Снега, снега - Андрей Бондаренко 17 стр.


– А, сюда… – поскучнела Ванда. – Обыкновенная и ни чем непримечательная история. Наш графский замок был очень древним. То есть, его построили ещё в незапамятные времена, а потом регулярно ремонтировали и перестраивали. По замку, как и полагается, в ночное время бродили, тоскливо завывая и гремя ржавыми цепями, фамильные призраки. Имелось и старинное заброшенное подземелье, о котором рассказывали всякие леденящие кровь истории и страшные легенды. Поэтому в подземелье никто и не спускался. Мол, себе дороже… А моя закадычная подружка всё подбивала, мол: – "Давай, сходим, а? Посмотрим, что там, да как? Бояться старых и ветхих легенд? Глупо это. Глупо и несовременно. Надо всё увидеть собственными глазами. Руками пощупать… Вдруг, отыщем богатый клад с золотыми слитками и драгоценными каменьями?". Такая, вот, девица – смелая, сумасбродная и отчаянная. Рыжеволосая, естественно… Откуда она взялась? Стыдно признаться, но Мари была простолюдинкой, дочерью моей горничной. Тем не менее, закадычной подружкой…

– Бывает, – согласился Лёха.

– Не перебивай, пожалуйста… Итак, отбросив трусливые сомнения и прихватив по нескольку факелов, мы с Мари спустились в подземелье. Долго там блуждали, наверное, часа два с половиной, но ничего интересного и ценного не нашли. Только несколько пожелтевших человеческих скелетов, да гигантский чёрный двуручный меч – тяжеленный, от земли не оторвать… А потом мы заблудились. На перекрёстке решили разойтись – на время – в разные стороны. Мол, каждая пройдёт по своему коридору двеститриста шагов, а потом, развернувшись, вернётся обратно. Мол, на перекрёстке повстречаемся, посовещаемся и решим, что делать дальше. Мари пошла по правому ходу, я свернула в левый… Иду, иду, гляжу – дверь. Дёрнула за изогнутую бронзовую ручку – не заперто. Любопытство одолело. Вошла внутрь. Тёмный коридор. Светлое пятнышко. Красножёлтые круги. Фиолетовосиреневые спирали. Лимоннозелёные молнии… Очнулась я на аккуратноподстриженной лужайке. Рядом находился старыйстарый замок – слегка похожий на наш, фамильный. Но, только лишь, похожий. Вскоре и Ангелы появились. Доставили в "Чистилище"…

– Рассказчица ты у меня – каких ещё поискать! Не хочешь, а заслушаешься.

– Льстец белобрысый, – польщено улыбнулась Ванда. – У тебя, кстати, получается гораздо лучше – истории рассказывать. По крайней мере, гораздо длиннее и цветастее… Ой, а лемминги уже прошли – примерно метров на тридцать – за наш камушек. Будем спускаться?

– Будем. Но сперва – для пущей бодрости духа и поднятия настроения – немного поцелуемся.

– Немного?

– Ну, минут пятьшесть. Меньше, извини, нельзя. Мы же, какникак, молодожёны…

Гдето рядом раздались громкие и частые хлопки, сопровождавшиеся тревожным клёкотом.

Неохотно оторвавшись от нежных женских губ, он посмотрел наверх. Прямо над их головами пролетала большая птичья стая.

– Полярные ушастые совы, – пробормотал Лёха. – Штук, то бишь, голов, семьдесятвосемьдесят. Странно…

– Странно, что совы ушастые? – уточнила Ванда. – Или же, что их так много?

– Странно, что они летят с юга на север. Лемминги, ведь, прошли с востока на запад?

– Точно.

– Почему же совы не последовали за своей основной кормовой базой? То есть, за вкусной, здоровой и полезной пищей? Опять же, на севере, как известно, находится океан. Что, интересно, совы там забыли?

– Я не знаю.

– А ты попробуй выдвинуть версию, – попросил Лёха.

– Что – выдвинуть?

– Ну, дельное предположение, объясняющее данный природный казус… В смысле, данную странность.

– А, предположение… Я думаю, что животные и птицы чувствуют, что к Земле приближается огромный астероид. Только не могут точно определить, где конкретно он упадёт. Рыжие мыши считают, что на западе, поэтому и кочуют на восток. А полярные ушастые совы с ними не согласны, поэтому и летят на север… Короче говоря, вся наша планета – целенаправленно и последовательно – впадает в пошлую и бестолковую панику. Солнышко появляется в неурочное время, речная рыба дохнет, животные и птицы летятбегут – куда глаза глядят.

– Молодец. Очень правдоподобная и стройная версия. Спускаемся с валуна и следуем по намеченному маршруту.

– Спускайся первым, – вспомнив про свою аристократическую родословную, велела Ванда.

– Почему я? Для чего?

– Конечно, для того, чтобы подать молодой и прекрасной даме руку. Как и полагается – в среде благородных странствующих идальго.

– Вас понял, прекрасная сеньорита.

– Сеньора.

– О, простите, запамятовал. Одну минуту… Позвольте вашу ручку, прекраснейшая и симпатичнейшая сеньора! Я всегда к вашим услугам. Почту за честь…

Чёрный ящик, утыканный целой кучей разномастных антенн, обнаружился достаточно быстро – в узком горном тупичке, над которым угрожающе нависали чёрные островерхие скалы.

– Третья точка, – сверившись с картой, сообщил Лёха. – Меняем аккумулятор и возвращаемся на метеостанцию.

– Той же дорогой?

– Зачем? Сейчас я поменяю подсевший аккумулятор на новый, потом достану компас и определюсь с нужным азимутом. Пойдём по прямой. Как известно, гипотенуза всегда короче, чем сумма двух катетов.

– Тебе виднее, милый. Как скажешь… Только давай побыстрее.

– Почему? Что за спешка?

– Сама не понимаю, – призналась Ванда. – Предчувствия разные одолевают. Ну, как рыжих леммингов и ушастых сов. Будто бы смертельная опасность бродит гдето рядом. У меня же бабушка – потомственная польская дворянка – была чутьчуть ведьмой. Наверное, и мне чтото передалось от неё… Поторопись, Алекс. Надо уходить отсюда. Необходимо. А на компас потом посмотришь, уже на ходу.

– Я быстро, – заверил Лёха. – Минутадругая. Ещё чуток… Вот, всё готово. Шагаем…

Они отошли от третьей точки метров на сто пятьдесят.

– Гудит, – насторожилась Ванда.

– Гудит. Причём, такое впечатление, что со всех сторон сразу. Противно так, с явной угрозой… Так, больше не гудит. Тишина.

– Ой, склон качнулся. Самую малость…

– Лечь! – опускаясь на камни, велел Лёха.

– Легла. Что делать дальше?

– Ничего. Обними меня покрепче. Вот, отлично. Лежим, ждём…

Земля мелкомелко задрожала, словно бы всерьёз испугавшись чегото. Раздался оглушительный раскат грома – долгий, трескучий и глумливый… Гром затих. Земля продолжала подрагивать – беспорядочно и жалко, без какоголибо определённого ритма. Изредка – через дрожание – ощущались резкие толчки. Сзади послышался громкий шорох, постепенно переросший в ровный и сытый гул.

– Ой, страшното как, мамочка, – прошептала ему в ухо Ванда. – Мы сейчас умрём?

– Не умрём, – успокоил Лёха. – Мне сегодняшней ночью сон приснился. Яркий, цветной и запоминающийся. Как ты учишь – вещий. О том, что мы с тобой проживём долго и счастливо, нарожав целую кучу детишек. Трёх мальчиков и двух девочек.

– Правда?

– Истинная. Клянусь… А почему ты назвала меня – "мамочкой"?

– Ой, извини, – хихикнула Ванда. – У мамочек, действительно, не бывает таких колючих щёк. И таких твёрдых штуковин.

– О чём это ты, любимая?

– О той штуковине, которая так настойчиво трётся о мои ноги, грозя разорвать сперва твой комбинезон, а потом и мой…

Наконец, всё закончилось. Земля больше не тряслась и не вздрагивала. Вокруг установилась напряжённая, слегка звенящая тишина.

Они поднялись на ноги. Лёха обернулся и известил:

– Ничего толком не знаю про ведьм и колдуний. Но, очень похоже, что бабушка передала тебе, сероглазка, дар предвиденья. Вовремя мы отошли от третьей точки, которой больше нет. Её завалило крупными камнями, сорвавшимися со скал… Спасибо за своевременное предупреждение.

– Не за что. Всегда рада… А почему надо было – непременно – ложиться на землю?

– Это, как раз, просто. Представь ситуацию. Человек идёт кудато по важным делам. Раздаётся тихий гул, земля чуть заметно качается. А беззаботный путник, не обращая на такие мелочи никакого внимания, шагает себе дальше. Мол, очень смелый, гордый и отважный. Неожиданно земля вздрагивает – словно бы от сильного толчка. Человек, потеряв равновесие, падает. А при падении – на твёрдые и острые камни – можно сильно ушибиться. Вплоть до переломов и вывихов…

– Ты у меня очень умный, – одобрительно улыбнулась Ванда. – И предусмотрительный.

– Мне чужих лавров не надо, – засмущался Лёха. – Я просто опытный солдат. Разные виды повидавший. Не более того…

– Тебе уже приходилось…ммм, сталкиваться с сильными землетрясениями?

– Приходилось. Несколько лет тому назад. В одной южной и очень беспокойной стране.

– Расскажешь?

– Конечно. Но только потом. В более спокойной обстановке… Всё, привал закончен. Возвращаемся на метеостанцию.

Перепрыгивая через трещины и трещинки, попадавшиеся на пути, они, пройдя порядка четырёх километров, вышли к руслу уже знакомого ручья. Только к абсолютно сухому руслу – без единой капли жидкости.

– Куда подевалась вся вода? – удивилась Ванда. – А дохлая рыба? Чудеса в решете…

– Наверное, при сегодняшнем землетрясении в земной коре образовались широкие и глубокие проломыпровалы. Вот, речная водица, не встречая преград, туда и устремилась. Вместе с рыбой, – предположил Лёха. – Нет у меня других разумных объяснений… Посмотрика, сероглазка, на восток. Нравится?

– Очень необычно и красиво! Но, Алекс, как такое может быть? День постепенно двигается к вечеру, а на востоке теплится нежноалая утренняя зорька. Что это значит?

– Не знаю, – почестному признался Лёха. – Похоже, что наша прекрасная планета – постепенно – превращается в полноценный сумасшедший дом. Ладно, разберёмся. Не впервой…

Метеостанция от недавнего землетрясения практически не пострадала. Только недалеко от входной двери – возле стены – валялся погнутый светлосерый диск.

– Антенна с крыши свалилась, – пояснил Лёха. – Думаю, что это не смертельно. По крайней мере, там таких ещё много осталось – десятка два с половиной. Будем надеяться, что нам хватит.

Они вошли внутрь и, сбросив светлосерые комбинезоны, облачились в прежнюю одежду.

– Платье, конечно, очень красивое, – печально вздохнула Ванда. – Кружева, фестоны. Но слегка – при этом – неудобное. В частности, избыточно длинное…Я тут нашла дельные ножницы. Любимый, помоги мне, пожалуйста.

– Без вопросов. Что я должен сделать?

– Укоротить подол моего платья.

– С нашим удовольствием! – оживился Лёха. – До каких пор? Предлагаю, отрезать здесь…

– Алекс, даже и не мечтай. Это же неприлично… Ни за что!

– Ладно, отступим вниз на пару сантиметров.

– На тридцать! И ни сантиметром меньше.

– На десять.

– На двадцать пять…

После жаркого трёхминутного спора, компромисс (он же – консенсус), был найден. Подол платья был отрезан на четыре пальца выше колена.

– Блеск! – довольно усмехнулся Лёха. – Можно фотографировать, а фотографии помещать на обложки глянцевых журналов.

– Ничего не знаю про эти глянцевые журналы, – кокетливо вертясь перед зеркалом, сообщила Ванда. – Никогда с ними не встречалась. Да и не видела ни разу. Но я – сама себе – нравлюсь…

– И мне тоже. Очень. Ты – ослепительная красавица.

– Спасибо. А чем мы сейчас займёмся?

– Ты – приготовлением позднего обеда. То бишь, раннего ужина. Я же займусь техникой. Сперва наведаюсь – с дежурным рабочим визитом – в дизельную. А потом выйду на связь с отцом Джоном. Доложу о достигнутых успехах и о сегодняшних природных катаклизмах. Проконсультируюсь. Узнаю свежие новости. Поделюсь ощущениями и мыслями. Затребую новые подробные инструкции.

– Хорошо. Тогда я пошла в продовольственную кладовую.

"Дурдом какойто", – подумал Лёха. – "К планете приближается гигантский астероид. Грядёт глобальная катастрофа. Но меня это совершенно не волнует. А, что – волнуетинтересует? Только женские стройные ноги. Больше – ничего…".

Дизель "впахивал" исправно, ни на что не жалуясь. Связаться же с епископом не удалось – голубой экран монитора мигал задумчиво и равнодушно, упрямо не желая преобразовываться в "картинку".

"Наверное, отец Джон отлучился по делам", – решил Лёха и, набрав на клавиатуре пульта управления код запасного аэродрома, нажал на кнопку "Вызов".

После двухсекундной паузы на экране возникла усатая задумчивая физиономия.

"То бишь, наглая, сытая и самодовольная морда, – любезно подсказал язвительный внутренний голос. – А в заплывших глазах, определённо, наблюдается устойчивый хмельной блеск…"

– Что надо? – недовольно дёрнув густыми пшеничными усами, поинтересовалась морда.

– Новости узнать, – почестному ответил Лёха. – Поболтать чуток. Типа – для подъёма настроения.

– А, нуну. Поболтаем… Кто таков?

– Алекс Петров. Ваш северный сосед. Оператор метеостанции.

– Понял, не дурак. Чего надо?

– Новости узнать.

– Новости…, – запечалилась морда. – Виски вчера закончилось. Перешли на водку и коньяк. Пожалуй, всё…

– Что в Мире происходит? Что у нас с астероидом?

– Бог его знает. У нас все телевизионные каналы обрублены. Мать их телевизионную.

– А обычная связь? – напомнил Лёха. – Рации там, телефоны?

– Телефоны, говоришь? Так его и растак, – усач разродился длинной и заковыристой матерной тирадой. – Всё зациклено на Центр. Суки рваные. Скрывают информацию.

– И, что Центр?

– Что и всегда. Мол: – "Отставить панику! Останетесь без квартальной премии. Выполнять возложенные на вас должностные обязанности. Всех, на хрен, уволю. Отправлю в знойную Сахару – на сбор свежего верблюжьего помёта… Молиться, молиться и ещё раз – молиться. В свободное от службы время, понятное дело…". Пшёл он в широкую конскую задницу, этот сраный Центр…

– Это точно. Но лучше – в медвежью. Так эффективней.

– А ты, брат, ничего, – после короткой паузы известила морда. – Сразу чувствуется, что имел отношение к серьёзным армейским структурам.

– Шесть с половиной лет отдал.

– Вторая марсианская экспедиция?

– Нет. На пару пальцев южнее.

– Бывает.

– Это точно.

– А у тебя есть карточка расширенного доступа?

– Имеется, – подтвердил Лёха. – Но ещё не задействовал.

– А ты воспользуйся, – подмигнув, посоветовала морда. – Меня, кстати, зовут – Тим Джонс.

– Непременно, Тим.

– Если узнаешь чего дельного, то сообщи.

– Без вопросов.

– Буду ждать. Роджер.

Лёха включил телевизор. Работало всего два канала. По одному смешанный женскомужской хор слаженно, с фанатичным придыханием, распевал третий псалом Давида. По второму бородатый дядька в епископской митре увлечённо рассказывал о Небесном Счастье.

– Зачем, миряне, бояться Судного Дня? – пафосно вопрошал дяденька. – Вам есть чего стыдиться? Вы не обо всём рассказывали на исповеди? Ничего страшного. Господь – на Страшном Суде – отнесётся к этому с пониманием… Кайтесь, грешники. Кайтесь! И творите молитвы. Славьте Господа нашего. Славьте! И молитесь о прощении – за грехи совершённые и за помыслы греховные. Молитесь, чада неразумные и наивные. Молитесь и радуйтесь…

– Тьфу на вас – ещё раз, – резюмировал Лёха. – Всё одно и то же. Молитесь, славьте, кайтесь… Придумали бы чего новенького. Прав был узкоглазый Хан. На небесах огромных – тихонько дремлют Боги… Они, понятное дело, дремлют. А астероид, ёшкин кот, летит. Лемминги и полярные совы потихоньку сходят с ума. Ушастые – полярные совы. Мать их полярную…

Он достал из кармана толстую пластиковую карточку, подаренную щедрой Ланой, и вставил её в прорезь, обнаруженную в правой грани телевизионного корпуса.

Экран загорелся приятным светлолиловым цветом. Через пару секунд на нём появился некий списокперечень.

– Здешнее телевизионное "церковное" меню, надо понимать, – пробормотал Лёха. – Шестьдесят шесть каналов. Богато, ничего не скажешь. Ребята ни в чём себе не оказывают. Пощёлкаем, понятное дело. Ясный космический астероид.

По большинству каналов разномастные оркестры и оркестрики наигрывали бодрую классическую музыку.

– И это – правильно, – понимающе усмехнулся Лёха. – Власти всегда, когда не знают что делать, вспоминают про всякие симфонии, кантаты и рапсодии. Мол, пусть дремучий народ приобщается к высокому и прекрасному искусству. Какая ещё паника? Отставить! Сиди себе перед телеком и – под крепкий чаёк с фигурными пряниками – наслаждайся классической музыкой. Так вас всех и растак…

По трём каналам транслировали спортивные соревнования – баскетбол, кёрлинг и настольный теннис. А по шестьдесят шестому каналу передавали обучающую программу для молодожёнов.

Глубокий голос – на фоне двух молодых обнажённых тел – целомудренно и равнодушно вещал:

– Следующая позиция называется – "пианист". Она очень эффективна – для зачатия ребёнка. Женщина встаёт на колени и опирается локтями о горизонтальную поверхность. В данном случае – о матрац… Мужчина подходит сзади, но в половой акт пока не вступает. Он начинает – осторожно и нежно – поглаживать спину женщины. Вот, его пальцы бережно пробегают по женским рёбрам. Партнёрша – от полноты чувств – прогибается в пояснице…

– Что это такое? – выставляя на стол разнообразную съедобную всячину, заинтересовалась Ванда. – Нука, нука. Однако… Милый, давай, ты займёшься приготовлением обеда? А? Мне надо – немного подучиться. Просто необходимо… Ну, пожалуйста.

– Дурдом заполярный, – ворчливо подытожил Лёха. – Ладно. Обучайся. Потом экзамены буду принимать. Строго и непредвзято…

– Договорились.

Ознакомившись с продуктовым ассортиментом, он решил приготовить классическую солянку.

– Польскую сборную солянку, – известил Лёха. – Накрошу – от широкой русской души – сосисок, сарделек, ветчины, копчёностей и колбасы. Добавлю оливок и солёных огурчиков. Заправлю густой томатной пастой… Наварю, пожалуй, побольше, чтобы на дватри дня хватило. Дабы на готовку не уходило много времени… Как тебе, сероглазка?

– Нормально, – не отрываясь от телевизионного экрана, согласилась Ванда. – Делай. Польскую, так польскую. Не возражаю. И не отвлекай меня, пожалуйста.

– Следующая позиция называется – "опытный пианист", – сообщил глубокий равнодушный голос. – Советую быть очень внимательными. Здесь важны мельчайшие детали и нюансы…

– Мельчайшие детали, понимаешь, – нарезая сосиски на тоненькие кружки, ворчал Лёха. – Тут астероид падает, а они пианистов обучают. Дурдом законченный. Бред горячечный. Блин горелый…

Во время обеда Ванда была молчаливой и задумчивой.

– Посмотрим телевизор? – по завершению трапезы предложил Лёха.

– Нет. У нас есть более важные дела, – возразила жена.

– Какие?

– Пошли в спальню. Будем играть в "трепетный рояль и опытного пианиста".

– А, как же… Мол, надо подождать несколько суток.

– Так же, – загадочно усмехнулась Ванда. – Нет у нас времени. Астероид приближается. А очень хочется – попробовать всякого и разного…

Глава семнадцатая

Свершилось

Утро выдалось погожим и спокойным. Настроение было – лучше не бывает.

– Не надо – так – на меня смотреть, – отводя глаза в сторону, попросила Ванда.

– Как – так?

– Не знаю. Но я очень смущаюсь…

Назад Дальше