Минут через десятьдвенадцать опытный и никогда неунывающий внутренний голос подытожил: "Могло быть и хуже. Здание пока падать не собирается. Но и ночевать в нём нельзя. То бишь, слишком опасно. Если ночью, не дай Бог, подземные толчки возобновятся, то можно не успеть выскочить наружу. Ничего, в профильной кладовке лежат различные палатки и спальные мешки. И на свежем воздухе устроимся с должным комфортом. Чай, не баре изнеженные. Благо тепло, выше плюс пятнадцати градусов. Да и общая тенденция потепления климата, что называется, на лицо… Дикие звери? Врубим ультразвуковой излучатель, он рассчитан на месяц безостановочной работы… Главная потеря? Дизель сдох. Похоже, что электронная начинка накрылась медным тазом. Бывает. Жалко. Остались без электричества. Хорошо ещё, что основные системы, включая видеосвязь и телевизор, работают на аккумуляторах… Только, вот, морозильные камеры теперь разморозятся, целая куча продовольствия испортится. Ладно, первое время будем питаться консервами. А потом можно будет заняться охотой на зебр и жирафов. Патроны – рано или поздно – закончатся? Ерунда. В оружейной кладовой имеется несколько конкретных арбалетов и приличный запас стрел… Не функционирует погружной насос, качавший питьевую воду из скважины? Найдём родник с чистой водичкой. Не найдём? Будем кипятить воду, набранную из ближайшего ручья… Прорвёмся. Не впервой…".
В правом нижнем углу монитора видеосвязи горели две светложёлтые чёрточки.
– Два непринятых вызова, – понятливо хмыкнул Лёха. – Ладно, с этим мы чуток повременим. Для начала включим телевизор. Вдруг, там передают подробные новости? Или, к примеру, транслируют экстренное обращение Папы Римского к жителям планеты?
Но все телевизионные каналы не работали – ни два основных, ни шестьдесят шесть дополнительных. Лишь тёмный экран монитора, да тихое – на все лады – потрескивание.
"Плохо дело, братец", – оповестил внутренний голос. – "Значит, всё очень серьёзно. То бишь, мы имеем дело с глобальной техногенной катастрофой. Похоже, что все ретрансляторы и спутники вышли из строя. Не было печали у гусара…".
Он попытался связаться с епископом Джоном. Но и Центр упорно молчал.
– И это абсолютно нормально, – пробормотал Лёха. – Надо же тщательно разобраться со сложившейся ситуацией. Подбить некие промежуточные итоги. Провести судьбоносные расширенные совещания. Ну, и так далее… А через сутки другие они непременно выйдут на связь с подведомственными объектами. Обо всём подробно расскажут. Дадут развёрнутые и дельные инструкции. По крайней мере, очень хочется надеяться на это…
Он ввёл в аппарат код запасного аэродрома.
– Здорово, Алекс, – радостно улыбнулась усатая пьяненькая морда, возникшая на экране монитора.
– Привет, Тим, – откликнулся Лёха. – Смотрю, вызывал?
– Ага, хотел чуток поболтать… Что новенького?
– Астероид шмякнулся. Телевизор не работает. Центр молчит, как речная дохлая рыба. Потеплело. С неба капает горячий редкий дождик, перемешанный с серым пеплом. В ручье плавает восьмиметровый крокодил. Горячие родники бьют изпод земли. Между родниками ползает здоровенная анаконда. В небе летают чёрные задумчивые грифы. Африканские пятнистые гиены жадно поедают труп белого медведя. Рядом с метеостанцией – конкретными табунами – бродят зебры и жирафы…
– Настоящие жирафы? – восхитился усач. – А к ним – в довесок – зебры, гиены, грифы и крокодилы с анакондами? Ты, приятель, не шутишь?
– Зебр – сотни три. Жирафов – штук сорок. Гиен – с десяток. Грифов – двое. Анаконда и крокодил – по одному экземпляру. Пока, я имею в виду. Возможно, что и другая живность скоро объявится.
– Солидно. У нас такой экзотики нет… А такто да – теплеет прямо на глазах. Пепел падает. Дождик капает. Телек не работает. Связь – всякая и разная – напрочь отсутствует… Ещё утром плотно общались с тремя десятками кораблей, проходивших рядом с Дальними островами. Теперь – как отрезало. Наверное, все потонули. Без цунами, надо думать, не обошлось… Кстати, по поводу зверушек. Только сейчас пришло в голову. Тут старик Говард – с час назад – заходил ко мне в рубку и трепал языком, что, мол, вблизи аэродрома бродит парочка зелёных ящеров – каждый размером с приличный дом. То бишь, динозавров, про которых рассказывали в средней школе. Я решил, что беднягу Говарда – после недельного запоя – ожидаемо посетила белая горячка… Думаешь, он не врал про динозавров?
– А ты оторви пухлую задницу от стула, выйди на улицу и проверь, – посоветовал Лёха. – У нас, кстати, дизель накрылся.
– У вас? – уточнил Тим. – Ах, да. Мне же говорили, что на полярные метеостанции отправляют только семейные пары… Значит, брат, ты там с женой? Молодая? Красивая?
– И красивая, и молодая. У нас, как раз, медовый месяц.
– Ничего себе. Поздравляю! Завидую… А на нашем аэродроме собран чистомужской коллектив. Пятнадцать сексуальноозабоченных рыл. Многие из ребят женщин по полгода не видели. А старик Говард – и все полтора… Говоришь, у вас дизель сломался? Без дизеля полноценной жизни нет. Хочешь, я поговорю с Накатой?
– Это кто такой?
– Наката – комендант нашего аэродрома. Оперативно подлетим и перетащим вас к себе. Разместим – с комфортом – в отдельных апартаментах… Так как, потолковать?
– Спасибо, но пока не надо, – отказался Лёха. – Буду ждать сеанса связи с Центром. Прикажут, тогда другое дело.
– Ну, как знаешь, – обиделся усатый. – Зря ты, брат, кочевряжишься. Напрасно. У нас ещё алкоголя много осталось. Месяца на три хватит… Впрочем, тебе же не до пьянки?
– Это точно.
– Завидую я тебе, братишка… Представляешь, если на нашей планете всё смело к чёртовой матери, и остался только наш аэродром и твоя метеостанция? Усекаешь, что это означает?
– Что? – насторожился Лёха, которому разговор нравился всё меньше и меньше.
– Только то, счастливчик, что ты являешься обладателем единственной тёлки на планете… Гыгыгы!
– Ладно. Поболтали, и будет… Роджер!
Выключив видеосвязь, Лёха отправился в рейд по кладовым. В один объёмный рюкзак он поместил чехол с палаткой, спальные мешки, лёгкую одежду и несколько пар обуви, визуально напоминавшей спортивные кроссовки. Во второй от души навалил всяких продуктов – консервы, галеты, печенье, вакуумные упаковки с колбасноветчинными изделиями, пакеты с различными соками, бутылки с минеральной водой. Подумав, уложил поверх продовольствия кружки, миски, ложки и вилки.
– Ещё прихвачу с собой с пяток запасных обойм для карабина, – решил Лёха. – А на грудь повешу ремешок с мощным биноклем. На первый раз, пожалуй, достаточно…
Он, нагружённый по самое не могу, держа в ладонях ручки кастрюли со вчерашней польской солянкой, вышел из здания метеостанции и непонимающе огляделся по сторонам. Жены нигде не было. А к стене метеостанции был прислонён карабин.
– Ванда, – чувствуя, как тревожно сжалось сердце, вполголоса позвал Лёха.
Тишина.
– Ванда!!! – истошно заорал он. – Почему???
Глава восемнадцатая
Лёха. Ретроспектива 07. Первая Ванда
Это случилосьпроизошло много лет тому назад, во время Лёхиного второго года службы в Конторе.
На алжирсколивийской границе располагался стационарный лагерь специального военизированного корпуса ООН. Корпус был, вовсе, и не миротворческим а, наоборот, насквозь секретным и тайным. Как выяснилось, и такие бывают. Чего только не бывает в нашем непростом и изменчивом Мире…
– Большая политика – дело тонкое и скользкое. А – местами – и откровенногрязное, – приняв на грудь стаканчикдругой, назидательно поучал молодых коллегсослуживцев старший лейтенант Горнов, армейское прозвище – "Горыныч". – Что на региональнодеревенском уровне, что в мировом масштабе. Так что, господа Белов, Леонов, Никоненко и Петров, прошу проявлять максимум осторожности и дипломатичности.
– Это как? – любопытствовал Лёха.
– Тощей жопой – об дверной косяк! То бишь, увидел в здешней тоскливой пустыне насквозь незнакомую арабскую морду – сразу же пристрелил. И только потом начинаешь выяснять, что данный подозрительный незнакомец забыл в тутошних песчаных барханах… То есть, тщательно обыскиваешь покойника и все найденные в его карманах бумажкидокументы рачительно складываешь в полевой планшет. Мёртвое же тело, понятное дело, старательно закапываешь в тёплый песочек, поверх делаешь приметный продолговатый холмик и возвращаешься – с развёрнутым докладом – на опорную Базу. Вопросы имеются, молодёжь?
– А, если никаких документов не обнаружится?
– Не проблема. Чалму притащишь, это лучше любого паспорта. По арабской чалме знающий человек всё расскажетповедает об её хозяине. Мол, какого родаплемени, где и когда кочевал, даже – сколько имеет жён и симпатичных наложниц… Итак, если документов не нашлось, то стандартным армейским ножом отрезаешь у подозрительного мертвеца голову (вместе с чалмой, ясен пень), помещаешь её в специальный полиэтиленовый пакет и – совместно с развёрнутым докладом – доставляешь на Базу… Что побледнелито так, орлы бесстрашные? Или же – салабоны зелёные? Шутка такая, армейская насквозь… Гыгыгы!
Итак, их было пятеро – Горыныч, Тёмный, Леон, Никон и Петька. Пять российских офицеров, откомандированных Родиной – по служебной необходимости – за границу. "Петькой" – в соответствии с приметной фамилией – называли Лёху. Армейское прозвище – дело святое. Особенно, первое прозвище…
Секретный воинский корпус условно делился на две приблизительно равные части – на европейскую и африканскую. В европейскую – кроме россиян – входили австрийцы, поляки и англичане. В африканскую – нигерийцы, марокканцы и алжирские берберы. И, както так получилось, что русские сошлись именно с берберами. Не то, чтобы сошлись, но общались охотнее всего, видимо, почувствовав некое родство душ и схожесть природных менталитетов. Генерал Фрэнк Смит – мужчина опытный и понастоящему мудрый, возглавлявший "ооновцев" – подметив данную национальную взаимную симпатию, начал назначать в патруликараулы берберов совместно с россиянами.
Впрочем, Никон и Горыныч, входившие в вертолётную команду, в патруликараулы не ходили. Армейская элита, так сказать, не любящая месить тяжёлыми грубыми ботинками – без особого строгого приказа – вязкий и сыпучий песок.
Тёмному в напарники постоянно доставался АльКашар – пожилой алжирец с тёмнокоричневой непроницаемой физиономией, покрытой густой сетью глубоких морщин. АльКашар был местным жителем, родом из Чёрного ущелья, когдато обитаемого. Леон ходил в караулы с молодым бербером по имени АльСалони. Лёха же прочёсывал пустыню в компании с ливийским перебежчиком Зиданом.
Как правило, армейский пятнистый фургон (американский аналог российского "Урала"), на раннем рассвете останавливался возле крутой излучины узенького безымянного ручья, время от времени пересыхавшего.
Они неторопливо вылезали из машины, тщательно проверяли походную амуницию, оружие, правильность настройки раций и, взвалив на плечи тяжеленные рюкзаки, расходились – в разные стороны – по намеченным маршрутам. То есть, их патруликараулы весь день настойчиво и целенаправленно обходили пологие склоны Чёрного ущелья, высматривая следы пребывания подлых ливийских диверсантов.
Иногда следы обнаруживались, о чём тут же по рации сообщалось на Базу. Тогда в воздух поднимались шустрые "Ирокезы" и, изредка постреливая, начинали старательно кружить над пустыней…
А в обеденное время следующего дня, после ночёвки у походных костров, патрули встречались у приметной гранитной скалы и – уже совместно – возвращались к безымянному ручью, где их поджидал пятнистый автофургон.
Через полтора месяца Лёха загремел в госпиталь. Шедший первым Зидан не углядел элементарной гранатной растяжки. Его извиняло только одно обстоятельство – натянутая тонкая проволока была предусмотрительно покрыта жёлтосерыми разводами. Зидану оторвало ступни обеих ног и повзрослому разворотило живот. Он умер ещё до прибытия вертолёта. А Лёхе осколками качественно посекло левое плечо и он на три недели завис в полевом "ооновском" госпитале. Скука смертная. Зато имелись в наличии отличные кондиционеры и смазливые медсестрички. Рай натуральный, особенно после знойных песчаных барханов. Для тех, кто понимает, конечно…
Поразному сложилась эта командировка для российских офицеров. Поразному…
Однажды вертолёт, на котором летели Горыныч и Никон, совершил вынужденную посадку в пустыне. Причём, достаточно жёсткую посадку. Потом началась сезонная песчаная буря. Когда – через неделю – к месту вынужденной посадки подошли вездеходы, спасатели обнаружили только двух оставшихся в живых. Естественно, Горыныча и Никона. Остальные восемь бойцов – самых разных национальностей – умерли от жары, жажды и общей слабости характеров. А Горыныча и Никона, слегка подлатав, отправили – на окончательное излечение – в родимую Россию. Мол, воздух Родины является лучшим лекарством.
АльКашар научил Тёмного подражать вою пустынных волков "Lobo desierto". То есть, вою рыжих ливийских шакалов, как их было принято называть. Зачем? Говорят, что шакалий вой эффективно отпугивает злобных пустынных крыс и всех прочих гадких грызунов.
Самому же АльКашару не повезло. Месяца через два с половиной досталтаки его меткий ливийский диверсант – полчерепа снесло бедняге. Только серожёлтые мозги, перемешиваясь с аналогичным по цвету песком, разлетелись по пустыне…
Леон и АльСалони отличились понастоящему. То бишь самолично уничтожили вражеский шпионский отряд. Даже вертолётов огневой поддержки, наглецы самонадеянные, дожидаться не стали. Сами – на раз – положили ливийских субчиков.
А Лёха – за время пребывания в полевом госпитале – познакомился с молоденькой симпатичной врачихой, полькой по национальности. Светлые, слегка вьющиеся волосы, серые смешливые глаза, длинные стройные ноги. Её звали – "Ванда"…
Разгорелась любовь. Жаркаяжаркая. Со всеми атрибутами. Без всяких сомнений и ограничений. Голова шла кругом. Хотелось петь от неземного счастья. Хотелось…
А потом случилось страшное.
Очередное свидание было назначено на двадцать нольноль, за складским бараком. Там – на самой границе с пустыней – у влюблённых было оборудовано уютное тайное гнёздышко. Так, ничего особенного, несколько составленных в ряд прямоугольных фанерных ящиков изпод медикаментов, накрытых списанным матрацем.
Но неожиданно Фрэнку Смиту приспичило провести внеочередное совещание. Генерал долго и нудно распинался о напряжённой политической обстановке, о происках тёмных сил и о необходимости удвоить бдительность.
Короче говоря, Лёха опоздал на добрые пятьдесят минут. Когда же он подошёл к заветному месту, то Ванды там не было. А возле стены складского барака валялся её служебный браунинг…
Девушку искали две с половиной недели. Были задействованы и мощные вездеходы, и мобильные отряды на верблюдах, и вертолёты. Только эти поиски ни к чему не привели. Ни единого следаследочка обнаружено не было.
Что произошло? Кто похитил Ванду? Что с ней сделали? Лёха про это так ничего и не узнал. Ничего…
Вскоре заграничная командировка закончилась. Милая Родина приказала вернуться назад. Встретила, похвалила, наградила, выписала заслуженную премию.
Он долго переживал случившееся – весь трёхмесячный отпуск, положенный по регламенту. Пил горькую, путался со всякими курвами и лярвами. А потом подоспела новая командировка – тоже на юг, но несколько восточнее…
Нельзя сказать, что эти две Ванды были похожи друг на друга, как дождевые капли воды. Нет, конечно же. Разный рост, разные фигуры, разные лица. Но светлые волосы, серые глаза, длинные и стройные ноги… Практически – один в один…
Глава девятнадцатая
Скучать не приходится
Лёха, неловко выронив кастрюлю с солянкой на землю, сбросил с плеч лямки рюкзаков, схватил карабин и, не зная, что делать дальше, бестолково побежал вдоль стены метеостанции. Свернул за угол и, настороженно поводя стволом карабина из стороны в сторону, проследовал дальше.
Он бежал и потерянно бормотал под нос:
– По второму разу, мать его. По второму разу… Как же так? За что, Господи? Это же не честно! Почему? Помоги же! Будь человеком! Куда же она могла подеваться? Куда?
Обежав метеостанцию, Лёха нерешительно остановился.
"Двигай, братец, по второму кругу. Не жуй сопли", – посоветовал внутренний голос, никогда не терявший головы. – "Как это – зачем? Ты же всё по сторонам смотрел? То бишь, старательно вглядывался вдаль? Вот, видишь… А теперь, наоборот, внимательно гляди под ноги. Что высматривать? Следы незнакомых ног. Или, к примеру, лап. Или же широкую полосу, которая образуется на грунте – когда по нему волокут бесчувственное тело… Тьфутьфутьфу!".
Повторный обход тоже ничего не дал. То бишь, не принёс какихлибо результатов.
Лёха остановился возле входа в здание метеостанции и – от безысходного отчаяния – закричал:
– Ванда! Ванда! Ванда!
– Алекс, почему ты так вопишь? – спросил – откудато сверху – звонкий женский голосок. – Чтото случилось? Ты меня потерял? Я здесь, не волнуйся…
"Здесь – это, собственно, где? На Небесах? – неуверенно прошелестел внутренний голос. – Её забрали в Рай? Возвели в высокий Ангельский чин? Получается, что Бог – и на самом деле – существует?"
Он задрал голову и непроизвольно вздрогнул. С крыши здания свешивалась светловолосая голова. Серые женские глаза смотрели вниз удивлённо и слегка настороженно.
– Это ты? – обессилено опускаясь на каменную гальку, глупо спросил Лёха. – Ванда?
– Кто же ещё? Она самая, твоя обожаемая жена… Разве здесь – кроме нас двоих – ещё ктото есть?
– Нет, больше никого.
– Почему ты сидишь на камнях? – забеспокоилась Ванда. – Бледный какойто. Как простыня… Может, заболел? Тебе плохо?
– Мне сейчас очень хорошо. Лучше не бывает.
– А, как ты умудрился перевернуть кастрюлю с польской солянкой? Случайно споткнулся и выронил?
– Выронил, – блаженно улыбаясь, подтвердил Лёха. – Вышел из здания метеостанции наружу, а тебя нигде нет. Голова закружилась. Выронил кастрюлю и подумал – чёрт знает что…
– Что – подумал?
– Мол, тебя украли. То есть, похитили.
– Кто?
– Ну, не знаю… Дикие звери. Или, например, местные злые мутанты. Или какиенибудь переселенцы, "заброшенные" сюда из далёкого Прошлого… А, как ты, сероглазая графиня, оказалась на крыше?
– Залезла, – ёмко объяснила жена. – Эти квадратные плитки, которыми облицовано здание, они очень удобны – для лазания по стенам. Ставишь одну ногу на торец плитки, а рукой крепко хватаешься за узенький карниз, проходящий вдоль окна. Другую ногу переносишь чуть выше, а второй рукой цепляешься за оконную раму. Ну, и так далее… Ничего хитрого. Попробуй, любимый. У тебя обязательно получится.
– Для чего же ты залезла на крышу? – с трудом поднимаясь на ноги, уточнил Лёха. – Была какаято важная причина?