наравне с самого набега половцев воинскими и государевыми делами занимался.
Дорога меж тем понемногу становилась все уже и уже, а леса вокруг превращались в непроходимые чащи. Все реже и реже встречались деревни, а население менялось. Вместо привычных разговорчивых переяславцев отряд князя встречали молчаливо-спокойные, крепкие, рослые светловолосые мужики с неторопливой, с несколько окающей и чокающей речью - вятичи. Приветливо, но недоверчиво смотрели они на неожиданных гостей.
- Они здесь до сих пор, прости меня Боже, язычники все, кого не возьми, - рассказывал старый, весь в шрамах, поседевший в боях и походах боярин Порей - Остерегись, княже, народ этот упорный и гордый. Не зря Владимир Красно Солнышко на них походом ходил, снова под руку русскую возвращая. Князь их тогдашний, Ходота, много хлопот войску русскому доставил. А еще в гордыне своей считают себя лучшими среди народов, не зря их вятичами прозвали.
- Ага. А еще они над собой любят пошутить, - невежливо перебил боярина Илья. - Сами рассказывать любят присказку про плот, что по речке плывет. Окликают его с берега сторожи: 'Эй, что за люди на плоту плывут?', а те в ответ: 'То не люди, то - вяцкие!' - и дождавшись смеха окружающих, а так же злого взгляда Порея и недовольного - Владимира, делает испуганное лицо и повторяет с вятским выговором. - Ачоа?
Не удержавшись, прыскает молодой князь, даже боярин Порей, отбросив обиду, смеется.
- Илья, тебе не сыном не боярским, а скоморошьим бы родиться, - отсмеявшись, мстит боярин, но и тут Дубенец не теряется.